Глава 8 Последние дни Pax Americana?

Глава 8

Последние дни Pax Americana?

То самое слово на «с». «Спад». А ведь меня просили избегать его, говоря о США в докладах «Глобальные тенденции». Но как ни крути, а не поговорить об относительном спаде я не могу. Ну как промолчать о нем? Все три последних доклада были посвящены многополярному миру, который характеризуют новые потенциальные мировые державы. С 1950?х США постепенно теряли долю от мирового ВВП. Сегодня на них приходится около 18 % мирового ВВП, пересчитанного по паритету покупательной способности. Процент немного увеличился в 1990?е, когда производительность и рост США пошли в гору благодаря революции информационных технологий и урезанию бюджета. После Второй мировой войны на США приходилось более 50 % мирового ВВП, но и мировых держав было существенно меньше. Сокращение доли США отражает успех страны. Система открытой торговли, установленная на руинах послевоенной Европы и Азии, пошла на пользу всем.

Знаменитая статья Роберта Кагана «Миф о закате Америки» появилась в журнале New Republic, как раз когда я работал над самым свежим выпуском «Глобальных тенденций»{194}. По сообщениям в прессе, президент Барак Обама статью прочел и она произвела на него впечатление. В ежегодном докладе Конгрессу о положении в стране 26 января 2013 г. президент Обама заявил: «Любой, кто скажет вам, что Америка переживает спад или тает наше влияние, просто не понимает, о чем говорит».

В статье Кагана есть хорошие мысли, с которыми я согласен. Как Великобритания в период своего расцвета в XIX в. не всегда получала то, чего хотела, и иногда терпела поражения, неудачи США в Ираке, Афганистане или других регионах не означают, что мощь Америки сходит на нет.

Американцам случалось испытывать ощущение спада, но потом удавалось выкарабкаться. Случится ли так и в этот раз? Те, кто отказывается признавать спад, утверждают, что будущее ничем не будет отличаться от прошлого. Вот что говорит Каган: «В 1890?е и 1930?е, а также в 1970?е США пережили глубокий и длительный экономический кризис. И каждый раз в следующее десятилетие страна восстанавливалась и в результате оказывалась даже на более сильных позициях относительно других стран, чем до кризиса».

Классический пример – подъем и падение Японии. Я, должно быть, слышал это тысячу раз: в 1980?е Япония считала, что вот-вот перегонит Америку, но в 90?е по ней ударили два десятилетия стагнации. Японская модель индустриальной политики, регулируемой государством, больше не кажется привлекательной. И волны «упадничества» – не более чем барашки волн на бескрайнем просторе океана, читай Pax Americana.

И все же я думаю, что на этот раз будет иначе. И меня вполне устраивает формулировка, что США станут «первыми среди равных». Только я не думаю, что именно это многие подразумевают под Pax Americana. Америке придется пересмотреть свое видение лидерства, чтобы иметь дело с изменившимся миром.

Не будет никаких доминирующих сил. На смену послевоенному Американскому миру не придет Китайский. Я легко могу представить себе сильные и обновленные США в кругу других держав. Но кто-то не может вообразить многополярный мир и верит, что для поддержания международного порядка необходима гегемония. Для них мир без гегемона автоматически означает хаос. Если бы США попытались вернуть себе статус лидера в монополярном мире, они бы столкнулись с сильным сопротивлением со стороны не только развивающихся мировых держав, таких как Китай, но и европейских партнеров, большинство которых стали придерживаться противоположных американским взглядов после войны в Ираке в 2003 г. Сегодня нужно быть лидером совсем другого типа, и это задача не из легких. Количество игроков – государств и негосударственных образований – резко увеличилось. США – единственная мировая держава, которая могла бы взять на себя регулирование этого многогранного и многополярного ландшафта. Но до доминирования или гегемонии тут очень далеко. Pax Americana – если ему и суждено существовать в будущем – должен быть переосмыслен. Если посмотреть на все это со стороны, то идеальным был бы мир золотой середины – такой, в котором США не слишком бы доминировали, но был тот, кто за всем следит и противостоит полному хаосу. Задача не из легких.

Как бы странно это ни звучало, экономика США будет здоровее всего, если весь остальной мир продемонстрирует еще больший экономический рост. На мой взгляд, это подчеркивает ключевую мысль: экономика и мощь Америки зависит от того, как хорошо остальным. И этот подход очень далек от игры в «кто кого», мира, где сила одного государства проистекает из слабости других.

