Древнегреческие банкиры трапедзиты
Древнегреческие банкиры трапедзиты
К счастью, нам доступны некоторые документальные источники по банковскому делу в Древней Греции. Первый и, возможно, наиважнейший из них называется Trapezitica[58]. Он написан Исократом в 393 г. до н. э.[59] и представляет собой судебную речь, в которой Исократ защищает интересы сына Сопея, приближенного босфорского царя Сатира I (407–387 гг. до н. э.). Тот обвиняет афинского банкира Пасиона в незаконном присвоении доверенной ему денежной поклажи. Пасион был вольноотпущенником других банкиров (Антисфена и Архестрата), чье доверие он завоевал и чей успех превзошел, за что и получил афинское гражданство. Судебная речь Исократа описывает попытку Пасиона, воспользовавшись трудностями вкладчика, присвоить вклады, доверенные его банку, для чего он без малейших колебаний обманывал, подделывал и крал договоры, давал взятки и т. д. Во всяком случае, эта речь настолько важна для нашей темы, что стоит потратить время на подробное рассмотрение некоторых ее отрывков.
Исократ начинает свои доводы с указания на то, как опасно предъявлять иск банкиру, потому что «сделки с банкирами заключаются без свидетелей; поэтому те, с кем они поступают несправедливо, неизбежно подвергаются опасности: у них много друзей, и денег в их руках много, да и их ремесло вселяет к ним доверие» [XVII, I][60]. Любопытно наблюдать, как банкиры всегда пользуются своим общественным влиянием и властью (которая огромна, учитывая число и положение лиц, получающих от них ссуды или состоящих у них в долгу за оказанные услуги), чтобы защитить свои привилегии и продолжить мошенническую деятельность[61].
Исократ объясняет, что его клиент, планировавший поездку, внес очень большую сумму денег в банк Пасиона. После ряда событий клиент пришел забрать деньги, но «под предлогом, что в настоящее время он не имеет денег, [банкир] заявил, что не может отдать и моих» [XVII, 9]. Однако вместо того, чтобы признать сложившуюся ситуацию, банкир публично отрицал существование всякого вклада или долга перед клиентом Исократа. Когда крайне удивленный поведением банкира клиент вновь потребовал от Пасиона уплаты, тот «охватив голову руками, с плачем стал говорить, будто его вынудило отсутствие средств отрицать получение от мен денег, но что немного времени спустя он постарается деньги отдать. Пасион просил меня оказать ему снисхождение и не разглашать постигшей его беды, чтобы не стало известно, что он, принимая на хранение деньги, явно не выполняет данного обязательства» [XVII, 18][62]. Таким образом, из речи Исократа ясно, что в банковском деле Древней Греции банкиры, получавшие деньги на хранение и сохранение, были обязаны охранять их, обеспечивая доступ для клиентов. По этой причине использование денег для собственных нужд считалось мошенничеством. Кроме того, весьма знаменательна попытка сохранить такое мошенничество в тайне, чтобы не подорвать доверие людей к банкирам, так что последние могли продолжать свою мошенническую деятельность. Из речи Исократа также следует, что для Пасиона этот эпизод — вовсе не отдельный случай мошенничества (попытка присвоить деньги клиента, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами), а трудности в возврате денег у него возникли оттого, что он не поддерживал 100 %-ный резерв, используя доверенные на хранение деньги для частных деловых операций, и у него не оставалось иного выхода, кроме как публично отрицать изначальное существование вклада.
Исократ продолжает речь словами клиента, который заявляет:
«Я, веря в его раскаяние, уступил ему и предложил изобрести способ, чтобы и самому благополучно выйти из положения, и мне получить свое. На третий день, встретившись, мы даем друг другу клятву молчать обо всем случившемся, но эту клятву он нарушил, как узнаете вы сами из дальнейшего изложения. Пасион согласился плыть со мною в Понт и там отдать деньги — это для того, чтобы осуществить соглашение как можно дальше от этого города, чтобы никто из здесь живущих не знал об обстоятельствах уплаты долга. После отъезда он может объяснить свое отсутствие как ему угодно»
[XVII, 18–19].
