Пол Тюдор Джонс - Искусство агрессивной торговли

Пол Тюдор Джонс - Искусство агрессивной торговли

Октябрь 1987 года стал месяцем разорения многих инвесторов — обвал мировых рынков акций тогда не уступал краху 1929 года. За тот же месяц «Tudor Futures Fund», которым управлял Пол Тюдор Джонс, зафиксировал невероятный доход в 62 процента. Джонс всегда был независимым трейдером. Его торговый стиль уникален, а результативность несоизмерима с показателями других управляющих фондами. Но, пожалуй, важнее всего другое. Он достиг того, что многие считали невозможным: пять лет подряд он получал прибыль, измеряемую в процентах трехзначными числами, при крайне низких текущих потерях. (Тут я допустил небольшую неточность: в 1986 году фонд Пола имел прирост только (!) в 99,2 процента.)

Джонс добился успеха во всех своих крупных предприятиях. Он начал биржевую карьеру брокером и на второй год работы получил более миллиона долларов комиссионных. Осенью 1980 года Джонс появился на Нью-Йоркской хлопковой бирже в качестве независимого биржевого трейдера. И вновь достиг блестящего успеха, заработав за считанные годы миллионы долларов. Но действительно впечатляющим были даже не суммы выигрыша, а стабильность результатов: за три с половиной года торговли на бирже у него был лишь один убыточный месяц.

В 1984 году Джонс — отчасти от скуки, отчасти из боязни в конце концов сорвать голос (профессиональная болезнь биржевых трейдеров) — вновь оставил свою успешную карьеру ради новой затеи — управления капиталом. В сентябре того же года он основал «Tudor Futures Fund», под управлением которого находилось 1,5 миллиона долл. К концу октября 1988 года каждая 1000 долл., инвестированная в этот фонд, превратилась в 17482 долл., а общая сумма под управлением фонда выросла до 330 миллионов долл. Фактически она могла бы быть больше, но с октября 1987 года Джонс перестал принимать новые вклады, а также, начиная с этого времени, произвел выплаты наличными.

Если, подобно Джонсу, верить в цикличность, то скоро следует ожидать очередного изменения в его карьере. Даже трудно себе представить, на чем он сорвет аплодисменты на этот раз.

Джонс — средоточие контрастов. В частной беседе он мягок, а на бирже отдает приказы зычным голосом сержанта из учебки. Общественное мнение считает его надменным и эгоистичным трейдером, тогда как в непосредственном общении он легок и непритязателен. Журналисты подробно живописуют внешние, эффектные стороны его жизни — роскошный особняк в Чесапик Бэй, заповедник площадью в 3000 акров, прекрасные женщины, изысканные рестораны, но забывают упомянуть, как много он делает для бедных.

Подобно нью-йоркскому бизнесмену Юджину Лангу Джонс учредил фонд для финансирования обучения в колледже восьмидесяти пяти выпускников начальной школы экономически отсталого бруклинского района Бедфорд-Стайвесант. Причем дело не исчерпывается только денежными вливаниями, каждую неделю он лично встречается со своими подопечными. Чуть позже Джонс основал фонд «Robin Hood», объем пожертвований которого достиг 5 миллионов долларов. Верный своему названию, этот фонд привлекает деньги богатых и распределяет их между негосударственными группами и частными лицами, которые непосредственно помогают бедным.

Джонс согласился встретиться со мной в 15:15 — то есть в то время, когда закроются все фьючерсные рынки, кроме торгов по фьючерсам на индексы акций. Но даже продолжение торговли только на одном рынке вызывало у меня некоторые опасения: сможем ли мы начать беседу в назначенное время? Ведь я знал, что фьючерсные контракты на индекс акций S&P — это один из его главных торговых инструментов. И действительно, когда я пришел, Джонс был поглощен торговлей по S&P.

Дождавшись, когда Джонс закончит выкрикивать приказы через переговорное устройство, я сказал, что не хочу мешать его торговле, и предложил отложить интервью до закрытия рынка. «Никаких проблем, — ответил Джонс. — Приступим».

Как потом выяснилось, это не было обычной торговлей по S&P. В тот день Джонс выстраивал крупную позицию, ожидая значительного резкого падения цен на рынке акций. Энергичность, с которой Джонс отдавал приказы, напоминала натиск теннисиста, набегающего на мяч. («Покупай

300 по курсу! Живее, живее! Готово? Отвечай!») При этом он легко переключался с торговли на интервью и обратно.

Джонс с восхищением рассказывает о своем первом наставнике в биржевом деле — легендарном трейдере хлопкового рынка Эли Таллисе. Пожалуй, больше всего Джонса поразила его железная выдержка. Он помнит, как Таллис, не моргнув глазом, спокойно и вежливо беседовал со своими посетителями в то самое время, когда его позиции буквально выкашивались на рынке.

Такую же железную выдержку я обнаружил и у Джонса. Он беседовал со мной, попутно общаясь с посетителями и сотрудниками, и одновременно управлял крупной позицией по S&P. В последние минуты перед закрытием торгов фьючерсы на индекс акций сильно выросли, из-за чего убыток по позиции Джонса превысил миллион долларов. Однако Джонс оставался настолько невозмутимым, что я узнал о том, что рынок двинулся против него, только вечером, просмотрев цены закрытия.