Правила игры изменились. Это непростой переломный момент, но его надо пережить. Время от времени политические круги оказывали мощное давление на наших аналитиков, говоря, что Западу нужно поглотить будущие мировые державы точно так же, как это случилось с Японией, Южной Кореей, Тайванем. Эти государства, рост которых пришелся на 1960–1980?е гг. прошлого века, были интегрированы и стали частью Запада. Они не вызывали ни у кого особого раздражения и никак не изменили основ миропорядка, в котором доминировали США и Запад. Конечно, тогда речь шла о мире, который был расколот надвое между США и СССР, и Вашингтон был очевидным лидером в борьбе против коммунизма. Речь шла о двух лагерях, каждый принадлежал либо к одному, либо к другому. США были бастионом, за которым мог укрыться весь свободный мир. Это придавало им огромную силу.

Я обнаружил, что молодые люди далеко от Капитолийского холма хорошо ощущают, как меняется мировой ландшафт. Многие очень пессимистично смотрят в будущее. Я вспоминаю, как осенью 2011 г. обсуждал возможные сценарии со студентами-инженерами в Пенсильванском университете и был потрясен тем, как мрачно они настроены по поводу того, что ждет мир в будущем. Особенно негативно они отзывались о Вашингтоне и способности нашей политической системы решать серьезные проблемы. И это не было притворством. Другие студенческие аудитории, с которыми мне довелось общаться, тоже отличались мрачным взглядом на будущее. Исследовательский центр Pew обнаружил, проведя опрос в феврале 2012 г., что только половина американцев считает, будто их культура лучше других. В 2002 г. так считали 6 из 10 опрошенных. Молодые американцы менее склонны придерживаться мнения об американской «исключительности», чем старшее поколение{195}.

Я думаю, что простой американец что-то подозревает. Как ни крути, но Запад станет меньшинством и будет иметь дело с окружением, где сила распределена шире. Здоровье мировой экономики будет все сильнее зависеть от того, как обстоят дела в развивающихся странах. Мировое благосостояние пошатнулось. В 2008 г. Китай потеснил США с позиции владельца крупнейших в мире сбережений. К 2020 г. доля финансовых активов, приходящихся на развивающиеся рынки, увеличится вдвое. Они станут более важным источником капитала для мировой экономики.

Эра, наступившая после Второй мировой войны, была охарактеризована лидерством – и экономическим, и политическим – стран «Большой семерки», которые были союзниками и партнерами. Сила США зависела от крепких связей с западными партнерами и даже усиливалась благодаря этим связям, которые были закалены в боях сначала с фашизмом, затем с коммунизмом.

В будущем, независимо от любых реалистичных сценариев экономического роста, которые можно создать, «Большая семерка» будет в ответе за снижение расходов на вооружение во всем мире. США останутся до 2030 г. ведущей военной силой в мире, но не факт, что они смогут сохранить на том же уровне расходы на вооружение. Уже несколько десятилетий наблюдается тенденция к снижению доли расходов на национальную безопасность в экономике США. Со стареющим населением и перспективой более высокой учетной ставки в будущем растущие расходы на субсидирование станут поглощать все большую часть федерального бюджета, если не будет проведена реформа или существенно повышены налоговые сборы. Исторически сложившееся военное превосходство «Большой семерки» над другими странами начнет сходить на нет.

Однако благодаря общим ценностям Европа по-прежнему очень важна для США. Это не типично американская позиция. Очень многие во внешнеполитических кругах американской политической элиты пренебрежительно отзываются о Европе, называют старой и усталой, считают неспособной быть хорошим партнером для США{196}. Я начинал карьеру как специалист по взаимодействию с Европой и, возможно, лучше себе представляю, что стоит на кону для нас и для них. Безусловно, Европу ожидают многочисленные изменения. Даже до недавнего кризиса евро Евросоюз переживал кризис идентичности, и с тех пор мнение о нем лишь усугубилось. 60 % европейцев не верят в Евросоюз, по данным опроса, проведенного в 2013 г. Это резкое падение доверия по сравнению с 32 % в начале 2007 г.

Почти 50 % европейцев признались, что пессимистично смотрят на будущее союза, насчитывающего сегодня 28 стран. В конце 2007 г. пессимисты составляли всего лишь четверть опрошенных{197}.

И все же я бы сказал, что Европа очень важна для будущих интересов США. Слабая Европа делает менее вероятной возможность поддержания во все более многополярном мире либерального международного порядка, установленного США после Второй мировой войны. А сильная, разделяющая традиционные американские ценности принципа многосторонних отношений, резко повышает эту вероятность.

Оказывается, в европейских столицах закат Европы – столь же болезненная и противоречивая тема, как и американская дискуссия о ее собственном будущем. Я присутствовал на одной встрече в Брюсселе, где страсти накалились и одни утверждали, что Европа вообще не переживает никакого спада – ни относительного, ни абсолютного. Другие – в том числе многие европейцы – считали, что значение Европы в мире уменьшается.

