Глава II Параллель между мужчиной и женщиной

Глава II

Параллель между мужчиной и женщиной

Нет могущества без красоты и наоборот, нет красоты без могущества, точно так же, как нет материи без формы или формы без материи; потому и говорят: мужественная красота и сильная женщина; потому-то, наконец, женщина участвует в производстве, мужчина в благосостоянии семьи.

Могущество и красота, будучи так же неразрывно связаны, как форма и материя, не составляют, однако, одного и того же; их природа совершенно различна, а проявления еще более. Никаким усилием мысли нельзя свести их к одному выражению. Это производит, помимо органического различия полов, различие иного рода, сознаваемое всеми и которое разум признает основным.

Но, может быть, это различие обманчиво? Может быть, оно составляет только следствие воспитания и привычек? Может быть, со временем, с переменой условий существования женщины, можно будет надеяться, что эти различия исчезнут и разница будет только в устройстве половых органов? Другими словами, должна ли система отношений между мужчиной и женщиной основываться на эквивалентности их атрибутов (что доказывалось мною), или же она должна быть основана на положительном равенстве и тождестве этих атрибутов. Весь вопрос заключается в этом.

Нужно заметить, что от закона отношений между полами будет зависеть семья, общественный порядок и благосостояние всего человечества.

Простейшие факты, говорил я, способны с первого взгляда подтвердить каждому добросовестному человеку справедливость положений: мужчина сильнее и уродливее; женщина прекраснее, но слабее. Вы подняли на смех слова эти. Вы отрицаете факты, подозревая мое недобросовестное отношение к ним. Вы говорите, что факты, приводимые мною, не подтверждают моих положений, что они даже говорят в вашу пользу. Женщина, застигнутая в прелюбодеянии, постоянно отрицает свою преступность, и если поверить словам ее, то муж должен еще быть обязан ей за это. Мы решаемся еще раз повторить все высказанное нами в надежде сложить с себя все вышеприведенные обвинения.

Качества физические. Возьмите наугад в различных слоях и классах нашего общества двух молодых людей — крестьянина и крестьянку, работника и работницу, «damoiseau» и «demoiselle», возьмите на других ступенях лестницы мужчину и женщину, старика и старуху, отрока и отроковицу или же маленького мальчика и маленькую девочку; заставьте их бороться. Подобного рода опыт может произвести каждый; я сам производил его сотни раз, когда еще был пастухом. Может случиться, что слабый мальчик будет поборот сильной девочкой; но в 99 случаях на сто победа останется за мужским полом. Вот что говорят факты. Наоборот, в такой же пропорции женщина окажется всегда красивее мужчины.

Легко убедиться, что эти различия установлены самой природой. Нужно иметь только глаза. Сравните фарнезского Геркулеса, гладиатора, Тезея или Ахиллеса с Венерой Милосской, Венерой Медицейской или с Дианой-охотницей: организация первых служит выражением силы, вторых же — красоты. Призовите на арену всю молодежь, все население Спарты, вы увидите то же самое. Факт этот будет подтверждаться при каждом сравнении организации мужчины с организацией женщины.

Это различие обусловливается воспитанием, говорите вы. Мы сейчас увидим. До поры отрочества различие между мальчиком и девочкой весьма ничтожно; Фурье называл их в это время нейтральным полом. Воспитание их почти одинаково; разница состоит только в том, что на девочку, ввиду ее будущей жизни, смотрят несколько иначе. Точно так же, чем более сходство между отроками или маленькими детьми обоих полов в силе, тем менее они различествуют по красоте; отсюда произошла отчасти та греческая любовь, о которой, сударыни, мне кажется, совершенно излишне распространяться. Потом в физиономии каждого начинает происходить особая перемена: формы одного становятся угловатее, у другой же они все более и более округляются: развитие бедер и груди, придавая окончательную прелесть телу женщины, отнимает у нее способность быстрого передвижения. Древние поэты сделали из Аталанты, Камиллы женщин, легких на бегу, — чистая выдумка! Быстрота женщины вещь невозможная; у нее, сравнительно с мужчиной, гораздо более частей тела, скорей препятствующих бегу, чем способствующих ему. Прочтите у Руссо описание состязания между Эмилем и Софьей, вы увидите смешное положение женщины, желающей обогнать мужчину. Прочтите в поэме Квинта Смирнского описание сражения между Ахиллесом и Пентесилеей, царицей амазонок, и вы сами поймете громадную разницу, с точки зрения эпических чудес, между героем и героиней. Обладая, по словам поэтов, быстрым бегом, Аталанта, Камилла и Диана не могли быть хорошенькими женщинами. Центр тяжести их тела должен был находиться в груди; у них должны были быть худые ноги, плоские бедра и грудь.

