5.4 Сельское хозяйство горожан

5.4 Сельское хозяйство горожан

Вклад горожан в агропроизводство достаточно велик. На своих небольших участках каждый горожанин в среднем производит, конечно, меньше сельского жителя (рис. 5.4.1), но ведь горожан в России в 3 раза больше, чем селян. Если посчитать общую стоимость натуральных поступлений сельскохозяйственной продукции сельских жителей и горожан, то окажется, что из-за массовости городского населения вклад последних в 2003 году даже больше: 7,1 млрд. руб. против 5,7 млрд. (рис. 5.4.2).

Рисунок 5.4.1. Натуральные поступления на одно домохозяйство в селах и городах,2002, руб. в месяц

Рисунок 5.4.2. Суммарные натуральные поступления из своего хозяйства в городе и в деревне, 2002, млрд. руб.

Источник: Сельскохозяйственная деятельность 2003: 151.

Производство горожан можно рассматривать двояко: как сельскохозяйственное производство в самом городе и как агрорекреационную деятельность горожан в сельской местности.

Городское жилье сельского типа

Если из числа формальных, статистических горожан изъять тех, кто проживает в городе в классическом сельском доме без удобств, доля городского населения страны не превысит 60 %.

Обычно города выделяются по размеру поселения и роду занятий его жителей. В городе должно проживать не менее 12 тыс. человек, а в сельском хозяйстве должно быть занято не более 15 % экономически активного населения (Российский энциклопедический словарь 2000:381).

Тем не менее в России насчитывается более 170 городов с населением менее 12 тыс. жителей. А говорить об отсутствии сельскохозяйственных занятий при таком развитии индивидуального сельского хозяйства горожан на дачах, огородах или прямо под окном дома, не приходится. Попробуем использовать иной критерий выявления городского и сельского образа жизни на бытовом уровне.

Во многих городах сельская застройка «частного сектора» – обычное явление. Характерным признаком сельского дома в России можно считать уборную во дворе, т. е. отсутствие канализации. Например, в г. Чермоз на Каме канализацией оборудован i% жилого фонда, в г. Холм Новгородской области – 4 %. Очевидно, что эти городки по стилю жизни мало чем отличаются от сельской местности. А таких городов сотни.

Таблица 5.4.1. Уровень благоустройства в городах разной людности к концу XX века

Источник: Паспорта городов 2001

Хорошим благоустройством, помимо столиц и крупных городов, отличаются новые города, строившиеся часто «с нуля» и потому с соблюдением всех норм и правил. Типичные примеры – атомграды и наукограды. Всего городов, где удобства есть менее чем в трети жилого фонда, в России насчитывается 70, в 122 центрах ими обеспечено от трети до половины жилья, еще в 225 – до двух третей. А это значит, что эти одна-две трети жилья сконцентрированы в многоэтажных домах в компактных районах, а оставшаяся большая часть территории города – это частные домики с огородами. Лишь 143 города в России из 1098 обеспечены канализацией на 95-100 %. Около 40 % наших городов имеют сельское или полусельское обустройство. А это значит, что есть огород, часто птица, а порой и крупный и мелкий скот – т. е. полноценное индивидуальное сельское хозяйство. Именно отсутствие канализации, а не газа и даже не водопровода в России – верный признак застройки сельского типа и наличия своего пусть небольшого, но сельского хозяйства. Отсутствие элементарных удобств – поистине ключевой индикатор реальной урбанизированности (Город и деревня 2001: 400–414; Нефедова 20036:20–26). Правда, в последние годы в городах все больше появляется отдельных каменных домов со всеми удобствами. Но пока это удел небольшой социальной прослойки богатых. Если не учитывать рурбанизацию (проживание сельских жителей в многоэтажных домах, что не избавляет их от непременных огородов рядом) и из числа формальных, статистических горожан изъять тех, кто проживает в городе в классическом сельском доме, доля оставшегося городского населения страны не превысит 60 % (Нефедова 20036:21).

В Центральном Черноземье и на Северном Кавказе она составляет лишь половину населения.

Сколько продовольствия дают городские огороды и скотные дворы?

Пример Самарской области

В пределах городской черты производится 7 % мяса, 4 % молока и 11 % овощей, получаемых во всех хозяйствах населения Самарской области.

Обратимся к одному из регионов России как наглядному примеру выживания горожан. В таблице 5.4.2 даны некоторые характеристики сельскохозяйственной деятельности в городах Самарской области.

Таблица 5.4.2. Сельскохозяйственное производство в городах Самарской области: в крупных коллективных предприятиях (КП) и хозяйствах населения (ХН), 2002

Источник: Сельское хозяйство 2003.

