Эскалация виртуальности
Эскалация виртуальности
Вся описанная система успешно работала несколько десятилетий, однако в процессе своего развития, как и следовало ожидать, показала ряд недостатков, один из которых и стал, в конце концов, причиной ее предстоящего разрушения. Дело в том, что и механизм кредитной экспансии, и система «сбрасывания пара» с фондового рынка требовали постоянного увеличения масштаба «долларового мира». Действительно, чем больше средств аккумулировал фондовый рынок, тем больше требовалось активов, которые можно было бы котировать в долларах. Поскольку общее количество материальных (в противовес финансовым) активов ограничено, то такая модель требовала либо постоянного роста стран, переходящих на американскую модель экономики (включающую свободное хождение доллара и открытие финансовых рынков), либо неуклонного нарастания активов финансовых. Последнее могло привести к возникновению классической финансовой «пирамиды». В частности, всегда имелась потенциальная опасность повторения сценария, регулярно разыгрывающегося в США в XIX — первой половине XX века, но уже во всемирном масштабе (точнее, в масштабе «долларового мира») — сценария катастрофического обрушения сильно перегретого фондового рынка.
Эта опасность требовала от руководства США активных мер по поиску новых территорий и новых рынков для экспансии доллара, как только степень мультипликации финансовых активов относительно активов реальных достигала опасных величин. Именно такое расширение и является одной из главных причин того процесса, который позднее получил название «глобализация».
Поскольку такое расширение «долларовой зоны» в мировой экономике далеко не всегда возможно было осуществить «по заказу» (а после разрушения мировой системы социализма это стало невозможным по чисто физическим причинам — дальше расширять «долларовую зону» стало просто некуда), то это начало создавать определенные трудности. С точки зрения той модели экономики, которую строил Ф. Рузвельт, это было не очень страшно — кредитный рычаг и, соответственно, ускоренный фондовый мультипликатор предполагалось использовать только в случае наличия острой необходимости. Однако фондовый рынок жил своей собственной жизнью, и его участники быстро выяснили, что построенная Ф. Рузвельтом модель позволяет получать колоссальные прибыли практически на пустом месте. В результате денежные власти США и их новые экономические идеологи обнаружили, что если расширения «долларовой зоны», которые позволяют резко увеличить количество материальных активов, номинируемых в долларах, можно до поры до времени осуществлять периодически, то финансовые активы настоятельно требуют непрерывного роста.
Разумеется, это «требование» финансовых активов и лиц, ими управляющих, было немедленно оформлено в виде дополнения к существующим экономическим теориям. Этим дополнением стало разработанное в 1990-е годы «учение» о «новой экономической парадигме», предполагавшей, что американская экономика вошла «в перманентную стадию бесконечного бескризисного и безынфляционного роста». В умах «новых экономических идеологов» сложный и тонкий механизм, который с болью и кровью строил Рузвельт (в том числе и за счет вполне конкретных жизней американских солдат, как, например, в Перл-Харборе), упростился и вульгаризовался. Понимание встроенных в нем опасностей было напрочь утрачено. Сама мысль о его вероятном разрушении для чересчур оптимистичных идеологов периода «конца истории» и «всемирного торжества либерализма» была невозможной.
В результате все это приводило к постоянному относительному росту финансовой «надстройки» долларовых активов (считая за «базу» активы материальные). Те же периоды, когда «база» этой пирамиды быстро расширялась (например, после разрушения мировой системы социализма), получившийся резерв роста финансовой надстройки немедленно «восполнялся» финансовыми спекулянтами, которые не могли упустить такой уникальный момент для получения сверхприбыли. А когда рост «базы» останавливался, то они, естественно, прекращать рост своих прибылей совершенно не собирались. В результате общий объем финансовых активов на единицу активов материальных рос практически постоянно.
Фактически это приводило к появлению большого количества «вторичных», затем «третичных», «четвертичных» и более высокой степени ценных бумаг, которые обеспечены уже даже не «титулами» материальных ресурсов, а другими ценными бумагами. Фьючерсы, опционы, фьючерсы на опционы, свопы, варранты и многие другие деривативы стали существенно подавлять ценообразование на материальные ресурсы. Эта тенденция хорошо видна на сырьевых рынках. Как уже говорилось, цены на них уже давно определяются не путем баланса спроса и предложения, а ценами на фьючерсы, торгуемое количество которых на порядки превосходит общее количество ресурсов во всем мире. Но чем дальше, тем больше отрывались эти рынки от той ситуации, которая развивалась на собственно сырьевых рынках. В частности, существенно поднимался спрос на ресурсы, которые в принципе невозможно было бы потребить. Этот феномен более подробно описан в нашей книге в разделе, посвященном денежным суррогатам и деривативам.
В результате развития этой системы основные доходы экономики сосредоточились не в индустриальном производстве, а в финансовой системе. Причем финансовые институты свои растущие капиталы вкладывали, естественно, снова в финансовый сектор, тем более что и доходы там были существенно больше. В результате общий крен мировой экономики в финансовый сектор, который становился все более виртуальным, постоянно усиливался.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.