6.2. Приватизация — пиррова победа общественников над предметниками
6.2. Приватизация — пиррова победа общественников над предметниками
Приватизация в России и постсоциалистических странах это наглядный пример проведения преобразований под руководством общественников и в целом в интересах общественников. Этим в значительной степени объясняется то катастрофическое падение производства, которое мы наблюдали в России и некоторых других странах. Падение производства было более сильным, нежели в результате разрушительной войны 1941–1945 годов. Мы потеряли огромное количество технологий, рынки, науку и т. д. Негативные последствия от этого урагана неквалифицированных управленческих действий в масштабе страны, но в угоду общественников (хотя на словах все делалось ради основной массы населения) будут отзываться на нескольких поколениях россиян.
В связи с этим надо отметить, что экономические преобразования, приватизация начаты в период господства общественников. Заканчивался 72 летний цикл обновления психотипов экономически активного населения и элиты, начинался новый. Обычно к власти на новом цикле приходят предметники. Они и приходили. Но весь процесс шел в период высокого уровня общественного разделения труда и высокой степени влияния примера западных стран. Простые статистические сравнения показывали, что собственность в частных руках использовалась эффективнее. Во всяком случае на небольших предприятиях это было так. В этом отношении идея приватизации была в целом здрава, хотя и относилась к сравнениям прошлого. И без учета очевидного факта. В западных странах собственность оказалась в частных руках в результате развития на протяжении сотен лет. Сама история, сама жизнь отобрала в собственники тех, кто оказался более эффективным хозяином. Это длительный процесс.
А кто оказался владельцем собственности в России, в других постсоциалистических странах? Однозначно — общественники. Они совершили свойственные им и незаметные на начальном этапе преобразований действия.
1. Окружили политические лица (лицо), которые реально могут принимать решения подконтрольными со стороны общественников экспертами. Создали экспертное сообщество. В то время как предметники в науке помалкивали и стремились как можно полнее понять что и как делать, лица с безудержной фантазией, аудиалисты говорили. И чем сложнее ситуация, тем увереннее они говорили что и как надо делать. Истинные ученые видели эти противоречия и лишены были такой однозначности. Да, среди ученых было немало умных, ищущих, предлагающих работающие схемы. Они говорили меньше, хотя и печатали свои мнения, планы преобразования. План 500 дней из категории таковых научных обобщений. Но по мере сплочения общественников (а они сплачиваются гораздо быстрее предметников), по мере все более доверительного проникновения их в душу и сознание первых лиц в государстве они научились блокировать те предложения ученых, которые были не очень нужны общественникам. А мы знаем из исследований, что экспертное сообщество составляют лица ориентирующиеся как на истину, так и на мнение окружающих. У общественников более развита внешняя референция, для них более значимо мнение ученых с мировым именем. Но там во главе науки стояли лица, отражающие мнение ученых, сформулировавших Вашингтонский консенсус. Это мнение о прошлом, о том как было в прошлом. И это мнение в интересах банков, в интересах торгового капитала. Это в настоящее время появляются точки зрения, что содержание пунктов Вашингтонского консенсуса не верно. А тогда абсолютная часть ученых, в том числе и с мировым именем, думала иначе. И в западном экспертном, научном сообществе принято считаться с мнением большинства, с официально опубликованном мнении.
Поэтому в России, кто хорошо знал английский язык, довольно уверенно выдвигал тезисы, сродни с мнением большинства иностранных ученых. Как не поверить таким людям, искренним, страстным, если представители весьма авторитетных международных организаций соглашались с тем, что и как надо делать в России. У нас не было научных, политических сил для объективной оценки ситуации. А предметники — носители таких знаний, как всегда в истории, оказались неугодными, не ко двору, нарушающие общее спокойствие. Но слава Богу, их не выслали из племени, как это было тысячи лет назад — их просто обвинили в ретроградстве, им просто не дали кафедры в ведущих вузах, их просто сделали маргиналами и отрешили от научного сообщества. Они до сих пор говорят матку — правду, но кто их слушал до начала кризиса? Это сейчас Хазины, Кобяковы на слуху. Их слушают… А некоторые экономисты из неугодных переместились в кабинеты рядом от Кремля. Но механизм борьбы за первых лиц в стране остался, общественников меньше не стало. И сложно надеяться, что без сильного кризиса что-то изменится радикально. Механизм изживания неугодных предметников остался в прекрасно отлаженном состоянии, он смазан и активно действует… Наличие такого механизма — главное завоевание общественников последних десятилетий.
