Большой тихий Уолт

Большой тихий Уолт

Уолт был внушительным студентом-медиком: ростом по крайней мере шесть футов четыре дюйма и весом 250 фунтов. Он не был общителен. Был тихим, усердным и, казалось, все из-за чего-то переживал. Уолт избегал сближения с большинством людей. Друзей у него было немного, и улыбался он редко.

Среди тех, кто чувствовал себя отстраненным от Уолта, была его девушка Джейни. Она испытывала глубокую любовь к Уолту, но и у нее наконец терпение кончилось, когда недавно Уолт не смог помочь ей решить одну эмоциональную дилемму, с которой она столкнулась. Тогда Джейни прямо заявила Уолту, что или он идет к психиатру, или их отношениям конец.

Я в принципе не люблю встречаться с людьми, которых кто-то присылает под угрозой наказания. У них редко бывает достаточная мотивация для приложения интенсивных усилий, необходимых для совершения кардинальных изменений в жизни. Уолт, однако, стал исключением. Он очень четко заявил, что любит Джейни и сделает все что угодно, чтобы спасти их отношения. И сообщил, что его эмоциональная отстраненность уже вызывала проблемы в более ранних отношениях с людьми, включая членов его семьи.

– Я чувствую, будто между мной и другими людьми стоит стена, – признался Уолт, – но не знаю почему. Я хочу быть с Джейни, но как бы отгораживаюсь от нее. Она пытается пробиться ко мне, но, прежде чем я успеваю понять, что происходит, на меня накатывает.

Исполненный раскаяния, он также признался в том, что иногда ему хотелось, чтобы Джейни просто ушла и оставила его в покое.

– Я не могу с собой справиться, – сказал Уолт в отчаянии. – Я полностью от нее отгородился. Она этого не заслужила!

– От скольких своих пациентов вы полностью дистанцировались во время ваших дежурств в клинике? – спросил я невинно, очень хорошо зная, что о любых проблемах такого рода мне обязательно сообщили бы.

Уолт посмотрел на меня с ужасом в глазах.

– О нет. Я никогда не отстраняюсь от своих пациентов, – заверил он меня. Уолт явно гордился своей заботой о других людях.

– Значит, в той ситуации у вас всё под контролем, – указал я. – Вы не можете утверждать, что университет отчуждал вас и понуждал бросить учебу!

Уолт улыбнулся.

– Вы действительно способны конструктивно общаться с людьми. Вы делаете это в своей карьере каждый день. Но по каким-то причинам это не получается в отношениях с самыми близкими вам людьми.

Уолт слушал внимательно. Он был открыт для идеи, что было, по крайней мере два Уолта: 1) профессионал, который мог сотрудничать с другими людьми и конструктивно справляться с огорчениями, и 2) личность, которая боится близости. Для процесса изменения крайне важно отделить человека от проблемы.

– Проблема не в вас, – говорю я часто. – Проблема в вашей поведенческой модели.

На следующих двух сеансах Уолт позволил мне погрузиться в воспоминания его детства. Отец у него был капризным и темпераментным, способным мгновенно предаваться гневу. Родители все время ссорились. Уолт помнил, как маленьким мальчиком убегал к себе в комнату и прятался под кроватью, чтобы не слышать их споров. Он любил мать и искал у нее поддержки, но также сердился на нее за то, что она не могла постоять за себя, когда отец ее ругал. Уолт вспоминал, что мать все время впадала в депрессию и дом в течение многих дней подряд стоял неприбранным. Уолт говорил, что иногда и он чувствовал себя подавленно. Его ужасало, что он мог стать таким, как мать, которая казалась ему привлекательной, но слабой. Подобно Мэри, Уолт видел себя тем, кем не хотел быть.

В отличие от Мэри, однако, Уолт проводил большую часть времени на сеансах вне связи со своим эмоциональным опытом. Когда я встретился с ним в первый раз, его большое тело и пылающий взор навели меня на мысль, что нам предстоят бурные встречи. Все оказалось совершенно наоборот. Уолт покорно отвечал на мои вопросы и, казалось, хорошо знал о связи между гневом отца и своей собственной пассивностью. Более того, признал, что его отец испытывал унижение со стороны своего собственного отца, что делало чувство неполноценности наследственным. Отец постоянно ругал Уолта, и в результате тот чувствовал себя чрезвычайно неуверенно. Однако сам он отказывался скандалить и сопротивляться. Уолт мог испытывать депрессию, как его мать, но не хотел стать своим отцом. Он не желал продолжать эту наследственную поведенческую модель.

Все это Уолт знал. Но это ничего не меняло. Рациональный профессионал и маленький мальчик, попавший в западню под кроватью, скрываясь от детских страхов, практически не пересекались.

Наши встречи начали беспокоить меня. Мы немало говорили о проблемах, но не касались самих проблем. Я знал: для того чтобы лечение принесло успех, мы должны были соединить «личности» Уолта. А это означало внесение в наши сессии опыта «мать – отец».

Это что-то вроде непреложного закона в психотерапии. Изменение не может произойти, если проблемные модели не воспроизводятся в режиме реального времени. Они создают поводы для «переключения передач», делающие возможным введение новых взглядов, новых навыков, новых контекстов и нового опыта. Сколько бы ни велось рациональных бесед, они не могут проникнуть в ум № 2 Джона Каттинга.

Мне нужно было как-то найти способ прикоснуться к невербальному уму Уолта.