Глава 8 «Мистер Куинн, прошу вас, не заставляйте меня вас наказывать»
Глава 8
«Мистер Куинн, прошу вас, не заставляйте меня вас наказывать»
Многие люди считают, что кульминация войны между Apple и Google случилась летом 2012 года.[108] После почти трех лет юридических маневров Apple наконец-то встретилась с одним из своих антагонистов в суде. Это была не Google, но не менее интересная цель – южнокорейская компания Samsung Electronics. Выиграть иск против Google было бы непросто. Фактически Google не изготавливала и не продавала телефоны с Android, а распространяла операционную систему бесплатно. Однако к тому времени Samsung уже превратилась в крупнейшего производителя телефонов и планшетников с Android. Она представляла основного конкурента для рынков iPhone и iPad. С 2010 года Apple уже подала иски против трех производителей телефонов Android в судах каждой промышленно развитой страны мира. Однако ни одно из дел не зашло так далеко, как разбирательство с Samsung, которое рассматривалось перед жюри в Федеральном суде Сан-Хосе.
К тому времени Джобс не мог давать показания (он умер в октябре 2011 года). Однако позиция Apple оставалась столь же крепкой, как и раньше. В своем вступительном заявлении в суде Гарольд Макэлхинни, один из юристов Apple, почти родительским тоном перечислил все грехи Samsung. Apple уже потратила сотни миллионов на создание iPhone и iPad. Сотрудники компании вложили в работу свои сердца и души. По его словам, если бы эти устройства (особенно iPhone) не преуспели на рынке, то будущее Apple как компании стало бы сомнительным. Несмотря на это, «Samsung не просто скопировала внешний вид телефона и планшетника Apple. Samsung скопировала каждую деталь… Это нельзя назвать случайностью. Заимствование было намеренным, – сказал Макэлхинни. – Деятельность Samsung привела к падению продаж продукции Apple. Она принесла Samsung свыше 2 миллиардов долларов прибыли – прибыли, заработанной (как продемонстрируют доказательства) с использованием нашей (Apple) интеллектуальной собственности».
Зачастую разбирательства такого рода в высшей степени скучны, но это был не тот случай. Мы все понимаем, что никому не разрешено копировать работу другого человека или компании без разрешения. А поскольку у обеих компаний хватало ресурсов, чтобы нанять для разбирательства лучших юристов страны, стороны были готовы жестко обсуждать каждый нюанс вне зависимости от степени его важности. В зале суда сидело по десятку юристов, представлявших каждую сторону, а еще сотни работали над этим делом в офисах юридических компаний. Материалы и свидетельства хранились в десятке больших коробок, размером полтора на полтора метра, и помощники юристов каждое утро, ровно в семь часов, вкатывали их в зал суда на специальной тележке.
В самом начале слушания споры приобрели столь ожесточенный характер, что судья Люси Кох угрожала применить санкции в отношении Джона Куинна, фирма которого Quinn Emanuel Urquhart & Sullivan представляла интересы Samsung. Куинн хотел продемонстрировать жюри доказательства того, что Apple точно так же скопировала при создании iPhone идеи у компании Sony, как Samsung – у iPhone. Куинн хотел показать, что «Samsung использовала точно те общедоступные концепции дизайна, что и Apple, позаимствовавшая при создании iPhone ряд идей у своих конкурентов, в том числе Sony». Судья Кох не позволила принять эти доказательства, поскольку они были представлены слишком поздно. Однако Куинн отказался отступать.
Куинн: «Могу ли я обратиться к вопросу, описанному на слайдах 11–19, по которому я готов выступить…»
Кох: «Нет. Мы уже трижды обращались к этому вопросу, так? Вы высказали свою точку зрения. Я приняла решение. Мы должны двигаться дальше».
Куинн: «Ваша честь, я умоляю суд».
Кох: «Сторона Samsung уже десять раз обращалась с просьбой о повторном рассмотрении тех или иных вопросов. Я делаю все, чтобы дать вашей стороне как можно больше времени для подготовки свидетельств и свидетелей».
Куинн: «Ваша честь, я занимаюсь юридической практикой уже 36 лет. И я никогда не просил суд выслушать аргументы по делу так, как прошу сейчас. Это связано с самым главным вопросом, обсуждающимся в ходе нашего разбирательства. Apple в своем заявлении, поданном вчера вечером, утверждала, что мы не поделились этой информацией ранее в ходе разбирательства. Ваша честь, делать подобное нас не заставляет никакая судебная процедура, потому мы и не сделали этого ранее. Но сведения были поданы – все изображения на слайдах мы представили в феврале…»
Кох: «Я дала вам…»
Куинн: «…в ходе предварительного разбирательства…»
Кох: «…дополнительную возможность изучить этот вопрос вчера, так? Я ознакомилась с документами, поданными вами вчера. Вчера же я услышала и вашу точку зрения».
Куинн: «Хорошо. Ваша честь, а в чем же смысл…»
Кох: «Я предоставила вам три возможности для подачи документов».
Куинн: «…проведения судебного разбирательства? Ваша честь, другая сторона хочет создать совершенно не соответствующее действительности впечатление, будто данный дизайн появился у нас после января 2007 года (после презентации iPhone), и, ваша честь, это означает, что она пытается исключить неопровержимые доказательства того, что у нас имелся патент на конструкцию еще в 2006 году. И мы вышли на рынок со своим продуктом в феврале 2007 года».
Кох: «Мистер Куинн, прошу вас… Мы три раза изучали этот вопрос, и нам нужно двигаться дальше. Жюри ждет. Вы направили в суд свою аргументацию. Вы воспользовались правом на апелляцию. Это так?»
