Ночь, когда они перечитали Мински

Ночь, когда они перечитали Мински

Задолго до кризиса 2008 года Хайман Мински предупреждал экономистов, в большинстве своем сохранявших спокойствие, что подобное нынешней катастрофе не только может произойти — обязательно произойдет.

В то время к нему прислушивались немногие. Мински, который преподавал в Университете Вашингтона в Сент-Луисе, всю свою профессиональную жизнь был в стороне от основных направлений экономической мысли. Он умер в 1996 году, так и оставшись маргиналом, то есть в данном контексте человеком, чье мировоззрение не вписывается в общие понятия — оно резко индивидуально, отличается от общепринятой стратегии. Откровенно говоря, неортодоксальность взглядов Мински стала не единственной причиной его игнорирования со стороны представителей преобладающего направления в экономике. Книги Мински не очень, если не сказать больше, легко читать, редкие самородки блестящих идей разбросаны там по гектарам напыщенных фраз и совершенно необязательной алгебры. Кроме того, он слишком часто поднимал ложную тревогу. Перефразируя старую шутку Пола Самуэльсона [11], можно сказать, что Мински предсказал примерно девять из трех последних крупных финансовых кризисов.

Тем не менее сегодня многие экономисты, в том числе ваш покорный слуга, признают значение гипотезы финансовой нестабильности Мински. И те из нас, опять-таки включая вашего покорного слугу, кто познакомился с его работами совсем недавно, жалеют, что не знали о них раньше.

Главная идея Мински состоит в необходимости сосредоточиться на леверидже — соотношении вложений капитала в ценные бумаги с фиксированным доходом (облигации, привилегированные акции) и в ценные бумаги с нефиксированным доходом (обыкновенные акции). Другими словами, это накопление долга по отношению к активам или доходам. Периоды экономической стабильности, утверждал он, ведут к росту левериджа, поскольку все перестают беспокоиться о том, что заемщики не смогут выплатить долги. Но такой рост в конечном счете приводит к экономической нестабильности. Этот процесс готовит почву для финансового и экономического кризиса.

Попробуем разобраться.

Во-первых, долг — очень полезная вещь. Наше общество было бы гораздо беднее, если бы каждый, кто хочет приобрести дом, был вынужден платить наличные, если бы каждому владельцу малого бизнеса, желающему расширить дело, приходилось платить за это из собственного кармана или приглашать нежелательных партнеров. Долг — это выход для тех, кто в данный момент не может найти применение своим деньгам, заставить их работать, причем не просто так, а на благо тех, кто знает, как их использовать.

Кроме того, хотя на первый взгляд сие может показаться странным, долг не делает беднее общество в целом. Долг одного — это актив другого, и совокупное богатство не зависит от величины долга. Строго говоря, это справедливо только для мировой экономики в целом, а не для каждой страны, и существуют государства, у которых внешняя задолженность гораздо больше зарубежных активов. Однако, несмотря на все, что вы могли слышать о займах у Китая и обо всем прочем, Соединенные Штаты Америки не относятся к данной категории: наша чистая международная инвестиционная позиция, или разница между зарубежными активами и внешней задолженностью, ушла в минус только на 2,5 триллиона долларов. Казалось бы, сумма большая, но по отношению к экономике, которая каждый год производит товаров и услуг на 15 триллионов долларов, не очень. С 1980 года долг США увеличивался быстрыми темпами, однако его стремительный рост не поставил нас в глубокую зависимость от остального мира.

Тем не менее долг сделал нас уязвимыми перед той разновидностью кризиса, которая разразилась в 2008 году.

Совершенно очевидно, что высокий уровень левериджа — долг значительно превышает доход или активы — делает вас беззащитными перед трудностями. Семья, купившая дом только по процентной ипотеке, окажется в невыгодном положении и столкнется с трудностями, если цены на рынке жилья хотя бы немного упадут. У семьи, заплатившей 20 % наличными и постепенно выплачивающей основную сумму долга, больше шансов благополучно перенести снижение цен. Компания, вынужденная тратить львиную долю средств на погашение долга, образовавшегося в результате покупки контрольного пакета акций с помощью кредита, рискует быстро разориться при падении продаж, тогда как свободный от долгов бизнес сможет пережить бурю.

Менее очевидно другое: при высоком уровне левериджа у отдельных людей и компаний становится уязвимой и экономика в целом. При больших долгах ее подстерегает опасность своего рода гибельной спирали, когда все усилия по делевериджу, то есть снижению долга, создают условия, лишь ухудшающие долговые проблемы.

Великий американский экономист Ирвинг Фишер описал эту ситуацию в 1933 году в своей статье «Теория долговой дефляции великих депрессий» («The Debt-Deflation Theory of Great Depressions»), ставшей классической. Эта работа, подобно эссе Кейнса, цитатой из которого я начал главу 2, читается так — если не принимать во внимание архаичную стилистику, — словно написана сегодня. Представим, пишет Фишер, что экономический спад создает ситуацию, в которой многие должники вынуждены принимать срочные меры для снижения долга. Они могут попытаться продать имеющиеся активы и/или сократить расходы и использовать доходы для выплаты долга. Эти меры иногда оказываются эффективными, если не слишком большое число людей и компаний пытаются одновременно выплатить долг.

Здесь следуют бесконечные «если». Если же с долговыми проблемами одномоментно столкнутся многие участники экономической деятельности, их коллективные усилия, направленные на преодоление трудностей, обречены на провал. Если миллионы встревоженных людей попытаются продать дома, чтобы выплатить долг по закладной, или, например, если их дома уже перешли к кредиторам, а те стремятся продать заложенное без права выкупа имущество, результатом станет падение цен на жилье, и еще большее число домовладельцев окажутся в трудном положении, что приведет к дальнейшему росту вынужденных продаж. Если банки забеспокоятся по поводу испанских и итальянских долгов на своем балансе и решат уменьшить риск, продав часть этих долгов, цены на испанские и итальянские облигации пойдут вниз, а это будет угрожать стабильности банков, вынуждая их продавать больше активов. Если потребители сократят расходы, пытаясь погасить долги по кредитным картам, экономика сожмется, уровень безработицы вырастет, и бремя потребительского долга увеличится еще больше. А если дела пойдут достаточно плохо, вся экономика начнет страдать от дефляции — общего снижения цен, что будет означать повышение покупательной способности доллара и, следовательно, увеличение реального долга, даже если в долларовом выражении его стоимость уменьшится.

Ирвинг Фишер охарактеризовал проблему фразой, которая, возможно, спорна, но в целом отражает суть дела: «Чем больше должники платят, тем больше они должны». Он утверждал, что именно этим обусловлена Великая депрессия — спад в экономике США случился при беспрецедентном уровне долга, который сделал экономику уязвимой перед раскручивающейся нисходящей спиралью. По всей видимости, Фишер был прав. Как я уже отмечал, его статья читается так, словно написана сегодня. Или вчера… Похожие, хотя и не столь драматичные обстоятельства объясняют и нынешнюю экономическую депрессию.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.