1.2 Нерыночный сектор и экономический рост

1.2

Нерыночный сектор и экономический рост

На поставленный выше вопрос ответ напрашивается сразу: конечно, с такими деформациями экономика быстро и устойчиво расти не может.

Однако все не так просто.

Первое. Следует ли вообще ожидать высоких темпов экономического роста после перехода от плановой экономики к рыночной? Ведь пока, кроме Китая и Вьетнама, мы не видим примеров столь уж быстрого роста в бывших социалистических странах: 3–5 % в течение 3–4 лет, не такие уж впечатляющие достижения. Не говоря уже о том, что реформы вызвали повсюду глубокий трансформационный кризис, особенно в России и других странах СНГ.

Китай и Вьетнам — особые случаи, в этих странах высокие темпы роста обусловлены прежде всего использованием энергии аграрно-индустриального перехода, который в других переходных странах к моменту рыночных реформ уже был завершен.

Тем не менее достижение высоких иустойчивых темпов развития после трансформационного кризиса в переходных странах возможно. Источники роста — высвобождение инициативы, усиление стимулов хозяйственной активности, оптимизация распределения ресурсов и в итоге повышение эффективности. Этот потенциал может быть использован тем полнее, чем последовательней проведены реформы и созданы необходимые условия. Главные из них:

• конкуренция на возможно более широком поле и достаточной силы;

• законность и порядок, обеспечиваемые сильным государством;

• низкий уровень государственных расходов и социальных обязательств, что дополняет первое условие;

• доверие, в том числе к государству и партнерам по бизнесу, снижающее трансакционные издержки и повышающее склонность к сбережениям и инвестициям.

Из этого перечисления должно быть ясно, почему в переходных странах пока не было впечатляющих рывков.

У России такие возможности роста даже шире, чем у наших восточноевропейских соседей, поскольку наша более деформированная экономика таит в себе больше точек роста при устранении деформаций. Кроме того, у нас более глубокий кризис привел к более существенному снижению государственных расходов и социальных обязательству силу чего формально бремя государства у нас меньше. Однако правопорядок и доверие — наши слабости. Они должны быть преодолены посредством запланированных институциональных реформ. Чтобы получить желаемые результаты, понадобится время на усвоение новых институтов.

Нерыночный сектор, несомненно, создает ограничения для роста прежде всего потому, что сужает поле конкуренции, ограничивает возможности частной инициативы.

Второе. Можно сказать, что доля нерыночного сектора по занятости и объему выпуска не так уж велика — всего 9 и 7,6 % соответственно. Однако сфера его влияния на характер социально-экономических отношений весьма велика. В нее попадают практически все домашние хозяйства, причем буквально в каждодневных операциях. Все предприятия потребляют электроэнергию, пользуются услугами железнодорожного транспорта. Стало быть, повсюду в экономике остается след нерыночных отношений, вмешательства государства, а значит — бюрократии.

Механизм влияния нерыночного сектора на функционирование российской экономики показан на рисунке 2, заимствованном из моего доклада 2002 года. Мы видим, что это не просто небольшой сектор экономики, это всеохватывающий механизм искажения пропорций, действующий наоборот, т. е. препятствующий нормальному развитию экономики.

Рисунок 2. НЕРЫНОЧНЫЙ СЕКТОР В РОССИЙСКОЙ ЭКОНОМИКЕ

Высказывается мнение, что повышение цен на газ и тарифов на электроэнергию до уровня, отвечающего рыночному равновесию, означало бы увеличение государственно-монопольного сектора и сокращение сектора конкурентного, перераспределение доходов в пользу первого и в ущерб второму.

На наш взгляд, это утверждение необоснованно. Начать с того, что повышение цен до уровня равновесия увязывается с либерализацией рынков газа и электроэнергии, с выделением из соответствующих монополий конкурентной составляющей. Уже поэтому речь идет не об уменьшении, а, напротив, об увеличении конкурентного сектора. Повышение цен может быть частью или предпосылкой либерализации этих рынков. Но сохранение заниженных цен возможно лишь посредством государственного их регулирования и, стало быть, сохранения нерыночного сектора. Выходит все наоборот: именно заниженные цены обусловливают повышение роли государства и монополий.

Разумеется, это утверждение справедливо лишь в том случае, если рост цен приводит к либерализации и расширению поля конкуренции.