Куинн: «Совершенно верно. Могу ли я, ваша честь, попросить суд кое-что разъяснить? От нас не требовалось представить доказательства в определенной форме. Мы сообщили эти данные в документах предварительного разбирательства. Мы передали им (Apple) документы…»
Кох: «Мистер Куинн, прошу вас, не заставляйте меня вас наказывать. Пожалуйста. Пожалуйста».
Куинн: «То есть я не могу получить…»
Кох: «У вас было целых три случая поделиться детальной информацией в ходе слушания. Также вы могли как минимум два, если не три или четыре раза донести ее в сжатом виде. Так? Пожалуйста, займите свое место».
На этом все отнюдь не закончилось. Чуть позже представители Samsung решили, что, даже если им не было позволено использовать доказательства в суде, у них все равно оставалось право познакомить со своей точкой зрения весь мир. Компания выпустила пресс-релиз, содержавший все исключенные из судебного разбирательства документы. Макэлхинни тут же обвинил Samsung в попытке повлиять на жюри и добавил: «Я не знаю, какое наказание будет в данном случае правильным. Однако эти действия так или иначе представляют собой неуважение к суду. За всю свою карьеру я еще никогда не видел столь явно злонамеренного поведения». Кох потребовала, чтобы Куинн дал под присягой объяснения случившемуся. Они опросила каждого члена жюри лично, чтобы убедиться в том, что они не получили никакой информации о деле со стороны. В конечном итоге стремление обеих сторон занять главенствующее положение в ходе разбирательства (поддержанное десятками апелляций, создававшихся по ночам накануне очередного заседания) вынудило Кох принять решение о том, чтобы все апелляции рассматривались перед жюри, а время их обсуждения исключалось из времени, предоставляемого сторонам на донесение своей позиции по делу.
Apple даже позволила дать показания трем своим высшим руководителям. Кристофер Стрингер, один из основных промышленных дизайнеров Apple, Фил Шиллер, руководивший глобальным маркетингом, и Скотт Форстолл, отвечавший за программную часть iPhone и iPad, провели в суде весь день. Стрингер, напоминающий художника длинными волосами и белым льняным костюмом, рассказывал о причудах своей работы и о процессе, с помощью которого его команда из 15 человек создает великолепные продукты: «Возьмем, к примеру, кухонный стол. На кухне нам комфортно и все знакомо. Мы начинаем набрасывать идеи, после чего занимаемся открытым и откровенным обсуждением. Именно так и рождаются интересные идеи».
Фил Шиллер говорил об организации, координации и дисциплине, необходимых для запуска продукта типа iPhone или iPad. По его словам, продвижение iPad на рынке Соединенных Штатов в течение первого года обошлось дороже, чем продвижение iPhone. В 2008 году Apple потратила 97,5 миллиона на рекламу iPhone в Соединенных Штатах (для сравнения, в 2010 году на рекламу iPad было потрачено 149,5 миллиона).
Скотт Форстолл рассказывал о том, сколько сил ему потребовалось для сбора команды, и о невероятном напряжении, в котором находились все, чтобы вовремя вывести продукты на рынок. Также он объяснил, каким образом были созданы некоторые типичные для Apple свойства – механизм «slide to unlock», разблокирующий экран iPhone и iPad при включении, возможность нажатия на экран для масштабирования (относительно которой он заявил, что лично разработал эту функцию) и визуальный «подскок», возникающий при достижении конца страницы. На судебные заседания он ходил в синем деловом костюме, что было совершенно ему не свойственно. В ответ на вопрос своего помощника во время обеденного перерыва он сказал: «Я надевал этот костюм дважды. В первый раз – когда ходил в Белый дом. Второй раз – сейчас».
Так или иначе, все они говорили, в сущности, об одном – о том, как они были шокированы, оскорблены и разозлены, впервые увидев телефоны и планшетники Samsung с Android. По словам Шиллера, он был обеспокоен тем, что потребители смогут перепутать между собой устройства. Он заявил, что со временем это начало происходить на самом деле. Стрингер повел себя особенно эмоционально. «Нас облапошили. Я сразу понял, – сказал он, когда его попросили описать свою первую реакцию на телефон Samsung с Android. – Создание чего-то совершенно нового (например, iPhone) требует серьезного приложения воображения. Это процесс, в котором вам приходится отрицать все, что вы знаете, – потому что если вы обращаете внимание на конкурентов, то начинаете плестись в хвосте. Мы так не работаем. Мы хотели создать нечто оригинальное. Это очень сложный процесс. Он требует огромного объема времени, ресурсов и убежденности. Потому мы были оскорблены действиями Samsung».
Куинн и другие юристы Samsung попытались заявить, что позиция Apple слишком поверхностна. Изобретения, которые, по мнению Apple, были скопированы Samsung, либо не обладали полноценными действующими патентами, либо вообще не подлежали патентованию вследствие своей очевидности. Невозможно запатентовать конструкции и формы, необходимые для функционирования. К примеру, вы не можете запатентовать то, что ваш телефон будет иметь прямоугольную форму с динамиком наверху и микрофоном внизу. Юристы утверждали, что, хотя телефоны Samsung идентичны iPhone с точки зрения формы и наличия тачскрина, сам факт его существования на устройствах Samsung свидетельствовал, что не Apple изобрела тачскрин.