На фоне всех этих мрачных предчувствий политики в Вашингтоне были крайне удивлены, когда европейские лидеры стали настаивать на переговорах о неограниченной внешней торговле в конце 2012 г. – так называемом Трансатлантическом торговом и инвестиционном партнерстве. Отчасти европейцы опасались, что США окончательно отвернутся от Европы. Администрация Обамы объявила о «повороте» в сторону Азии в октябре 2011 г. Это включало в себя, помимо небольшого перераспределения вооруженных сил, интенсификацию переговорного процесса по Транстихоокеанскому партнерству с 12 странами Тихоокеанского кольца, включая сами США. В связи с недавним вступлением в переговоры Японии ожидается, что будущее соглашение покроет 40 % нынешнего мирового ВВП и треть мировой торговли. Создав Американо-европейское трансатлантическое торговое и инвестиционное партнерство, США покроют почти половину мирового ВВП и еще треть мировой торговли.

Два переговорных процесса с США в центре внимания демонстрируют способность Америки быть краеугольным камнем и для европейцев, и для многих азиатов, опасающихся подъема Китая. Тот факт, что Транстихоокеанское партнерство подразумевает асимметричные шаги – существенные уступки, которые обусловят гораздо более серьезные экономические и политические проблемы для азиатских стран, чем для США, – говорит о том, что эти страны хотят закрепить роль США в Азии. А Трансатлантическое партнерство, если о нем удастся договориться, будет также подразумевать уступки с европейской стороны, которые будут призваны служить подтверждением их приверженности партнерству.

Страны-участницы по обе стороны Атлантики полагают, что партнерство – последний шанс нарастить связи перед вступлением в совершенно новую эру многополярности и азиатского напора. Как писал Брюс Строукс{198}, эксперт, давно занимающийся трансатлантическими отношениями и международной экономикой: «Не исключено, что через 10 лет связи с Азией перевесят связи, соединяющие берега Атлантики. Американские и европейские компании еще глубже внедрятся в Китай, Индию или Юго-Восточную Азию. Их будут интересовать азиатские технические нормы и регулирующие принципы… Трансатлантическое партнерство станет гарантом того, что западные ценности и регулирующие принципы – прозрачность, правовые процедуры, отчетность и главенство права – возобладают при создании новых правил для экономики XXI в. Возможно, именно отстаивание и укрепление позиций этих норм демократического капитализма окажется непреходящим наследием Трансатлантического партнерства»{199}.

Все это сулит США мировое лидерство при аккуратном обращении. Двусторонние переговоры помогут закрепить открытую либеральную торговую систему – в частности, если Трансатлантическое и Транстихоокеанское партнерства приведут к новому раунду переговоров о мировой торговле, которые сейчас зашли в тупик. А если этого не произойдет, они могли бы подстегнуть тенденцию роста в сторону большего регионализма и фрагментации мировой системы. Если партнерства будут использоваться для попыток изолировать Китай – вместо того чтобы привлекать его к участию в открытой системе, – то они станут не только неудачными начинаниями, но и, более того, опасными, так как подольют масла в огонь нарастающей напряженности в Азии. Согласно большинству сценариев, Китаю в ближайшие десятилетия предстоит стать центральным игроком в мировой торговле и крупнейшим торговым партнером для большинства стран. Китай обсуждал или обсуждает соглашения о свободной торговле со многими из своих соседей, стремясь создать противовес усилиям США в рамках Транстихоокеанского партнерства. Без согласования американских, европейских и китайских региональных договоренностей американские и европейские компании окажутся дискриминированными на китайском рынке. Компании из азиатских стран, находящихся в отношениях свободной торговли с Китаем, будут иметь преимущество{200}. К счастью, Китай проявляет все большую заинтересованность в том, чтобы вступить в Транстихоокеанское партнерство. Руководство видит в партнерстве возможность продавить экономические реформы.

Перспектива раздробленной мировой системы – реальная угроза, причем постоянно усиливающаяся, если США сдадут позиции. Я обозначил изменения в международной обстановке, которые делают небезопасными попытки США вести себя как сверхдержава в монополярном мире. Слишком слабая Америка, зацикленная на себе, также станет угрозой стабильности. Это опасение высказывалось повсюду, где я обсуждал «Глобальные тенденции», даже в Китае и России. Один высокопоставленный китайский политик резюмировал это так: «После окончания холодной войны было слишком много эйфории и США зашли слишком далеко в своем монополярном мире. Как гласит китайская пословица, если ты поднялся на вершину, тебе придется и спуститься».