Однако Пасион отрицает это соглашение, организовывает исчезновение раба, присутствовавшего при его заключении, а также подделывает и крадет документы, которые необходимы для того, чтобы показать, что клиент дал ему деньги в долг, а не на хранение. Учитывая секретность, в которой банкиры ведут большую часть своих операций, и секретность большинства вкладов[63], свидетели не привлекались, и Исократ был вынужден представить косвенных свидетелей, которые знали, что вкладчик имел большие денежные суммы, и что он использовал банк Пасиона. Кроме того, свидетели знали, что в то время, когда делался вклад, вкладчик обменял на золото более тысячи статиров. Далее Исократ утверждает, что факт, который должен убедить судей в существовании вклада и в том, что Пасион пытался его присвоить, состоит в том, что Пасион всегда отказывался
«выдать для пытки раба, который знал о сделанном… вкладе. А для сделок в меняльных лавках разве есть более веское доказательство, чем этой? Ведь мы совершаем их без свидетелей»
[XVII, 53][64].
Мы не располагаем документальными свидетельствами о вердикте, вынесенном судом, но Пасион определенно был либо осужден, либо заключил с истцом мировое соглашение. Представляется, что в любом случае впоследствии он вел себя надлежащим образом и вновь заслужил доверие города. Дом Пасиона унаследовал его старый раб Формион, успешно продолживший дело.
Еще более интересные сведения о деятельности греческих банкиров дошли до нас из судебной речи Демосфена, произнесенной в защиту Формиона. Демосфен указывает, что к моменту смерти Пасион ссудил в рост 50 талантов, которые все еще не погашены, причем из этой суммы
«одиннадцать талантов были взяты из вкладов в банк»
[XXXVI, 5].
Неясно, были ли это срочные вклады или вклады до востребования, но Демосфен добавляет, что доходы банкира —
«вещь ненадежная» и «получаются от чужих денег»
[XXXVI, 11].
Демосфен заключает, что «среди людей, занимающихся крупной торговлей и денежными операциями, удивительной находкой считается человек, который окажется одновременно предприимчивым и честным» [XXXVI, 44], потому что
«доверие служит в денежных делах наилучшей опорой»
[XXXVI, 44].
Короче говоря, банковское дело основано на доверии вкладчиков, честности банкиров, на том факте, что банкиры должны всегда держать доступными для вкладчиков деньги, помещенные на вклады до востребования, а также на том факте, что деньги, одолженные банкирам для получения прибыли, должны использоваться с максимальной осмотрительностью и рассудительностью. Во всяком случае имеется множество указаний на то, что греческие банкиры не всегда следовали этим принципам и использовали деньги из вкладов до востребования в своих целях, как описано у Исократа в «„Банкирской“ речи» и как сообщает Демосфен о других банкирах (разорившихся в результате такой деятельности) в речи «В защиту Формиона. Встречный иск». Это верно в отношении Аристолоха, владевшего полем, которое «приобрел… будучи должен многим», а также в отношении Сосинома, Тимодема и других прогоревших, и «когда у них не хватило средств удовлетворить кредиторов, — все они отказались от своего имущества»[65].
Демосфен написал и другие речи, сообщающие важные сведения о банковском деле в Древней Греции. К примеру, в речи «Против Олимпиодора о нанесении ущерба» он выразительно сообщает:
«Наличные деньги, которые оставил Комон в трапедзе Гераклида, почти все были израсходованы на погребение, другие полагающиеся обряды и на сооружение памятника»
[XLVIII, 12][66].
Здесь покойный сделал вклад до востребования, который был изъят его наследниками сразу после его смерти, чтобы покрыть расходы на похороны. Еще больше информации о банковских обычаях предлагает речь «Против Тимофея о долге», где Демосфен подтверждает, что
«трапедзиты имеют обыкновение делать записи и о выдаче денег, и о назначении займа, и о вкладах в трапедзу, чтобы знать для подведения итогов о выданных и вложенных суммах»
[XLIX, 5][67].
