ТЕОРИИ СТАДИЙ РАЗВИТИЯ

ТЕОРИИ СТАДИЙ РАЗВИТИЯ

Говорят, что история была создана для того, чтобы все события не происходили одновременно. Поэтому экономисты и историки систематизировали историю, поделив ее на последовательные периоды, или стадии развития[77]. Чтобы разбить древнюю историю на периоды, историки обратились к материалам, из которых человечество делало инструменты на разных стадиях развития: каменные инструменты — каменный век (мезолит, неолит), инструменты из бронзы — бронзовый век и т. д. Можно было выбрать любой другой критерий, например тип общественной организации, но историки почему-то выбрали именно уровень технологий.

Для антропологов идея о том, что технологии — это важная детерминанта общества, также не является новостью: взять хотя бы классическую дискуссию о связи между ирригацией и централизованным управлением государством. С появлением политологии и исследования Жаном Боденом (1530–1596) республики родилась идея стадий развития человечества. Если считать, что социология как наука началась с Огюста Конта (1798–1857), то получается, что она всегда признавала идею стадий. В экономической науке теории стадий были центральной идеей для крупного французского экономиста и государственного деятеля Робера-Жака Тюрго (1727–1781), а также для Адама Смита. В книге о ранних (сформированных с 1750 по 1800 год) теориях стадий экономического роста экономист Рональд Мик (1917–1978) предположил, что «в определенном смысле… великие системы классической политической экономии XVIII века по сути произошли от теории четырех стадий»[78]. Несмотря на это, сегодняшние экономисты считают понятие стадий экономического роста чем-то периферийным, почти чуждым их науке. Каждая стадия представляет способ производства; очевидно, что с каждой новой стадией человечество поднималось на новую ступень развития.

Зачатки теории стадий экономического роста существовали еще в Античности — как в Риме, так и в Греции. В «Германии» Тацита (ок. 55-120) можно прочесть, что «относительный уровень цивилизованности разных германских племен зависит от той степени, в которой сельское хозяйство и пастушество преобладает в их способе добычи пропитания над охотой»[79]. Идея стадий выросла из идеи циклов, давно известной политической истории. Теории цикла изучали такие известные ученые, как Ибн Халдун (1332–1406), арабский экономист и историк, и Никколо Макиавелли (1469–1527). У Жана Бодена, одного из первых деятелей Возрождения, впервые прозвучала идея, что исторические циклы могут иметь кумулятивный и направленный в сторону развития характер, т. е. идея прогресса. Наряду с этой идеей Боден обсуждает зачаточное национальное государство (республику) — его институты, законы и систему налогообложения.

Боден считает особенно важными условиями для развития государства климат и географию. Однако Фрэнсис Бэкон в книге «Новый Органон» (1620 г.) иначе объясняет поразительные различия, существующие между условиями жизни в разных частях света. Он утверждает, что «эта разница происходит не от почвы, не от климата, не от телосложения, а от наук»[80]. Как я уже упоминал, Бэкон был важным представителем экономической науки, ориентированной на опыт. Но он был также важным ее исследователем, ориентированным на способ производства. Именно Бэкон сформулировал идею о том, что материальное положение народа определяется его «искусствами», т. е. тем, занимается он охотой и собирательством или пастушеством, сельским хозяйством или промышленностью. Эта идея возникла у самых истоков конфликта, в который в XIX веке вступили экономическая теория и промышленная практика Германии и Северной Америки с теорией и практикой, принятыми в Англии. Во времена Просвещения традицию Бэкона продолжил историк Уильям Робертсон. «Отвечая на любой вопрос касательно деятельности людей, объединенных в общество, нужно прежде всего обратить внимание на способ, которым они обеспечивают себе средства к существованию. В зависимости от этого способа будут меняться и законы, и политика этих людей.» Таким образом, раньше способ производства считался фактором, определяющим институты человеческого общества, а не наоборот. Сегодня же новая институциональная экономическая наука, основанная на стандартной теории из учебника по экономике, меняет причину и следствие местами, говоря, что в бедности виновата нехватка институтов, а не отсталый способ производства.