Смогут ли США сойти с вершины красиво, или спуск будет слишком резким? Это важно, потому что все на нас смотрят. Краеугольным камнем государственной мощи для США остаются экономическая сила и инновации. Очень многое зависит от того, где Америка окажется в экономическом плане через 15 или 20 лет. Мы рассмотрели в «Глобальных тенденциях 2030» два сценария. Согласно оптимистичному, США примут меры против своих структурных проблем, в том числе падения уровня образования, астрономических расходов на здравоохранение и дефицита бюджета и долгов. За пределами США еврозона останется неизменной, тем самым устраняя одну из наибольших угроз для восстановления позиций США в ближайшей и средней перспективе. Дальнейшее процветание в странах развивающихся рынков, где по меньшей мере миллиард человек присоединятся к мировому среднему классу до 2030 г., также может пойти на пользу экономике США. Эти недавно получившие новые возможности потребители жаждут образования, а также продуктов, связанных с информационными технологиями (и в этом США особенно преуспели). Более того, будучи мировым лидером в области технологий, США могут получить импульс для экономического роста от инноваций в медицине, биотехнологиях, коммуникациях или энергетике. Согласно оптимистичному сценарию, экономика США будет стабильно расти на 2,7 % в год в среднем, что на 2,5 % больше, чем на протяжении последних 20 лет. Рост американской экономики будет отражать одновременно и существенный рост численности работающего населения, и технологический прогресс. Уровень жизни вновь начнет повышаться – по этому сценарию он вырастет почти на 40 %, – что подстегнет социальную мобильность, хотя доля Америки в мировой экономике будет снижаться. Торговля будет и дальше сдвигаться на восток. Экономический рост Китая к 2030 г. существенно замедлится, но он по-прежнему будет оставаться для многих стран крупнейшим торговым партнером.

Тут есть много «но» и серьезные сомнения в том, удастся ли нам воплотить этот жизнеутверждающий сценарий. В начале 2014 г. наблюдался возрастающий оптимизм, подпитываемый американским энергетическим бумом. Но выздоровление было долгим, а уровень безработицы все еще высок. По мне, наибольшие опасения вызывает снижение школьной успеваемости. С первого места, которое они занимали по этому показателю к концу Второй мировой войны, сегодня американские школьники сместились на 31?е по математике и на 22?е по техническим наукам (сравнивались 65 стран, в том числе развивающиеся). За 30 лет преимущество американского образования сократилось вдвое. Без существенного улучшения ситуации с начальным и средним образованием будущие американские трудовые кадры – а раньше американцы получали самые высокие в мире зарплаты – будут все чаще демонстрировать средние навыки на рабочем месте. Это вызывает большие опасения из-за увеличивающейся конкуренции в лице более дешевой рабочей силы за рубежом и технологических инноваций, таких как робототехника и ИТ-автоматизация, которые лишают работы даже высококвалифицированных сотрудников (см. главу 6). Не получившие хорошего профессионального образования работники, приходя на мировой рынок труда, чувствуют себя так, как будто им одну руку привязали за спину.

Совсем другая видится картина – и для США, и для всей международной системы, – если американская экономика не сможет полностью восстановиться и экономический рост сильно замедлится и упадет ниже отметки в 2,7 %, среднего показателя по оптимистичному сценарию. Более слабая международная торговля, а также побочные эффекты от внутреннего кризиса замедлят рост и в других странах. Это скажется на уровне жизни в США. Американский средний класс на протяжении последних пары десятилетий уже столкнулся с застоем роста доходов. Согласно этому сценарию, средний класс будет скатываться вниз. Даже в этом случае, возможно, спад и не начнется, но большинство американцев и многие наблюдатели будут считать, что США катятся в пропасть, из-за чего им будет значительно труднее сохранять лидерские позиции. При таком сценарии, я уверен, Америка неминуемо обратится внутрь себя и станет изоляционистской.

Оптимистичный сценарий, при котором у американской экономики открылось бы второе дыхание, увеличивает шансы США на продолжение активного участия в решении проблем всей планеты или отдельных регионов. Используя Трансатлантическое и Транстихоокеанское партнерства, Вашингтон мог бы вывести всех к новому раунду мировой торговли, закрепив правила регулирования международной торговой системы. Более сильным США было бы проще иметь дело с нестабильным Ближним Востоком и предотвратить крах не справляющихся со своими задачами государств в других регионах. Оставаясь более ориентированными вовне, США могли бы продолжать выступать в качестве гаранта безопасности в Азии, где резкий рост новых мировых держав – а именно Индии и Китая – способен вызвать вспышку соперничества. И все же воспрянувшие духом США – не панацея. Терроризм, распространение оружия массового поражения, региональные конфликты и другие угрозы мировому порядку имеют собственную динамику при всем том влиянии, которое оказывает наличие или отсутствие сильного лидера в лице Америки. Это влияние будет более очевидным при негативном сценарии, если США не удастся восстановиться. Тогда возникнет серьезный и опасный мировой дефицит власти, причем очень быстро. Со слабой Америкой потенциал европейской экономики будет расти слишком медленно. Скорее всего, застопорится реформа финансовой и валютной систем. Повысится вероятность образования замкнутых торговых блоков.

