XXI

XXI

Я ВЕРНУЛСЯ В ДЖЕФФРИ НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ после выступления на стадионе «Янки» совершенно разбитым. Истощенным в физическом и эмоциональном плане. Когда забрался в постель, словно после долгих лет отсутствия, проспал целые сутки. И все же, к большому удивлению Луизы, спустя два дня вернулся в любимую мною Башню Успеха и принялся стучать на стареньком «Андервуде», спеша поделиться воспоминаниями за последние шесть лет до того, как кончится отсчет моим дням и ночам. «Не позже первого дня нового года», – предупреждал Алекс. Луиза, естественно, полагала, что я приступил к работе над новой книгой, вдохновленный недавним опытом и встречами во время рекламного тура. Я ничего не предпринимал, чтобы переубедить ее.

Работа над этим повествованием заняла всего пятнадцать дней и восемнадцатого октября была завершена. Что касается заключительной, XX главы, как вы уже прочитали, в ней я написал лишь несколько абзацев о неспособности вспомнить хоть что-то из моей речи. Приложив рекламы «Goliath Books» из газет, названные «Ключом к лучшей жизни», я поместил рукопись в папку и спрятал ее под замок в нижнем ящике стола. Каждая прочитанная вами глава именно такая, какой была написана. В свете дальнейших событий не было внесено ни единой поправки.

Без сомнения, Луиза заметила произошедшие со мной перемены. Как очевидно, и наши сыновья. Несмотря на все мои старания оставаться прежним мужем и отцом, таким, каким бывал раньше, я понимал, что ничего путного у меня не получается. Я стал в большей степени подвержен сменам настроения, выходил из себя по пустякам, а добродушное подшучивание, которое играло столь бесценную роль в наших семейных отношениях, полностью испарилось. Возможно, между собой они как-то пытались объяснить мое странное поведение, списывая все на огромное напряжение во время тура. Скоро, со дня на день, папа вновь станет самим собой.

Каждое утро, поднимаясь, я благодарил Бога за еще одну прожитую ночь, но чуть позже сознание возвращало меня к действительности: что если это последний день, когда вижу солнце или чувствую запах сосен, или слышу голоса тех, кого люблю. Я беспрерывно рылся в своей библиотеке, пытаясь найти слова утешения и советы великих мудрецов прошлого относительно того, как справиться с думами о неизбежности смерти. И не находил ответа. Мне не хватало мужества читать о том, что «смерть нам не враг, а тайное приключение» или «смерть – золотой ключ, который распахнет врата дворца вечности». Единственным приключением, которого я страстно желал, была прогулка по лесу с Тоддом и Гленном, а единственный дворец, который мне был небезразличен, стоял на холме в Джеффри.

Я стал чрезвычайно рассеянным – постоянно терял всякие мелочи, например, ключи от машины и кошелек, забывал, где припарковался, выехав в город, не находил любимую ручку или журнал, читаемый в последнее время. Фамилии, всплывавшие в разговорах с Луизой, ничего для меня не значили, но я притворялся, что помню, о ком идет речь. По нескольку раз ежедневно, вне зависимости от того, был ли то день или ночь, я размышлял об истории со столетником Александра Энтони. Мой краткий миг победы уже настал, и теперь высокий стебель, бывший когда-то Марком Кристофером, должен, судя по всему, рухнуть наземь.

Наконец горечь от несправедливости судьбы начала ослабевать или, может, я просто устал бороться, приняв слова великого римского мудреца Сенеки, который когда-то написал: «Чему быть, того не миновать; и если ему необходима борьба, то это лишь выбор его воли». Снова выбор. Но никогда ни при каких обстоятельствах я не позволял страхам очернить убеждения и принципы, которые отстаивал в своей книге, веру в способность человека сделать свою жизнь лучше, используя правильные инструменты и полученные от создателя дары. Моя вера в Бога оставалась непоколебимой. Я молил о помощи, о силах вынести то, что ожидало меня впереди. Мистер Успех, пытающийся отыскать дорогу без своего надежного компаса.

