Новый «белый» террор в России

Новый «белый» террор в России

Начало нового этапа в развитии терроризма в России было ознаменовано убийством 28 марта 1906 г. Георгия Гапона. Имя Гапона, возглавившего шествие петербургских рабочих к царю в Зимний дворец 9 января 1905 г., широко известно. Георгий Гапон был известен Николаю II, его знали Г. В. Плеханов, В. И. Ленин, Ж. Клемансо.

Был знаком Гапон и с Борисом Савинковым, а также некоторыми другими эсерами. В частности, в Женеве Гапон останавливался у эсеров. Социалисты-революционеры старались все время поддерживать в Гапоне настроение величия сделанного им в Петербурге, обращались с ним как с величайшим героем, как с вождем. Гапон — участник совещаний эсеров, с ним обсуждаются важнейшие вопросы: о выборе оружия, о терроре, о проведении конкретных террористических актов. Известно, что Б. Савинков специально ездил в Женеву «посоветоваться с Гапоном и Азефом о дальнейших боевых предприятиях»[209].

Гапон был повешен на даче в Озерках политическими конкурентами. Ему были предъявлены обвинения в растрате денег рабочих и связях с начальником Московской охранки С. В. Зубатовым.

В этот период идейным центром терроризма оставались кружки интеллигенции, высшие учебные заведения, университеты. Директор Департамента полиции В. К. Плеве, отличавшийся крайним консерватизмом, считал, что все цареубийства и большинство политических преступлений были совершены студентами. Студенты, с его точки зрения, «бредили» терактами.

Боевая организация эсеров, направлявшая террористические операции партии, поставила Плеве первым в списке намеченных жертв. Министр предпринимал все меры предосторожности, считая, что для террористов он неуязвим, так как ему удалось внедрить своего агента Азефа в боевую организацию эсеров. Азеф был приближенным Савинкова. Азеф выдал полиции готовящееся покушение на Плеве, что повлекло арест Гершуни — террориста-фанатика. Гершуни же назвал Азефа своим преемником. Готовились один теракт за другим, но Плеве оставался жив. Естественно, что среди эсеров стало расти недоверие к Азефу и тогда, чтобы спасти себя, он сам организовывает убийство Плеве. Терактом руководит Савинков. Бомба была брошена в экипаж Плеве, он скончался на месте. Азеф восстановил свой авторитет среди эсеров. План покушения разрабатывался весьма детально. Сначала террористы должны были вести наблюдение в роли извозчиков, продавцов папирос или газет. Было известно, что Плеве ежедневно ездит с докладом к царю в Зимний дворец, Царское Село или Петергоф. План покушения был довольно сложным. Террористы знали день и примерное время возвращения Плеве от царя, но не знали точно, по какой улице он поедет. Трое метальщиков — А. Покотилов, Д. Борищанский и Е. Сазонов должны были напасть на министра рядом с его домом. При подготовке покушения на Плеве Азеф проявил себя изобретательным террористом и мастером конспирации. Он впервые применил для наблюдения за жертвой извозчиков и лоточников. В воспоминаниях Б. Савинкова есть указание на то, что от террористов требовалось, чтобы свидания были возможно реже и не на частных квартирах, а на улице или в публичных местах. При этом принимались все меры предосторожности, чтобы у членов организации не было переписки с их семьями и друзьями.[210]