При первой беседе мы не успели обсудить все вопросы, и недели через две я повторно наведался к Джонсу. Во время второй встречи я заметил две перемены. Во-первых, из решительного медведя Джонс перешел в быки: раньше Джонс крупно играл на понижение рынка акций, теперь же в краткосрочном плане он переориентировался на его рост. Вопреки ожиданиям рынок не упал за то время, которое ему отпустил Джонс. Из этого он заключил, что на короткое время рынок пойдет вверх. «Этот рынок перепродан», — отметил он во время нашей второй беседы. Изменение точки зрения на диаметрально противоположную за столь короткий период наглядно показывает исключительную гибкость, объясняющую торговые успехи Джонса. Он не только быстро закрыл исходную позицию, но и был готов сменить ее на противоположную, когда факты указали на ошибочность его первоначального прогноза. (И эта перемена в умонастроении оказалась весьма своевременной.) Во-вторых, Джонс вдруг стал очень осторожен в своих оценках относительно рынка акций и экономики в целом. Он опасался, что еще одна большая волна продаж (предыдущая была в октябре

1987 года) может привести к своего рода финансовому маккартизму. Это опасение опиралось на исторический прецедент: во время сенатских слушаний в 1930-е годы члены комиссии, отчаявшись найти злоумышленников, виновных в крахе рынка акций в 1929 году, переложили вину на служащих Нью-Йоркской фондовой биржи, которые в период обвала держали длинные позиции.

Джонс боялся, что в будущем он, как известный спекулянт и специалист по прогнозированию экономических тенденций, может стать удобной мишенью для властей в их очередной «охоте на ведьм». В особое замешательство Джонса привел телефонный звонок одного крупного правительственного чиновника относительно его торговли. «Если я назову его ранг, то вы просто не поверите», — сообщил он мне с некоторой опаской и тщательно подбирая слова, чтобы не сказать лишнего.

Джонс был по-прежнему дружелюбен, но на смену прямодушным высказываниям теперь пришли выверенные и сдержанные ответы, характерные для домашних заготовок. Так, на вопрос о торговой тактике он заговорил об опережении — незаконной операции, когда брокер размещает собственный приказ раньше крупного приказа клиента. По сути, такой ответ был просто нелепым, ибо Джонс не занимается приказами клиентов. Это все равно, как если бы футбольный болельщик, участвующий только в своем офисном тотализаторе, вдруг стал бы оправдываться, что не брал взяток за организацию договорного исхода игры. Похоже, Джонс воспользовался интервью как трибуной для официального заявления, на которое он, наверное, рассчитывал как на свидетельство в свою пользу при возможных слушаниях в Конгрессе в будущем. Мне показалось, что в преувеличенной настороженности Джонса было что-то маниакальное. Впрочем, опасение, что реальный экономический кризис приведет к избиению гонцов, приносящих плохие вести, не кажется совсем уж безосновательным.

Когда вы впервые заинтересовались торговлей?

В колледже я прочитал статью о Ричарде Деннисе, которая произвела на меня большое впечатление.

Мне показалось, что у него самая замечательная работа в мире. У меня уже было некоторое представление о торговле, потому что мой дядя Билли Дюнавант был весьма преуспевающим хлопковым трейдером. В 1976 году, после окончания колледжа, я попросил его помочь мне стать трейдером. Дядя направил меня к знаменитому хлопковому трейдеру Эли Тал-лису, который жил в Новом Орлеане. «Эли — лучший из всех известных мне трейдеров», — пояснил дядя. Я съездил к Эли, и он предложил мне поработать на площадке Нью-Йоркской хлопковой биржи.

Почему вы стали работать у Эли, а не у собственного дяди?

Дядя занимался в основном наличной торговлей хлопком. Я же хотел сразу стать трейдером.

Как долго вы работали на этой биржевой площадке? И чем конкретно занимались?

На площадке я работал клерком — с этого начинают все. Но попутно я много анализировал, наблюдая за рынком и пытаясь определить, что им движет. Я проработал в Нью-Йорке около полугода, а затем вернулся в Новый Орлеан и начал работать у Эли.

От Эли вы многое узнали о торговле?

Безусловно. Работа с ним стала для меня великолепной практикой. Эли торговал позициями размером в 3000 контрактов, когда открытый интерес на всем этом рынке был лишь 30000. По объему торговли он превосходил любого внебиржевого трейдера. Вот на кого и впрямь стоило посмотреть!

Он торговал фьючерсами против наличного рынка или просто спекулировал?

Только спекулировал. Что удивительно: он имел собственного биржевого брокера, и поэтому все точно знали его позиции. Его было легко вычислить. «Ну и плевать! Я их и в открытую обыграю!»

— говаривал он.

То есть все знали, что у него на руках?

Именно.

Но ему это, очевидно, не вредило?

Ничуть.

Разве это не исключение? А вы стараетесь скрывать свои позиции?

Пытаюсь. Но на самом деле те, кто проработал на площадке по пять-десять лет, знают мои позиции.

Когда я торгую, все об этом знают. Я твердо усвоил у Эли одно: в конце концов рынок двинется туда, куда он намеревался пойти.

Значит, по-вашему, скрывать свои позиции не так уж важно?