Настал День благодарения. Мы с мальчиками смотрели по телевизору футбол, как это делали в течение многих лет, пока Луиза колдовала на кухне. На следующей неделе моя жена и ее помощники начали буквально задыхаться под лавиной рождественской почты. Поэтому ей пришлось отложить ежегодную праздничную беготню по магазинам, которую она предвкушала неделями. Я втайне радовался этой задержке, поскольку не был уверен, что при своем душевном состоянии смог бы перенести вид множества счастливых лиц и звуки рождественских песнопений. Пока Луиза и остальные деловито сортировали поздравительные открытки в поисках достойных внимания писем, я все больше и больше времени проводил в башне, в одиночестве, в ожидании…

Однажды, сидя за столом и уставившись на календарь, я решил сжечь эти страницы, внезапно осознав: мои своекорыстные воспоминания прошлого стали бы ужасным наследием Тодда, раной, которая всегда будет кровоточить от осознания того, что он жив лишь благодаря отцу, согласившемуся поменяться с ним местами. Как глупо с моей стороны! Как недальновидно! Я только открыл ящик, где хранилась рукопись, как в башню ворвалась Луиза.

– В чем дело, милая?

Задыхаясь от бега, она выпалила:

– Вот, – и швырнула знакомый коричнево-желтый конверт, на котором синими чернилами каллиграфическим почерком была выведена моя фамилия. Я вскрыл письмо и прочитал послание на открытке с золотой каймой. Затем прочитал еще раз. И еще.

О тебе помнят.

Я ходатайствовал за тебя и совершил свое первое и последнее чудо.

Список изменен.

После долгого и тщательного обсуждения, принимая во внимание то, что слова твоего крайне убедительного послания до сих пор звучат в райских кущах, было решено оставить все как есть, оставить тебя среди тех, кого любишь. Таким образом, ты можешь продолжать бескорыстно делиться ключом к лучшей жизни со всем человечеством.

Возможно, тебе также будет любопытно узнать, что мое ходатайство достойно поддержал еще один коллега-писатель, чье мнение имеет значительный вес, и зовут этого человека Джошуа Кройдон.

Желаю тебе и твоей семье веселого Рождества и многих лет совместной жизни.

Я так долго стоял, уставившись на открытку, что Луиза, не выдержав, выхватила ее у меня из рук и прочитала, затем вернула обратно.

– Марк, не понимаю. Что все это значит? И эта карточка не подписана. Ни А. В. Саломом, ни Авессаломом.

Я обнял ее за талию и поднял высоко над каменным полом. Потом усадил на диван и все рассказал. Все!

– Боже мой, – повторяла она снова и снова. – И ты скрывал этот ужасный секрет с… того самого полета из Мемфиса. И закончил тур и произнес речь, будто у тебя все отлично!

– Старался, милая, очень сильно старался.

– Удивительно, как ты выдержал. Почему не рассказал мне? Нет, не отвечай. Ты не хотел перекладывать это на мои плечи, верно?

Впервые с тех пор, как я вернулся из рекламного тура, в башне раздался счастливый смех.

В Рождество, самое лучшее в моей жизни, когда все подарки были уже открыты, я обратился к Луизе.

– Сколько времени у нас в наличии до того, как ты представишь нас той вкусно пахнущей индейке из духовки?

– Часа два, – ответила она, – плюс-минус пятнадцать минут. А что?

– Собираюсь прокатиться. Вернусь примерно через час, ладно?

– Конечно. – Луиза вскинула голову. – В Стоддард?

– Да, хочу поблагодарить его. Не могу придумать более подходящего дня, чем сегодня.

– Почему ты думаешь, что мистер Энтони будет там? Полагаю, из-за своих «разовых поручений» ему приходится часто путешествовать.

– Стоит попробовать.

Когда я надевал пальто, в коридоре появилась Луиза.

