Масштабы проблем

Масштабы проблем

Теперь несколько слов о масштабах реальных проблем экономики США. Если считать, что масштаб «новой экономики» составляет около 20 % всей американской, а с учетом наиболее тесно с ней связанных отраслей достигает и 30–35 %, то можно оценить, какие убытки несет этот сектор в результате исчезновения феномена «опережающего» инвестирования. Если исходить из масштабов несоответствия входящих и выходящих потоков, можно предположить, что общий объем закупок «новой экономики» сократится примерно в полтора раза. Это означает, что примерно 30 % экономики США станет принципиально убыточной. Если прямо восстанавливать этот утраченный со стороны «новой экономики» поток заказов, то его масштаб можно оценить в 10 % ВВП — то есть 1 триллион долларов в год. Более подробно все эти цифры будут обоснованы ниже, но на самом деле они еще больше, поскольку необходимо еще компенсировать дополнительный входящий инвестиционный поток в эти смежные отрасли. Суммарный объем этих отраслей больше, чем всей «новой экономики», но зато и рост их был ниже, поэтому можно считать, что объем этого инвестиционного потока примерно равен потоку заказов со стороны «новой экономики». Итого, получаем 2 триллиона в год — около 200 миллиардов в месяц.

Это, конечно, очень приблизительные рассуждения. Но эффект от тех денег, которые руководство США ежемесячно начиная с осени 2001 года непосредственно вкачивает через бюджет в экономику и объем которых никак не меньше 25 миллиардов долларов в месяц, а скорее приближается к 50 миллиардам, все равно ничтожен по сравнению с необходимыми для сохранения status quo 200 миллиардами.

Феномен «новой экономики» самим фактом своего существования вызвал серьезные структурные перекосы. И их «нормализация» неминуемо вызовет серьезнейшую депрессию, масштабы которой скорее всего будут вполне сравнимы с ситуацией 1929–1939 годов.

Отдельно следует остановиться на кризисе рынков в Юго-Восточной Азии осенью 1997 года и других региональных кризисах. Хотя рентабельность промышленности во всем мире была выше, чем в США, однако в абсолютных цифрах это означало только более медленное падение ее эффективности. Как следствие, привлекательность региональных фондовых рынков, на которых обычно котируются именно региональные компании, уменьшалась по сравнению с фондовым рынком США, на который максимальное влияние оказывала «новая экономика». В результате эти рынки начали «сыпаться».

Фактически, с учетом возможности США влиять на эти рынки с помощью мировой резервной валюты (доллара), они играли роль предохранительного клапана для американской экономики. Политика защиты от внутренней инфляции, проводимая ФРС США, привела к «вылету» этих клапанов, и с их кризисом единственной возможностью отсрочить кризис собственно в США стали внеэкономические механизмы (типа агрессии в Югославии).

Именно с этого момента между кризисом мировой экономики и кризисом американской можно ставить знак равенства.

Дополнительным фактором, усиливающим все перечисленные механизмы, является колоссальное количество наличных и безналичных долларов и ценных бумаг, номинированных в долларах, за пределами США, которые при первых признаках кризиса вернутся обратно.

Колоссальный рост «мыльного пузыря» виртуальной экономики не мог не вызвать ускоренного (по сравнению с ростом промышленности) увеличения потребления. Длительный период роста и успех «новой экономики» спровоцировал уменьшение доли накоплений граждан США в их совокупных доходах до исторически беспрецедентного уровня — потребители стали тратить больше, чем зарабатывать, при этом существенно увеличив свои долговые обязательства.

Это неминуемо должно было инициировать инфляционные процессы. Их первые признаки проявились еще в 1998 году, когда впервые за многие десятилетия, США закрыли свой бюджет с профицитом. Но на рыночных ценах эти процессы долго не отражались в связи с грамотной и компетентной политикой, проводимой Федеральной резервной системой. Однако к концу 1999 года сдерживать инфляцию стало уже невозможным.

Начало инфляционных процессов высветило реальное положение дел в американской промышленности. Если раньше финансовые сложности успешно прятались в балансах предприятий и не влияли на курс их акций, то инфляция обесценивает все активы одновременно, а рост учетной ставки удорожает кредит. Проводимая политика сильного доллара, позволяя, с одной стороны, сдерживать инфляцию, одновременно стимулировала импорт. Происходило вытеснение с внутренних рынков США национальных товаров, что вызвало резкое увеличение дефицита внешнеторгового баланса. В частности, начиная с конца 1999 года его ежемесячный рост иногда доходил до 5 % в месяц, а к середине 2002 года — иногда зашкаливал за 10 %.

Поскольку показать уменьшение производства американские компании не могут (стоимость акций снизится), продавать по прежним ценам тоже (конкуренция увеличится), они стали работать «на склад». Как следствие, в самом конце XX века резко выросли складские запасы американских компаний. В результате денежной накачки государственными деньгами после 11 сентября 2001 года ситуация несколько скомпенсировалась, однако затем складские запасы снова стали расти.

К сегодняшнему дню все американские фондовые индексы, которые стабильно росли на протяжении многих лет, резко упали. Это означает, что инвестиционная доходность американского фондового рынка резко снизилась. При этом значительное количество крупных финансовых институтов заинтересовано в существенном росте цен на фондовом рынке, поскольку, во-первых, их перспективная политика на много лет вперед рассчитана исходя из стабильности такого роста, во-вторых, их активы обесцениваются с уменьшением этого индекса. Однако попытки искусственного подъема фондовых индексов (за счет скрытых правительственных интервенций и других манипулятивных механизмов) удаются все реже.

Одновременно увеличилась амплитуда и частота колебаний котировок акций, что означает увеличение чисто спекулятивной активности профессиональных участников фондового рынка, которые пытаются компенсировать упавшую доходность за счет менее искушенных частных инвесторов.