Ликбез патриота
Ликбез патриота
По мере того, как либерально-демократическая идеология “демократов” обнажает для страны всю свою непривлекательную наготу; по мере того, как следуют провалы за провалами рецептов нынешнего режима по выведению экономики из кризиса, а страна скатывается к стагнации и, в конечном итоге, начнёт нищать, - становится всё более и более очевидным, что власть с неотвратимостью через четыре-пять лет окажется в руках русских национально-патриотических сил. Однако исторический опыт показывает: взять власть полдела, надо ещё уметь ею распорядиться, и распорядиться здраво. Если экономическая машина за полгода власти режима русских национально-патриотических сил не заработает, его, рано или поздно, ждёт крах, гражданская война, которая приведёт страну к военному режиму. Поэтому задача задач патриотических сил в политике - разработать модернизационную идеологию спасения экономики, как основы основ своих политических амбиций.
И поэтому сейчас нет ничего более бессмысленного, бесполезного, но отвлекающего всех от реальных проблем, чем абстрактное умствование о некоем “третьем особом пути России”. Песня, что Москва есть третий Рим, а потому у России особый путь бытия, - эта песня не нова. Всю вторую половину ХVII века, когда Московское государство зашло в чрезвычайно похожий на нынешний духовно-нравственный, морально-политический тупик, эту песню на разные голоса шумно пели ура-патриоты того времени. Но кроме мистического экстаза от завывания “у нас особый третий путь”, они ничего не предлагали, оказались совершенно бесплодными. Да иначе и не могло быть. Какой может быть третий особый путь, если Бог или Высший Абсолют, Природа создали человека одним, с одними и теми же потребностями в еде и тепле, в достатке и комфорте. И законы достижения этого они дали одни. Выдумывать же какой-то особый путь бытия есть гордыня, за которую Высший Абсолют, Бог наказывал и наказывает как за извращение сути созданного им Человека.
Пётр Великий, который о себе говорил, что живёт по приказу божьему к прадеду нашему Адаму: ест хлеб свой в поте лица своего, - царь Пётр, будучи человеком в высшей степени прагматичным, никогда даже не заикался об особом “третьем пути” России. Но именно он-то и вывел страну из исторического тупика, дал ей новое дыхание, - и какое дыхание! Вместо досужих рассуждений об “особом пути” он потребовал от преобразованной из боярства аристократии и от дворянства изучать всё лучшее, что создало западноевропейское Просвещение, ассимилировать это лучшее на русской почве. Но самое главное: он потребовал от боярской аристократии и от дворянства изменить самих себя, своё мировосприятие, рационализировать сознание, научиться считать, думать о пользе дела, трудиться каждодневно, а не когда захочется. “ Аз есмь в чину учимых и учащих мя требую”, - было его символом веры, отлитым в личной печати. Сколько на него за это было вылито ушат грязи ярыми сторонниками “особого пути”, обвинявшими его, что он предался немцам, что им управляют из Немецкой слободы.
Трагизм реформ Петра для России был в том, что аристократия и дворянство умственно, культурно, по своим знаниям развивались стремительно, от поколения к поколению, а народ оставался в основном таким, каким стал в ХVII веке. Этот духовный, культурный разлад между правящим классом, с одной стороны, и народом - с другой, - этот разлад и привёл страну к трагедии Октябрьской революции 1917-го года, к уничтожению или изгнанию из страны многомиллионного самого образованного социального слоя русских людей. Как раз большевизм и сделал ставку, сыграл на оставшейся в патриотических кругах мечте ХVII века о некоем чудесном “особом русском пути”. В известном смысле большевизм стал местью Преобразованиям Петра I, запоздалой победой противников его реформ. Но как ни крути, а победа эта была победой худшего, что накопилось в России. И мы свидетели, к чему это привело.
Тем не менее, снова поднимается волна песен о “третьем особом пути России”. Чрезмерно тревожит, что их подхватывают интеллектуальные силы патриотических движений. Естественно возникает вопрос: почему же эти песни так живучи?
В первую и главную голову потому, что Россия, исторически стремительно разрастаясь в размерах, никогда не имела единого экономического рынка, не имела чётких экономических границ. В отсутствии единого экономического рынка удержать население разных огромных регионов в рамках единой государственности могли либо мистическая идея мессианской особенности, какой-то непохожести русского смысла существования на смысл существования остальных народов; либо только режим строжайшей чиновничьей иерархии. Пётр Великий, отказавшись от патриотической идеи духовного мессианизма, подчинил страну имперской государственной бюрократии, своими Табелями о рангах выстроил чиновничью иерархию, как военную, привив чиновникам почти военную дисциплину.