– Марк, у тебя нет для него подарка. Как ты приедешь на Рождество без подарка?

– Боже, ты права. Есть идеи?

– Да, захвати с собой Тодда. Думаю, старику будет приятно познакомиться со вторым участником договора.

Легкий снежок, падавший весь вечер, все еще оставался лежать на тротуарах, но дорога до Стоддарда была почти пуста и заняла менее тридцати минут. Без проблем я отыскал «Окаймленную березами дорогу», ровно полмили проехал по узкой грязной грунтовке, как и во время своего первого визита, и остановился в поисках просвета в зарослях высокорослой черники. Однако его не оказалось. Сквозь лабиринт голых веток увидел тропинку к пруду. Что-то было не так. Что-то изменилось.

– Давай выбираться из машины, Тодд.

Вместе мы пробились через упрямые переплетенные ветки кустов. Тодд последовал за мной, когда я почти бегом припустил вниз по склону в направлении огромного камина из натуральных булыжников, который, подобно серому айсбергу, возвышался среди молодых сосен и канадских елей.

Тодд споткнулся и упал, поднимаясь, показал на обуглившееся бревно, из-за которого произошла задержка.

– Здесь был пожар, папочка, но, похоже, очень давно. Посмотри, на этом месте уже выросли деревья.

Я медленно прошелся между молодыми деревцами, пока не оказался прямо напротив камина. Почувствовал, как мурашки побежали по коже. Провел рукой по неровной поверхности камней, некогда поддерживавших каминную полку. Внезапно за спиной раздался голос:

– Могу ли я чем-то вам помочь, ребята?

Я повернулся и увидел закутанную в шаль пожилую женщину, направляющуюся к нам. Она опиралась на самодельную клюку и при каждом шаге раскачивалась из стороны в сторону.

– Счастливого Рождества, – улыбнулась она, взмахнув клюкой. – Кого-то ищете? Я живу вон там, вверх по дороге, и, возможно, смогу помочь.

– Да, – ответил я, заметив, что голос мой прозвучал как-то странно. – Мы ищем мистера Энтони…

– Кого?

– Энтони. Александра Энтони. Если не ошибаюсь, у него здесь был дом.

– Энтони. Эх, да. Он жил здесь. Все время один. Приятный человек. Никогда никого не беспокоил. Он умер, дайте-ка припомнить, в 1964 или 65?м году. Родственников у него не было, по крайней мере мы о них никогда не слышали. Городские власти похоронили его на нашем небольшом кладбище за церковью. Я присутствовала на похоронах, я и Альфред, мой муж. Он тоже умер. Альфред и я были единственными, кто там был, естественно, кроме священника. А затем, всего через неделю после похорон мистера Энтони, разразилась страшная гроза. Сверкали молнии, и одна из них ударила прямо в его дом. Он сгорел дотла. Печальное зрелище. Все его книги превратились в пепел.

– Спасибо, – мягко произнес я.

Она кивнула и снова взмахнула клюкой, но уже на прощание.

– Рада была помочь. Счастливого Рождества!

– Счастливого Рождества, – прокричал Тодд удаляющейся фигуре, затем приблизился ко мне, почувствовав: что-то здесь не так, как должно было бы быть. – Поехали домой, пап?

– Думаю, самое время, сынок.

Тодд, проходя мимо камина, стукнул ногой по одинокому бревну, лежавшему на почерневших камнях, затем наклонился и поднял обгоревший почти до неузнаваемости круглый предмет.

– Папа, смотри, – вскрикнул он, вытирая ладонями свою находку. – Это же мячик! Бейсбольный мячик! И на нем что-то написано!

Я протянул руку, и сын положил на мою ладонь обгоревший шарик. Несколько секунд я ласково гладил его, прежде чем нашел в себе силы поднести к глазам и прочесть то, что еще можно было разобрать…

С ЛЮБОВЬЮ

Данный текст является ознакомительным фрагментом.