Чего же больше? В Америке, где женщины не занимаются полевыми работами, они, по рассказам путешественников, все здоровы и красивы. В Франш-Конте и Бургундии женщины работают как вьючные животные и зато в тридцать лет уже безобразные старухи. Мужчины же, на долю которых выпадает самая тяжелая работа, еще сохраняют бодрый и красивый вид до пятидесятилетнего возраста. Вам подтвердят это физиологи, живописцы и скульпторы.

Видели ли вы когда-нибудь полк, в день парада марширующий с маркитантками впереди, в полной форме? Нет вообще ничего красивее толпы людей в боевом порядке; одни маркитантки производят дурное впечатление. Женщина, носящая панталоны, марширующая впереди солдат, сразу привлекает взгляд и благодаря своему костюму кажется весьма неграциозной. Плохо бегающая женщина также дурно ходит. Ей гораздо более приличествуют танцы — вальс, например, в котором она увлекаема танцором, или же медленный и торжественный шаг процессий. Я могу привести еще тысячи подобного рода фактов. Может быть, вы находите их вымышленными или не имеющими никакого значения? Впрочем, вы не отрицаете превосходство силы в мужчинах, хотя вам это кажется не совсем приятно. Вы проходите ее молчанием, как будто она ничего не значит. Сила еще ничего не доказывает, говорите вы!.. Она доказывает нечто, сударыни! Различие природных особенностей обусловливает собою коренное различие в отправлениях, в общественном и семейном назначении мужчины и женщины. Один обладает большей подвижностью, энергией и способностью продолжительного действия, другая обладает большей склонностью к семейной жизни, дающей большую прелесть и окончательное развитие их более нежной природе.

Образ мыслей всего человеческого рода вполне согласуется с этим законом природы; эпитет «virago»[89], означающий двусмысленное существо с мужскими формами, с солдатским темпераментом, понимается всеми в худшем смысле: в них предполагают дурные наклонности. Прилагательные «coureuse»[90] и «эмансипированная» принимаются еще хуже, в силу той же аналогии между физической и нравственной стороной. Все женщины согласны с этим, исключая маленькую группу, достойной представительницы которой еще не удалось найти Анфантену. С самого начала вещей природа и всеобщее сознание осудили ваше учение. Разве это не факт?

Способности умственные. Я говорил, что мужчина обладает большей мускульной и нервной силой, чем женщина, и что в силу закона единства личности, закона гармонии и солидарности способностей он должен также обладать и большей умственной силой. Но, в силу тех же оснований, я должен был прибавить и прибавил, что ум женщины, точно так же как и тело ее, одарен специальными качествами, составляющими дополнение и противовес качествам мужчины. Это заключение об умственных качествах; по качествам физическим весьма логично и справедливо оно не посягает на права женщины и не стремится ничуть подорвать их самостоятельное значение. Нужно было, однако, подкрепить все это фактами.

Я привел их весьма много, но вы сочли их все за личное оскорбление и объявили их несостоятельными. Все-таки нужно для того, чтоб читающая публика понимала нас, исходить из какого-либо принципа. Нужно знать, идет ли дело о вас или о вашем поле? Понятно о последнем, во имя которого вы протестуете и который, по словам вашим, угнетаем и унижен моим полом. Оставимте же в стороне все лично неприятное вам в этом исследовании: вы или будете спасены вместе со всеми женщинами, т. е. вы откажетесь от ваших правил, или же вас осудят одних. Будьте покойны, не произойдет ни замешательства, ни несправедливости.

Вы требуете фактов! Я сразу привел вам 60 000 привилегий на различного рода открытия и усовершенствования, сделанные во Франции мужчинами с 1791 года. Женщинами выдано только полдюжины, да и то на какие-то модные безделушки.

Вы требуете фактов! Я приведу вам еще в пример всеобщую биографию; сочтите в ней все лица мужского и женского пола, отличившихся в области философии, права, науки, поэзии, искусства, одним словом, во всех областях умственного труда; я предоставил вам сделать тогда вывод! Кроме этих грубых фактов я приведу вам еще свидетельства, также не лишенные значения. Я цитировал вам мнения всех древних и современных мудрецов, поэтов, теологов, соборов, не принимая, понятно, во внимание всех оскорбительных слов, на которые так нескупы мужчины, когда дело идет о женщине. Все, что было говорено по этому поводу, весьма легко сводится к следующим словам Ламенне.