Однако самым блистательным террористом и конспиратором был сам Савинков. Его все принимали за иностранца. У. Черчилль в своей книге «Великие современники» посвятил Б. Савинкову целую главу. Он определил черты характера Савинкова как человека, сочетающего в себе «мудрость государственного деятеля, качества полководца, отвагу героя и стойкость мученика»[211]. Савинков был широко известен, его знали передовые умы эпохи. В беседе с С. Моэмом он сказал фразу, ставшую методологией для террористов всех эпох и народов: «Терроризм это такое же дело, как всякое другое. К нему тоже привыкаешь». Множество его планов не было осуществлено. Убедившись, что массовое восстание в Петербурге невозможно, он не теряет надежды поддержать московскую революцию террором. Но боевая организация была уже практически распущена. В наличии оставались Азеф, Дора Бриллиант, выпущенный из тюрьмы Моисеенко и психически больной Дулебов. На Дору Бриллиант возлагалась задача изготовить взрыватель (она была химиком по профессии). В качестве «пробы» был намечен взрыв моста на железной дороге. Такой взрыв, должен был заставить бастовать работников железной дороги. Подготовку взрыва взял на себя Железнодорожный союз. Представителю Союза Соболеву были переданы бомбы, динамит, но акция не состоялась. Его участников чудом не арестовали.

К другим планам относились взрыв охранного отделения, телефонных и осветительных проводов, похищение графа Витте и ряд других, которые также не могли быть приведены в исполнение отчасти потому, что намеченные для акций места охранялись так строго, будто полиция была заранее предупреждена[212]. Базой для своей террористической деятельности в этот период Савинков и его группа избирают Финляндию. Во всех финских правительственных учреждениях и даже в полиции были члены финской партии Активного сопротивления или люди, сочувствующие ей. Савинков вспоминает: «Финны оказывали нам много ценных услуг. Мы находили у них приют, они покупали нам динамит и оружие, перевозили в Россию, доставляли нам финские паспорта и проч. Среди них были: учительница лицея Айно Мальмберг, служащая торговой конторы Ева Проконе, архитектор Карл Франкенгейзер и студент Гельсингфорсского университета Вальтер Стенбек, принимавший в 1905 г. непосредственное участие в освобождении из тюрьмы убийцы прокурора Йонсона. Как только стало известно, что партия решила возобновить террор, старые члены боевой организации стали съезжаться в Финляндию. Центральный комитет решил, что боевая организация предпримет одновременно два крупных покушения: на министра внутренних дел Дурново и на московского генерал-губернатора Дубасова»[213]. Из политических соображений было выдвинуто условие, чтобы оба эти покушения были закончены до созыва Государственной Думы. Это было сложно сделать, поскольку нужны были новые силы. Бомбы для Дубасова готовились на даче у взморья Рашелью Лурье, Колосовой и Беневской. Дальше последовала череда неудач, срывов и курьезов. 23 апреля 1906 г. делается очередная попытка покушения на генерал-губернатора вице-адмирала Дубасова. Когда адмирал вместе с сопровождавшим его корнетом Приморского драгунского полка графом Коновницыным подъезжал в коляске к дому на Тверской площади, злоумышленник в форме морского офицера бросил под коляску коробку с бомбой. Последовал оглушительный взрыв. Коновницын был убит, пострадал кучер, а злоумышленник лежал на мостовой с раздробленным черепом. Террорист не рассчитал силы взрывного устройства. А адмирал испытал лишь неудобства от удушья газом, образовавшимся в результате взрыва бомбы. После этого организация пришла к выводу, что покушение на Дурново невозможно, а покушение на Дубасова сопряжено со многими трудностями. Кроме крупных террористических актов, боевая организация в тот же период подготовляла акты меньшей важности: в отношении адмирала Чухнина, генерала Мина, полковника Римана, провокатора Гапона, заведующего политическим розыском Рачковского. Но ни одно из этих дел не было приведено в исполнение силами боевой организации.

Б. Савинков — один из главных вдохновителей российского терроризма в начале ХХ в., который первым попытался раскрыть суть психологии террориста. По его мнению, в каждом террористе живут два желания: желание победы и смерти во имя революции. Террорист, по мнению Савинкова, не представляет своего участия в терроре иначе как со смертельным концом, более того, он хочет такого конца, он видит в нем до известной степени искупление неизбежному и все-таки греховному убийству. Но террорист с неменьшим напряжением желает и победы, желает умереть, совершив террористический акт, трудный по исполнению и значительный по результатам.