Юристы указали на очевидные отличия в телефонах, которые было легко заметить каждому – на местоположение кнопок и на картинку, которую видели пользователи после включения телефона. Во время перекрестного допроса трех свидетелей от Apple представитель Samsung Чарльз Верховен смог вытащить из них – в частности, из Стрингера – признание в том, что телефоны Samsung имеют иной экран при включении и что у них есть четыре виртуальные кнопки для навигации между программами, в то время как у iPhone – всего одна физическая кнопка.
Верховен: «Помните ли вы, имелись ли у телефонов Samsung, относительно которых вы высказывали свое мнение и давали показания перед жюри, четыре программные кнопки в нижней части?»
Стрингер: «Мне доводилось видеть множество телефонов Samsung. Я не помню точных деталей относительно программных кнопок».
Верховен: «То есть вы не помните, были ли у них кнопки в нижней части?»
Стрингер: «Как я уже сказал, я видел много телефонов Samsung. Я не знаю, насколько они идентичны с точки зрения расположения кнопок в нижней части».
Верховен: «Доводилось ли вам когда-нибудь видеть телефоны Samsung, имеющие четыре программные кнопки в нижней части?»
Стрингер: «Я бы хотел, чтобы вы показали мне конкретный телефон. Это может быть вопрос с подвохом, и у меня нет ответа».
Верховен: «Я лишь спрашиваю вас, доводилось ли вам видеть телефон Samsung, имеющий четыре программные кнопки в нижней части?»
Стрингер: «Если бы вы показали мне телефон, то я мог бы определить, есть ли у него четыре кнопки».
Верховен: «Я спрашиваю вас не об этом, сэр. Мой вопрос состоит в следующем: доводилось ли вам видеть телефон Samsung, имевший четыре программные кнопки в нижней части?»
Стрингер: «Я не могу точно сказать, сколько их там, три или четыре. Я просто не помню».
Верховен: «Доводилось ли вам видеть телефон или смартфон, имевший четыре программные кнопки в нижней части?»
Стрингер: «Вполне возможно».
Верховен: «Находили ли вы их прекрасными?»
Стрингер: «Совершенно очевидно, что воспоминания о них не задержались у меня в голове».
Верховен: «Хорошо. В своих показаниях вы рассказали о кнопках и о том, что иногда создаете до 50 различных моделей кнопки (в процессе конструирования). Вы помните это?»
Стрингер: «Так и есть».
Верховен: «Сколько моделей с кнопкой “Домой” вы создали?»
Стрингер: «Не могу назвать вам точную цифру, но уверен, что их было много».
Верховен: «Больше десяти?»
Стрингер: «Вполне вероятно».
Верховен: «Больше ста?»
Стрингер: «Скорее, нет».
Верховен: «Как бы вы сами оценили их количество?»
Стрингер: «Не могу давать оценку, поскольку я не знаю».
Верховен: «Вы работали с разными моделями кнопки “Домой”?»
Стрингер: «Да».
Верховен: «А почему вы изготавливали так много вариантов кнопки “Домой”?»
Стрингер: «Чтобы получить самый правильный результат».
Верховен: «Поскольку даже небольшие детали имеют значение, не так ли?»
Стрингер: «Вы совершенно правы».
Суд воспринимался как нечто необычное не только потому, что истцом выступала Apple, пытавшаяся защитить iPhone и iPad, но и потому, что разбирательство в судах было совершенно нетипично для Apple. Корпорации в целом склонны избегать судов как публичных мест, в которых все показания даются под запись, после присяги и с применением перекрестного допроса. Лишь около 3 % всех исков о нарушении патентных прав доходят до суда.[109] Apple – одна из самых секретных и склонных к контролю компаний в мире. Жюри достаточно непредсказуемы в любой ситуации, особенно в вопросах бизнеса и технологий. Описание судебных разбирательств в прессе часто оказывает плохое влияние на моральный климат или возможности концентрации на главных целях компании. А кроме всего прочего, рассмотрение корпоративных разногласий в судах зачастую обходится в десятки миллионов долларов издержек.
Samsung казалось, что у нее имеется сильная защита, однако суд с этим не согласился. Через три недели после начала судебного разбирательства жюри из семи мужчин и двух женщин собралось для вынесения решения. Беседа Кох с жюри продолжалась почти два часа, а форма, которую должно было заполнить жюри при вынесении решения, занимала 109 страниц. Однако 22 часа спустя – примечательно короткое время для столь сложного дела – жюри признало Samsung виновной практически по всем обвинениям, выдвинутым Apple. Кроме того, оно отказало Samsung во встречном иске против Apple и велело выплатить в пользу Apple более 1 миллиарда долларов.
Всех нас учили в школе, что именно патенты лежат в основе инновационной экономики Америки – их сложно получить, они прямолинейны и выступают надежным средством защиты. Нам кажутся невероятно привлекательными истории о толковых ребятах с мозгами, драйвом и смелостью, которые создают свои компании, а те меняют к лучшему весь мир. Истории о людях, крадущих у них изобретения, неприятны для нас так же, как истории о задирах, мешающих нашим детям на игровой площадке. Когда-то Apple и сама была одним из молодых стартапов, и потому атака Джобса на Android возмутила многих людей. После его смерти это возмущение стало определять отношение ко всему, что делала и говорила Apple до, во время и после разбирательства с Samsung. Однако CEO компании Тим Кук так описал ее отношение к происходившему в приведенном ниже меморандуме для сотрудников, выпущенном через несколько часов после вердикта в деле Samsung:
«Это был очень важный день как для Apple, так и для новаторов во всем мире.[110] Мы перешли к правовым распрям очень неохотно и лишь после того, как несколько раз просили Samsung перестать копировать наши продукты. Для нас этот иск всегда имел гораздо большее значение, нежели патенты или деньги. Здесь идет речь о ценностях. Мы ценим оригинальность вкупе с инновациями и посвятили нашу жизнь разработке лучших в мире продуктов. И мы создаем их, чтобы радовать наших клиентов, а не чтобы у нас беззастенчиво копировали. Мы в неоценимом долгу перед присяжными, которые выделили свое время, дабы выслушать нашу историю. Мы были необычайно рады возможности наконец ее рассказать. Горы доказательств, представленных в зале суда, показали, что Samsung зашла в копировании дальше, чем мы предполагали. Присяжные сказали свое слово. Мы приветствуем тот факт, что они признали действия Samsung преднамеренными и тем самым сообщили во всеуслышание: воровать – нехорошо. Я горжусь работой, которую делает каждый из вас. Сегодня наши ценности взяли верх, и я надеюсь, что о победе узнает весь мир».
