Государство завоевывает командные высоты
Государство завоевывает командные высоты
Одной из примет правления Путина стал призрак возможного пересмотра результатов приватизации (что фактически произошло в случае с конфискацией ЮКОСа якобы за долги по налогам) и восстановление государственного контроля в экономике в широком смысле. Все, что связано с госконтролем, вызывает в России особую озабоченность по целому ряду причин. Самая очевидная из них заключается в том, что нередко правительство предпринимало некие действия, не озвучив при этом четко свою политику (как это случилось в конце 2003 года в деле ЮКОСа), в результате чего у инвесторов возникали серьезные трудности при оценке инвестиционного климата в стране. Хотя, правда, в апреле 2008 года был наконец принят закон, определяющий стратегические отрасли экономики и правила инвестирования в них. Но в любом случае, чтобы оценить его эффект, должно пройти какое-то время.
Кто в России действительно поддерживает идею госкапитализма (кроме имеющей свой интерес группы экономически безграмотных людей, обладающих, к сожалению, хорошими связями во властной вертикали)? Насколько вероятно, что государство возьмет экономику под свой контроль? Может ли из-за этого затормозиться экономическое развитие страны?
Прежде всего, следует понять, что концепция государственного контроля не так проста. В международной практике она включает в себя много различных аспектов, ряд из них применимы к нынешней России и далеко не сводятся к государственному участию во владении предприятиями.
Эта концепция может, например, подразумевать партнерство правительства и крупного бизнеса, при котором государство предпринимает шаги в интересах крупных компаний, и в этом одно из ее отличий от политики невмешательства, не предполагающей никакой защиты крупного бизнеса от рыночных сил. Она может также означать тесную связь между правительством и частным сектором в тех случаях, когда компании поставляют свою продукцию на гарантированный им рынок. Ярким примером в этом случае может служить военно-промышленный комплекс: фирмы работают под госзаказ и ограждены от дисциплинирующего влияния свободной рыночной конкуренции. Другим примером могут служить дешевые государственные кредиты и гарантии, дающие преимущества отечественным экспортерам.
Идея госконтроля имеет богатое прошлое и применялась в разные периоды в той или иной форме во многих странах. Возникает она либо как реакция на экономический крах или спад в отдельных секторах, либо при необходимости наладить управление конкретной естественной монополией. Иногда, как в случаях «экономического чуда» в Японии или Корее, она имела в своей основе тезис о защите «зарождающихся производств».
Один из вариантов этого тезиса, используемый в России сторонниками расширения госконтроля, предполагает формирование отечественных лидеров («национальных чемпионов») в различных секторах экономики с целью успешного противостояния глобальной конкуренции. В свое время такой подход бытовал в западноевропейских странах, но при этом следует, естественно, иметь в виду, что национализация в послевоенной Великобритании или во Франции времен Миттерана имела в своей основе социалистическую идеологию.
В той или иной степени госконтроль существует везде. И неудивительно, что в России многие выступают за активную роль государства в экономике – в конце концов, страна таким образом лишь фактически присоединилась к многочисленным игрокам на поле, где передача «командных высот» в госсобственность в правилах игры.
Однако мода на политику в пользу госконтроля приходит и уходит. После падения Берлинской стены и воплощения идей Милтона Фридмана правительствами Тэтчер и Рейгана многие страны отказались от прямого участия государства во владении предприятиями и предпочли ограничиться регулированием частного сектора и партнерскими отношениями с ним. С этой точки зрения развитие России в последние годы скорее противоположно нынешней глобальной тенденции к приватизации. Но нельзя упускать из виду и то, что в мире отмечается «ползучее» расширение участия правительств в экономике за счет принятия все новых и новых нормативных требований, а смешанные государственно-частные проекты и вовсе стали в последнее время излюбленной формой взаимодействия.
В теории в некоторых случаях введение госконтроля кажется предпочтительным, но на практике результаты реализации этого принципа все равно не радуют. Нерациональное использование ресурсов, коррупция, раздутые штаты, низкие производственные показатели – все это характерные черты, свойственные, за очень редкими исключениями, всем госпредприятиям в большинстве стран; очевидно, что они ложатся тяжким бременем на национальную экономику. В России, в первую очередь в госсекторе, проблема усугубляется острой нехваткой квалифицированных, компетентных и честных менеджеров, и потому дальнейшее распространение госконтроля в экономике ни к чему хорошему не приведет. Наоборот, оно наверняка лишь увеличит базу для коррупции. В то же время, по данным ЕБРР за 2006 год, в России доля госсектора в ВВП составила около 35%, то есть значительно меньше, чем в среднем по Западной Европе, и лишь не намного больше, чем в Соединенных Штатах, хотя эта доля и выше, чем была до конфискации активов ЮКОСа.