По-моему, важно пытаться. Раньше, например, расшифровать мои приказы было особенно просто, потому что я торговал количеством контрактов, кратным 300. Теперь я разбиваю приказ на части: одному брокеру могу отдать приказ на 116 контрактов, а другому — на 184. У меня на каждой площадке есть не меньше четырех брокеров.

Чему еще вы научились у Таллиса?

Таллис был очень крутым — другого такого я не встречал. Он внушил мне, что в торговле очень высока конкуренция и нужно уметь терпеть, когда получаешь подзатыльники. Что бы ты ни делал, избежать огромных эмоциональных взлетов и падений нельзя.

Это напоминает общие рекомендации по воспитанию характера. Нет ли каких-то особенностей применительно к торговле?

Таллис научил меня работать с объемами. Когда торгуешь по-крупному, нужно выходить из рынка, пока он отпускает, а не когда захочешь. Если нужно открыть или закрыть крупную позицию, то нельзя ждать, пока рынок достигнет нового максимума или минимума: ведь если это будет точкой разворота, то объем торгов может оказаться очень низким.

Торгуя на площадке, я усвоил одно: если предыдущий максимум был, например, 56,80, то на уровне

56,85 наверняка будет масса стоп-приказов на покупку. При цене спроса 70 и цене предложения 75 у всего биржевого круга появляется законный интерес покупать, поднимая цены, и выбить эти стоп- приказы, ликвидируя по ним свои позиции. В биржевом круге это самая обычная тактика. Работая вне площадки, я сочетаю эту тактику с тем, чему научился у Эли. Если в такой ситуации мне надо закрыть длинную позицию, то я ликвидирую половину на уровне 75, чтобы не беспокоиться о том, как выйти из всей позиции там, где сработают все эти стоп-приказы. Я всегда ликвидирую половину позиции ниже новых максимумов или выше новых минимумов, а оставшуюся половину — за этой точкой.

Чем еще вы обязаны Таллису?

Наблюдая за ним, я понял, что даже если рынок устанавливает новые высоты и выглядит прекрасно, то часто это бывает лучшим временем для продажи.

Он привил мне, что хороший трейдер должен быть, до некоторой степени, инакомыслящим.

Вы провели десятки тысяч сделок. Есть ли среди них какая-то особенная?

Да. Это было в 1979 году на рынке хлопка. Люди учатся в основном на ошибках, а не на успехах. Я тогда был брокером. У нас имелось много спекулятивных счетов, и у меня была длинная позиция почти в 400 контрактов по июльскому хлопку. Рынок колебался в диапазоне 82-86 центов, и я покупал всякий раз, когда он опускался до нижней границы этого диапазона.

Однажды рынок прорвался к новым минимумам, выбил стоп-приказы, а затем сразу отработал вверх на 30 или 40 пунктов. Я решил, что предыдущая вялость рынка была вызвана неустойчивостью цен вблизи этих хорошо известных стоп-приказов. Но теперь, когда они сработали, я подумал, что рынок снова готов к подъему.

Помню, как я стоял вне круга и вдруг, в пылу какой-то напускной храбрости, велел своему брокеру купить 100 июльских контрактов по цене 82,90, что тогда было очень крупным приказом. Он запросил покупку 100 контрактов по 90, и я помню, как брокер «Refco» бросился к нам через всю площадку с криком «Продано!». Компания «Refco» имела тогда наибольший запас хлопка, готового к поставке по контрактам. Я мгновенно понял, что они намереваются поставить хлопок против июльского контракта, который шел тогда с премией около 4 центов к октябрьскому контракту. И еще меня осенило, что, двигаясь в коридоре 82-86 центов, рынок просто намечал ориентиры для будущего прорыва вниз

[30].

То есть вы сразу поняли, что не правы?

Мгновенно. Я понял, что рынок съедет прямо к 78, и это будет щедро оплачено моей кровью. У меня уже была длинная позиция в 400 контрактов, к которой я за день добавил еще 100 и, наконец, еще

100 в ходе этой героической покупки, которую ни за что не надо было делать.

Значит, вы сразу поняли, что нужно выходить из рынка?

Нет. Я сразу понял, что мне нужно играть на понижение.

Насколько быстро вы среагировали?

Почти мгновенно. Когда брокер «Refco» крикнул «Продано!», все посмотрели на меня, потому что знали, что я попытаюсь сделать. «Если тебе надо в туалет — не теряй времени, делай прямо здесь»,

— сказал мне сосед, увидев, что я побелел как полотно. Помню, я повернулся и вышел глотнуть воды, после чего приказал брокеру продавать как можно больше. Рынок буквально за минуту достиг нижнего ценового предела, а я смог продать только 220 контрактов.

Когда вы ликвидировали остаток позиции?

На следующее утро рынок открылся на 100 пунктов ниже, и я начал продавать с самого открытия.

Когда рынок снова замер на нижнем пределе, я продал лишь около 150 контрактов. Когда всё завершилось, я под конец продал несколько контрактов на 4 цента ниже того уровня, где впервые понял, что позиция плоха.

Несмотря на довольно быстрые контрмеры, вы всё же получили большой удар. Как вам теперь кажется, что надо было делать?