Это был пример великолепной риторики. К тому времени Джобс уже девять месяцев как умер, однако всем казалось, что письмо написано его рукой. Публике понравилось. Часы и дни после вынесения вердикта стали истинным кладом для Apple в области PR. Пресса во всем мире с придыханием писала о разбирательстве и задавалась вопросом, каким образом Samsung и Google могли бы оправиться после него. Акции Samsung упали более чем на 6 % за несколько недель после объявления вердикта. А акции Apple, и без того находившиеся на хорошей отметке, выросли на те же 6 %. К середине сентября – за несколько дней до презентации iPhone 5 – цена акций Apple достигла исторического максимума и обеспечила компании капитализацию на уровне 656 миллиардов долларов – что стало самым большим значением капитализации для американской корпорации.
В основе поведения Apple во время судебного разбирательства лежал один небольшой, но важный принцип. Компания хотела выиграть, и (по словам участников процесса) все, что она делала, направлялось тактиками и стратегиями, необходимыми для достижения этой цели. Однако никого не должна была удивить риторика, использованная Apple в ходе разбирательства. По данной схеме происходит большинство патентных споров. Для Джобса и его преемников судебное преследование Samsung было еще одним способом атаковать Android. Телефоны и планшетники Samsung, работавшие на базе Android, успешно догоняли по объемам продаж iPhone и iPad. Была высока вероятность того, что Apple и Google пострадают в беспощадной войне платформ. Apple посчитала, что неприятный для участников и затяжной процесс сможет замедлить движение Samsung и Android.
По словам одного из адвокатов, вовлеченных в дело, нападение на Samsung и Android в суде было плодом коварных размышлений Джобса. Дело не ограничивалось тем, что Apple подавала иски против всех членов сообщества Android практически в каждой промышленно развитой стране мира. Для управления этими вопросами Apple со временем создала одну из крупнейших в мире юридических фирм, специализировавшуюся в патентном праве. Количество ее штатных сотрудников было невелико, однако ко времени суда с Samsung Apple привлекала к работе четыре сторонние компании. В общей сложности работе над этим делом посвящали все свое время около 300 юристов со всего мира. Примерная сумма гонорара юристов составляла около 200 миллионов долларов в год. На 2012 год Apple подала около 50 исков против одной только Samsung в 10 различных странах.
И хотя многим казалось, что Apple принимает на себя большие риски, связанные с публичным противостоянием Samsung, менеджеры компании знали, что реальная опасность минимальна. Для компании, имеющей на банковских счетах свыше 100 миллиардов долларов, размер гонораров юристов был сопоставим с ошибкой округления. Кроме того, у нее имелось преимущество «игры на своей территории». Федеральный суд Сан-Хосе расположен в 10 милях от штаб-квартиры Apple и в 5000 милях от главного офиса Samsung. В течение трех недель показаний в августе 2012 года СМИ всего мира были наполнены заявлениями руководителей Apple о том, что Samsung копирует плоды их работы и наносит компании существенный вред. Вне всякого сомнения, это помогло еще сильнее поднять продажи iPad и iPhone. Apple верила в то, что сможет выиграть на рынке, даже проиграв в суде. Вне зависимости от итога процесса она отправляла своим конкурентам сообщение, что ничто (даже долгое и невыгодное разбирательство) не остановит ее в стремлении побить тех, кто осмелится бросить ей вызов.
Пожалуй, такой взгляд на Кремниевую долину и инновации, способные изменить весь мир, несколько циничен. Однако на практике вы не можете быть успешным предпринимателем без контакта с юристами, защищающими ваши идеи. И юристы должны уметь не только обороняться с помощью безукоризненных патентных заявок, но и играть в агрессивные игры с патентной системой – если хотите, играть в нападении. Несмотря на общепринятое представление относительно патентов, почти любое изобретение может быть запатентовано при должных усилиях юристов. И любой патент можно оспорить в суде – на практике так происходит довольно часто. Исключение составляют патенты на лекарства, выдаваемые на новую и явно отличающуюся от известных ранее молекулу вещества. Войны вокруг патентов порой занимают целые годы. Когда же они приходят к разрешению, победителем часто оказывается не истинный изобретатель, а тот, у кого нашлось больше денег на оплату хороших юристов.
В наши дни это особенно справедливо в индустрии компьютерных программ, где ни один отдельно взятый патент не может обеспечить эффективной защиты. Потому в разговорах с компаниями об интеллектуальной собственности патентные поверенные делят вопрос на два. Первая часть вопроса связана с самим изобретением, которым гордится компания. А вторая, значительно более масштабная, – с предыдущими изобретениями, малозначительными или очевидными, на первый взгляд, идеями, которые кажутся важными юристам и которые пытается запатентовать компания.