Тяжелейшим моральным ударом для Савинкова было разоблачение Азефа, которое показало, что во главе боевой организации много лет стоял провокатор. Но вместе с тем это разоблачение освободило партию от тяготевшей над ней провокации. Это разоблачение заставило Савинкова переосмыслить те выводы, к которым он пришел в процессе своей боевой борьбы.

Позднее Савинков заявил: «Я должен был признать, что если мое мнение о полном бессилии боевой организации было правильно и что если все террористические попытки последних лет действительно были заранее обречены на неудачу, то зато в причинах этого бессилия я в значительной степени ошибался. Оставаясь при моем прежнем мнении о технических изобретениях как о единственном пути, который может поднять террор на должную высоту, я, тем не менее, решил взять на себя ответственность за попытку восстановления боевой организации. Я сделал это по двум причинам: во-первых, я считал, что честь террора требует возобновления его после дела Азефа, необходимо было доказать, что не Азеф создал центральный террор, и что не попустительство полиции было причиной удачных террористических актов. Возобновленный террор смывал пятно с боевой организации, с живых и умерших ее членов. Во-вторых, я считал, что правильно поставленная, расширенная боевая организация, при отсутствии провокаторов, может, пользуясь старыми методами, явиться паллиативом в деле террора: при благоприятных условиях ее деятельность могла увенчаться успехом. Я стал готовиться к новой террористической кампании»[214].

Пока Б. Савинков переосмысливал сущность террора и залечивал «моральные раны» после предательства Азефа, терроризм «не спал». Наступил сентябрь 1911 г. В киевском городском театре во время второго антракта оперы «Царь Салтан» террористом Богровым был ранен Председатель Совета министров П. А. Столыпин. Вторая пуля, ранившая Столыпина в руку, рикошетом угодила в ногу концертмейстера Берглера. Столыпин скончался от нанесенных ран 6 сентября 1911 г., а 13 сентября 1911 г. Богров был повешен. Убийство Столыпина вызвало негодование и гнев среди многих. «Русское слово» писало в те дни: «Безумие. Покушение на убийство П. А. Столыпина с любой точки зрения является актом безумия, стоящим за пределами здравого смысла. …Террористы являются закоренелыми врагами нашего прогресса. Они очень хорошо знают, что их дикие, безумные выступления откроют дорогу реакции. И эти люди говорят, что они геройски приносят себя в жертву высшим интересам Родины! Пусть же они знают, что на их безумие Россия ответит гневным негодованием, которое выразится в общем осуждении кровавой мести и варварской расправы»[215].

В 1911 г. Савинков эмигрирует во Францию. После Февральской революции 1917 г. он возвращается в Россию, входит в ближайшее окружение главы Временного правительства при Совете Верховного командующего, затем занимает пост управляющего Военным министерством. Советскую власть он встретил враждебно и принял участие в первых же попытках ее свержения, а после их провала бежал на Дон, где вошел в состав созданного М. А. Алексеевым Гражданского комитета, помогая формировать белогвардейскую Добровольческую армию. Пытался организовать мятежи в Ярославле, Нижнем Новгороде и других городах. Все было напрасно. За границей он организовывает «Народный союз защиты Родины и свободы», выступает в качестве представителя Колчака. В 1920 г., во время советско-польского конфликта он сформировал на территории Польши «Русскую народную армию», более известную как банда Булак-Балаховича. Он занимает руководящее положение в лагере контрреволюции. Савинков был человеком дела, в котором нуждалась политическая эмиграция. Русская эмиграция — это плод не только российских, но и мировых катаклизмов ХХ в., которые имеют свой внутренний смысл. Лежащие в их основе духовные причины определили и сущность всего террористического движения в России.

В 1923 г. в Париже вышла в свет повесть В. Ропшина (псевдоним Савинкова) «Конь вороной», эпиграф — цитата из Апокалипсиса: «И вот конь бледный, и на нем всадник, которому имя Смерть, и ад следовал за ним»[216]. Повесть носит печать разочарования, но не в терроре, а в контрреволюции.