Во-первых, никогда не изображать из себя героя на рынке. Во-вторых, никогда без меры не увеличивать свою позицию. Моя главная беда была не в количестве пунктов, проигранных на этой сделке, а в количестве контрактов, несоразмерно большом по сравнению с капиталом на счетах, которыми я управлял. Мои счета потеряли около 60-70 процентов капитала на одной этой сделке.

Эта сделка изменила весь ваш торговый стиль в части риска?

Безусловно. Я был полностью деморализован. «Вероятно, эта работа не для меня, — решил я тогда,

— и вряд ли меня хватит надолго». Я был до того угнетен, что едва не бросил торговлю.

Сколько лет вы к тому времени занимались торговлей?

Всего-навсего около трех с половиной лет. И преуспевали до той сделки?

Относительно. Большинство моих клиентов заработали, и я стал важным источником прибыли для своей компании.

А те, кто дал вам 10 000 долл. в начале этого трехлетнего периода?

Они, наверное, получили втрое больше.

То есть все ваши давние клиенты всё еще оставались в выигрыше?

Да, но я меж тем перенес несколько серьезных потерь. Эта сделка по хлопку чуть не стала моей последней. Именно тогда я сказал себе: «Зачем же ты, глупец, рискуешь всем на одной сделке? Не лучше ли искать в жизни радость, а не горе?»

Тогда же я впервые решил, что должен овладеть дисциплиной торговли и методами управления капиталом. Все произошедшее стало для меня каким-то очищением. Стоя на краю, я усомнился в своей профессиональной пригодности. Но решил не сдаваться и бороться дальше, став дисциплинированным и расчетливым в торговле.

И с того момента ваш торговый стиль совершенно изменился?

Да. Теперь я стараюсь прожить день как можно радостнее и спокойнее. Если мои позиции идут против меня, я сразу избавляюсь от них, а если в мою пользу, то сохраняю их.

Наверное, вы стали торговать не только в меньшем объеме, но и быстрее?

Быстрее и с большим уклоном в оборону. Я всё время думаю о потере денег, а не о выигрыше.

Тогда, в сделке по хлопку, у меня перед глазами стояли июльские 89 центов и я прикидывал, сколько заработаю на 400 контрактах. Мне и в голову не приходило, сколько я могу потерять.

Всегда ли вы знаете, когда выйдете из сделки, еще до того, как вступите в нее?

Я мысленно выставляю стоп-приказ. Если его уровень достигнут, то я выхожу в любом случае.

Насколько велик ваш риск на сделку?

Я не расчленяю риск по отдельным сделкам. Все позиции, которые я держу, взаимосвязаны. Я смотрю на риск с точки зрения того, каков с утра размер моего торгового счета. И стремлюсь к тому, чтобы, заканчивая день, иметь больше, чем с утра. Поэтому утром мне и в голову не придет заявить, что раз я играю на понижение S&P с 264, который вчера закрылся на 257, то смогу пережить и подъем. Я всегда оцениваю риск своей позиции исходя из цены закрытия накануне.

Контроль над риском — самое важное в торговле. Например, сейчас по сравнению с началом месяца я в убытке где-то на 6,5 процента. На остаток месяца я установил предел потерь в 3,5 процента. Я ни в коем случае не хочу допустить, чтобы мои потери за любой месяц стали двухзначными.

Одним из аспектов вашего торгового стиля является стремление покупать и продавать в точках разворота по принципу от обратного. Допустим, вы ожидаете разворота на вершине и открываете короткую позицию под прикрытием близкого стоп-приказа, который сработает, если рынок достигнет нового максимума. Так и происходит. Сколько раз, исходя из данной торговой идеи, вы будете пытаться поймать момент разворота, прежде чем откажетесь от этой идеи вообще?

Пока не изменится мое мнение о расстановке фундаментальных факторов. До этого после каждой убыточной сделки я буду сокращать размер позиции. Если торговля приносит убыток, я уменьшаю размер позиции. Таким образом, мои самые неудачные сделки будут наименьшими по размеру.

Каких торговых правил вы придерживаетесь?

Никогда не усреднять убыточные позиции. Сокращать объем торговли, если она не ладится, и увеличивать его, если идет хорошо. Никогда не торговать в таких ситуациях, которыми не владеешь.

Например, я не стану рисковать значительными суммами денег перед выходом важных сообщений, иначе это будет уже азартная игра, а не торговля.

Если вас беспокоит какая-то ваша убыточная позиция, то этому легко помочь: выходите из сделки, поскольку всегда можно вернуться обратно. Нет ничего лучше, чем начать заново.

Не придавайте чрезмерного значения тому, где открыть позицию. Важно лишь, каково направление позиции — бычье или медвежье. Точкой входа всегда считайте вчерашнюю цену закрытия. Я сразу узнаю трейдера-новичка по вопросу: «Какая у вас позиция — длинная или короткая?» Какой бы она ни была, это не должно иметь никакого отношения к его мнению о рынке. Затем (если я отвечу, что длинная) он спросит: «А с какого времени?» Какая разница, с какого. Ведь это не имеет отношения ни к медвежьему или бычьему настрою рынка, ни к текущему балансу риска и прибыли длинной позиции.

Важнейшее правило торговли — мощная оборона, а не наступление. Каждый день я делаю допущение, что все мои позиции ошибочны, и решаю, где будут мои стоп-уровни по риску. Я делаю это для того, чтобы определить свои максимально возможные потери. И надеюсь, что остаток дня проведу, имея такие позиции, которые развиваются в мою пользу. А если они пойдут против меня, то я задействую план выхода из рынка.