Такой подход позволяет не только отпугивать хищников, но и самим охотиться на конкурентов. Предприниматели, руководители компаний и юристы смотрят на патенты точно так же, как смотрели друг на друга Соединенные Штаты и бывший Советский Союз во времена холодной войны. Есть союзники и враги. Обе стороны вовлечены в гонку вооружений. Они хотели бы прекратить создавать все новые виды оружия, однако недостаточно верят друг другу. Обе беспокоятся, что если у второй стороны появится перевес, она обязательно пойдет в атаку. Потому, как ни странно, стороны предпочитают сохранять определенный паритет, хотя и платят высокую цену.
Мало кто понимал эту динамику лучше, чем Джобс.[111] Он пытался защитить от копирования идеи, лежавшие в основе Macintosh, еще в начале 1980-х годов. Он вынудил Гейтса воздержаться от создания аналогичных программ в течение года после начала продаж Macintosh в январе 1983 года. Самая важная проблема такой договоренности была в том, что через год Mac так и не стал хитом продаж, то есть отсрочка не принесла никаких дивидендов. Несмотря на всю ярость Джобса, Гейтс имел все права рассказать миру о своей системе, получившей в конце 1983 года название Windows. Возникла и другая проблема. Когда Apple обратилась в суд, заявив, что Microsoft нарушила ее авторские права (сымитировав в своих продуктах внешний вид и общую идею ОС Macintosh), присяжные с ней не согласились. Несмотря на десятилетие битв в судах, закон об охране авторских прав оказался плохим защитником для программ в случаях, если не происходило воровства самого программного кода. Однако в те времена у Джобса не было иного выхода. В ранние дни индустрии программного обеспечения коды просто не считались объектом патентной защиты.
Вторя нескольким другим руководителям Apple, один из них, не разрешивший мне публиковать свое имя, рассказал: «Стив был в высшей степени воодушевлен тем, что его компания первой начала заниматься инновациями в этой области (повышением степени удобства персональных компьютеров для пользователей), но, когда Apple попробовала остановить Microsoft, чтобы та не копировала наработки Apple, эта попытка не увенчалась успехом. Так что его отношение к патентам выглядело так: “У нас нет патентов, на которых можно зарабатывать деньги. У нас нет патентов для обмена на другие. Все наши патенты используются для защиты инноваций и инвестиций в эти инновации”. Соответственно, все свелось к одному очень простому предложению – если у вас есть патент, то вы можете приказать другим людям прекратить использовать технологию и засудить их, если они вас не послушаются».
Ничто не иллюстрирует одержимость Джобса патентами как оружием лучше, чем его комментарии во время запуска первого iPhone в 2007-м и ряда частных встреч по этому поводу в предыдущий год.[112] Осенью 2006-го, когда инженеры Apple изо всех сил готовили iPhone к январской демонстрации, на одном из еженедельных собраний Джобса с высшими руководителями компании возник вопрос о том, какие связанные с телефоном технологии стоило бы запатентовать. Обсуждение было коротким. Перед тем как кто-либо начал делиться своим мнением, Джобс ответил коротко и исчерпывающе: «Мы запатентуем все».
Волновой эффект внутри Apple был практически мгновенным. Вскоре инженеров компании попросили участвовать в ежемесячных «обсуждениях изобретений». Как-то раз, судя по статье в New York Times, группа разработчиков встретилась с тремя специалистами по патентному праву. Первый программист рассказал о приложении, позволявшем изучать предпочтения пользователей во время их блуждания по Сети. «Это уже запатентовано», – сказал юрист, делая у себя в блокноте пометки. Другой инженер описал небольшую модификацию популярного приложения. «И это запатентовано», – повторил юрист. Третий представитель Apple упомянул, что его команда улучшила качество работы еще одной программы. «И на это тоже есть патент», – услышал он.
Подобное достаточно агрессивное поведение было призвано не только обеспечить максимальную защиту, но и скрыть истинные намерения компании. Подача патентных заявок – открытый процесс, и конкуренты Apple всегда внимательно изучали их, пытаясь просчитать следующие шаги компании. Потому Джобс использовал этот инструмент, чтобы их запутать. По словам Энди Гриньона, одного из первых инженеров iPhone, внешний мир видел кучу заявок, которые отчасти противоречили друг другу. Гриньон рассказывал, что его патент на механизм набора номера iPhone, превращавший колесо прокрутки iPod в поворотный телефонный диск, был задуман в начале 2005 года, однако заявку на него подали лишь в конце 2006-го – то есть более чем через год после формулирования идеи и почти через год после того, как Apple решила вообще не использовать ее в iPhone. «По сути, мы пытались запатентовать все, что только возможно, – сказал один из юристов Apple. – И мы пытались запатентовать это всеми различными и доступными способами, даже если не были на сто процентов уверены, что идея найдет свое отражение в продукте», – поскольку такое поведение не позволяло никакой другой компании запатентовать идею, которую первыми придумали в Apple.
Говоря об этих вопросах, Джобс проявил себя очень умным человеком.[113] Через семь с половиной минут после начала первой презентации iPhone в январе 2007 года он представил тачскрин следующими словами: «Мы изобрели новую и совершенно феноменальную технологию под названием “мультитач”. Она работает поистине волшебным образом. Вам не нужен стилус. Качество ее работы значительно выше, чем у любого другого из созданных до сих пор сенсорных дисплеев. Она позволяет игнорировать случайные прикосновения. Она невероятно умна. При работе с ней вы можете использовать несколько пальцев. И, конечно же, мы ее запатентовали».