2. Поставили своих людей во главе процесса приватизации, тех, кто отвечает за нее и имеет возможность консультироваться у западных экспертов. А как же общественники будут принимать решения? И при этом не важно, что из западных стран приехали консультировать не ведущие ученые, практики, а общественники… Общественники одного уровня тонко чувствуют общественников другого уровня, легко и естественно объединяются, получаю от этого немалые дивиденды. И не важно, что те, кто стал консультировать российских общественников, потом получил негативную оценку научного сообщества. Кто об этом сейчас помнит? И не важно, что основные положения приватизационного процесса, перевода российской экономики на рыночные рельсы, были не исполнены. Суть дела не в этом, а в том, что этот процесс возглавили общественники. В этом суть. И то что схемы предметников не выполнялись — это следствие данной сути. Общественники слышат только общественников. А к мнению действительно думающих людей, к предметникам они прибегают только, когда группы одних общественников начинают бороться с другими. Когда эти группы на краю гибели. Ученые же рады, что наконец-то обратились к их изысканиям. Это грустная радость, это непонимание подневольного и эксплуатируемого труда ученых со стороны общественников. Это непонимание изощренности самой эксплуатации: она уже оправдывается научно, с помощью предметников… но когда это надо общественникам. А они тонко чувствуют момент, когда что и кто нужен. И делают это так, что мы просто не замечаем эти процессы, которые им родны и понятны. Итак, во главе приватизации были поставлены люди, которые были в той или иной степени подконтрольны со стороны общественников, в том числе и залетных, из других стран.
3. Добились, чтобы схемы приватизации были подвластны им, общественникам. А где не договорились, там сделали потихоньку по-своему уже на этапе исполнения.
4. Добились приватизации всех предприятий по списку. Самые доходные предприятия приватизировались своими людьми, а предприятия с убытками оставались госсобственностью, национализировались.
5. Но наиболее лакомые куски достались номенклатуре, общественникам общественников. Конечно, удержать они их не могли, так как управление даже самыми лакомыми кусками требует конкретного управленческого труда, предметных знаний, навыков. Но во всех постсоциалистических странах номенклатура при приватизации была на высоте.
Эти схемы были устроены общественниками на верху. А внизу так же есть лица, которые готовы были урвать свое. И они так же были активными.
Поэтому нет никакого сомнения в вопиющих фактах, которые приводит в своей работе И. Г. Калабеков [3].
Цель приватизации в России определил Б. Ельцин в обращении к согражданам: «Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров. В этой экономике у всех будут равные возможности…» [1]. Сказано правильно, а сделано все наоборот. И по иному быть не могло. Вокруг были общественники. Предметники, как всегда скромно ждали, когда их позовут решать вопросы. Не позвали. Предметников зовут только спасать тонущие корабли, разоряющиеся предприятия, начинания общественников пришедшие в состояние безнадежности. А тут за счет приватизации собственности в свою пользу и последующей спекуляцией с ней можно было, как показала история, жить десятилетиями. Равные возможности на словах. На деле система приватизации оказалась в руках чиновников, которые в этот период были в состоянии эмоционально перевозбужденных (активность Солнца высокая) общественников. Но чиновники хитры, общественники изворотливы. Стали ссылаться на зарубежных экспертов. И пригласили так же изворотливых дельцов. И платили им хорошо. Известность приобрели гарвардские специалисты Шлейфер и Хэй. Они консультировали российских реформаторов и параллельно, используя инсайдерскую информацию, торговали ценными бумагами российских предприятий. В США в дальнейшем против них было возбуждено уголовное дело. Но эти лица определяли что и как делать по приватизации в России. Они просто не могли по своей сути выражать интересы нашего народа. Экспертная комиссия по методам, формам приватизации состояла из 11 человек, большая часть членов которой были иностранцы.
