Представители низших рангов самурайства в качестве лидеров реставрации Мэйдзи

Представители низших рангов самурайства в качестве лидеров реставрации Мэйдзи

В начале настоящей и в предшествующей главе я пытался показать историческую роль самураев низших рангов как лидеров реставрации, а также роль крупных купцов из Осака и Кёто, которые их финансировали. В данном разделе необходимо остановиться на сложном характере этого самурайского руководства.

Мы уже видели, как самураи низших рангов крупных антиправительственных кланов фактически взяли власть в свои руки, реорганизовали администрацию кланов, изменили направление их экономической политики, а затем выступили вместе с самураями других кланов на борьбу за реставрацию. После реставрации, не занимая высших постов в новом правительстве, они, тем не менее, полностью контролировали его политику, точно так же, как они распоряжались делами кланов при токугавском режиме, когда служили своим ленивым феодальным князьям в качестве управляющих или советников. Это положение лучше всего можно выразить следующими словами одного из авторитетных авторов, выступавших по вопросам истории Мэйдзи: «В результате традиционного двоевластия обстоятельства сложились так, что когда император был поднят до положения правящего монарха, он не был в состоянии должным образом выполнить свою роль. Среди ближайшего окружения его двора не было никого, кто был бы в достаточной мере способен править вместо него. Номинальные руководители кланов находились в этом отношении не в лучшем положении. Большинство из них были физически слабы и не блистали умом, тогда как сильное, здоровое меньшинство почти не обладало качествами политических деятелей. Симадзу, глава клана Сацума, так погряз в консерватизме и был настолько высокомерен и горд, что ничего хорошего от него ожидать было нельзя, и лидером клана фактически стал прославленный Сайго, хотя номинально он считался оруженосцем Симадзу. Поэтому людьми, способными руководить новым правительством, были только самураи. Они-то и осуществляли политическую власть, хотя и не занимали высших должностей в правительстве».

Однако было бы ошибкой полагать, что многие из огромной армии самураев получили посты при новом правительстве в качестве чиновников или управляющих. Из общей численности населения, насчитывавшего в 1870 г. 34,3 млн. человек, число простых самураев, или соцу (этот термин впоследствии был упразднен, когда самураи низших рангов сделались хэймин, или простолюдинами, а остальные были вовлечены в сидзоку, или воинское сословие), составляло 408823 семейства, насчитывавшие 1 892 449 человек, то есть от 5 до 6 % всего населения. Если сравнить эти данные с цифрами, выражающими отношение феодального дворянства ко всему населению Франции в период революции 1789 г., то получим следующие интересные данные: общее количество лиц, принадлежавших к так называемым привилегированным сословиям, включая дворянство и духовенство, составляло там около 270 тыс. человек; в 25–30 тыс. семейств собственно дворян насчитывалось 140 тыс. человек и духовенства — 130 тыс. человек. По отношению ко всему населению Франции, насчитывавшему примерно 26 млн. человек, это число B70 тыс.) составляло 0,5–0,6 %^{32}. Следует, кроме того, отметить, что мы включили французское духовенство в число представителей привилегированных сословий, тогда как японское буддийское духовенство не включено в это число. Японское духовенство, не считая церковной прислуги и монахов, насчитывало в 1884 г. 16 092 синтоистских и 75 563 буддийских священника. Приведенные цифры дают нам некоторое представление о численности деклассированных феодальных элементов в Японии периода Мэйдзи по сравнению с Францией периода революции.

