Глава 2 Неоиндустриальная модернизация (четвертая волна)
Глава 2 Неоиндустриальная модернизация (четвертая волна)
В экономическом смысле я – десарролъист. У меня не дрогнет рука принять те решения, которые будут необходимы.
Нестор Киршнер
В 2003–2008 гг. развитие аргентинской экономики характеризовалось стабильно высокими, «китайскими» темпами роста (см. рис. 9.1). После четырех кризисных лет этот для многих неожиданный феномен получил широкое признание362 и вызвал пристальный интерес международных деловых кругов, правительственных чиновников и экспертов к вопросу о перспективах дальнейшего хозяйственного, социального и политического развития страны, ее будущности в глобализирующемся мире.
Рис. 9.1. Изменение ВВП Аргентины (в %)
Источник. INDEC – http://www.mecon.gov.ar
Особую интригу этому сюжету придало вполне понятное опасение, что новый экономический подъем – один из многих эпизодов конъюнктурного и циклического характера, который неизбежно сменится очередной рецессией и кризисом, как это неоднократно случалось в турбулентном прошлом. Профессор Университета Буэнос-Айреса Альберто Мюллер в данной связи подчеркивал, что кризисы в Аргентине в последние три десятилетия происходили с завидным постоянством каждые 6–7 лет: в 1975–1976, 1982, 1989–1990, 1995 и в 2001–2002 гг.363 Следуя такой фаталистической логике, вполне можно было ждать потрясений в 2007–2008 гг. Как бы отвечая на эти страхи, другой экономист, Мигель Бейн, отметил: «Сегодня существуют сомнения относительно долгосрочной перспективы, но они никоим образом не могут остановить хозяйственный рост, поскольку его макроэкономический фундамент – самый прочный за последние 70 лет аргентинской истории»364. Тем не менее мировой кризис 2008–2009 гг. сыграл свою негативную роль, остановив аргентинский экономический спурт. Весь вопрос в том, насколько глубоко внешние факторы могут воздействовать на внутренние процессы, развивающиеся в Аргентине после событий 2001–2002 гг. и приобретающие очертания новой социально-экономической парадигмы.
Подчеркнем, что формирование отличной от неолиберальной модели проходило в специфических политических условиях, отразивших глубокие подвижки в расстановке социальных сил и изменения в общественных настроениях.
Своеобразной иллюстрацией имевших место перемен могут служить президентские выборы 27 апреля 2003 г. и 28 октября 2007 г. В первом случае в борьбе за высшую власть символично столкнулись два перониста: неувядаемый Карлос Менем и губернатор провинции Санта-Крус Нестор Киршнер [53] , как бы олицетворявшие противоположные подходы к проблемам аргентинского развития. Если первый, естественно, в глазах электората ассоциировался с неолиберальным курсом, то второй выступал в качестве сторонника политики, начатой Э. Дуальде (антитеза монетаризма), и пользовался поддержкой действующего президента страны. Оба кандидата в первом туре опередили других претендентов, причем К. Менем вырвался вперед, набрав на два с лишним процента голосов больше, что говорило обо все еще сильных позициях сторонников рыночного фундаментализма в аргентинском обществе. Но дальше произошло нечто невиданное: К. Менем снял свою кандидатуру и Н. Киршнер без голосования во втором туре стал главой государства. За четыре года пребывания у власти он не только добился макроэкономических успехов, но и резко увеличил собственный политический вес, что помогло ему обеспечить преемственность курса.
В декабре 2007 г. президентская власть от Нестора Киршнера перешла к его жене – сенатору Кристине Фернандес де Киршнер, которая уверенно победила на выборах 28 октября того же года, получив свыше 45 % голосов и опередив ближайшего конкурента на 22 процентных пункта. Причем ближайший из ее соперников, выступавший с откровенно неолиберальных позиций бывший министр Р. Лопес Мерфи, не набрал и 1,5 % голосов (в 2003 г. он же собрал более 16 %). Таким образом, аргентинские избиратели определенно высказались в пользу продолжения курса «реформирования рыночных реформ», а сам Н. Киршнер, по выражению писателя Маркоса Агиниса, подтвердил свою репутацию «политического виртуоза»365.