Как идея духовного мессианизма, так и чиновничья полувоенная иерархия спасали страну от распада на несколько региональных экономических и политических рынков, на несколько способных замкнуться на себе политических автономий. Они не позволяли регионам обособиться, превратиться в новые государства со своими собственными экономическими, а потому и политическими интересами. Причём заметна совершенно чёткая тенденция. Когда Российское государство переживало полосы кризисов центральной власти и имперское бюрократическое правление опасно слабело, его сразу же подменяла имперская идея особого пути России в этом мире, и идея эта наращивала влияние на общественное мнение, стабилизируя его, удерживая население в едином политическом поле. Стоило же государству преодолеть очередной кризис власти, укрепиться, как идея “особого пути” отступала в тень, как излишняя. Идея имперского мессианизма и имперская бюрократическая власть как бы политически взаимно дополняли и подменяли друг друга, но при этом идея мессианизма обслуживала имперскую бюрократическую власть на время её перестройки.
Наконец, в семидесятых годах текущего, ХХ века в России впервые за всю её историю от основания государства, за всю её тысяче столетнюю историю, стал возникать единый экономический рынок! БАМ, КАМАЗ, ВАЗ, космические программы, программы ВПК, другие крупнейшие проекты впервые в истории России объединили едиными экономическими интересами все области, все районы огромной страны. Именно появление экономического рынка сделало возможным появление политического рынка, который раскрепостился посредством курса на демократизацию, - способа осуществить переход к экономическим и политическим рыночным отношениям. После чего необходимость в имперском бюрократическом правлении и в имперском мессианизме, в мессианской идее “третьего особого пути России” или “Москва третий Рим” отпала.
В России, как в исторически сложившемся централизованном государстве, демократия была невозможна ни в ХIХ веке, ни в 1917 году, ни при хрущёвских реформах. Она стала возможной только после создания крупной промышленности, её предприятий, которые словно сетью опутали страну на всех её пространствах, вовлекая население в единый социально-экономический рынок.
Именно в семидесятые годы в России вызрели предпосылки для колоссального по своему значению поворота к новой цели развития государства, для перехода экономики, культуры и самого народа в совершенно новое историческое качество. И происходящее в России отразится на всём дальнейшем становлении мировой промышленной цивилизации. Сейчас Россия болезненно приспосабливается к этому предстоящему переходу в своё иное историческое качество, переходу из предыстории к собственно истории своей государственности. И несмотря ни на что, сейчас Россия могуча как никогда в своей истории, ибо никогда прежде русские не имели единого экономического сознания, а ныне они приближается к его становлению на промышленном основании. Экономика есть нерв общественно-политического сознания. Мы сейчас приспосабливаемся к тому, что угроза экономической дестабилизации в одной, пусть даже самой удалённой от других, точке страны, сразу же бьёт по экономической деятельности других регионов, областей, бьёт по материальным интересам каждого человека. Такого в России не было никогда! России недостаёт теперь только сильного класса собственников, чтобы она, точно сжатая пружина, начала распрямляться по всем направлениям, сметая и подавляя всё, что встанет на пути формирующегося национального экономического интереса, не мистического, а проявляющегося в уровне жизни каждого гражданина, делающего каждого прямо заинтересованным в понимании его экономической и политической сути.
Потому-то Россия больше не нуждается в мистике “особого третьего пути”. С семидесятых годов она в этой мистике не нуждается! России нужна теперь не эта мистика, а нужен здоровый русский национально-эгоистический капитализм, не какой-то особый, а тот самый, что утвердился во всех развитых странах. Особым он будет лишь в той мере, в какой японский капитализм из-за своих национально-исторических особенностей отличается от немецкого, немецкий от итальянского и так далее.
Бездарные, бесталанные либеральные “демократы”, разваливая крупную промышленность - экономический базис, основу основ единого экономического рынка и демократизации в России, - подорвали этот базис и, тем самым, толкнули страну к тому, что в ней неизбежно должна будет установиться новая политическая диктатура. Диктатура эта будет призвана для того, чтобы за срок в десять-пятнадцать лет восстановить и усилить крупную промышленность, вернуть России экономическую, хозяйственную базу демократии, то есть подготовить страну к возвращению к собственно демократии, к национальной демократии.
Но диктатура невозможна без сильной идеологии, ибо только идеология может создать высокую исполнительскую дисциплину, организовать на выполнение национальных сверхзадач массы людей. Коммунистическая, имперская идеология почила, и почила безвозвратно. Какая же идеология в истории других стран оказывалась способной победить идеологию либеральной “демократии”? Только идеология национального эгоизма, радикального национализма. К появлению такой идеологии мы и идём сейчас, идём неизбежно! И она не имеет ничего общего с мистической идеей “третьего пути”. Если в ней и будет мессианизм, то собственный, рационально обоснованный и прагматичный.
2 июня 1993 г.