Приватизация проходила при низкой активности граждан, при высокой роли сомнительных иностранных экспертов, в спешке, при продаже предприятий по дешевке, под контролем криминальных структур. А криминал обычно рядом с общественниками, находящимися в эмоционально возбужденном состоянии.
Даже Сорос Д. назвал нашу приватизацию бандитской.
Денежная приватизация не могла быть в интересах предметников. Те, кто живет дальними целями, кто более копит, а не тратит, потеряли свои сбережения в результате галопирующей инфляции. Чековая приватизация стала пиром общественников. Для себя они выбили отсрочки и рассрочки по платежам. Приватизационные чеки вместо именных стали на предъявителя. Они легко скупались, перепродавались, сдавались в самые различные фонды, которые затем исчезали.
И таких свидетельств о приватизации в России не мало. См.: [3,4,5,8].
Многие говорят о приватизации — грабеже. Это действительно был грабеж советского народа, а еще точнее предметников, тех кто создавал все это. И так было есть и будет всегда, когда у власти общественники. Хотя они сами пострадали так же, более от криминала и от себе подобных, уже после неправедного присвоения собственности. Грабь награбленное — достаточно устойчивое оправдание дальнейших действий тех общественников, кто опоздал к первой раздаче собственности. Власть принадлежала общественникам сполна. Их приход к власти и вытеснение из нее предметников ведет к кризису социально-экономического развития с циклом в 72 года, но еще более катастрофичны последствия, если общественникам дать абсолютную власть с возможностью поддерживать свои решения необычными экономическими методами, типа приватизации. И внешне, на словах все может выглядеть и обычно все выглядит умиленно. Обычно во главе стоят нормальные люди, но которые полностью зависят от своего окружения-общественников, от их тотальной власти через родственные и семейные связи, через взаимные договоренности. И нормальные люди говорят одно, а на деле все делается по культуре, по психотипу тех лиц, которые заняли ведущие управленческие места в стране.
И кто будет громче всего кричать о необходимости передела того, что разворовали, приватизировали? Да, так же общественники. И в интересах общественников, которые получили мало, или хотят получить еще. Начни по новой — будет так же или хуже, пока власти нет у предметников. Только власть предметников изменит ситуацию.
У кого в результате такой приватизации оказалась собственность? И будут ли такие предприятия эффективными? Хотя эти собственники хорошо улаживают дела с сильными мира сего. Могут договориться даже с западными банками, получить дешевые кредиты, добиться компенсации своих расходов со стороны правительства, добиться своего правительства. Они это могут. А управлять нет. Договариваться с себе подобными (наиболее продвинутые могут договариваться и с предметниками) могут. Но эффективно управлять для них означает договариваться с теми от кого зависят преференции. Управлять, творить реально могут лучше предметники. Кое-где о них стали вспоминать. Началась даже борьба за лучших руководителей, лучших специалистов. Кое-где они работали и работают самоотверженно и честно. Но весь инвестиционный климат сделан, вырос, выпестован общественниками и ради общественников. Для своих — пожалуйста. А так… И могут оправдать, объяснить любую ситуацию.
И такой процесс с разными вариациями прошел во всех постсоциалистических странах. В некоторых странах приватизация была в некоторой степени в пользу предметников — там темпы развития страны, степень спада производства была меньше. Так, Китай начал приватизировать убыточные предприятия. Чудаки! Приватизацию в Китае рассматривали как способ борьбы с убыточностью этих предприятий. Хотя и тут общественники нашли способ поживиться. Конкурсная комиссия рассматривала планы по выводу предприятия из кризиса. Были созданы конкурсные комиссии — у кого лучше план — получал в руки предприятие. Комиссия, конечно, выделяла своих. Муниципалитет заключал с победителем договор о режиме работы данного малого предприятия, по сохранению его профиля, по численности занятости, по динамике выпуска продукции, иногда по уровню отпускных цен. Естественно, в Китае тоже люди. И для своих требования были не столь жестки, как для пришлых. Но все же свои были ограничены в бездеятельности, так как при явной неудаче мог наступить и этап ренационализации, объявление нового приватизационного конкурса. Такой подход заставлял работать всех. Такой подход привел к успеху.