Эта фраза вызвала немало смешков. Однако, произнося ее, Джобс держал в голове несколько тактических мыслей. Он знал, что защита патентов – вопрос не только права, но и рекламы. Apple выпускала новый продукт в отрасли мобильных телефонов, где правили бал крупные и богатые компании, имевшие немалые портфели собственных патентов. Nokia была крупнейшим производителем мобильных телефонов в мире, RIM – ведущим изготовителем смартфонов для других компаний, а Motorola фактически изобрела в 1973 году современный мобильный телефон. Если бы iPhone оказался успешным, то все эти компании вместе с другими участниками данной сферы бизнеса наверняка захотели бы подать на Apple в суд за нарушение патента с целью притормозить рост продаж. По словам Нэнси Хайнен, главного юрисконсульта Apple до 2006 года, Джобс хотел заставить их хорошенько подумать, прежде чем пойти на такой шаг.
Джобс не изобрел мультитач, и это знали все внутри Apple, но, конечно же, он смог значительно улучшить данную технологию в iPhone и добавить к ней другие инновации. И он хотел, чтобы эти инновации были защищены. Потому он играл по правилам древней игры: заставьте своих врагов считать, что вы безумны, и лишите их любой надежды на успех, если они все же захотят бросить вам вызов.
«Помните, что Джобс был лучшим специалистом по маркетингу на планете», – сказала мне Хайнен. Главное состояло не в том, изобрел он мультитач или нет, а в том, чтобы убедить отрасль по производству мобильных телефонов, что у него есть деньги и желание защищать свое убеждение в судах в течение длительного времени. «Поэтому он четко дал всем понять: у него есть молот, и он пустит его в дело всякий раз, когда кто-то подойдет слишком близко, – добавила она. – Такая стратегия бизнеса. В iPhone имелся целый ряд подлинных инноваций, однако мы были далеко не первыми в этом деле. А как правило, приходится защищать от толпы все изобретения, свойства и мелочи. Вы никогда не знаете, что сможете пережить неприятности (связанные с регистрацией патента и судебными разбирательствами) и что еще придумают ваши конкуренты».
Вердикт в деле Apple против Samsung привел к возникновению целого потока обращений от юристов, предпринимателей и руководителей компаний, попытавшихся использовать безрассудное поведение Apple в своих интересах. По их словам, инновационная экономика Америки не могла бы выжить в долгосрочной перспективе перед лицом такого запугивания. Проблема состояла в том, что развитие технологии шло настолько быстрыми темпами (особенно в области программного обеспечения), что в какой-то момент у патентного ведомства США просто исчезли возможности изучать, анализировать и выдавать патенты.
В этом есть доля истины. Количество патентных заявок постоянно росло.[114] В 2000 году U. S. Patent and Trademark Office (USPTO) получило 315 тысяч заявок; в 2010 году – 520 тысяч; а в 2012-м – 577 тысяч. И хотя это количество снизилось в 2013 году, нужно помнить, что ему предшествовало почти десятилетие непрерывного роста. Агентство не смогло нанять достаточное количество экспертов, чтобы справиться с возросшей нагрузкой. К моменту вынесения вердикта по делу Samsung среднее время ожидания решения относительно патента выросло с 25 месяцев в 2000 году до 32,4 месяца в 2012-м, а количество необработанных заявок – с 158 тысяч до 600 тысяч в тот же период.
Кроме того, правила, позволяющие получить патент на программу, значительно более изощренные, чем правила в отношении патентов на новые лекарства. В последнем случае вы действительно создаете новую молекулу вещества. В случае программного продукта вы можете получить патент просто потому, что сумели придумать новый способ совершить какое-то действие, хотя этого результата можно достигнуть очень по-разному. Одним из самых знаменитых и противоречивых примеров является кнопка «Купить сейчас с помощью 1-Click» на сайте Amazon.com. У Amazon имелся патент – а это значило, что любой веб-сайт, который хочет дать потребителям возможность что-то купить с помощью единственного нажатия на кнопку, должен платить Amazon лицензионные отчисления.
Патент на 1-Click как «метод и систему для размещения заказа на покупку через коммуникационную сеть» был выдан Amazon в 1999 году.[115] Теперь у компании имеются получатели лицензии во всем мире, в том числе и Apple, начавшая использовать по лицензии метод 1-Click в 2000 году в своем онлайновом магазине, а затем – и в iTunes. Патент выдержал целый ряд судебных разбирательств. В 2006-м он был оспорен в новозеландском Окленде энтузиастом в области патентного права и актером, создавшим изображение для патентной заявки компании DigiCash (поданной за год до патента Amazon). Этот человек, Питер Калвли, рассказал репортерам, что решил оспорить патент, потому что ему было скучно. USPTO еще раз изучило заявку Amazon, после чего Amazon внесла некоторые изменения, и USPTO вновь вручило ей патент в 2010 году.
Во всей этой истории имеется один элемент, способный ввести нас в заблуждение. Может показаться, что нынешняя ситуация не имеет исторических прецедентов. Однако это не так. Пообщавшись с историками и патентными специалистами, вы многое узнаете о долгих и ожесточенных патентных войнах за новые важные технологии и поймете, что они происходили невероятно часто, начиная со времени основания USPTO в 1871 году.
Мы узнаём о знаменитых предпринимателях из учебников истории, и это хорошо. Однако когда для объективности мы начинаем раскапывать о них истину, то зачастую дело заканчивается недоумением, непониманием и невозможностью признания их как настоящих героев. Почти все из них оказались в книгах по истории не только потому, что изобрели что-то, но и потому еще, что смогли защитить свои позиции в суде лучше конкурентов.