В годы Просвещения (в частности, с 1750 по 1800 год) теории стадий развития были чрезвычайно популярными, особенно в Англии и Франции. С 1848 года, одновременно с ростом и распространением индустриального общества, а также с отступлением экономической науки Рикардо, экономисты вновь стали пользоваться теорией стадий, на этот раз особенно активно в США и Германии. Фундаментальные перемены, происходившие в мире, не оставляли сомнений в том, что начинается исторический период, качественно отличный от всех предыдущих.

Согласно теории Тюрго и Смита, появившейся в годы первой индустриальной революции, история развития человечества делится на 5 стадий: охотники и собиратели, пастухи одомашненных животных, крестьяне и, наконец, торговцы. С конца XVIII века классические экономисты-англичане занимались анализом именно последней стадии эволюции, торговли (в частности, анализом предложения, спроса и цен), но только не производства. Однако в XIX веке немецкие и американские экономисты решили, что стадии развития надо понимать совсем по-другому. Они считали, что раз все прежние стадии развития основывались на способе производства продуктов, то будет грубейшей ошибкой классифицировать следующую стадию по какому-то иному признаку. Это разногласие в XIX веке переросло в конфликт, в который вступили экономическая практика Германии и Америки с экономической теорией Англии. Английские экономисты считали, что последняя стадия развития человечества — это век торговли. Немцы же и американцы называли эту стадию веком промышленности.

Именно здесь лежит ключевое различие между наукой из стандартного учебника по экономике, наследницей века торговли Адама Смита, и экономической наукой, которую я называю Другим каноном, дочерью американской и континентальной европейской экономической науки. Поскольку современная теория торговли игнорирует значение технологий и производства, она настаивает, что свободная торговля между племенем каменного века и Силиконовой долиной сделает обоих торговых партнеров одинаково богатыми. Теория Другого канона считает, что свободная торговля выгодна обеим сторонам только в случае, если они находятся на одной стадии развития.

Теории стадий развития помогают нам лучше понять такие важные понятия, как «популяция» и «устойчивое производство». Сегодня считается, что население доколумбовой Северной Америки составляло 2–3 млн людей, в основном охотников и собирателей. Население же доколумбовых Анд, где развитие достигло стадии сельского хозяйства, насчитывало 12 млн. Получается, что плотность населения в неприветливых Андах была в 20–30 раз выше, чем в плодородных прериях.

Таким образом, понятие устойчивости производства имеет смысл рассматривать только в связке с технологической переменной, т. е. со способом производства. Поскольку английские экономисты, а за ними и неоклассическая экономическая наука, сконцентрировались на торговле, а не на производстве, они постепенно начали считать все виды экономической деятельности качественно одинаковыми. Теории производства, позднее присоединенные к этой общей англо-саксонской экономической традиции, стали рассматривать производство как процесс механического прибавления труда к капиталу — нечто вроде добавления воды в горшки с генетически идентичными растениями, растущими в идентичных условиях. В экономической науке развилось, по выражению Шумпетера, «плоское мнение, что двигателем капитализма является капитал». Считая источником роста капитал, а не технологии и новые знания, мы отправляем деньги в Африку, где еще нет обрабатывающей промышленности; при этом мы упускаем из виду, что этот капитал просто некуда инвестировать. 100 лет назад немецкие и американские экономисты поняли бы, что источник бедности Африки — это ее способ производства, т. е. неразвитость промышленности, а не нехватка капитала как такового. Как соглашались и консерватор Шумпетер, и радикал Маркс, капитал бесплоден без инвестиционных возможностей, а их создают только новые технологии и инновации. Кроме того, американские и немецкие экономисты 100 лет назад понимали эффект синергии: они знали, что только обрабатывающая промышленность позволяет стране модернизировать свое сельское хозяйство.