Иной результат получен, когда предприятия захватывали люди без опыта управленческой, руководящей деятельности. Они, естественно, делали все так, как и должны поступать общественники. Вариантов здесь не много:
— разворовать, что есть;
— перепродать другому лицу, особенно выгодно, когда покупают иностранцы;
— набрать кредитов, поделить их и обанкротить предприятие.
И такая деятельность захватила если не всех, то многих. На глазах менялись люди. Приходилось наблюдать как ранее патриотичные (хотя бы на словах) люди менялись и с гордостью говорили, что работают в структуре, которая захватывает наши предприятия для передачи их западному бизнесу. Свою подготовку в элитных подразделениях спецслужб они быстро поменяли на работу в интересах иных элит. Человек без собственности и без внутренней веры может быстро поменять свои ценностные ориентации.
Поэтому происходила быстрая смена одной группы лиц, занимающихся добычей дивидендов от приватизации, на другие группы. И речь чаще шла не о том, насколько это эффективно в интересах государства, а о своих личных перспективах. А что будет, когда отпадет нужда в тех, кто помогает продавать наши предприятия за рубеж? И в России, где так важна эмпатия, эти процессы шли порой в более безнравственной форме, чем на Западе. На Западе человека сдерживали законы, а у нас добрые, человеческие отношения с удачливым общественником уже достаточный психологический фактор, чтобы верить ему и следовать за ним. А ведь мы знаем, что общественники могут так своим обхождением обыграть предметников, что последние это не могут даже диагностировать на уровне сознания. И все оправдывалось словесно, нередко достаточно глубоко и всесторонне.
Очень немного научных исследований подходят к анализу процесса приватизации под углом мотивации новых собственников на эффективную предпринимательскую деятельность. Такой анализ становится возможным только чрез некоторое время. Один из них представлен в книге «Обучение рынку» [7]. Под ред. С. Ю. Глазьева. М.: Экономика, 2004. — 639 с.
Авторы спокойно сопоставляют методы, способы приватизации с ее результатами. И все становится на свои места. Где методы, способы приватизации были в интересах предметников, профессионалов — там результат выше.
Приватизация за деньги была эффективнее в тех странах, где таким образом выявлялись реальные собственники, обладающие профессиональными компетенциями, знаниями, соответствующими качествами личности. Так, иметь деньги на счетах могли или банкиры, или успешно работающие предприниматели. Банкиры обычно вкладывают свои деньги в финансовые операции, дают в кредит. Поэтому чаще предприятия выкупали те, кто получил свои накопления тяжким трудом, своим характером, за счет своей головы. Это те, кто привык к накоплению. А это чаще предметники, резонаторы. Это люди дела, кто реально мог произвести реструктуризацию предприятия. Дикая инфляция в России уничтожила такую возможность, так как банковские сбережения просто обнулились. При продаже активов за очень низкую цену — в дело вступают не самые конкурентные, не самые компетентные, а склонные к риску, знающие что и как надо сделать, чтобы получить свое. А это психотип общественника. Поэтому эффективность приватизации через продажу была там, где были потенциально способные к развитию собственники с деньгами. Это Великобритания, Чили. Их положительный опыт был перед глазами. И он копировался без понимания того, что покупают приватизируемые предприятия в зависимости от макроэкономической ситуации, от конкретных условий различные психотипы собственников. Не все, а определенный психотип. Но данную статистическую зависимость (приватизация ведет к росту эффективности производства) распространили на всех. В большинстве постсоциалистических стран (за исключением Китая и Германии) при раздаче собственности первыми были общественники. Отсюда и соответствующая эффективность приватизации.
Снижали эффективность приватизации и казалось бы внешне справедливые меры. Допустим, решения путем приватизации компенсировать ущерб пострадавшим в войне, как это делали в Хорватии. Но эти решения принимали люди, а люди найдут способ как сделать так, чтобы своим, родным было хоть чуть-чуть, но больше. К таким методам привыкают, надеясь и на дальнейшую помощь.
Эффективность использования собственности падает.