Не геройствуйте. Не выпячивайте свое «Я». Критически подходите к себе и к своим возможностям.

Ни на миг не обольщайтесь. Случись такое — и вам конец.

Как говорил Джесс Ливермор — один из величайших спекулянтов всех времен, — в конечном итоге рынок не переиграть. Когда-то, еще на пороге профессии, это высказывание звучало для меня просто обезоруживающе. Непобедимость рынка не может не пугать. Именно отсюда вытекает мое главное правило: иметь сильную оборону. Если сделка удалась, не надо приписывать эту победу своей необычайной прозорливости. Всегда сохраняйте веру в себя, но держите ее под контролем.

Вы годами остаетесь весьма удачливым трейдером. Теперь вы верите в себя больше, чем прежде?

Теперь я опасаюсь больше, чем когда-либо за всё время торговли, потому что осознал, насколько эфемерным может быть успех в этом бизнесе. Я уверен, что для успеха нужен страх. Все свои самые тяжелые поражения я терпел после крупных побед, когда начинал считать себя корифеем.

По моим наблюдениям, вы часто вступаете в рынок вблизи точек разворота. Иногда ваша точность была поистине сверхъестественной. В чем секрет метода, позволяющего вам вступать в рынок так близко к развороту?

У меня очень четкое представление о долгосрочных направлениях всех рынков. Кроме того, у меня очень краткий болевой порог. В результате нередко бывает, что я могу неделями повторять длинные сделки на рынке, который продолжает идти вниз.

То есть вы проводите серию пробных сделок, пока одна из них наконец не удастся?

Совершенно верно. Я считаю себя заправским рыночным конъюнктурщиком. Это означает, что, выработав мнение о рынке, я реализую его при очень малом уровне риска до тех пор, пока не получу нескольких подтверждений ошибочности своего мнения или пока не изменю точку зрения.

Другими словами, было бы точнее говорить, что «с пятой попытки Пол Джонс покупает казначейские облигации по цене за 2 тика до минимума», а не просто утверждать, что «Пол Джонс покупает казначейские облигации по цене за 2 тика до минимума».

Отчасти именно так. С другой стороны, я всегда был «трейдером разворота», ибо уверен, что наибольший выигрыш дают развороты рынка. Все говорят, что ловить вершины и основания — безнадежное дело. Вместо этого нужно ловить тенденции в середине, где и получать весь выигрыш.

Но лично я за 12 лет часто упускал добычу на середине, зато поймал массу вершин и оснований.

Если следовать за тенденцией, рассчитывая получить прибыль в середине движения, то надо размещать очень удаленные стоп-приказы. Меня это не устраивает. К тому же рынки движутся направленно лишь около 15 процентов всего времени, в остальном они идут горизонтально.

В чем состоит наибольшее заблуждение публики относительно рынков?

В том, что рынками можно манипулировать. В том, что на Уолл-стрит есть некая группа, которая управляет ценами на рынках. Я могу войти в любой рынок, подстегнув его на день-другой или даже на неделю. Сделав это в подходящий момент и слегка поддав газку в горку, я могу создать иллюзию бычьего рынка. Но, за исключением случаев по-настоящему устойчивых рынков, как только я перестану покупать, цены сразу же пойдут вниз. Вы можете перенести в Анкоридж на Аляске самый шикарный магазин «Saks Fifth Avenue» с его великолепным отделом летней мужской одежды, но если некому будет ее покупать, то вы разоритесь.

В чем еще люди заблуждаются насчет рынков?

Считается, что люди, связанные с Уолл-стрит, знают что-то эдакое. Классический тому пример — моя мать. Она смотрит телепрограмму «Wall Street Week» и почти с религиозным трепетом воспринимает все, что там говорится. Готов спорить, что вероятность успеха на рынках выше, если поступать вопреки советам «Wall Street Week».

Я знаю, что почти ежедневно вы общаетесь с трейдерами большинства крупных рынков. Бывает ли вам неловко оттого, что вы играете против них?

Бывает. Ни мне, ни им не легко признавать чужую победу. Но они нужны мне, ибо я принял за правило общаться с самыми лучшими в профессии.

Что ограждает вас от воздействия чужих мнений? Допустим, в отношении какого-то рынка вы настроены по-медвежьи, а 75 процентов ваших собеседников придерживаются бычьей оценки. Как вы поступите?

Подожду. Приведу превосходный пример. До прошлой среды, пока рынок сырой нефти был в разгаре своего 2-долларового подъема, я придерживался медвежьей ориентации. Лучший из известных мне трейдеров этого рынка, напротив, был среди быков. Учитывая его мнение, я не стал играть на понижение. Затем рынок стал тормозить, и однажды этот трейдер сказал: «Теперь, пожалуй, лучше перейти в нейтралы». Отсюда и особенно с учетом только что поступивших бычьих новостей от ОПЭК я сразу понял, что рискованность сделок по продаже сырой нефти уменьшилась.

И продал массу этой нефти, что обернулось прекрасной сделкой.

К кому из рыночных консультантов вы прислушиваетесь?

К настоящим знатокам: Марти Цвейгу и Неду Дейвису, к Бобу Пректеру — чемпиону в своем деле.