В период реформ на большей части сельской местности России площади пашни стали использоваться менее интенсивно. Посевные площади теперь, как правило, намного меньше пашни, т. е. значительные территории пахотных земель заброшены. В пределах же городов посевные площади, как правило, не меньше площадей, официально считающихся пашней, а даже превышают их. То есть в городах распахивается все, что только можно, и даже больше. Это говорит о высоком уровне интенсивности сельскохозяйственного использования городских земель.

Сельское хозяйство процветающего и умирающего города

В отличие от деревушки, отрезанной от мира тайгой, переход города на самоснабжение продовольствием – это нонсенс. Но в современной России можно встретить и такое.

Парадоксальный пример – сельское хозяйство в Москве, где к концу XX века оставалось 30 коллективных предприятий, занимавших 4,8 тыс. га, или 4,5 % городской площади (Доклад 1998). Расположены они в основном за кольцевой автодорогой (МКАД) на территориях, присоединенных к Москве в качестве резерва массовой застройки.

Но некоторые тепличные комбинаты («Горьковец», «Московский», «Белая дача») частично расположены и внутри МКАД.

На западе столицы поражает соседство «элитного» жилого района Крылатское с тепличным комбинатом «Матвеевский» и полуживыми убогими деревеньками Терехово и Нижние Мневники. Земли бывшего совхоза «обкусаны», но около 150 га земли (из былых 420) на пойме Москвы-реки и 300 работников к 2000 году у него еще оставались.

За эти земли шла ожесточенная борьба. Существование таких угодий в столице возможно только благодаря аграрным земельным льготам. Сельхозпредприятия обычно освобождены от арендных платежей, а ставки налога на землю для них минимальны. Но и его они не платят.

В 1998 году плата взималась только с 3 % сельскохозяйственных земель столицы (Там же). Понятно, что городская администрация пытается перевести их пользователей в категории, обязанные платить за аренду все 100 %.

Кроме того, в Москве до 100 га в конце 1990-х годов занимали земли приусадебных хозяйств населения таких же деревень, как Терехово. Есть в столице и дачи – на 282 га, и садоводческие участки – на 120 га. Так что около 500 га занимали в Москве частные аграрные хозяйства. Для них федеральным законодательством также снижена арендная плата.

Все эти землепользователи вытесняются из города – слишком дорога здесь земля. Совсем иная ситуация, когда люди вынуждены выживать в городе только своим натуральным хозяйством. В отличие от деревушки, отрезанной от мира тайгой, переход города на самоснабжение – это нонсенс. Но в современной России можно встретить и такое.

Город Кйзел, основанный в конце XVIII века на северо-востоке Пермской области, к началу XX века имел 7 тыс. жителей и добывал 18 % каменного угля России в ее современных границах. Пик роста города и добычи угля в нем пришелся на 1940-1950-е годы, когда там было более 30 шахт. Потом на район с его дорогим углем стали смотреть как на обузу. Его доля в российской угледобыче к 1985 году упала до 1,5 %. В конце 1990-х все шахты Кизела в течение двух лет были закрыты. Предполагалось, что с закрытием главных угольных предприятий начнут развиваться иные виды занятости, но для этого ничего не было сделано. Правда, шахтерам были обещаны жилищные сертификаты, позволяющие переехать в другое место и купить там квартиру. Но получили их только 10 % из тех, кому они полагались. Остальные ждут. Весь ужас ситуации заключается в том, что устройство на другую работу автоматически лишает бывшего шахтера возможности получить такой сертификат. Вот и вынуждены люди выживать как придется. Работают в сорокатысячном городе только администрация и социальная сфера. Большая часть остальных предприятий – пищевые (кроме хлебозавода), швейная фабрика – тоже стоят. К 2000 году от былого промышленного производства города остался всего 1 %!

Летом 2002 года мы наблюдали в Кизеле вопиющую разруху. Пустыми глазницами зияли скелеты покинутых многоквартирных домов. Грустно, когда умирает лесная деревня, но остатки срубов быстро зарастают иван-чаем, крапивой, березой; природа стирает следы людского жилья, как будто его и не было. А каменные развалины пугают очень долго. Хорошую трехкомнатную квартиру в Кизеле можно было купить за 200 долларов. Только никто не хочет здесь жить. За 1990-е годы население города сократилось почти на треть. У оставшихся есть огороды в ближайших окрестностях – без них вообще многим грозил бы голод. Главное – картошка, без нее зиму не прожить. Сооружаются из подручных материалов и примитивные теплицы для овощей. Отчасти спасают и лесные ресурсы, главным образом, грибы. Но выживать становится все труднее.