Раздача права на собственность всем членам коллектива так же имела негативные отдаленные последствия. Ведь в любом трудовом коллективе есть свои общественники. Есть люди со способностями понимания систем управления, систем взаимоотношений между людьми, а есть лица см чертами истероидности. Для них поговорить важнее, чем сделать. Наличие многих собственников, порой мало понимающих в сути принимаемых решений, было не последним фактором того, что умные менеджеры, в том числе из зарубежных компаний, просто не рекомендовали покупать акции таких предприятий. Ими было невозможно управлять. Наряду с отсутствием рыночной инфраструктуры это сдерживало реализацию данных предприятий крупным, опытным зарубежным компаниям. Продать свои предприятия внешним инвесторам удалось только в Восточной Германии. Но в этом заслуга и Западной Германии, и психологические особенности немцев, в частности — согласие восточных немцев на сокращение рабочих мест на продаваемых предприятиях и др. В результате предприятия Восточной Германии оказались в руках достойных собственников, которые имели за спиной десятилетия успешной работы на аналогичных производствах.
Реализация акций приватизируемых предприятий на биржах была возможна только по отношению к хорошо работающим предприятиям. Но те, кто покупал эти акции не всегда был заинтересован в такой же успешной работы этих предприятий и в дальнейшем. Покупался конкурент и для его законного уничтожения. Рынок научил представителей успешных предприятий выживанию, победам самыми различными способами, в том числе и покупкой с последующим банкротством своих конкурентов.
Передача права собственности коллективам предприятий оказалась более эффективной, нежели раздача собственности своим людям, общественникам. Вот итоговое мнение авторов данной монографии. Это мнение в высшей степени психологично, оно выходит за рамки собственно экономической терминологии. «Подводя итоги плюсов и минусов, имеющих место в случае продажи или передачи государственной собственности трудовым коллективам, можно отметить, что для собственности менеджеров/рабочих характерна высокая степень адаптируемости к требованиям держателей акций. Значительно менее эффективна эта форма при выработке механизмов корпоративного управления или в привлечении новых капиталов и знаний. Особенно проблематично использование этой формы на предприятиях, не способных выжить без соответствующей реструктуризации: возникающие в коллективе конфликты интересов в этом случае блокируют возможность серьезных преобразований. Создание предприятий в собственности рабочих и менеджеров более эффективно в случае хорошо работающих компаний, способных генерировать внутренние источники инвестирования, либо мелких предприятий (как это имеет место, например, в Словении). В интересах сохранения фирмы в этих случаях, как показывает практика, рабочие иногда готовы пойти даже на болезненное сокращение заработка. Однако, маловероятно, чтобы в отношении и крупных фирм, требующих значительных дополнительных капиталовложений, форма коллективных предприятий способствовала аккумуляции необходимых ресурсов, генерированию стимулов, знаний и навыков, важных для проведения крупномасштабной реструктуризации» (стр.147–148).
В этих словах заложены достаточно фундаментальные психологические закономерности. А именно. 1. Динамические стереотипы, привычки, в том числе и в форме профессиональных компетенций, большинства работников имеют свойство самосохранятся. Так, рабочие привыкли подчиняться руководителям, они эту привычку переносят на держателей акций, на собственников. Но рабочие не привыкли управлять, не привыкли заниматься накоплением средств для развития производства. У них это и выходит хуже. 2. Внутреннее накопление выступает одним из важнейших признаков того, что здесь имеются людские ресурсы для развития, это признак присутствия предметников. Использование кредитов — удел в развитии общественников. Они легко и естественно борются за более низкий процент платы за кредит, за списание процентов за кредит и т. д. А вот предметники — копят. Они более надеются на себя. По приведенной таблице личностных особенностей резонаторов и постпострезонаторов видно, что у последних более развита внешняя референция, а у резонаторов, у предметников — внутренняя. Им более привычно развиваться за счет внутренних накоплений, собственных решений и т. д.
И для получения эффективных результатов методы приватизации должны были быть связаны со ставкой на те психотипы, которые более подходят для управления собственностью. Уже давно установлено, что собственность не является мотивирующим фактором для всех. Это удел немногих. Для выхода на нужных людей нужны были соответствующие методы. Так, в России можно было бывшие когда-то полноценные сбережения перевести в возможность купить на них акции своего предприятия по более низкой цене, чем для других. И часть акций давать работникам даром, в зависимости от стажа работы и получаемой заработной платы (у руководителей она была бы выше). На эту часть выплачиваются дивиденды. А купленные акции за свои кровные дают право участвовать в управлении предприятием. Это отсортировало бы людей на тех, кто готов жить будущим (более характерно для резонаторов) и кто готов не потратить все на потребление сейчас, а отложить в форме накопления. Это выделило бы тех, кто реально может и хочет заниматься управлением организацией. Это качественно иные люди. Они с меньшей вероятностью выступали бы против структурных перестроек на предприятии.