При таком негативном сценарии США, скорее всего, потеряют влияние на региональных гегемонов – Китай и Индию в Азии, Иран на Ближнем Востоке и Россию на территории бывшего СССР. Как мы уже видели, уже сейчас напряженность на Ближнем Востоке очень высока: сунниты против шиитов и Израиль против Ирана, – что существенно увеличивает вероятность открытого конфликта. Это сродни возвращению в 1930?е, когда Великобритания теряла свою роль мирового лидера.

Более сильная Америка не будет неуязвимой. Как руководитель компании сохраняет свою должность, находя выход из затруднений и предотвращая кризисы, так и от США как от первого среди равных будут ждать, что они станут управлять международной системой, чтобы она оставалась в целости и сохранности. Акцент здесь делается на слове «управлять» в смысле приводить всех к общему знаменателю – как велит все более многополярный контекст, – чтобы помочь преодолеть дестабилизирующие кризисы и направить в сторону развития. Конечно, события непредсказуемы: тут вспоминается ответ Гарольда Макмиллана – бывшего премьер-министром Великобритании после Суэцкого кризиса в 1956 г. – на вопрос журналиста о том, что с наибольшей вероятностью нанесет удар по правительству: «События, мальчик мой, события». Суэц, стоивший постов правительству Энтони Идена и приведший Макмиллана к власти, был отличным примером такого определяющего историю события.

Как у мирового управляющего у США большие проблемы с количеством региональных ситуаций, которые могут пойти не так, как задумано, в том числе и потому, что, по мнению некоторых ученых, мы переходим черту, за которой мир становится более склонным к насилию. Политологи, изучающие вооруженные конфликты, считают, что за последние 25 лет их было меньше, чем нас ожидает в будущем. Так, например, переход к новым правительствам после распада СССР был в большинстве случаев мирным. Однако, если не будет мирного урегулирования конфликтов в Сирии или вокруг Крыма, сформируется новая модель развития событий{201}. Если невозможность мирного урегулирования станет тенденцией, это отрицательно скажется на представлениях о способности США решать конфликты.

Сейчас планка все еще слишком высока и многие в мире возлагают на США большие надежды в сфере решения мировых проблем, даже если на деле возможности Америки совсем не безграничны. Если Азии предстоит повторить судьбу Европы в XIX и начале XX в. и стать регионом, разрываемым борьбой за власть и соперничеством, многие – возможно, даже набирающий силу Китай – станут взывать к Америке, чтобы она стала уравновешивающим фактором, гарантирующим стабильность в регионе. Всем странам будет необходима стабильность, чтобы гарантировать непрерывное внутреннее развитие. Потенциальные кризисы, которые могут произойти в ближайшие десятилетия, такие как объединение Кореи, японо-китайская конфронтация на Восточно-Китайском или Южно-Китайском морях или конфликт между Китаем и Тайванем, приведут к требованиям основательного вмешательства США на высоком уровне. Азия – регион с большим количеством неразрешенных территориальных и береговых конфликтов, особенно на Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, где противоборствующие притязания легко могут вылиться в масштабный конфликт из-за растущих интересов в разработке ценных ресурсов на шельфе.

Другие регионы, где явно может потребоваться разного рода присмотр со стороны США, – это Ближний Восток, страны бывшего СССР и Южная Азия. С большой вероятностью в ближайшее десятилетие в том или ином регионе будет иметь место серьезный вооруженный конфликт. Легко представить себе, что раздадутся многочисленные голоса, призывающие Америку взять на себя роль лидера в урегулировании открытого конфликта между Индией и Пакистаном, ослаблении гонки вооружений на Ближнем Востоке или препятствовании российскому или китайскому вторжению в Центральной Азии. Правительства государств Ближнего Востока, в частности стран Персидского залива и Израиля, опасаются, что США могут потерять заинтересованность в их регионе из-за роста добычи энергоносителей. США не будут иметь возможности (да и была ли у них такая возможность?) вмешиваться во все. Придется выбирать, где затрагиваются такие жизненно важные интересы, что не вмешаться нельзя, чтобы сохранить мир и безопасность во всем мире. Слишком малое вмешательство может быть так же плохо, как и слишком интенсивное.

Гуманитарные кризисы, особенно те, в которых приходится задействовать разведывательный потенциал, также помогут создать спрос на участие США. Природные катастрофы станут более частыми, их сила будет увеличиваться; в результате будет все чаще требоваться участие американской армии и техники. Одним из первых направлений, где понадобится регулирование мирового порядка, может стать поиск технических решений для ликвидации дефицита ресурсов, а иногда и инициирование дипломатического процесса для лучшего распределения имеющихся ресурсов, таких как вода. Успех или неудача США в урегулировании таких кризисов непосредственно повлияет на то, как мировое сообщество будет воспринимать силу США.