В результате организованной НКВД операции «Трест» в августе 1924 г. при переходе советско-польской границы Савинков был арестован. Спустя три дня суд приговорил Б. В. Савинкова к расстрелу, но, учитывая его раскаяние, смягчил приговор, заменив высшую меру лишением свободы сроком на 10 лет. Однако Савинков хотел полного освобождения и, получив отказ от Ф. Э. Дзержинского, по официальной версии 7 мая покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна.

Возможно ли, чтобы идеолог терроризма так закончил свой путь? Скорее всего «великому террористу» помогли. На это указывают многие обстоятельства. Во-первых, в признании Б. Савинковым Советской власти ничего не было сказано об отказе от своих идей. За откровенный анализ всех его терактов и подробный перечень боевых групп, оставшихся в Берлине, Женеве и Париже, Савинкову было обещано полное прощение (на это указывает и текст письма к Ф. Дзержинскому). Иначе Савинков бы не написал письмо, где предлагал использовать его на любом посту в Советском государстве. Отказ никогда бы не привел Савинкова к самоубийству. Что такое для него осуждение на срок 10 лет? Он был осужден в Севастополе и тут же бежал, фактически при безнадежной ситуации. Кроме того, как свидетельствуют архивы, на службе тех лет состояло (в том числе и в тюрьмах) много эсеров. Общеизвестно дело Л. Пантелеева — бандита, которого просто выпустил один из эсеров-террористов, посчитав, что Пантелеев «борец за правое дело».

Что же говорить о Савинкове — сочувствующих в России он не лишился, даже несмотря на свою «исповедь». Хотя, вполне возможно, что именно эсеры-террористы, оскорбленные предательством своего лидера, и совершили этот теракт уже против него. Но возможно и другое. Слишком одиозной фигурой был Б. Савинков для руководства ОГПУ, которое также не исключало возможности его побега. А признание? Попав в Лондон или Париж, Савинков тут же бы дал опровержение, описав ужасы «красного террора» и рассказав всему миру, под каким нажимом он давал эти признания. Это было бы поражением большевиков. Не исключено, что именно большевики решили «помочь» лидеру террористов отправиться в лучший мир. Нельзя забывать, что первоначально Савинков был приговорен к расстрелу, но затем решил сделать признание, чтобы жить. Зачем же тогда, получив эту возможность, кончать жизнь самоубийством?

Террор — это слово повсеместно мелькало на страницах газет тех лет. Возникает естественный вопрос: почему именно в России, почему белая эмиграция «увезла» его с собой в Париж, Вену, Берлин и там лелеяла кровавые мечты возмездия? Если попытаться дать общий ответ, то следует назвать, прежде всего, особенности России, ее общественного и государственного строя. Россия, вплоть до Февральской революции, оставалась сословной монархией, так и не став монархией конституционной. Сословность в свою очередь способствовала обострению конфронтации в обществе. Сословная структура способствовала возникновению категории разночинцев — особого, свойственного России слоя интеллигенции, представители которого в силу своего внесословного положения выступали от лица народа. Выдвигая на первый план личность, решительно отстаивая ее достоинство, эта интеллигенция тяготела к индивидуализации своей борьбы с монархией. Так возникает тенденция единоборства личности с самодержавием. Террор был оружием обоюдоострым. Он подвергал опасности не только тех, против кого был направлен, но и тех, кто его осуществлял. Осуществление террористических актов обеспечивалось тщательной конспирацией, которая позволила вывести боевую деятельность террористов из-под контроля и способствовала одновременному использованию провокаторов. Провокация дала правительству возможность использовать террористические организации и террористов в своих целях, устраняя их руками неугодных. Эсеровский террор против царских сановников после Октябрьской революции переродился в террор против деятелей Компартии Советского государства.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.