Он лучше всех благодаря своему исключительному оппортунизму.

Что вы имеете в виду под оппортунизмом?

Его успех объясняется тем, что теория волн Эллиота позволяет ему выбирать невероятно благоприятные возможности по соотношению риска и прибыли. По этой же причине многие свои успехи я отношу на счет волнового метода Эллиота.

А есть ли, на ваш взгляд, недооцененные консультанты?

Есть. Это Нед Дейвис. Его исследования рынка акций — лучшие из всего, что я видел. Хотя он широко известен, мне кажется, что он еще не получил того признания, которого заслуживает.

Есть ли, наоборот, переоцененные аналитики?

Как говорится: «Не судите, да не судимы будете».

Мало кто из трейдеров достиг успеха вашего масштаба. Что отличает вас от других?

Думаю, что одна из моих сильных сторон состоит в том, что я рассматриваю всё произошедшее до последнего момента, как прошлое. Меня действительно не волнует ошибка, которую я совершил на рынке тремя секундами ранее. Важно лишь, что предпринять дальше. Я стараюсь воспринимать рынок без эмоций. И не допускаю, чтобы на мое мнение влияли какие-нибудь мои же публичные комментарии рынка.

Способность отказаться от ранее принятой точки зрения, вероятно, играет важную роль в вашей торговле?

Да. Она открывает широкий простор для мысли, помогает в истинном свете увидеть происходящее на конкретном рынке и выбрать точный прогноз на будущее.

Ваш фонд невероятно вырос. Стало ли из-за этого труднее торговать так же прибыльно?

Да, намного труднее.

Вы полагаете, что смогли бы значительно повысить процент прибыльности, уменьшив размер сделок?

Бесспорно.

Значит, расширение торговли снижает вашу результативность. Не задумывались ли вы о том, что это может перевешивать премии за прибыль от управляемого вами капитала?

Я думаю об этом каждый день. Интересно, что произойдет ко времени выхода вашей книги.

Вы больше не принимаете новых инвестиций?

Нет. И уже давно.

Вы были и брокером, и управляющим капиталом. Каковы, на ваш взгляд, относительные плюсы и минусы этих занятий?

Я оставил работу брокера, потому что увидел в ней серьезное столкновение интересов: получая с клиента комиссионные, я не несу материальной ответственности, даже если он проигрывает, Я занялся управлением капиталом, чтобы в случае неудачи мог бы чистосердечно сказать, что не получил за это вознаграждения. Вероятно, это дорого мне обойдется, ведь мои накладные расходы не по плечу и зоопарку Бронкса. Я никогда и ни перед кем не извиняюсь, поскольку получаю деньги только в случае выигрыша.

Вы держите свои деньги в своих же фондах?

Скажем, 85 процентов моего чистого капитала инвестированы в мои собственные фонды, прежде всего потому, что я считаю их самым надежным местом на свете. Я действительно верю, что всегда буду настолько консервативен и осторожен, что получу свои деньги обратно.

Вы превосходно сработали в октябре 1987-го, ставшем катастрофой для многих других трейдеров.

Вы не могли бы привести некоторые подробности этого?

Неделя краха была одним из самых волнующих периодов в моей жизни. Мы ожидали крупного обвала рынка акций еще с середины 1986 года и наметили план аварийных действий на случай финансового спада. Так что в понедельник 19 октября мы вышли на рынок, зная, что это станет днем его краха.

Почему вы были так уверены?

Потому что в предыдущую пятницу был отмечен рекордный объем предложений на продажу. То же самое наблюдалось и в 1929 году, за два дня до краха. Наша аналоговая модель 1929 года точно указала на обвал.[31] А когда в конце недели министр финансов Бейкер выступил с заявлением о том, что США больше не будут поддерживать доллар из-за разногласий с Западной Германией, рынок получил завершающий смертельный удар.

Когда вы закрыли свои короткие позиции?

Мы закрыли короткие и даже ушли немного в длинные позиции под закрытие торгов в день краха[32].

Основной прибылью в октябре вы обязаны короткой позиции по индексу акций?

Нет, у нас также была очень выигрышная позиция по облигациям. В день краха мы открыли позицию по облигациям, самую крупную из всех когда-либо имевшихся у нас. Рынок облигаций ужасно вел себя на протяжении всего торгового дня 19 октября. И все это время меня не оставляла тревога за финансовую безопасность и клиентских, и наших собственных активов. Наши активы были размещены в различных брокерских конторах на Уолл-Стрит, и я подумал, что они могут оказаться в опасности. Для меня это было невыносимо. «Что же предпримет Федеральная резервная система?» — размышлял я. Чтобы создать радужную обстановку она, наверное, будет вынуждена существенно повысить уровень ликвидности, причем немедленно. Но поскольку облигации были слабы весь день, я не мог заставить себя сыграть на повышение. В последние полчаса торговли облигации вдруг повернули вверх, и меня осенило: Федеральная система решила предпринять действия, которые вызовут мощный скачок цен на облигации. Увидев подтверждение этого в поведении рынка, я отпустил тормоза.

Не считаете ли вы, что октябрь 1987 был ранним сигналом о грядущих более тяжелых временах?