Эта речь, произнесенная в 362 г. до н. э., является первым документальным подтверждением того, что банкиры заносили в свои книги клиентские вклады и изъятия денег[68]. Демосфен также объясняет, как работали текущие счета. С такого счета банки производили выплаты третьим сторонам, исполняя приказы клиента [XLIX, 65][69]. Как юридический свидетель в данном деле, Демосфен «вынес все записи и дал Фрасиериду возможность искать и выписывать все долги Тимофея» [XLIX, 43][70]. Наконец, Демосфен завершает свою речь выражением беспокойства о том, насколько обычным делом были банкротства банков и насколько велико негодование людей на разорившихся банкиров. Демосфен ошибочно приписывает банкротства людям, которые,
«пребывая в затруднительном положении, берут взаймы, считая, что им должны верить в силу их репутации, а разбогатев, не отдают долги и присваивают чужие деньги»
[XLIX, 68][71].
Комментарий Демосфена следует толковать в контексте юридической речи, в которой он представляет свои аргументы. Цель речи состоит именно в том, чтобы обвинить Тимофея в невозвращении банку денег. Не следует ожидать, что Демосфен упомянул о том, что большинство банкротств происходит из-за нарушения банкирами своих обязательств по обеспечению сохранности вкладов до востребования и того, что они используют эти деньги для себя, вкладывая их в частные сделки, вплоть до момента, когда публика теряет доверие к этим банкирам и при попытке изъять свои вклады с негодованием обнаруживает отсутствие денег.
Многие исследователи исходят из того, что древнегреческие банкиры, как правило, знали о том, что должны обеспечивать 100 %-ный коэффициент резервирования по вкладам до востребования. Это объясняет отсутствие свидетельств о выплате процентов по таким вкладам, а также доказанный факт того, что афинские банки обычно не считались источником кредита[72]. Клиенты делали вклады из соображений безопасности и ожидали, что банкиры обеспечат их хранение и сохранность, а также в ожидании дополнительных выгод от легко документируемых кассовых услуг и платежей третьим сторонам. Однако сознание того, что в этом и заключался основной принцип правомерного банковского дела, не помешало большой группе банкиров поддаться искушению присвоить вклады (с огромной выгодой [для себя]). Подобное мошенничество было относительно безопасно до тех пор, пока люди сохраняли доверие к банкирам, но в долгосрочной перспективе вело к банкротству. Кроме того, как будет показано на различных исторических примерах, сети банкиров-мошенников, в нарушение общего правового принципа осуществляющие операции на основе частичного резервирования, порождают не подкрепленную реальными сбережениями кредитную экспансию[73], провоцирующую искусственный, инфляционный экономический бум. Такой бум неизбежно завершается кризисом и спадом, в ходе которых множество банков неизбежно разоряется.
Раймон Богар упоминает периодические кризисы, поражавшие банковское дело Древней Греции, особенно финансово-экономические спады 377–376 гг. до н. э. и 371 г. до н. э., когда разорились (среди прочих) банки Тимодема, Сосинома и Аристолоха. Хотя этот спад был вызван нападением Спарты и победой фиванцев, они случились после очевидного процесса инфляционной экспансии, в развитии которой центральную роль играли банки-мошенники[74]. Источники также отражают жестокий банковский кризис, разразившийся в Эфесе после восстания против Митридата. Этот кризис побудил власти наделить банки первой исторически документированной привилегией, которая устанавливала десятилетнюю отсрочку возврата вкладов[75].
Во всяком случае, мошенническая деятельность банкиров была крайне «прибыльной», пока ее не обнаруживали, после чего банки лопались. Мы знаем, к примеру, что доход Пасиона достигал 100 мин, или 12/3 таланта. По оценке профессора Триго Портелы, в переводе на золото эта цифра означала бы 2 млн долл. в год. Цифра не кажется слишком высокой, но производит сильное впечатление с учетом того, что в то время большинство людей обходились прожиточным минимумом, ели один раз в день и питались исключительно злаками и овощами. К моменту смерти Пасиона его состояние достигало 60 талантов, что, считая ценность золота постоянной, составило бы 60 млн долл.[76]
Данный текст является ознакомительным фрагментом.