Положение самурайства, столь неустойчивое на закате правления Токугава, сейчас стало просто катастрофическим[46]. Если самурайство было непроизводительным классом в период позднего феодализма, то по крайней мере его мечи были к услугам князей. Теперь же реставрация влекла за собой полное крушение самурайства как прослойки феодальных вассалов. Хотя видные лидеры реставрации происходили главным образом из самурайства низших рангов, все же этот класс, оторванный от всякой производительной деятельности, если не считать мелкого кустарного ремесла (для восполнения скудного пособия, выплачиваемого им в виде стипендий, самурайские семьи обычно занимались изготовлением лакированных изделий, бумаги, шнурков, бумажных фонарей и т. п.)[47], не мог быть носителем нового способа производства. Носителем нового способа производства, который постепенно приходил на смену феодальному способу, был, конечно, класс крупного купечества — тёнин. Однако этот класс был настолько неподготовленным для роли промышленного предпринимателя и настолько неопытным в делах управления государством, что сам вынужден был опираться на государство в деле развития промышленности и прибегать к услугам представителей старого феодального класса, главным образом самураев, выступающих в качестве администраторов и государственных деятелей[48]. Поскольку самураи не закрепились в новом обществе подобно купечеству и крестьянству (которые сделали это совершенно различными способами), огромное большинство из них не могло сохраниться как самостоятельный и вполне определившийся класс. Они вынуждены были приспосабливаться к изменившимся социальным условиям, сделаться правительственными чиновниками, бюрократами, мелкими торговцами, капиталистами, профессиональными солдатами, крестьянами, ремесленниками, промышленными рабочими, публицистами, священниками, учителями, — одним словом, кем угодно, только не оставаться самураями. Проблема феодального воинства, очутившегося в затруднительном положении в современном обществе, была одной из самых сложных проблем, и не удивительно, что многие самураи, лишенные всех средств к существованию, жаждали возвращения старых порядков. Правительство Мэйдзи комплектовалось главным образом из людей самурайского происхождения; последние считали своей первой обязанностью пристроить своих менее счастливых собратьев по клану, предоставляя им должности правительственных чиновников; служащих в префектуральных или муниципальных органах управления, мелких чиновников, начальников тюрем, сыщиков и полицейских. В результате этого весь государственный аппарат оказался насквозь пропитанным самурайским влиянием. Возьмем для примера хотя бы японскую полицию; без всякого преувеличения можно сказать, что полицейский состав Японии комплектовался почти исключительно из бывших самураев. Итагаки Тайсукэ в своих воспоминаниях говорит о положении самураев: «В нашей стране такие люди, как, например, полицейские, в значительной части являются выходцами из феодальных классов».

Значительно меньшее число самураев, такие, как Сибудзава Эйити, благодаря своим способностям, благоприятным условиям или же в связи с вступлением в купеческие семьи, стали промышленниками и банкирами. Некоторым самураям из покровительствуемых правительством кланов, выступавших в свое время против бакуфу, посчастливилось вступить в симпэйтай, или императорскую армию.

Правительство, со своей стороны, принимало все меры к тому, чтобы при помощи тех ограниченных средств, которыми оно располагало, облегчить положение самураев. Начиная с 1869 г. оно приняло ряд решений о предоставлении самураям небольших кредитов, при помощи которых они могли бы стать скромными торговцами или предпринимателями. Однако больше всего правительство стремилось привлечь самураев в промышленность в качестве директоров, мастеров, или даже простых рабочих, а также к освоению пустующих земель, главным образом на Хоккайдо, с тем чтобы они могли стать самостоятельными производителями. Но эти попытки, как правило, редко заканчивались успехом[49].

Положение отдельных групп самураев в новом обществе было далеко не одинаковым, и поэтому их влияние на это общество часто носило противоречивый характер.

Прежде всего, многие из этой армии демобилизованных вассалов ожидали, что новое правительство в награду за их активное участие в борьбе против бакуфу создаст благоприятные условия для применения их воинских талантов и организаторского опыта, и клич «выдвигайте талантливых людей» часто был у них на устах. Они видели, как самураи из некоторых кланов поднимаются до высоких постов в правительстве, и с ужасом смотрели на быстрый темп преобразования страны, на упразднение старомодного костюма, объявление свободы выбора профессий, запрещение носить мечи, объявление равенства всех классов перед законом, введение всеобщей воинской повинности — на все эти меры, направленные на уничтожение их кастовых привилегий. Эти быстро развивающиеся события, наряду с неустойчивостью их собственного экономического положения, вызывали острое недовольство самураев. Не унаследовав от деспотического токугавского режима никаких традиций согласованного политического действия, кроме обычая кровной мести и убийств, многие доведенные до отчаяния самураи и ронины прибегали к террору как средству давления на правительство[50]. Террор был почти единственным средством протеста при феодализме, и как таковой он был перенесен в новое общество, где члены правительства, главным образом бывшие самураи, не считали его настолько чуждым своим традициям, чтобы отвергнуть или запретить его.