Конечно, такие города для России не типичны. Даже в тяжелые 1990-е годы российская экономика как-то работала, хотя и с перебоями, в частности, в выплате зарплат. В случае же с Кизелом, когда целый город оказывается вычеркнутым из экономики, и огороды не помогают. Зато в маленьких городках, таких, например, как Ивановская Южа (город, где в середине 1990-х годов была самая высокая официальная безработица в России – 40 %), и даже подмосковная Верея, население может месяцами и годами существовать на подножном и огородном питании. Но даже в таком полуголодном состоянии, когда из соседних колхозов воровалось все, что растет на полях, люди не брали пустующую колхозную землю, чтобы расширить хозяйство и улучшить свою жизнь.

Исследования черноземных районов показывают, что доход от своего хозяйства в малых городах может быть даже большим, чем в деревне (табл. 5.4.3), а роль сельского хозяйства за постсоветское время возросла в городах сильнее, чем в деревне.

Источник: Клюев, Яковенко 2005: 375-

Надо сказать, что огороды в городах, перетекающие в пригороды, – не есть что-то специфически российское. Международный проект «Сжимающиеся города» (Schrumpfende Stadte 2004) показал, что городские «шанхаи» с кибитками и огородиками характерны для многих депрессивных городов Европы и Америки: например, в самом центре Детройта на севере США, потерявшем половину прежнего населения, есть целые ареалы огородов. Разница только в том, что в России это явление почти повсеместное и связано не столько с депрессивностью городов, сколько с их давней и устойчивой руральностью (как, например, в Самарской области – одном из лучших регионов России).

Горожане в сельской местности

Для России последнего десятилетия были характерны два разнонаправленных процесса: с одной стороны – глобализация общества, а с другой – еще большая его рурализация (Зубаревич 2003:129). Причиной интенсивной рурализации была не только недостаточная инфраструктурная обустроенность городов, не выдерживающая напора российской урбанизации, но и возникшая перед городскими жителями необходимость вести за городской чертой собственное хозяйство, которое в значительной мере позволяло им выжить и до кризиса, и в 90-е годы.

Вернемся к таблице 4.2.3, в которой показаны излишки в производстве хозяйств населения для собственного пропитания. Больше всего этих излишков в Северо-Западном и Центральном районах, т. е. в районах максимальной депопуляции сельского населения. Значит, сельским хозяйством там в основном занимаются городские жители.

Таблица 5.4.4. Индивидуальные и садоводческие хозяйства населения в Псковской, Орловской и Ростовской областях в середине 1990-х годов

Источник: Harm Tho Seeth, Chachnov, Surinov 1998.

Если учитывать садово-дачную сельскохозяйственную деятельность горожан, то пропасть между городской и сельской жизнью, городским и сельским трудом будет более условной. Многие горожане душой погружены в «сельские заботы» и предаются им со страстью. Неважно, расположен ли участок рядом с городским домом или же за сотни километров от него. Не является секретом и тот факт, что эту деятельность горожане ведут и тогда, когда ее экономическая целесообразность сомнительна, то есть по инерции, а точнее – по традиции, переплавленной во внутреннюю потребность. Можно выделить три основных причины тяги горожан к сельскому хозяйству.

Первая и основная причина – экономическая. Это постоянный дефицит продуктов в прошлом и денег – сегодня. Дефицит заставляет людей, особенно со скромным достатком, заниматься частичным обеспечением себя продовольствием на своих огородах летом и делать заготовки на зиму, независимо от рода городских занятий. Вторая причина – быстрая и недавняя урбанизация. В России мало горожан, которые прожили бы в городе несколько поколений, множество людей сохранило крестьянские корни, а то и родственников в деревне, включая престарелых родителей, которых они регулярно навещают, а зачастую и «замещают» на огороде. Третья причина – социально-экологическая: бегство на дачу и временная перемена занятий для многих горожан является отдушиной. Не имея возможности постоянно жить в собственном доме в пригородах, как на Западе, бедное население России использует в этих целях деревню с ее сельскохозяйственным укладом.

В России, как везде в мире, миграционные тенденции неодинаковы для разных социальных слоев: где-то они центростремительные, где-то – центробежные. Последние часто преувеличивают, указывая на «новорусские замки», заметные близ крупных городов и вдалеке от них и похожие (если не видом, то уровнем удобств) на дома в западных субурбиях и эксурбиях. Но ведь имущественный слой их возможных владельцев у нас так тонок! Первые ростки субурбанизации налицо. Только статистика тут бессильна: владельцы вторых жилищ зарегистрированы в московских квартирах. Другое дело – массовая летняя деконцентрация горожан, более 60 % которых, по статистике, имеют за городом нечто, собирательно называемое дачей, плюс те, у кого в деревне (малом городе) имеется наследный или купленный дом – та же дача.