Вырисовывается психоэкономическая закономерность. Если на предприятие, в отрасль, в какой-то уклад приходят люди, которые относятся к резонаторам, к предметникам, то вероятность успешного развития этого предприятия, уклада становится значительно выше. Так в Китае наибольший прирост ВВП обеспечивался новым экономическим укладом — мелкими и средними частными предприятиями. И приход соответствующих людей обеспечивался как путем применения адекватных методов приватизации, так и путем втягивания в этот сектор крестьян, которые по своему психотипу чаще являются кинестетиками. Ими легче управлять, они более способны к каторжному труду и др. Высокие темпы развития были характерны и для России, когда в промышленность в массовом масштабе приходили крестьяне и бывшие военные. При этом чаще бросали свое крестьянское хозяйство бывшие кулаки, которым было не уютно жить в деревне при массовом раскулачивании. Они и составили те артели, бригады, которые провели индустриализацию в нашей стране. Хорошими бригадирами, управленцами стали и бывшие военные. Их динамические стереотипы, привычки соответствовали профессионализму успешных управленцев.
В России в результате приватизации редко появлялся эффективный собственник. Хотя примеры таковые есть. Они показывают как много могут сделать люди, чьи профессиональные качества, мотивы соответствовали той деятельности, которую они выбрали для себя самостоятельно, в которую вложили свои силы, средства. Более приватизация это пример того, как общественники за короткий срок могут обобрать весь народ, прикрываясь красивыми, и главное, формально верными словами.
В результате приватизации появились разнообразные институты-посредники.
Итог приватизации известен. Это пиррова победа общественников. Хаос, связанный с этим, — причина резкого падения эффективности всей экономики России, а значит и уровня доходов самих общественников. Многие из них оказались на Западе. Некоторые из этих многих уже вернулись в Россию.
Итог приватизации ничтожен с экономической, социальной, нравственной точек зрения. Ежегодно получаемые от приватизации деньги были в несколько раз меньше расходов бюджета на обслуживание внешнего долга. В среднем от приватизации одного предприятия в 90-х годах прошлого века государство получило 15 тыс. долларов. Это цена подержанной иномарки или 4 квадратных метра московского жилья [3]. См. Калабеков И. Г. Российские реформы в цифрах и фактах. (Издание второе, переработанное и дополненное). — М.: РУСАКИ, 2010. — 498 с.
Исчезла ли в настоящее время власть общественников? Она трансформировалась. Она переросла во власть бюрократии, во власть чиновников, в коррупцию. И мнение наших граждан на этот счет однозначно. По данным Transparency International в 2013 году опрошено 114 тысяч человек из 107 государств мира.
http://ria.ru/world/20130709/948500060.html
77 % респондентов заявило, что государство недостаточно эффективно борется с коррупцией. Коррупция растет. И не только в России. 27 % респондентов за последние 12 месяцев давали взятки, но девяносто процентов готовы бороться с коррупцией.
Неэффективными действия государства в борьбе с коррупцией считают 77 % респондентов. А разве когда борьба общественников против общественников приводила к улучшению положения дел?
Самыми коррумпированными опрошенные из России посчитали чиновников и госслужащих — 92 %. На втором месте полиция — 89 %. Но взяток полиции дают меньше. Скорее всего из-за повышения заработной платы. Но не только. За последнее время здесь проведена немалая работа по наведению порядка. В честность судей и парламентариев не верят более 80 % граждан РФ соответственно. И т. д. Если это общественное мнение отражает лишь частично реальное положение дел, то возникает вопрос — кому доверить борьбу с коррупцией? Общественник общественнику друг, во всяком случае до момента пока их интересы совпадают [10]. http://ria.ru/world/20130709/948500060.html#ixzz2YoQd27PX
Да, уровень коррупции вырос во всем мире, согласно полученным в данном исследовании результатом. И это закономерно, когда власть принадлежит общественникам, когда правит их культура.
