1 Этапы реформ и пореформенного развития России

1

Этапы реформ и пореформенного развития России

К началу реформ Советский Союз и Россия в его составе подошли как иерархически организованное общество с плановой, иерархически управляемой экономикой, с совокупностью социальных институтов, отвечавших нуждам такого общества. И само общество, и все его институты были архаичными и полуразложившимися. Поэтому и перестройка, и реформы, которые она подготовила, были поначалу встречены с энтузиазмом практически во всех социальных слоях.

Первый этап реформ состоял в демонтаже планово-распределительной иерархии и во введении ключевых институтов рыночной экономики: свободные цены, частная собственность, открытая экономика, рыночный курс рубля. Это был мощный импульс для последовательного изменения всех институтов, прежде всего формальных. Правовая система нуждалась в создании практически заново, но для этого требовалось гораздо больше времени. Преобразования шли неровно, нескоординированно, с многочисленными подобными друг другу несообразностями.

Первый этап закончился кризисом в 1998 году. Энтузиазм сменился разочарованием.

К тому же этот период был разрушительной фазой структурной перестройки экономики. Нельзя сказать, что погибло все неспособное производить конкурентоспособную продукцию. Но, во всяком случае, в основном стало ясно, кого какая судьба ожидает, — тоже довольно печальные впечатления: сокращение ВВП на 40 %, инвестиций — на 80, в текстильной промышленности выпуск на уровне 10 % советского времени.

Но, пожалуй, самый разочаровывающий итог — тот определившийся на первом этапе тип рыночной экономики, который прозвали виртуальной экономикой, а также диким, криминально-олигархическим капитализмом.

На самом деле речь идет о двух взаимосвязанных, но разных явлениях. Виртуальной экономикой — с легкой руки Гадди и Икеса[55] — начали называть экономику неплатежей, бартера, денежных суррогатов, которая стала реакцией деформированной советской производственной структуры на попытки макроэкономической стабилизации. Долги и бартер повлекли за собой снижение сбора налогов и не просто сокращение бюджета, но его катастрофическую необязательность, наносящую удар по доверию к государству и вызвавшую, в свою очередь, новую волну нарастания долгов, включая покрытие бюджетного дефицита пирамидой ГКО.

Другое явление — последствия экономической свободы, предоставленной реформами, и ослабления государства, вызванного социальной революцией, распадом тоталитарного режима и СССР. Демократии сходу не получилось из-за неразвитости демократических институтов и отсутствия гражданского общества.

А что получилось?

1. Беспорядочное распределение собственности и власти с концентрацией их на одном полюсе при росте бедности на другом. Появились так называемые олигархи, способные лоббировать свои корыстные интересы во власти в ущерб другим группам, подрывая доверие и солидарность, столь необходимые демократии.

2. Преступность, включая экономическую организованную преступность (рэкет) итак называемое «силовое предпринимательство»[56] — услуги по обеспечению безопасности богатых, выбиванию долгов, захвату собственности, заполнившее нишу, которую должно было занимать государство;

3. Коррупция в чудовищных размерах: плохо оплачиваемые чиновники, включая многих недавних демократических выдвиженцев, бросились эксплуатировать занимаемые должности в целях получения мзды, накопления богатства, а то и просто ведения бизнеса с использованием служебного положения. «Захват бизнеса» дополнил «захват государства» олигархами. Возник симбиоз бизнеса и власти, но не с целью процветания общества, а лишь с целью обогащения относительно узкой группы лиц, подавления конкуренции. Отсюда снова подрыв доверия и солидарности, снова удар по демократии.

В элитах утвердилось циничное убеждение: иначе в России нельзя делать деньги и политику. Здесь можно только получать ренту; производством, новыми продуктами, повышением эффективности заниматься нет смысла.

Виртуальная экономика сразу стала средством наживы. Простейшая схема: вновь испеченные банки, уполномоченные вести бюджетные счета, дают бюджету взаймы на текущие расходы, бюджетополучателям — ассигнования с крупным дисконтом, чиновникам — «откат» за услуги.

4. Теневая экономика. Все, что могло спрятаться от этих порядков, стремилось уйти в «тень». В первую очередь это касается тех, кто от установления таких порядков поначалу выигрывал. Они стремились уйти от налогов, от претендентов на захваченную собственность. Отсюда отток капитала. Большую часть теневой экономики занял малый бизнес, челноки, «самозанятые», хотя они и не могли укрыться от «крыш» и поборов чиновников.

Такова малоотрадная картина итогов первого этапа реформ. Разочарования более чем естественны.

Среди причин обычно называют:

• структурные деформации предшествовавшей эпохи;

• институциональные факторы, пороки русско-советской системы ценностей, недостаток культуры;

• ошибки экономической политики, прежде всего шоковых реформ, слишком быстрого ухода государства из экономики, недоучета ценностно-культурных традиций в том числе.

Не будем сейчас снова входить в обсуждение этих причин. Тем более что время меняет оценки: то, что казалось ужасным провалом, потом оценивается как естественное следствие прошлого и вполне приемлемый фундамент будущего.