Дача – понятие обобщающее. Типы «усадеб» и образа жизни в них сильно варьируют. Можно выделить четыре основных типа: собственно дачи, сады-огороды, сельские дома и «новорусские виллы» («замки»).

Дачи — самый старый тип, характерный еще для столичных пригородов царской России. Под Москвой к 1917 году насчитывалось около 20 тыс. дач (Хауке 1960:15). Они долго оставались привилегией элиты, причем аграрное использование немалых участков (до 50 соток), развиваясь с середины века, не было особенно интенсивным. На них до сих пор сохраняются лесные деревья, поляны и т. п. Условия многих дач, хотя и далекие от комфорта «коттеджей», все же позволяют жить там не только летом, но и зимой. Статистика до сих пор не относит классические дачные массивы к категории земель сельскохозяйственных производителей, хотя непременные грядки с картофелем, овощами и клубникой есть и там.

Сады и огороды — самый массовый тип агрорекреационного землепользования, распространившийся после войны вокруг всех значительных городов. В 1950 году в садоводческих кооперативах числилось 40 тыс. членов, в 1970-м – 3 млн. К 1990 году садовые участки имело 8,5 млн. семей, а коллективно-огородные – 5,1 млн. Теперь «садоводов» – 14,5 млн. семей, а огороды остались у 4,3 млн. (Сельское хозяйство, охота и лесоводство 2004:94). Эти «фазенды» имеют двух предков: 1) дачи и 2) огороды, в том числе внутригородские, расширявшиеся в смутные времена. Поначалу нормы строительства были сильно ограничены властями. Переход в 1967–1969 годах на два выходных дня и появившаяся в связи с этим возможность ночевать за городом заставили власти смягчить нормы домостроительства на садовых участках, появились дома, пригодные для летнего проживания. Но эти длительные ограничения, бедность населения и временность жилья способствовали тому, что вокруг городов все равно возникли широкие пояса рекреационных фавелл, трущобные сверхгорода , по выражению Б.Б. Родомана (1993:39). Правда, в последнее десятилетие все больше наблюдается облагораживание внешнего вида садоводческих поселений, активно ремонтируются, достраиваются и строятся новые дома, ничем не уступающие дачам. Все это говорит о повышении уровня жизни среднего слоя горожан, что слабо согласуется с официальной статистикой. В отличие от садов земля под огородами не дается в собственность. Их меньшая популярность у горожан связана и с тем, что там не разрешены жилые постройки, а ездить на такие участки, как правило, неудобно и дорого.

Именно сады и огороды благодаря своей массовости долгие годы служили основным поставщиком натуральных продуктов на столы горожан. Выращивали главным образом картофель и овощи. Непременным атрибутом участков являются фруктовые деревья и ягодные кусты. Интенсивность использования 6 соток садовых участков была намного выше, чем на классических дачах. Огород и сад часто занимали все 100 % участка. Во второй половине 1990-х с уменьшением продуктового и денежного дефицита стала уменьшаться и интенсивность землепользования. На участках все чаще встречаются цветы, реже – небольшие газоны.

Покупка (наследование) сельских домов — третий тип проникновения горожан в депопулирующую деревню, получивший распространение примерно с 1970-х годов. Поначалу сделки купли-продажи носили «теневой» или фиктивный характер, дома оформлялись на местных жителей. В 1989 году особым постановлением правительства горожанам разрешили покупать дома, а затем и землю. Развалюху в полузаброшенной деревне когда-то можно было купить за 1–3 месячных зарплаты. Впрочем, полную картину выявить трудно. Неизвестно, кто из горожан купил и кто унаследовал дома в деревне, сколько времени они там проводят, как распределяют его между отдыхом и трудом на земле. Однако тот факт, что уединения вдали от шумных городов чаще ищет интеллигенция, говорит не в пользу интенсивной сельскохозяйственной деятельности. Хотя и на этих участках картофель и овощи есть непременно, но больше для удовлетворения потребностей во время жизни в деревне, а не для заготовок на всю зиму, как это часто происходит на садовых участках. Из этого контингента, в том числе и благодаря удаленности, чаще формируются и первые ростки контрурбанизации, когда одна-две городских семьи (пожилые пары) остаются зимовать в деревне. Свою городскую квартиру они обычно сдают в аренду, что дает доход, значительно превышающий пенсии.

