РОСТ ПОСЛЕ СМЕРТИ

РОСТ ПОСЛЕ СМЕРТИ

Урок № 12. В диктатуре смерть руководителя — хорошие новости. Во всяком случае, для экономики

Во времена президентства Франклина Делано Рузвельта, самого долгого в американской истории, рассказывали такой анекдот. Большой босс каждое утро покупает газету, смотрит на первую страницу и, не разворачивая, выбрасывает ее. Так происходит каждый день, пока продавец, наконец, не спрашивает: зачем он, собственно, покупает газету? «Я смотрю, нет ли некролога». — «Так некрологи печатаются в середине газеты, а не на первой странице — это все знают!» — восклицает продавец. «Не беспокойся, сынок, — отвечает капиталист, — тот, которого жду я, будет на первой».

Точно так же почти полвека читают кубинскую прессу эмигранты, живущие в США. И недавно у них появилась надежда скоро увидеть долгожданный некролог. 31 июля 2007 года десятки тысяч людей высыпали на улицы городов Флориды. Со слезами на глазах они передавали друг другу сообщение новостных агентств: Фидель Кастро, 47 лет бессменно возглавляющий Кубу, впервые передал власть над компартией, Революционной армией, Государственным советом и правительством острова своему младшему брату, 76-летнему Раулю. Пока объявлено о временной передаче власти, но многие полагают, что это навсегда и старик Фидель уже не вернется на свои многочисленные посты. Интернет-казино www.betcris.com принимало ставки на то, что Кастро появится на публике перед своим 80-летием 13 августа, в соотношении 13,5 к 1. (Представляете, сколько денег может заработать на этом рынке ближайшее окружение Фиделя?)

Пока кубинские эмигранты радовались, а гаванские газеты, не вдаваясь в подробности, сообщали, что Фидель идет на поправку, специалисты искали ответы на животрепещущие вопросы. Политологи по всему миру спорили, удастся ли братьям Кастро передать власть преемнику, а экономисты — откроет ли смерть диктатора дорогу к экономическому процветанию. Предварительные ответы: «нет, не удастся» и «да, откроет». Потому что неограниченная власть передается плохо. И потому что смена такой власти, как правило, благо для страны.

ДИКТАТУРА В МИНИАТЮРЕ

Экономисты долго не решались подступаться к чисто политическим темам. Однако оказалось, что вопросы, которые давно и успешно рассматриваются в экономической теории, — об устройстве, поведении и успехах фирм, — дают ясное представление о том, что можно ожидать от диктатора, пытающегося выбрать себе преемника, и о том, каковы будут последствия его смерти.

И в самом деле, именно здесь политика становится похожа на экономику. Тип управления предприятием вполне можно уподобить государственному строю: акционерное общество без контролирующих акционеров — демократии, а семейную фирму в собственности у ее основателя — монархии, причем монархии абсолютной. Абсолютная монархия — очень хороший государственный строй, но только при одном условии: если абсолютный монарх обладает абсолютной квалификацией и абсолютно предан своему делу.

В случае с коммерческой фирмой, долгое время управляемой ее основателем, ситуация чем-то напоминает монархию. Успех и рост этой фирмы — это гарантия того, что ее владелец и директор в одном лице находится на своем месте. Иначе он бы не выжил в конкурентной борьбе. Но ничто не вечно, и смена руководства компании столь же неизбежна, как и смена людей, находящихся у власти в стране. Как это происходит и в абсолютной монархии, чаще всего преемник управляющего семейным предприятием — его прямой потомок и наследник. Вот только способности к управлению, к сожалению, далеко не всегда передаются по наследству.

Наследники, конечно, бывают разные. Когда умер Конрад Хилтон, основатель и президент сети отелей Hilton, оказалось, что он завещал большую часть своего богатства на благотворительные цели. Его сын, Баррон Хилтон, оспорил завещание и после девяти лет борьбы добился контроля над наследством. Главным аргументом на суде было то, что всю свою жизнь он проработал над созданием сети Hilton.

У Джанни Аньелли, основателя и владельца итальянского FIAT, возникли серьезные проблемы с преемником. Единственный сын Аньелли Эдуардо не оправдал надежд отца: он гораздо больше увлекался мистикой и религией, не имел ни малейшего желания заниматься бизнесом и в конце концов покончил с собой, прыгнув с моста. Племянник Джованни, которого прочили в наследники, умер в 33 года от рака. Когда же умер и отец Джованни, младший брат основателя, клану пришлось призвать на помощь человека со стороны. Впрочем, вице-президентом и членом совета директоров FIAT трудится внук Джанни Аньелли: видимо, готовится перехватить бразды правления.

Итак, для компаний, контролируемых одной семьей, характерно назначение «преемника» из числа ее членов. Это кажется естественным: что может быть лучшей защитой собственности, чем непосредственное управление семейными активами? Другое дело, что среди родственников может не найтись людей, обладающих менеджерской квалификацией. Знаменитый канадский специалист по корпоративным финансам Рэндал Морк вместе с группой коллег изучал вопрос о том, насколько прибыль и капитализация «семейных предприятий» отличается от фирм, у которых нет контролирующего акционера, а также что происходит с этими показателями, когда руководство семейной компанией переходит к наследнику30.