Исторически доминирование США опиралось на роль доллара как мировой резервной валюты, которую Валери Жискар д’Эстен[11] в 1960?е назвал «непомерной привилегией» Америки. Конец Британской империи приблизил банкротство Великобритании на момент начала Второй мировой войны. Возможно, будущее не будет таким драматичным или катастрофическим для американского доллара, но полностью исключить такой вариант мы не можем. До тех пор пока США и Китай не вступят в серьезный конфликт и Китай не понесет огромные финансовые потери и не выбросит на рынок имеющиеся у него ценные бумаги казначейства США на сумму более 1 трлн долларов, более вероятным сценарием остается все более многостороннее соглашение, закрепляющее доллар в качестве резервной валюты наряду с китайским юанем и европейским евро.

Тем не менее падение доллара как доминирующей мировой резервной валюты и увеличение многополярности системы станет одним из самых ярких признаков того, что США переживают спад. Профессор Барри Эйхенгрин – эксперт, детально изучавший вопрос будущего доллара, – считает, что «изменения в международной валютной системе в ближайшие 10 лет – итог практически предрешенный»{202}. Он убежден, что китайские банковские структуры стремятся сделать юань конвертируемой и резервной валютой. Для этого потребуется не только отказаться от контроля над движением капитала, но и создать более ликвидные финансовые рынки, то есть перейти к более прозрачному и регламентированному управлению. Это означает, что китайцам придется более серьезно задуматься о главенстве права, а именно такая цель была поставлена Коммунистической партией на недавнем Третьем пленуме. Несмотря на необходимость глубинных структурных реформ с китайской стороны, Эйхенгрин все же еще несколько лет назад считал, что Китай имеет серьезные намерения: «У него есть договоренность с Бразилией о содействии использованию валют этих двух стран в двусторонней торговле. Он подписал соглашения о свопе юаня с Аргентиной, Беларусью, Гонконгом, Индонезией, Южной Кореей и Малайзией. Он расширил соглашения о взаиморасчетах в юанях между Гонконгом и пятью китайскими городами и уполномочил банк HSBC Holdings продавать юаневые облигации в Гонконге. Китайское правительство выпустило в Гонконге деноминированных в юанях облигаций на миллиард долларов. Все эти инициативы направлены на ликвидацию зависимости от доллара и дома, и за рубежом, мотивируя импортеров, экспортеров и инвесторов больше пользоваться китайской валютой»{203}.

В октябре 2013 г. Европейский центральный банк и Китайский центральный банк договорились о механизме свопа, который упростил бы торговлю между еврозоной и Китаем. Согласно Банку международных расчетов, в конце 2013 г. юань вошел в десятку самых обмениваемых валют мира (в 2004 г. он занимал лишь 35?е место{204}).

Изменение мировой резервной валюты может произойти быстрее, чем принято считать. Так, в конце 1914 г. доллар не играл ровным счетом никакой международной роли. Мировым банкиром был Лондон, хотя американская экономика уже тогда была в два раза больше британской. США не хватало рыночной инфраструктуры, необходимой для того, чтобы доллар начал играть международную роль. Ситуация изменилась в 1914 г. с созданием Федеральной резервной системы. Поставив цель сделать Пекин и Шанхай мировыми финансовыми центрами к 2020 г., китайцы попытаются рано или поздно сделать юань мировой валютой{205}.

Сроки наступления финансовой многополярности также зависят от того, какие действия будет предпринимать США у себя. Во время политических бурь 2013 г., гремевших вокруг решения Конгресса поднять потолок госдолга США, были широко распространены опасения, что американское правительство рискует статусом доллара. Но не все потеряли уверенность в долларе, и пока китайский юань не стал конвертируемым, а выход Европы из кризиса откладывается, у инвесторов остается не так много вариантов, куда вложить деньги. Хотя американские банки стали причиной Великой рецессии 2008 г., облигации Минфина США и прочие ценные бумаги кажутся надежной гаванью. И все же стоит где-то появиться альтернативным вариантам, США придется заплатить более высокую цену за политические проступки.