Говорят, не надо повышать цены, пусть монополии снижают издержки. Хорошо бы. И господин Чубайс, занявшись ЖКХ, высказывается в том духе, что там до всяких реформ следует навести порядок^ уже этого будет достаточно, чтобы не поднимать квартплату. Не знаю, возможно, талантов Анатолия Борисовича хватит на решение этой задачи, но в РАО «ЕЭС» пока не получилось. И в МПС, и в «Газпроме» тоже, как ранее не получалось снижение издержек и рост эффективности в советской экономике. Ведь потому и понадобились рыночные реформы, что повышение эффективности без рынка и конкуренции не получается. Только если кое-где и иногда, когда талант менеджера или хозяйственника советского стиля позволяет снизить издержки в своей фирме за счет других. А в принципе — нигде и никогда.

В данном случае требование снижать издержки и не повышать цены равносильно отказу от либерализации и конкуренции, сохранению нерыночного сектора. Либерализация же, даже если она ведет к росту цен, наоборот, означает также расширение сферы рыночно-денежных отношений, рост монетизации экономики. В связи с этим будет расти не доля монополий, но величина ВВП, которая сегодня остается недооцененной вследствие применения заниженных нерыночных затратных цен. А дополнительные доходы не обязательно оставлять монополиям.

Третье. Известно немало случаев, когда для стимулирования роста экономики, и прежде всего частного сектора, поддерживались заниженные цены в государственном секторе, в основном на услуги инфраструктуры. Это позволяло снижать издержки в частном секторе и увеличивать его инвестиционные ресурсы. Такой политики долгое время придерживались во Франции от Де Голля до Миттерана. Во всяком случае, такая политика декларировалась. Привела ли она к позитивным результатам, сказать трудно, так как в других странах, где она не проводилась, результаты были не хуже.

Совершенно очевидный, казалось бы, позитивный результат такая политика принесла в Китае. Там государственная тяжелая промышленность и транспорт продают свою продукцию частному сектору по относительно низким ценам, способствуя росту экономики. При этом, правда, государственные предприятия оказываются слабым местом китайской экономики. До последнего времени на них еще пытались внедрять методы хозрасчета, изобретенные в СССР примерно в 1965 году. И здесь было бы затруднительно доказать, что успехи Китая обусловлены именно низкими ценами на продукцию госпредприятий.

Нет оснований думать, что, если брать долгосрочную перспективу, низкие цены на газ и электроэнергию будут способствовать экономическому росту. Конечно, их единовременное или быстрое повышение привело бы к чувствительному увеличению издержек и снижению прибыли. Но тогда, может быть, появились бы стимулы к энергосбережению? Это гипотезы, имеющие такое же право на жизнь, как и гипотеза о том, что обогащение частного бизнеса — достаточное условие экономического роста.

Мировой опыт свидетельствует, что в принципе можно добиваться повышения темпов роста за счет усиления диспропорций в экономике, ускоренного развития одних секторов за счет других. Самый, наверное, яркий пример — советская индустриализация за счет сельского хозяйства. Ее долгосрочные последствия также хорошо известны. Стало быть, таким образом достигаемый успех недолговечен и чреват серьезными рисками.

Особенно неприемлема такая политика, когда речь идет об устойчивом росте на основе частной инициативы, методами рыночной экономики, которая сама является инструментом поддержания равновесия и способна эффективно функционировать, только если его искусственно не нарушают.

Нерыночный сектор, напротив, есть как раз инструмент нарушения равновесия и снижения эффективности рыночной экономики, которая должна сыграть для нас роль мотора развития.

Отрасли, входящие в нерыночный сектор, исключаются из конкуренции и работают неэффективно. Если их к тому же заставляют продавать свои услуги по заниженные ценам, не возмещая потери, они рано или поздно приходят в упадок, становятся узким местом для развития всей экономики.

Но и те отрасли, которые, казалось бы, получают от этого выгоды, на самом деле чаще всего не могут их использовать. Во всяком случае, эффективность и масштабы их деятельности не растут пропорционально величине получаемых выгод:

• низкая заработная плата препятствует росту производительности труда;

• дешевая энергия ведет к расточительному энергопотреблению;

• вместе они снижают стимулы к инвестициям и нововведениям.

Нерыночный сектор создает неравные условия конкуренции или ограничивает ее. Он провоцирует увеличение вмешательства государства в экономику, что влечет за собой рост коррупции и недоверия.

Тем самым он в конечном итоге становится тормозом быстрого и устойчивого роста экономики, даже если поначалу способствует поддержанию темпов в отдельных отраслях и если его ликвидация обусловлена временным снижением темпов роста.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.