На протяжении 10 лет Александр Грэйам Белл и Элиша Грей боролись за право называть себя изобретателем телефона.[116] В среде людей, увлекающихся этим вопросом, до сих пор не умолкают споры относительно истинной кандидатуры. Белл и Грей представили свои патенты в USPTO в один и тот же день – однако заявка Белла была пятой, а заявка Грея – тридцать девятой. Чиновники USPTO проигнорировали тот факт, что условия заявки Грея были составлены так, что документ Белла следовало исключить из общей очереди, а затем провести детальное сравнение обоих документов. Несмотря на почти 600 исков, поданных вследствие этой ошибки, суды раз за разом вставали на сторону Белла.
Братья Райт потратили несколько лет на защиту своего патента на метод контроля полета.[117] Самое знаменитое из разбирательств против них, стороной в котором выступал пионер мира авиации Гленн Кертис, продолжалось четыре года. Иски против Райтов могли бы поступать и дальше, если б не начало Первой мировой войны. Правительство США отчаянно нуждалось в военных самолетах и потому вынудило представителей отрасли объединить свои патенты и подписать соглашения о перекрестном лицензировании. Это позволило им всем прекратить воевать друг с другом и начать помогать стране.
В 1950-х годах изобретатель лазера Гордон Гулд был незнаком с процессом оформления патента.[118] Вместо того чтобы тут же подать заявку на свое изобретение, Гулд просто заверил у нотариуса книгу, в которой были записаны его идеи. Ко времени подачи им заявки его собственные идеи уже оказались запатентованы другим физиком, Чарльзом Таунсом. Гулд потратил следующие 30 лет на попытки аннулировать патенты Таунса и получить юридические права на лазерную технологию. Процесс оказался насколько дорогостоящим, что он потратил на судебные издержки до 80 % своих роялти. «Медленно тикающие юридические часы способны истощить финансовые и эмоциональные ресурсы любого изобретателя; крупные и богатые корпорации и их юристы отвергают заявления независимого изобретателя до тех пор, пока он не потеряет волю и способность сражаться», – рассказывал Ник Тейлор в своей книге «Laser: Inventor, Nobel Laureate, and Thirty-Year Patent War» («Лазер: изобретатель, нобелевский лауреат и тридцатилетняя патентная война»).
Одна из самых знаменитых патентных войн была и одной из первых. Она началась, когда в середине XIX века Исаак Зингер, человек, ассоциирующийся у большинства из нас с изобретением швейной машинки, был вовлечен в подобие патентного разбирательства в течение 20 лет.[119] Судя по всему, он проиграл и выиграл примерно одинаковое количество дел. Однако поскольку у Зингера было достаточно денег для долгой битвы, а также потому, что он умел торговать и продвигать свою компанию на рынке лучше, чем его конкуренты, в памяти людей осталось именно его имя, а не многих других изобретателей швейных машинок.
Зингер был даже не первым, кто запатентовал устройство данного типа. По сути, он сделал это одним из последних. Первый патент получил изобретатель Элиас Хау-младший в 1840 году. Его машинка была довольно «сырой». В нее входили лишь три из десяти частей, которые обычно ассоциируются у нас с устройствами такого рода. Она шила вертикально, а игла двигалась горизонтально – не самый практичный способ работы, при котором вам приходится удерживать ткань на весу и медленно пропускать ее через машинку. Современные машинки шьют горизонтально, а игла движется вертикально, позволяя использовать стол для поддержки ткани.
За период с 1840 по 1850 год изобретателям выдали еще не менее семи патентов на такие устройства, но мало какие из них получили коммерческий успех. Зингер вывел свою машинку на рынок в 1850 году лишь после того, как внимательно понаблюдал за поражениями конкурентов. Преимущество его машинки состояло в наличии педали, позволявшей перемещать ткань через всю машину атомическим способом и делать до 900 стежков в минуту. Средняя швея в то время могла сделать за ту же минуту лишь около 40 стежков.
Зингер и Хау жестоко сражались в течение следующего десятилетия. Успех Зингера разгневал Хау, по мнению которого, конкурент лишь улучшил его идеи, не изобретя ничего нового. Это обвинение не особенно взволновало Зингера. По словам Адама Моссоффа, преподавателя права и вопросов интеллектуальной собственности в Университете Джорджа Мейсона, приведенным в его работе «The Rise and Fall of the First American Patent Thicket: The Sewing Machine War of the 1850s» («Взлет и падение первого американского патентного тупика, или Война швейных машинок в 1850-е годы»), Зингер произнес знаменитую фразу о том, что он заинтересован в деньгах, а не в изобретении. Когда Хау пришел в магазин Зингера в Нью-Йорке и потребовал уплаты роялти, тот отказал ему и даже пригрозил спустить с лестницы. «Зингер был вспыльчивым человеком, жившим крайне интересной жизнью. Многоженец, он под разными именами заключил брак с пятью женщинами, а также стал отцом как минимум 18 внебрачных детей. Он обладал ужасным характером и часто терроризировал членов своей семьи и партнеров по бизнесу», – писал о нем Моссофф.
К середине 1850-х годов фирма I. M. Singer & Co. была втянута в 20 различных судебных разбирательств в Соединенных Штатах – в одних выступая в роли ответчика, а в других преследуя своих основных конкурентов. Хау выиграл несколько первых исков, но это лишь побудило Зингера сражаться еще упорнее. Битвы прекратились только после того, как различным производителям швейных машинок стало ясно, что они произвели революцию на одном из крупнейших рынков в мире – на рынке одежды. Это позволило наладить массовый выпуск вещей, которые могли продаваться в несколько раз дешевле прежнего. Это привело к значительному увеличению спроса на одежду, что, в свою очередь, повлекло за собой дальнейший рост спроса на швейные машинки.