Внепартийное бюджетное управление Конгресса прогнозирует, что долг США к 2038 г. достигнет 100 % от ВВП страны, если не будут приняты меры – либо снижение бюджетных выплат и расходов на здравоохранение, либо повышение налоговых сборов{206}. Если мы не изменим ситуации с бюджетом, инвесторы и покупатели гособлигаций наверняка начнут волноваться. Будут повышаться процентные ставки, что усугубит проблемы снижения дефицита и задолженности. Этот сценарий – страшный сон, которого нужно избежать. Еще страшнее становится оттого, что никто не знает, в какой именно момент нервы инвесторов сдадут. И, возможно, тогда уже нельзя будет собрать Шалтая-Болтая, существенно не навредив нашему стилю жизни или положению в мире. Есть еще один сценарий, о котором нужно помнить: такой, который, будь мы сейчас в начале XX в., казался бы нам очевидным. Как соперничество между Британией, сверхдержавой того времени, и набирающей силу Германией стало пусковым механизмом Первой мировой войны, воевать суждено США и Китаю. Многие китайцы уверены: хотя созданный Америкой либеральный международный порядок позволил Китаю подняться, США перекроют ему кислород и не позволят стать равным. Некоторые политические мыслители опасаются, что США и Китай преодолевают сложные переломные моменты, напряженность увеличится и приведет к конфликту. Согласно их подсчетам, мощь Китая все еще растет, хотя темпы и замедляются. Это особенно заметно по снижению показателей экономического роста. По западным меркам они все еще высоки, 7–8 %, но по сравнению с прошлыми десятилетиями наметился спад.

Если прошлый период наращивания мощи привел к уверенности, то ускорение спада может привести к обратной тенденции и вызвать страх. Вместо того чтобы с головой уйти в экономический рост, Китай может стать более самоуверенным и начать искать признания своей силы. Многие наблюдатели были озадачены агрессией Китая по отношению к соседям, противоречащей главной идее, которую проповедовал Дэн Сяопин в своем знаменитом заявлении в 1990 г.: «Мы должны оставаться в тени и выжидать»{207}.

США тоже переживают переломный момент, им сейчас непросто восстановиться после недавней рецессии в дополнение к неудачам в Ираке и Афганистане. Некоторые комментаторы опасаются, что заявленный в 2011 г. администрацией Обамы поворот к Азии может запустить механизм еще большего наращивания напряженности.

Мое мнение таково: мы еще и близко не подошли к точке невозврата. С момента поворота администрация Обамы в июне 2013 г. провела с председателем Си Цзиньпином Саннилендский саммит, на котором оба президента договорились о строительстве «нового типа взаимоотношений мировых держав»{208}.

Профессор Йельского университета Пол Кеннеди, один из ведущих экспертов по соперничеству мировых держав перед Первой мировой, написал в New York Times статью, в которой сравнил сегодняшнюю обстановку на мировой арене с 1914 г.: «Все (нынешние) мировые державы эгоистичны, зашорены, их правительства в основном интересует, только как им протянуть еще пару лет. Но возмутителей спокойствия среди них нет… Они все заинтересованы в сохранении статус-кво, поскольку не знают, какие негативные последствия может иметь изменение мирового порядка»{209}. Путин подошел очень близко к попытке изменить статус-кво, однако в мае 2014 г. он, казалось, все лучше осознавал экономические последствия полного разрыва с США и Европой.

Сколько у США времени, чтобы стать мировым лидером нового типа? Хорошая новость: у Америки есть второй шанс. Никакой замены ей пока нет. Европе нужен сильный партнер, и соревноваться с США она не собирается. Россия стремится сохранить влияние в своем регионе, и хотя ей бы и хотелось, чтобы ее считали равной США, по степени открытости она сильно недотягивает. Индия и Бразилия станут сильными региональными державами и со временем будут иметь гораздо больший вес на мировой арене, но это не мировые державы в полном смысле слова. Китай – единственная развивающаяся держава, которая могла бы претендовать на мировой статус наравне с США и Европой. Но, как мы уже видели, он будет больше внимания уделять собственному развитию.

Вопрос для Америки в том, хочет ли она оставаться мировой державой и преследовать глобальные интересы исходя из соображений «что хорошо для мира, будет в долгосрочной перспективе хорошо и для интересов США» – как 1950?е, когда сделала ставку на восстановление Европы и Азии. Или же удовлетворится тем, чтобы быть великой страной – очень могущественной, но все же менее способной и менее заинтересованной в том, чтобы строить новый международный порядок? Обычно в дискуссиях о спаде в США не затрагивается важный вопрос: для чего нужна власть. Если цель – придерживаться статус-кво, то, скорее всего, ничего не выйдет. Если же цель в том, чтобы перестроить международную систему, учитывая большую рассеянность власти, то можно прийти к продолжению мирового лидерства, пусть и отличающегося от той роли, к которой мы привыкли и в которой устанавливали правила взаимодействия для всех.

Что унаследует обновленная международная система под предводительством США? Гораздо более агрессивное желание преобразовать многостороннюю мировую организацию. Первым шагом было бы дать больше свободы высказывания развивающимся мировым державам. У США и Европы вместе есть эффективное право вето, например в МВФ, даже несмотря на сдвиг экономического веса. Китай – главный донор двусторонней помощи, который, как известно, выдает больше кредитов, чем Мировой банк, но ему не хватает ударной силы. Время от времени в беседах с экспертами мне доводилось слышать жалобы на недостаточную легитимность международных организаций в глазах молодых граждан развивающихся стран.