Можно ли однозначно утверждать, что ведущая роль государства вредна российской экономике? В некоторых отраслях, например в ТЭК, такая роль оправданна, невзирая на неизбежные издержки, связанные с высокой долей государственного участия. Государство занимает ведущие позиции в банковском секторе, авиастроении, судостроении, в развитии нанотехнологий. Создана госкорпорация «Российские технологии», призванная развивать тяжелую промышленность. От отраслевых министерств звучали предложения о создании госпредприятий в таких областях, как рыболовство, дорожное строительство и фармацевтика.
Налицо определенная тенденция, но спешить с ее безусловным осуждением все-таки не стоит, ведь у каждой страны свой собственный опыт. Например, поначалу, несколько лет назад, МВФ рекомендовал России воздержаться от создания Стабилизационного фонда и указывал на строгие требования, соблюдение которых, исходя из международного опыта, необходимо для эффективного управления таким фондом, а по сути, опасаясь нецелевого использования накопленных средств. Тем не менее сегодня вряд ли кто-то станет спорить с тем, что создание российского Стабфонда оказалось весьма успешным начинанием и позволило избежать «голландской болезни» [284] . По аналогии с этим примером в более общем плане можно предположить, что при всей обоснованности сомнений в эффективности госконтроля некоторый шанс на успех у этой стратегии все-таки есть.
Можно допустить, что рост госсектора в России явление временное, вызванное слабым пока развитием рыночной экономики и институтов. К сожалению, и это допущение никак не влияет на тот факт, что инвестиционный климат в стране от стратегии усиления госконтроля явно страдает. Главная опасность здесь в том, что негативные настроения инвесторов дадут о себе знать через два-три года (в зависимости отчасти от динамики цен на нефть), когда сальдо платежного баланса рано или поздно станет отрицательным, а потенциал существующих капитальных средств для повышения производительности будет исчерпан. Тогда станут настоятельно необходимы новые капиталовложения, и без существенного участия частного сектора, в том числе и прямых иностранных инвестиций, могут возникнуть реальные среднесрочные риски. Да и на нынешнем этапе, когда госкорпорации только начинают функционировать, Россия теряет в плане упущенного роста, несозданных рабочих мест, недобранных навыков и потери конкурентоспособности.
Следует также отметить и еще один существенный фактор, который отличает происходящее в России от опыта других стран. К распространению госконтроля в России подталкивают не идеологические убеждения, а обыкновенная жажда наживы, которую маскируют под патриотический императив или, что еще хуже, под экономически обоснованную необходимость. И главная проблема в том, что получающие за счет госконтроля личную выгоду группировки нашли крайне удобное для достижения своей цели средство. Учреждение госкорпораций оформляется законодательно в каждом отдельном случае и обеспечивает им значительную автономию, поскольку предусмотренная степень контроля за ними со стороны исполнительной и законодательной власти значительно ниже, чем в остальном мире.
При том, что сторонники расширения госконтроля руководствуются в первую очередь личными (групповыми) интересами, можно ожидать, что они не пожалеют сил на защиту своих «завоеваний». В результате экспериментирование в этой сфере может довольно быстро закончиться. Назначенные от имени государства менеджеры, обеспечив себе за счет контроля над государственными активами высокий уровень жизни, захотят, естественно, сохранить его навсегда. Раньше они проделывали это за счет «вывода активов» – передачи активов госпредприятий на баланс частных фирм, но со временем проводить такие операции в крупных масштабах становится все труднее и труднее. Поэтому единственный способ в их распоряжении – приватизация в свою пользу значительных долей подконтрольных им предприятий. Вполне возможно, что по мере улучшения условий на финансовом рынке мы станем свидетелями череды первичных размещений акций.
Удивляться этой борьбе за перераспределение активов не стоит. Она была вполне предсказуема и началась уже в начале второго срока президентства Путина, но была завуалирована высокопарными рассуждениями о необходимости введения госконтроля в целях успешного развития экономики.
Дмитрий Медведев, судя по всему, прекрасно понимает суть происходящего и потенциальные угрозы. Остается надеяться, что ему и премьер-министру Путину удастся совладать с алчностью их сподвижников.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.