Стандартный учебник по экономике не учитывает того, что разные технологические возможности приводят к разнообразию видов экономической деятельности, а следовательно, не знает, что есть множество способов прибавлять капитал к труду так, чтобы получать прибыль. Первая промышленная революция произошла по сути в хлопковой промышленности. В странах, где не было хлопковой промышленности (т. е. в колониях), не было и промышленной революции. Важность промышленной революции признают все. Но теория торговли Рикардо пытается убедить нас, что если бы племена каменного века занялись свободной торговлей, они стали бы такими же богатыми, как промышленные страны. И я вовсе не пытаюсь сгустить краски. Как очевидно из слов генерального секретаря ВТО Ренато Руджеро, процитированных во введении, мировой экономический порядок после окончания холодной войны был сформирован именно по такой логике.

В попытке (неудачной) защитить свободную торговлю журнал «Foreign Policy»[81] опубликовал статью под названием «Торгуй или умри», где говорилось, что неандертальцы вымерли, потому что не занимались свободной торговлей. Когда неандертальцы существовали на Земле, люди еще не занимались торговлей. В лучшем случае она существовала на уровне ритуального обмена подарками между племенами[82]. Несмотря на это, экономисты настаивают, что нашим предком был обменивающийся дикарь, изобретение Адама Смита. Интересно, что в том же номере «Foreign Policy», в материале о ценах на билеты в кино, тон журнала резко меняется с возвышенного на будничный. В этой статье важность промышленного производства для благосостояния государства считается чем-то очевидным: «Вечерний поход в кино обойдется сравнительно недорого жителям стран, в которых развита промышленность» (р. 31).

Продолжая аналогию с поливом растения (труда) водой (капиталом), можно сказать, что стандартная экономическая наука совершенно игнорирует почву — среду, в которую надо добавлять воду для роста растения. Иными словами, она игнорирует контекст развития — исторический, политический и институциональный. Стандартная экономическая наука не учитывает ни очевидной сконцентрированности технического прогресса в любой момент времени, ни крайне неравномерного распределения «окон возможностей»[83] между разными видами экономической деятельности вследствие этой сконцентрированности, ни контекста, в котором происходит этот процесс.

С тех пор как немецкая историческая традиция и американская институциональная школа сошли со сцены, взгляд на производство как на истинный источник богатства, так называемый индустриализм, начал исчезать. Шведский экономист-институционалист Юхан Окерман объясняет, как было утрачено понятие производства экономистами любой политической ориентации — правыми, левыми и центристами. «Капитализм, право собственности, распределение доходов стали считаться основным содержанием индустриализма, а его неотъемлемые черты — технологический прогресс, механизация, массовое производство и их экономические и социальные последствия — были отодвинуты на второй план. Это произошло, вероятно, по трем причинам. Во-первых, экономическая наука Рикардо… стала теорией „естественных“ отношений, установленных раз и навсегда между экономическими понятиями (цена, прибыль, капитал и т. д.). Во-вторых сыграли свою роль периодические экономические кризисы, потому что непосредственные причины кризисов можно было найти в денежной сфере. Технологический прогресс, первоисточник роста и преобразования общества, потерялся за теоретическими связями между денежной политикой и экономическими колебаниями. В-третьих (и это, возможно, самая главная причина), Маркс и его доктрина сыграли на неудовлетворенности промышленного пролетариата. Учение Маркса дало людям надежду на природный закон, ведущий к „последней схватке“, в ходе которой пирамида распределения доходов будет перевернута и нижние классы станут сильными и богатыми. В свете этого технологический прогресс стал считаться не более чем одной из предпосылок для классовой борьбы»[84].

Короче, политики любой направленности перестали считать производство основой экономической деятельности человека. Доклад «Развитие производственных мощностей — 2006»[85] ЮНКТАД (Конференции ООН по торговле и развитию), посвященный наименее развитым странам, — одна из попыток вернуть производству его центральную позицию в теории экономического развития. В этом докладе звучат некоторые идеи, которые изложены в книге.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.