Чтобы США были вправе менять международную систему, сначала придется измениться самим. Внутренняя политика всегда была важным фактором, влияющим на результаты международной деятельности. Внутренний раскол существенно усложнил бы для США задачу по формированию новой роли на международной арене. Мощный политический консенсус – необходимое условие для создания фундамента, на который будет опираться экономическая конкурентоспособность страны. А второе дыхание американской экономики – незаменимая основа для устойчивой международной стратегии{210}.

Что же произойдет, если мы не будем пытаться вдохнуть новую жизнь в себя и международную систему? Скорее всего, последует еще большая фрагментация: мир, состоящий из региональных блоков, которому будет труднее справляться с глобальными проблемами. Уже сейчас есть признаки того, что мы движемся в этом направлении. Почти две трети европейской торговли происходит внутри Евросоюза. На Североамериканскую зону свободной торговли приходится более 40 % торговли США. Для Восточной Азии торговля внутри региона составляет 53 %, за исключением Мексики; внутрирегиональная торговля Латинской Америки приближается к 35 % и растет стремительно. Как мы видели, Китай будет доминирующим торговым партнером для азиатов. Потоки инвестиций направлены из одних развивающихся стран в другие; это так называемые отношения Юг – Юг, их объемы тоже растут, так как они заметно подстегивают международную финансовую активность.

Со сланцевыми нефтью и газом у США есть шанс практически полностью покрыть собственные потребности в энергоносителях, что сделало бы их – в отличие от Китая – относительно независимыми в плане жизненно важных ресурсов. Общественное мнение демонстрирует все большее неприятие роли активиста: по результатам недавнего опроса, проведенного Чикагским советом по международным делам, 38 % американцев хотят, чтобы страна держалась подальше от мировых дел. Это самый большой процент с 1947 г., и это число увеличивается в основном за счет молодых американцев, достигших совершеннолетия во времена иракской и афганской кампаний{211}.

Настоящее напоминает переломные моменты, пережитые нами в прошлом, когда путь вперед не был очевиден и вырисовывались разные варианты будущего. Можно провести параллели между нашим днем и европейским «долгим миром» после 1815 г. и Венского конгресса. Общие черты – период быстрых социальных, экономических, технологических и политических перемен и многополярная международная система. Европа 1815 г. состояла из разношерстного набора автократических государств, таких как Россия, Пруссия, Австрийская и Оттоманская империи, и либеральных государств, таких как Великобритания и Франция. В таком мире Великобритания занимала особое место: ей удавалось играть важнейшую роль, несмотря на отсутствие особенной мощи. В 1830 г. Россия и Франция были такого же размера, как и Великобритания, по показателям ВВП, а к 1913 г. США, Россия и Германия ушли далеко вперед по объемам экономики. Финансовый и экономический вес в мире и созданная ею финансовая и экономическая империи, ее роль страны вне европейского континента, поддерживающей баланс сил, защитника торговых морских путей, соединяющих ее с колониями и заморскими владениями, закрепляли за Великобританией ее исключительную позицию на мировой арене на протяжении XIX и части XX вв.

Нынешняя многополярная система тоже разнообразна, здесь еще больше игроков (вспомните о «Большой двадцатке»), раскиданных по всему миру (не только в Европе), да и международная экономика и политика стали куда более глобализованными. В 1815 г., после 25 лет конфликта, великие державы придерживались несовместимых взглядов и не скрывали их, особенно дома. Священный союз России, Пруссии и Австро-Венгрии боролся против демократии, революции и секуляризма, но не смог скоординировать коллективные усилия. Их действия оказались эффективными ненадолго: революции, сепаратистские и националистические движения продолжались по всей Европе на протяжении всего XIX и части XX вв. В целом долгое время между мировыми державами сохранялся мир, по большей части потому, что никто не хотел навязывать другому свою волю, опасаясь последствий. Равновесие было достигнуто отчасти благодаря неоднородности участников процесса.

Стабилизирующая роль Великобритании пережила ее существование в качестве экономической силы первого ранга, и, несмотря на подъем нескольких соревнующихся государств, она все равно оставалась на своих позициях, отчасти потому, что остальные не решались вырвать у нее лидерство до начала Первой мировой. США будет гораздо труднее управлять такой сложной, разнообразной и все более динамично развивающейся системой. И все же они располагают лучшим инструментарием, за спиной у них больше успехов, а сила и разнообразие ее общества вызывают восхищение у многих. Лидерство в лавировании между новыми подводными камнями постзападного мира станет ключом к любому типу нового Pax Americana, который зарождается и крепнет.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.