Именно такое решение многие ассоциируют с решением Apple, позволившим выйти из сложившегося патентного тупика. Боровшиеся между собой компании Зингера, Хау и двух других производителей решили отложить разногласия в сторону и создали первый патентный пул в Америке. Группа, получившая название Sewing Machine Combination, согласилась с тем, что все участники получают равный доступ к технологии, необходимой для создания основы для швейной машинки, а затем сформулировала условия для заключения следок по перекрестному лицензированию (это позволило компаниям специализироваться и конкурировать друг с другом).
Сходства между патентными битвами между Зингером и Хау, с одной стороны, и нынешними войнами смартфонов – с другой, не могут не поражать. Конечно, мы подвержены искушению считать, что у нынешних войн есть своя особенность, связанная с тем, что понять суть тех или иных программ гораздо сложнее. Однако судьям, USPTO и жюри во все времена было сложно разбираться с сутью технологий. В 1912 году судья Лернд Хэнд изучал патентное разбирательство в биомедицинской области. Суть спора заключалась в том, возможно ли запатентовать адреналин. Судья постановил, что да, возможно, однако задался вопросом, почему ему вообще пришлось заниматься этим делом. «Нельзя не обратить внимания на то, что в законе содержится довольно странная норма, при которой человек, не имеющих никаких знаний в области химии, должен принимать решения по подобным вопросам. И в данном случае затраты времени, необходимые для того, чтобы уяснить суть вопроса, – это лишь наименьшее из зол. В действительности проанализировать все факты, имеющие отношение к делу, способен лишь опытный химик».
Отличие патентов на программные продукты в наши дни состоит в том, что, несмотря на 230 лет попыток, юридические прецеденты, определяющие хороший или плохой патент, так и остаются спорными.[120] В первые дни компьютерной индустрии ответ на этот вопрос был прост: программы не являются объектом патентной защиты. Они не рассматривались как продукт, отдельный от самого компьютера. Судьи не предполагали, что программы способны на что-то большее, кроме того, как приказать устройству быстрее производить математические расчеты. А математика как часть природы не может быть объектом патентной защиты.
Однако к 1981 году, после того как персональные компьютеры стали все чаще использоваться в бизнесе и появилась целая отрасль предпринимателей, создающих программы, Верховный суд США изменил порядок вещей после рассмотрения дела Diamond против Diehr.[121] По его итогам был получен патент на компьютерную программу, рассчитывавшую оптимальный способ вулканизации резины. Суд постановил, что программа есть нечто большее, нежели набор математических уравнений. Это был уникальный процесс. У патента на вулканизацию резины без применения компьютерных технологий уже много лет как истек срок давности. Однако добавление компьютерной программы создало новый уникальный способ действий, патентование которого стало возможным.
Данное решение сыграло критически важную роль для предпринимателей из Кремниевой долины в 1990-х годах. До этого момента программные продукты защищались лишь с помощью законов об авторском праве, поскольку суды отказывались принимать решение об их патентовании. По мнению юристов, написание программ представляло собой такой же творческий процесс, как создание книг или музыки, потому и защищать его нужно было сходным образом. В английском языке буквы используются для того, чтобы образовывать слова и выражать идеи. В языке музыки ноты используются для того, чтобы сообщить музыкантам, какие именно звуки нужно воспроизводить на их инструментах. А программные коды создаются на компьютерном языке и говорят устройствам, что нужно делать.
Однако созданная компанией Borland в 1987 году программа по работе с электронными таблицами Quattro раздвинула границы применения авторского права в области программирования и даже сделала его неуместным.[122] В те времена имелось немало программ по работе с электронными таблицами для персональных компьютеров, наиболее успешной и доминирующей из которых была Lotus 1–2–3. Borland в попытке упростить использование продукта скопировала названия и иерархию меню Lotus. Создатели программы не хотели, чтобы потребители оказывались в замешательстве при переключении между Lotus и Quattro. Однако при этом последняя не использовала программного кода Lotus, а лишь предлагала «интерфейс эмуляции Lotus», позволявший переключаться между форматами Quattro и Lotus.
Lotus подала в суд, заявив, что система меню была защищена законом об авторском праве. Однако, к удивлению всей Кремниевой долины, она проиграла. «Во многих отношениях иерархию команд в меню Lotus можно сравнить с кнопками, использующимися, скажем, для контроля видеоплеера (VCR), – сказал судья Норман Стал из федерального апелляционного суда первой инстанции в Нью-Гемпшире в 1995 году. – VCR – это устройство, позволяющее пользователю просматривать и записывать видеокассеты. Им управляют с помощью нажатия на кнопки, обычно называемые “Запись”, “Воспроизведение”, “Перемотка вперед”, “Перемотка назад”, “Пауза” и “Стоп”. И порядок кнопок и названия еще не превращают их в объект литературного труда или выражение абстрактного метода управления VCR. Вместо этого сами кнопки становятся методом управления VCR».
Последствия решения оказались огромными. Из-за него могли бы, к примеру, быть отозваны иски Apple против Microsoft, продолжившиеся и в 1990-е годы (даже после того как Джобс оставил компанию). Не имея никакого другого инструмента для защиты создаваемого предпринимателями, юристы обратились к делу Diamond против Diehr и принялись использовать патенты в качестве средства защиты.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.