Второй этап трансформации начался после кризиса 1998 года с оживления в экономике. В 2000 году. ВВП вырос на 9 %, опираясь на загрузку наличных мощностей, девальвацию рубля и благоприятную внешнеэкономическую конъюнктуру. Этот этап продолжается и поныне при падающих темпах роста. Реформы начала 1990-х явно сыграли свою позитивную роль, поскольку их результатом стало появление довольно сильного рыночного сектора, представленного вполне конкурентоспособными компаниями в самых разных отраслях. Характерные черты этого этапа таковы.

Во-первых, определилась структура российской экономики и экспорта, складывающаяся под влиянием рыночных сил как таковых. Экспорт энергосырьевой направленности: нефть, газ, черные и цветные металлы, минеральные удобрения, лес с переделами до целлюлозы, а также вооружения. Другой экспорт — либо на рынки СНГ, либо в мизерных количествах. На внутреннем рынке конкурентоспособны продукты сельского хозяйства, пищевой промышленности и отчасти легкой, а также стройматериалы. Автомобили, пока еще производимые в заметных количествах, будут вытеснены импортом даже при несущественном росте доходов граждан; либо придут иностранные инвестиции с современными технологиями и мы сумеем преодолеть себя, овладев ими и достигнув нового уровня культуры производства. Телекоммуникации, информатика — с использованием преимущественно зарубежных продуктов и технологий. Остальное пока — в тумане.

Во-вторых, на втором этапе трансформации произошла монетизация экономики на базе притока иностранной валюты и соответствующего роста денежного предложения при незначительных в целом усилиях по укреплению платежной дисциплины и налогового администрирования. Это привело к быстрому, в течение двух лет, рассасыванию бартера и неплатежей. Они еще есть, но уже в терпимых пределах. Улучшение сбора налогов параллельно с их снижением доказало состоятельность гипотезы Лаффера применительно к сложившимся у нас условиям: доходы бюджета расширенного правительства в 2002 году превысили 40 % ВВП против 32 % в 1998 году. Стали сокращаться масштабы оттока капитала.

В-третьих, наряду с этими позитивными сдвигами выяснилось, что за счет внутренних источников без серьезных институциональных изменений «русского чуда» не произойдет. Темпы роста привязаны в существенной степени к ценам на нефть. Инвестиции, подскочившие было в 2000 году на 17,7 %, в 2002 году упали по темпам до 2,5 %. Половина их вкладывается в ТЭКе, межотраслевого перелива капиталов нет, нет фондового рынка, способного осуществлять эту функцию. Если что есть, то только по инициативе крупных корпораций, преобладающих в российской экономике и получающих основные доходы от экспорта. Русский вариант дзайбацу и чеболи, только пока без их эффективности и без осмысленной государственной структурной политики, в том числе по отношению к ним.

Институциональные реформы, провозглашенные в 2000 году в программе Грефа, продвигаются все медленнее, встречая нарастающее сопротивление^ пока ощутимых результатов не приносят. Может быть, рано делать выводы? А может быть, каждый раз их заряд в принимаемом законодательстве оказывается ниже критической массы? Так, антибюрократический закон о сокращении проверок оказался действующим для всех, кроме налоговых органов и милиции, для которых он особенно важен.

В-четвертых, вернемся к упомянутым выше пунктам: концентрация собственности и власти, преступность, коррупция, теневая экономика. Здесь также наблюдаются некоторые позитивные сдвиги. Государство при В. В. Путине укрепилось, отдельные крупные компании стали проявлять тягу к прозрачности и завоеванию приличной репутации, к легитимизации собственности ради привлечения инвестиций. Но пока это скорее исключения. Можно сказать, что правоохранительные органы в какой-то мере потеснили преступность на рынке силовых услуг. Теневая экономика отчасти позитивно отреагировала пока только на введение плоской шкалы подоходного налога, дожидаясь дополнительных сигналов. Что касается коррупции: то ли мы стали больше знать о ней, то ли она еще возросла, — пока сказать трудно.

Вместе с тем надо признать, что на этом фронте значимых сдвигов нет. И чем дальше, тем яснее становится, что:

• никакого желанного прогресса в нашей стране не будет, и модернизация по-настоящему не стронется с места, пока не будет успеха на этих направлениях;

• успех в этой сфере обусловлен реальными изменениями в системе ценностей, в неформальных институтах, в культуре.

Можно ли сказать, что это задачи следующего, третьего этапа трансформации? Ясно одно: это не дело правительства, во всяком случае не одного его, а всего общества.

Разработка программы Грефа в 2000 году начиналась с обсуждения системы ценностей. Инициативу проявил клуб 2015 и персонально В. М. Лопухин. Он опубликовал статью, из которой следовало, что для экономического роста нужна продуктивная система ценностей, а мы таковой по историческим причинам не обладаем[57]. Протестантам повезло — у них протестантская этика. На одном из семинаров в Центре стратегических разработок (ЦСР) митрополит Кирилл подтвердил, что система протестантских и вообще либеральных ценностей расходится с ценностями православными.

А. Кончаловский свое предисловие к русскому переводу книги Л. Харрисона «Кто процветает» озаглавил так: «Культура — это судьба». Так что же, нам смирится с судьбой? Признать, что, к чему бы мы ни приступили — Октябрьской ли социалистической революции или либеральным реформ, — все равно от нашей постылой судьбы не уйти?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.