И еще одно замечание. В истории Аргентины было «доброй» традицией, когда почти каждый новый глава государства обрушивался с резкой критикой на своего предшественника и декларировал радикальную смену правительственного курса. С избранием «королевы Кристины» этот «порядок» был нарушен. Ее кабинет позиционировался как идейный союзник Н. Киршнера и ставил целью продолжение и углубление процесса перемен. На этом направлении аргентинские правящие круги существенно продвинулись вперед, накопили значительный потенциал дальнейшего роста, но отнюдь не освободились от сложных проблем, внутренних и внешних рисков.
Идейные баталии вокруг альтернатив развития
В декабре 2002 г. в заполненном людьми актовом зале факультета общественных наук Университета Буэнос-Айреса в течение четырех часов шла презентация экономической программы, подготовленной «Группой Феникс» – коллективом специалистов, поставивших целью разработать концепцию социально ориентированного экономического развития. Представляя исследование, известный ученый, бывший министр экономики Альдо Феррер подчеркнул, что подход авторов «Плана Феникс» (так назвали разработанный документ) базировался на стремлении в максимально сжатые сроки решить первоочередные социальные проблемы. «Принятие этой программы, – сказал А. Феррер, – позволило бы всего за один год покончить с нищетой»366.
Обратимся к основным положениям «Плана Феникс». Прежде всего, бросается в глаза завидный оптимизм авторов, что явилось несколько неожиданным, учитывая все еще драматическое положение Аргентины в конце 2002 г. Но «Группа Феникс» утверждала, что страна способна «встать на ноги», причем может сделать это самостоятельно, опираясь на собственные силы. Откуда проистекала такая уверенность? В документе указывалось на три благоприятных для Аргентины фактора. Первое: наличие неиспользуемых производственных мощностей (до 30 % хозяйственного потенциала), которые могли быть моментально задействованы для удовлетворения внутреннего спроса и обеспечения экспортных поставок. Второе: международная дискредитация позиции МВФ, его рекомендаций, что дало Буэнос-Айресу дополнительные шансы отстоять национальные интересы в переговорах по урегулированию проблемы внешней задолженности. Третье: громадный человеческий потенциал страны, наличие в Аргентине без всякого преувеличения уникальных природных ресурсов, что создавало дополнительные условия для немедленного экономического рывка367.
Для эффективного использования названных факторов авторы «Плана Феникс» предложили целый ряд решений и мер стратегического характера, призванных изменить существовавшую модель развития и обеспечить Аргентине быстрый хозяйственный рост (как минимум, 6 % годовых на период 2003–2007 гг.). Вот эти меры:
? безотлагательное перераспределение доходов в пользу большинства населения и на этой основе ликвидация нищеты, что должно было обеспечить увеличение внутреннего спроса;
? возвращение государству центральной регулирующей и определяющей роли в экономике;
? изменение условий соглашений с иностранными компаниями, приватизировавшими предприятия коммунальной сферы;
? введение валютного контроля и поддержание обменного курса песо, способствующего росту конкурентоспособности аргентинских товаров;
? обеспечение за государством эффективного получения рентных платежей за эксплуатацию невозобновляемых природных ресурсов.
Особая роль в «Плане Феникс» отводилась задачам развития образования, науки и технологий – ключевым, по определению авторов концепции, элементам современного экономического и социального развития. «Мы настаиваем, – указывалось в документе, – на необходимости увеличения ресурсов, направляемых на национальную науку..»368
Очевидно, что базисные положения «Плана Феникс» вполне адекватно отразили настроения значительной части аргентинского общества, а сам документ позиционировался его авторами в качестве программы нового (постнеолибералъного) идейного мейнстрима. Это, впрочем, не означает, что план не встретил противодействия в интеллектуальных кругах Аргентины. Причем критика последовала как «справа», так и «слева». Но если левые расходились с «Группой Феникс» в основном в степени радикализма (например, требовали вообще не вести переговоры с МВФ, а полностью и навсегда прекратить платежи по внешнему долгу), то правые мишенью своих атак избрали главное содержание программы – роль государства в экономике.