Думаю, что 19 октября финансовой сфере, особенно биржевой, был нанесен роковой удар, но, находясь в шоке, она этого не почувствовала. Однажды на меня налетела моторная лодка, и ее винт исполосовал мне всю спину. Моей первой мыслью было: «Тьфу ты, черт! Пропало воскресенье — ведь теперь меня надо заштопывать!» Из-за шока я даже не осознал всей серьезности ран и понял это лишь по лицам друзей.

Всё рушится в сотню раз быстрее, чем создается. За день можно разнести на куски то, что построено, быть может, за десять лет. Если экономика начнет двигаться с тем рычагом, который в ней есть сейчас, то крах наступит с головокружительной быстротой. Не хочется верить в такое, но чутье подсказывает, что так оно и будет.

Из уроков истории я знаю, что кредит в конце концов убивает любое великое общество. Мы, по существу, вытащили свои карточки «American Express» и приготовились к шикарной жизни. Рейган обеспечил великий период в экономике на срок своего президентства, оплатив наш путь к процветанию заемными деньгами. Мы взяли в долг под наше будущее, и скоро нам придется платить.

В создавшемся положении вещей вы вините рейганомику?

По-моему, Рейган дал нам почувствовать себя хорошо как стране — и это прекрасно. Но для экономики это стало самым большим из несчастий. Мне кажется, что Рейган, по сути дела, одурачил нас, пообещав сократить дефицит, а затем пустился в самый большой кутеж в истории страны. Вряд ли демократам такое сошло бы с рук, потому что дефицит в 150-180 миллиардов долл. был бы в центре всеобщего пристального внимания.

У вас есть какой-либо рецепт разрешения нынешних проблем? Или сильный спад и даже депрессия неизбежны?

Именно это меня и пугает. Я не вижу никакого плана выхода из нынешнего тупика. Возможно, есть какие-то макроэкономические факторы и они действуют как часть крупного суперцикла, которым мы не можем управлять. Не исключено, что мы просто находимся во власти того самого типа циклов, жертвой которого пало большинство развитых цивилизаций, — будь то Римская империя, Испания XVI века, Франция XVIII века или Великобритания XIX века. Думаю, нам предстоит период испытаний. Нам придется вновь понять, что такое финансовая дисциплина.

А вы вообще используете торговые системы?

Мы протестировали все лучшее в этой области и, что поразительно, нашли такую систему, которая действительно эффективна. Это отличная система, но по понятным причинам я не могу рассказать о ней подробнее.

Какого она типа: исходит от обратного или следует за тенденцией?

Следует за тенденцией. В ней реализована гипотеза о том, что настоящие движения рынка происходят резко. При внезапном прорыве из коридора, в рамках которого рынок аккуратно двигался до этого, естественно попытаться сыграть против этого ценового движения. На самом же деле резкий прорыв дает сильный, четкий сигнал о том, что рынок готов двигаться в этом направлении.

Теперь часть средств ваших фондов используется в торговле по этой системе?

Да. Мы начали торговать при помощи системы всего полгода назад, и пока она действует превосходно.

Не кажется ли вам, что хорошая система может конкурировать с хорошим трейдером?

С увеличением количества рынков, на которых нужно одновременно работать, хороший трейдер начнет все больше уступать хорошей системе в силу превосходства вычислительной мощи последней. Ведь всякое торговое решение является результатом определенного аналитического процесса, который реализуется человеком или машиной. Впрочем, из-за сложностей машинной идентификации рыночных моделей, постоянно изменяющихся и взаимодействующих между собой, хороший трейдер обычно сможет превзойти хорошую систему.

Но хорошая система может поспособствовать диверсификации?

Безусловно. В течение 15 процентов времени, когда рынок движется в направлении главной тенденции, хорошая система уловит в десять раз большую часть ценового хода, чем это доступно мне.

Следующая часть беседы прошла двумя неделями позже. За это время точка зрения Джонса на рынок акций изменилась с медвежьей на бычью.

Две недели назад у вас был сильный медвежий настрой. Что заставило вас изменить такую точку зрения?

Вы имеете в виду, было ли еще что-то, кроме статьи в «Wall Street Journal», раззвонившей на весь мир, что я держу короткую позицию в 2000 контрактов по S&P? Рынок не пошел вниз. Я всегда первым делом прикладываю ухо к рельсам: как там цены. Ведь они идут впереди, а уж за ними следуют фундаментальные факторы.

То есть если бы вы были правы, то цены должны были бы упасть, но этого не произошло. Не так ли?

Среди прочего Таллис научил меня придавать большое значение времени. В торговле я использую стоп-приказы не только по ценам, но и по времени. Если я считаю, что на рынке должен произойти прорыв, а его нет, то часто выхожу из рынка, даже если ничего не проигрываю. Согласно аналоговой модели 1929 года, рынок должен был упасть, а этого не произошло. Впервые за последние три года мы наблюдали такое серьезное расхождение. Думаю, что прочность экономики отдалит обвал рынка акций.

Похоже, одна из причин расхождения нынешней ситуации с моделью 1929 года связана с гораздо большей доступностью кредитов. «Volvo» продает автомобили в кредит на 120 месяцев. Вы только вдумайтесь в эту цифру! Кто же ездит на одной машине десять лет? Двадцать лет назад машину давали в кредит обычно на двадцать четыре месяца, сегодня — это пятьдесят пять месяцев.