Есть особая категория дачников – городские родственники и наследники сельских жителей, которые еженедельно ездят «на отработку» в деревню. Эта страта очень велика, и статистика уловить ее не может. При опросах в деревнях мы старались выявить долю продукции, которая уходит городским родственникам (см. табл. 4.2.5), – показатель, который косвенно характеризовал прочность связей городов и сельской местности, а следовательно, и отработку горожан на участках своих родителей в деревне. Степень связанности города и деревни зависит от степени удаленности района и от давности и глубины депопуляции. Например, и Новоузенский район на востоке Саратовской области и Валдайский район в Новгородской области удалены от крупных городов. Но Новоузенский район живет «своей жизнью», а Валдайский сохранил довольно прочные связи деревенских стариков с их уехавшими в города детьми. Особенно заметна активная сельскохозяйственная деятельность горожан в старых районах товарного производства, затронутых процессами депопуляции, например в Ростовском районе (см. раздел 2.7). Действие социальных эстафет так сильно, что горожане активно включаются в сельскохозяйственное производство, доходы от которого часто превышают их жалкие зарплаты. То же происходит и с дачниками, попадающими в такие, например, районы товарного производства огурцов, как Луховицкий.

Растущие потребности горожан, особенно москвичей и петербуржцев, во втором дачном жилье способствуют сохранению многих формально умерших деревень. Многие из них летом оживают. Сезонное заселение горожанами сельской местности начинается с пригородов, но захватывает и глубинные районы. Например, в Переславском районе Ярославской области к 26 тыс. человек местного сельского населения каждое лето добавляется 37 тыс. семей из Москвы и Подмосковья (как минимум 70 тыс. человек), купивших дома в здешних деревнях. Еще 13 тыс. москвичей – члены местных садоводческих и огородных товариществ. Значит, летом сельское население этого района увеличивается почти в 4 раза. Даже за 400 км от Москвы в Валдайском районе Новгородской области (см. раздел 2.5) в летний период население увеличивается с 3 с лишним раза. В деревнях без постоянного населения появляются не только отдельные дома, но и застраиваются новые улицы. «Водораздел» дачного заселения нечерноземной деревни москвичами и петербуржцами проходит по югу Псковской и Новгородской областей.

В последние годы появилась еще одна разновидность жилья горожан в деревне, которую условно можно назвать «поместье». Дополнительно к небольшому приусадебному участку, находящемуся, как правило, в собственности хозяев, арендуется довольно обширная территория из земель администрации или колхоза. Поместья есть и в пригородах, где они доступны супербогатым. В глубинке же возможность прирезать к своему участку кусок земли с лесом, хорошим видом на реку или озеро и т. п. по силам и обычному горожанину, сумевшему договориться с местными землевладельцами. Площади таких поместий могут достигать нескольких десятков и даже сотен гектаров. Иногда местные власти требуют от арендаторов сельскохозяйственного использования части земель, что те имитируют с большим или меньшим успехом. Но главная их цель – отгородиться от мира не забором, а пространством – весьма далека от сельского хозяйства.

Рисунок 5.4.3. Зоны дачного разрастания Москвы и Петербурга

И все-таки глубже всего горожане вросли в сельскую среду пригородов. Именно там возник четвертый тип загородных усадеб — «новорусские виллы». Их мини-замковый облик и резкий контраст с окружением наводят на не самые благородные мысли. Похоже, новые капиталисты следуют девизу о доме-крепости, подтверждая тезис о выпадении в нашем социуме и культуре ряда средних этажей. Это делает современное русское общество, скорее, атомизированным и индивидуализированным, чем коллективистским. Пригородные виллы своими размерами и богатством больше напоминают шикарные курорты, чем обычные пригороды западных городов. Это выплеск капиталов из крупнейших городов, а не их реальное разрастание. По нашим периодическим наблюдениям, большая их часть обитаема в выходные дни и летом, в остальное время обитаемы не более 1/4 особняков, в лучшем случае, там проживает сторож. То есть используются они почти так же, как и классические дачи. Сельское хозяйство на участках, как правило, не ведется, и отличаются они лишь тем, голый там газон или газон с цветами.

Таким образом, субурбанизация (переселение горожан в пригороды) в России в отличие от западных стран имеет все еще в значительной степени сезонный или недельный ритмы и почти всегда связана с наличием второго жилья дополнительно к городской квартире. При этом захватывает она не только наиболее обеспеченные группы населения, но гораздо более широкие его пласты. Более того, контрурбанизация (переселение в сельскую местность) началась в России именно с прослойки бедных, часто пенсионеров, бегущих в свои кое-как утепленные сельские и дачные дома от дороговизны городской жизни и использующих городские квартиры как источник средств существования.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.