На волне критики «Плана Феникс» очень заметно активизировались многие известные адепты неолиберализма в его аргентинской интерпретации. Переждав идейную и политическую смуту, наступившую после бурных событий конца 2001 – начала 2002 г., неолибералы вновь вышли на общественную сцену, когда усмотрели в действиях правительства явный отход от хозяйственной теории и практики 1990-х гг. В этом контексте «План Феникс» рассматривался правыми как идеологическая подпитка националистически настроенных властных кругов и даже как теоретическое обоснование необходимости реформирования (радикального пересмотра) проведенных рыночных реформ. Особенно частыми и резкими выступления неолибералов стали после избрания президентом страны Н. Киршнера, который в целом акцентировал проложенный Э. Дуальде курс на ревизию монетаристской модели и на практике воплотил целый ряд идей «Плана Феникс».
В конце марта 2004 г. в столичном Американском клубе состоялось обсуждение ситуации в Аргентине с участием Марка Майлса, директора известного своими консервативными взглядами «Фонда Наследие» («The Heritage Foundation »), который буквально накануне обнародовал рейтинг стран по критерию «экономическая свобода». Согласно этому списку Аргентина за один год опустилась с 68-го на 116-е место, что у многих аналитиков неолиберального толка вызвало форменную истерику. При этом в фокусе критики оказался тезис «Плана Феникс» о необходимости усиления прямого участия государства в экономике. Так, бывший министр экономики в правительстве Ф. де ла Руа Р. Лопес Мерфи методом антитезы указал на тот непосильный, по его мнению, груз, который вынуждены были нести федеральные и провинциальные власти. «Если суммировать пенсионеров, госслужащих и граждан, получающих те или иные субсидии, то мы получим 9 млн человек, зависящих от государства, а налоги на их содержание платят 2,7 млн аргентинцев. С таким соотношением мы ни к чему хорошему не придем», – утверждал один из тех, кто, находясь в составе правительства, внес немалый вклад в обострение кризисных процессов в стране. Попутно Р. Лопес Мерфи обрушился на «пикетерос», назвав их «варварами, избивающими на улицах стариков»369. Это был уже прямой выпад в сторону Н. Киршнера, которого не переставали упрекать в излишней терпимости в отношении действий пикетчиков.
Подлинной манифестацией любви и преданности неолибералов к реформам 1990-х гг. назвала газета «Пахина 12» крупный семинар экономистов, политиков и журналистов правых взглядов, проведенный в фешенебельном столичном отеле «Шератон» в 2004 г. аргентинской организацией «Fundaci?n Atlas » и германским фондом «Friedrich Naumann». Участники семинара подвергли правительство Н. Киршнера не просто критике, но и прямым нападкам. Хозяин Розового дома был охарактеризован как «популист» и обвинен в организации «идеологических атак» на предпринимателей. Главный редактор газеты «Амбито финансьеро» Хулио Рамос и другие известные деятели в своих выступлениях в самых мрачных тонах обрисовали итоги первого года президентства Н. Киршнера: отсутствие свободы, безопасности, уважения к главенству закона и т. д., а в экономической сфере прямо призвали к восстановлению правил игры 1990-х годов через выдвижение новой либеральной альтернативы макроэкономическому курсу Розового дома370. В известном смысле точку над «i» в дискуссии поставил известный экономист Хорхе Авила, призвавший к фактическому отказу Аргентины от национального суверенитета в вопросах хозяйственной политики, да и вообще в международных делах. Рассуждая в этом русле и, по существу, повторяя зады концепций Р. Дорнбуша и других западных экономистов, сформулированных еще в разгар кризиса 2001–2002 гг., X. Авила утверждал, что единственно возможная для Аргентины формула успешного общественного развития – теснейшая экономическая и финансовая привязка к Соединенным Штатам через отказ от собственной денежной единицы, переход на расчеты в долларах и форсирование создания континентальной интеграционной группировки во главе с Вашингтоном – AЛKA371.
Таким образом, в посткризисный период в Аргентине развернулась серьезная идейная борьба вокруг альтернативных путей дальнейшего социально-экономического и политического развития страны. Острое идеологическое противостояние стало своего рода приметой времени, и это обстоятельство, безусловно, оказало свое воздействие на курс правительства Н. Киршнера в хозяйственной области, повлияло на процесс формирования новой модели роста.Данный текст является ознакомительным фрагментом.