Тут главная работа состоит не в сравнении показателей — это относительно просто, — а в сборе данных. Даже на самых открытых рынках создать полноценную базу данных о владельцах компаний — непростая задача. И тем не менее вывод вполне однозначен: семейные фирмы под руководством их основателей управляются хуже, чем аналогичные предприятия без контролирующих акционеров (и здесь тоже демократия оказывается более эффективной!), но лучше, чем такие же семейные фирмы, перешедшие к наследникам.

Экономисты неоднократно проверяли, как неожиданная смерть генерального директора фирмы влияет на ее показатели. Наиболее устойчивый результат выглядит так. Если СЕО был основателем фирмы или занимал пост руководителя очень долго, его внезапная кончина приводит к резкому росту котировок. Получается, что смерть засидевшегося в своем кресле основателя — хорошие новости для акционеров. Точно так же смерть диктатора — хорошие новости для его подданных.

ОПЕРАЦИЯ «ПРЕЕМНИК»

Практика семейных фирм показывает, что «удачного» наследника подыскать трудно, а опыт передачи власти преемнику в диктатурах — что это практически невозможно. В первой половине XX века это удалось турецкому лидеру Кемалю Ататюрку, во второй — вождю Северной Кореи Ким Ир Сену и сирийскому лидеру Хафезу Асаду. И все?

У Иосифа Сталина, по мнению современных историков, было несколько попыток выбрать наследника31. Разговоры про преемника впервые пошли в 1946 году — их, по воспоминаниям окружения, поддерживал сам вождь. Точнее, речь шла о двух кандидатах. Алексей Кузнецов, бывший первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), стал секретарем ЦК — заместителем Сталина и, что не менее важно, куратором Министерств госбезопасности и внутренних дел. А председатель советского Госплана Николай Вознесенский стал первым заместителем Сталина в Совете министров.

Два года спустя расклад изменился: от сердечного приступа умер политический патрон Кузнецова и Вознесенского, «человек номер 2» в советском правительстве Андрей Жданов. На первые роли выдвинулись Георгий Маленков и Лаврентий Берия, а первые «преемники» были арестованы и убиты. В октябре 1952 года, за считаные месяцы до смерти, Сталин успел перетасовать «ближний круг» — в верховный орган партии попало совсем юное поколение политиков, среди которых были Михаил Суслов, Дмитрий Устинов и Леонид Брежнев, — а старую гвардию попытался отстранить. Но, как это нередко бывает с единоличными правителями, не успел.

За день до смерти Сталина — тиран умирал на даче в Кунцеве, а соратники уже вовсю делили власть в Кремле — «старикам», которые были у вершины власти уже двадцать лет (Молотову, Кагановичу и Микояну), удалось вернуть себе былое положение. Впрочем, самый большой успех выпал 5 марта 1953 года на долю «второго поколения» преемников — Маленкова и Берии. Первый стал премьер-министром, заняв тот пост, который занимал прежде Сталин, а второй возглавил силовое суперведомство, объединившее Министерства госбезопасности и внутренних дел.

Сталинские магнаты договорились о коллективном руководстве, но договоренность просуществовала недолго. Через четыре месяца после дележа портфелей был арестован, снят со своих постов и впоследствии расстрелян Берия, через два года сняли с должности премьера Маленкова, в июне 1957-го потеряли свои позиции Молотов и Каганович, а в 1958-м, после отставки следующего премьера, Николая Булганина, единоличным лидером стал Никита Хрущев.

Удивительно, что экономика страны развивалась в годы обострения политической конкуренции за пост первого лица гораздо быстрее, чем при сталинской «стабильности». Помогли цели, сформулированные главой правительства Маленковым, — развитие легкой промышленности и облегчение жизни колхозников, но дело было не только в этом. Ожесточенная борьба за власть на самом верху дала возможность миллионам людей вздохнуть спокойнее, освободив от некомпетентного и жестокого контроля сталинской эпохи. После того как Хрущев в конце концов консолидировал власть, тяжелая промышленность вернула утраченную было любовь руководства, и рост снова замедлился.

Пятнадцать лет спустя операция «преемник» провалилась и в Китае. Наследовать Великому кормчему Мао должен был генерал Линь Бяо, министр обороны и член Политбюро. Это было прямо написано в уставе компартии Китая, одобренном на съезде в 1969 году. А в 1973 году он, согласно официальной версии, предпринял неудачную попытку покушения на Мао и погиб вместе с семьей при попытке сбежать из страны.