Борьба с этой властью идет. Но именно борьба, которая завершается чаще более тонкими и изящными схемами порабощения работающих людей, присвоения созданного ими труда со стороны общественников. А нужно менять таких людей на предметников, нужно менять культуру общественников на культуру предметников.
При политической воле это сделать не сложно. Знаем, что общественники себе выдают хорошую зарплату, везде, — в управляющих компаниях, в банках и т. д. Значит нужны законы, которые это регулируют. Но дело в том, что люди, которые могут хоть как-то ограничить рост незаработанной заработной платы, уже «окучены» теми, кто такую заработную плату получает. Значит надо менять и этих правителей.
Создал эффективное предприятие, выпускающее самую современную продукцию, из новой технологической волны — бери кредиты без процентов, развивай свое производство. Но при условии — платим налоги и предприятие зарегистрировано в России, это наш резидент.
Растет предприятие — бери еще деньги, приглашай лучших изобретателей, ученых мира, строй новые заводы, производи новую продукцию. Поучается — назначай управляющие компании, строй дороги и т. д. Кредиты, контракты должны получать те предприятия, которые наиболее успешны. А мы порой даем их тем, кого надо разорять. Успешными в производстве, а не в системе коммуникаций, предприятиями обязательно будут руководить предметники. Пусть они и распределяют средства. Не получится — заменят другими. Но тоже предметниками. И для таких решений не надо никаких комиссий. Есть коды ВЭД. По ним устанавливаем какая продукция является высоко технологичная и относится к новому технологическому укладу (его направления перечислены учеными), см. С. Ю. Глазьев [1, стр. 416–453] и др. Есть данные из налоговой инспекции. Есть бухгалтерская отчетность, есть данные банков. Ранжируем все предприятия. На первом месте те, у кого более прибылен бизнес по данным технологическим направлениям. Если он резидент — даем ему средства для дальнейшего развития. Отказывается — обращаемся к следующему в ранжированном списке. Кто берет средства, составляем список под гарантию какого человека взяты эти средства. Лучший вариант, когда собственник и генеральный директор предприятия одно лицо. На сайте министерства развития вывешивается список предприятий кому были предложены средства для развития и письменный отказ, если таковой есть.
И никаких решений для избранных. Все по объективным показателям. И никаких ходоков, никаких поправок к составленному списку высокотехнологичных товаров по коду ВЭД. Ведь начнется сразу уточнение этого списка. Это важно избежать.
Запустили схему и дальше идут инструкции что и как делать, кому. Все по инструкциям. Ничего изменить нельзя. А как хочется, как хочется… А нельзя. И начнут группироваться общественники вокруг предметников, которые выпускают саму передовую наукоемкую продукцию, предлагать разные варианты решения возникающих у них проблем. Но это уже совсем другой порядок, начнет формироваться иная культура, культура созидателей. Конечно, этот процесс надо начинать с самых небольших предприятий, так как на больших выше вероятность господства общественников. Отсюда вероятность успешного развития выше там, где общественников нет или их меньше, то есть на самых небольших успешных предприятиях. И помогать в первую очередь надо им.
Зная, что предметники стали объектом эксплуатации во всем мире, и имея собственных проверенных созидателей-предметников, можно привлекать таланты со всего мира. Даем таким Кулибиным научно-исследовательскую базу, место для жизни, достойную заработную плату. И заключаем договор — достиг оговоренное в положенное время — становится главой и владельцем (на 25–50 % в зависимости от уровня изобретения) фирмы. Он становится владельцем, а не наемным рабочим. Но договориться с предметником может только предметник. И протекут в Россию изобретатели, ученые и просто хорошие люди. И это не мечты.
Есть фирмы, есть примеры, где это так и происходит. И будут распределять народные денежки те, кто понимает эти сложные научно-инвестиционные процессы изнутри. Кто на практике, а не на словах, знает как достигается успех в условиях современного общества, в условиях не простого мирового рынка. И у Счетной палаты работы будет меньше.
У нас не хватило ума как провести приватизацию, но у нас должно хватить ума и силы воли изменить это в интересах будущего страны. Так собственность перейдет в руки наиболее эффективных собственников.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.