Думаю, что в финале мы упадем так же низко, как в 1920 годы, но из-за легкости получения кредитов это произойдет медленнее, чем при тогдашней экономике, в которой превалировали наличные расчеты.

Некоторые ваши замечания, сделанные сегодня до начала нашей беседы, звучат так, будто вас угнетает собственный успех?

Если обеднение страны зайдет достаточно далеко, то может сложиться впечатление, что мы, как торговая фирма, преуспели благодаря какой-то информации. В отличие от большинства других, которые пострадали, не имея ее. Своим успехом мы обязаны вовсе не грязной информации, а собственному кропотливому труду. Люди просто не хотят верить, что можно оторваться от толпы и подняться над заурядностью.

Насколько мне известно, вы, подобно многим другим моим собеседникам, обучили группу начинающих трейдеров. Что побудило вас к этому?

Когда мне был двадцать один год, один человек взял меня под свое крылышко. Это оказалось самым важным в моей жизни. Считаю своим долгом сделать то же самое для других.

Как вы отбирали учеников?

Через бесконечные собеседования. Был огромный наплыв желающих. Сколько учеников вы набрали? Около тридцати пяти. Они добились успеха?

Некоторые весьма преуспели, но средние показатели были невысоки.

Вы объясняете это тем, что хороший трейдер должен обладать талантом?

Раньше я так никогда не считал, но теперь склоняюсь к такому мнению. Одна из моих слабостей состоит в том, что я всегда настроен чересчур оптимистично, особенно в оценке способностей других достичь успеха.

Правда ли, что сюжет о Юджине Ланге в телешоу «60 минут» вдохновил вас на программу «IHave a Dream», в которой вы взялись спонсировать обучение группы детей из бедных районов?

Именно так. Я специально встретился с Юджином Лангом через неделю после передачи, и за три следующих месяца мы организовали собственную совместную программу. Я всегда был твердым приверженцем эффекта «рычага», и не только на бирже. В этой программе меня по-настоящему привлекает возможность достижения комплексного эффекта. Помогая одному ребенку, можно повлиять и на его семью, и на других детей.

Кроме того, мы недавно запустили новую программу. Она называется фонд «Robin Hood». Наша цель — найти и спонсировать тех людей, которые непосредственно обеспечивают бедных питанием и жильем. Мы ищем тех, кто занимается этим не на бюджетной основе, а не бюрократов, которые часто расходуют средства не по назначению.

Это занимает значительное место в вашей жизни?

Пожалуй, да. Я получил от рынка столько хорошего, что чувствую себя обязанным ответить добром.

Я не считаю, что преуспел потому, что лучше других. Благодаря Провидению я всего-навсего оказался в нужное время в нужном месте и потому чувствую, что просто обязан поделиться.

Радость побед так же остра, как и горечь поражений?

Нет ничего хуже неудачного торгового дня. Это так подавляет, что невольно ходишь с понурой головой. Но зная, что с не меньшей силой буду радоваться выигрышу, я всему предпочел бы комбинацию выигрышного и проигрышного дня, потому что тогда гораздо лучше отдаешь себе отчет в происходящем. Торговля позволяет невероятно остро воспринимать жизнь. В эмоциональном отношении вы живете на крайностях.

Что самое важное вы бы посоветовали среднему трейдеру?

Не упираться в зарабатывание денег, а позаботиться о сохранении того, что имеется.

Через десять-пятнадцать лет вы по-прежнему видите себя трейдером?

Иначе и быть не может.

С самого начала карьеры Полу Джонсу сопутствовал успех, пусть и несколько непостоянный в первые годы. Твердо уяснить важность контроля над риском ему пришлось на горьком торговом опыте. После мучительно провальной сделки по хлопку в 1979 году Джонс сумел сохранить превосходный уровень чистой доходности, одновременно снижая степень риска.

Сегодня контроль над риском составляет суть торгового стиля Джонса и основу его успеха. Он никогда не думает о том, что может заработать на данной сделке, а озабочен только тем, сколько может на ней потерять. Он мысленно оценивает каждую из своих позиций по уровню рынка. Какой бы высокой ни была текущая прибыль позиции, Джонс всегда за цену входа принимает цену закрытия рынка накануне. Поскольку при таком подходе буфера в сделках не имеется, Джонс никогда не теряет бдительности. Он не только следит за риском каждой позиции, но и внимательно контролирует показатели всего портфеля в режиме реального времени. Если в течение одной торговой сессии общий размер его счета снижается на 1-2 процента, то для пресечения риска он может пойти на ликвидацию всех позиций. «Вернуться в рынок всегда легче, чем выйти из него», — говорит он.

При ухудшении результатов торговли Джонс постепенно сокращает размер позиции, пока дела снова не войдут в колею. В результате этого его самая худшая сделка будет одновременно и самой меньшей. Если какой-то месяц начинает приносить чистые потери, то Джонс автоматически снижает рискованность следующих сделок этого месяца, чтобы не допустить увеличения потерь в процентном выражении до двузначной величины. После длительного периода выигрышей он бывает особенно сдержан и старается избежать излишней самоуверенности.

Короче говоря, Джонс делает все, чтобы держать риск под контролем. Его принцип гласит: «Важнейшее правило торговли: лучше мощная оборона, чем мощное наступление».