Почти полная невозможность «престолонаследия» — свойство не только коммунистических режимов. У испанского генералиссимуса Франсиско Франко тоже был преемник — его давний соратник генерал Луис Карреро Бланко. В 1973 году Бланко сменил постаревшего диктатора на посту премьер-министра. Однако уже через шесть месяцев его убили террористы, и на первый план вышел наследник испанского престола Хуан Карлос, который в самом скором времени предал все, что было дорого покойному Франко, — ввел свободные выборы и поставил армию под гражданский контроль. Когда франкисты, поклонники «жесткой руки», попытались совершить военный переворот и отменить результаты выборов, которые передали власть в руки еще недавно нелегальной оппозиции (партии бывших диктаторов, как правило, плохо выступают на выборах после падения диктатуры), король твердо встал на защиту демократии.

Гарвардский профессор Хорхе Домингес, самый известный в США академический специалист по режиму Кастро и, возможно, реальный кандидат в президенты Кубы, если там когда-либо произойдут демократические выборы, вывел формулу успешной диктатуры32. Один из существенных ингредиентов — институт регулярной передачи власти. В Мексике на протяжении пятидесяти лет существовала однопартийная система, при которой уходящий президент имел большие возможности по выбору преемника после окончания шестилетнего срока, но не имел никаких шансов остаться у власти сам. В Китае бурные события после смерти Председателя Мао в 1976 году привели к власти Дэн Сяопина, который предпочел установить неформальные, но жесткие ограничения для тех, кто занимает ключевые государственные посты и сам подал пример, постепенно освободив все должности, которые занимал.

Правда, и у Дэна была неудача с преемником. Чжао Цзыян, уже ставший премьером и первым секретарем компартии, оказался не на той стороне баррикад на площади Тяньаньмэнь, где в 1989 году танки давили студентов, требовавших демократизации. После некоторых колебаний Дэн был вынужден поддержать тех членов Политбюро, которые выступали за жесткий курс по отношению к студентам, а преемнику пришлось отправиться под домашний арест до конца своих дней. Впрочем, эти потрясения не нарушили базовых принципов, на которых строится нынешний китайский режим. Поговаривали, что Цзян Цзэминь, занявший посты Дэна и Чжао, не хотел уходить в отставку в начале XXI века и освобождать дорогу новому поколению, но запущенный Дэном механизм преемственности оказался сильнее.

Фидель Кастро побил множество рекордов для политических деятелей — в Книгу рекордов Гиннесса вписана его самая длинная речь в истории ООН, — но ему не удалось построить устойчивую диктатуру с эффективным механизмом преемственности. Это хорошо видно по тому, что власть была передана стареющему и никогда не отличавшемуся особыми способностями младшему брату. Но главный показатель «неуспеха» — один из самых низких в мире темпов экономического развития. Опыт корпоративного сектора показывает, что смерть Кастро могла бы оказать положительное влияние на экономику. Изучение последствий смертей диктаторов это полностью подтверждает.

В ОЖИДАНИИ РОСТА

Гарвардские экономисты Бен Джонс и Бен Олкен попробовали оценить, насколько сильно изменяются темпы экономического роста после смерти лидера страны33. Оказывается, довольно сильно, если речь идет о диктатурах, где власть лидера не ограничена политическими партиями, средствами массовой информации или какими-то институтами. А в демократиях лидеры не играют практически никакой роли — их смерть не сказывается даже на уровне инфляции (смерть диктаторов сказывается, и очень существенно).

Джонс и Олкен смотрят только на те смерти, которые были вызваны естественными причинами — например, сердечным приступом — или произошли в результате несчастного случая. Почему нельзя включать в анализ убийства или насильственное отстранение от власти? Дело в том, что и покушения, и попытки переворота могут быть связаны с экономической ситуацией в стране напрямую. То есть рост начался после убийства диктатора не потому, что он умер, а, наоборот, он был убит из-за того, что являлся препятствием для экономического роста. Та же логика может действовать и в случае бескровной смены власти. Зависимость между экономическими спадами и вероятностью военного переворота — установленный факт34. То, что Джонс и Олкен рассматривают только те смерти, которые не связаны напрямую с экономической ситуацией, позволяет им получить оценку «роли личности в истории».

Помимо анализа большого массива данных за последние полвека Джонс и Олкен приводят примеры резких ускорений, которые следовали за смертями отдельных деятелей. Например, в период правления Мао средние темпы роста были около 2 процентов в год, а средние темпы роста с момента его смерти — почти в 3 раза выше — 5,9 процента! Средние темпы роста за 11 лет коммунистического правления Саморы Машела в Мозамбике составили -7,7 процента (это не опечатка — каждый год благосостояние мозамбикцев значительно ухудшалось), а после его смерти рост стал положительным. Смерть иранского лидера аятоллы Хомейни прекрасно видна на графике экономического роста Ирана: годы стагнации сменились годами быстрого развития.

В работе не обсуждаются специально последствия смерти Сталина для экономического роста — возможно, они показались авторам не столь красноречивыми, как в случаях Мао или Хомейни. Тем не менее они были существенными. По оценке историка экономики Ангуса Мэдиссона, в 1950–1953 годах ВВП надушу населения рос меньше чем на 2 процента в год, а в следующую трехлетку средний рост был в 3 раза выше (6 процентов). И это при том, что руководство страны претерпевало кардинальные изменения чуть ли не каждые полгода!

Данный текст является ознакомительным фрагментом.