«Я никогда не встречал женщины, которая могла бы в продолжение четверти часа следить за рассуждением. Все они обладают недостающими нам качествами, качествами, полными особенной прелести; что же касается ума, логики, способности связывать мысли, соединять принципы со следствиями и прозревать их взаимные отношения, женщина, даже самая умная, редко достигает высоты мужчины с средними умственными способностями. Это обусловливается, может быть, отчасти воспитанием. Но самая основа различия лежит в самой природе женщины». Отсюда он заключает: «Женщина — легкая, блестящая, грациозная бабочка, которой неотесанные философы предлагают сделаться куколкою». Я ссылался на признания различных лиц, могущие также играть роль фактов. Я привел вам слова Жорж Санд, Д. Стерн, Неккер де Соссюр, Гизо — знаменитейших женщин нашего времени, наиболее благоприятствующих теории равенства. Все они, с более или менее скрытым, хотя и не совсем уместным неудовольствием, говорят то, что говорил Гегель и Ламенне. Устами этих женщин, лучших и преданнейших представительниц своего пола, вся женская половина человеческого рода признала себя несостоятельною. К чему же после этого искать более подавляющих фактов?.

Не хотите ли экспериментов? Эксперимент, как говорит философия, есть искусство застигнуть врасплох саму природу. Я сравнивал литературные произведения мужчины с произведениями женщин; всякий, знакомый в настоящее время с способом фабрикации книг и романов, может предпринять подобного же рода сравнение. Всякий увидит, что у женщины-автора преобладает форма, а не содержание. Мы нашли всех их более или менее одержимыми какой-то умственной нимфоманией, заставляющей их, при помощи целых потоков слов, стремиться к подражанию мужчинам и почти всегда приводящей их к одной «idee fixe»[91] — любви, т. е. к тому, что вы называете эмансипацией.

Не хотите ли вы теперь вникнуть в дело поглубже и перейти от фактов к их причинам? Спросите френологию. Она укажет вам на различие в устройстве мозга мужчины и женщины. Подразделения мозга, соответствующие, насколько это подтвердилось тысячами наблюдений, известным деятельным способностям ума, причинность, сравнение, обобщение, идеализация, усовершенствование или прогресс, точно так же, как и все политические и военные инстинкты — повелительность, твердость, самолюбие, более развиты у мужчины, чем у женщины. Взамен этого природа, как бы недовольная дарованным ею превосходством мужского пола и ради предупреждения всякого протеста со стороны женщины, одарила ее уважением, субординацией, привязчивостью, оседлостью, любовью к одобрению и похвалам — качествами, обнаруживающими вполне недоверие, которое должна питать женщина к своим способностям. Кроме этого природа одарила еще женщину какой-то интуитивной и прозревающей способностью, заменяющей ей рассуждение и убеждение. В видах еще большей прочности семейного союза, общественного порядка и конечных судеб человеческого рода мозг женщины менее мозга мужчины; первый средним числом = 3 франкам 4 унциям, второй же = 3 франкам 8 унциям. При равенстве других условий, как говорит Бруссе, где больше количество, там больше и сила; мозг слона или кита, приводимый обыкновенно в пример возражения против френологии, еще ничего не доказывает и не может быть сравниваем, как и мозг других животных, с мозгом человека, вполне отличного по строению и соответствующему более многочисленным и разнообразным способностям. Неужели вы без разбору станете отрицать все выводы френологии?

Все эти факты, за исключением разве принадлежащих к пятой категории, приведены мною вкратце, так как все они более или менее уже известны публике. На основании этого вы заключили, что я не привел ни одного факта в подтверждение своих мнений. Так всегда рассуждают женщины, одержимые страстью, женщины, лишенные всякой веры и прямоты. Они не видят и не слышат; они, как знаменитая мифическая Сцилла, только лают. Уничтожьте статистику торговли, уничтожьте всеобщую биографию, уничтожьте свидетельства теологов, философов, поэтов, моралистов, уничтожьте признания ваших коноводов, уничтожьте практику, ставящую вас на свое место, уничтожьте френологию и тогда уже говорите, что я не привел ни одного факта.

Что же касается меня, неумолимо преследующего эту гниль сенсимонизма, находящего вполне правдивой сатиру на женщин Буало, то я, на основании всех приведенных мною фактов, заключил, что умственная сила в мужчине должна соответствовать какой-либо иной способности в женщине — способности приложения, упрощения, вульгаризации, вполне заменяющей женщине глубину ума мужчины. Я рассуждал о пище духовной как о пище телесной. Произведение одной точно так же необходимо, как и приготовление другой. Пример этому мы видим в мистрис Мери Соммервиль, которая в 1831 году, по поручению лорда Брума, перевела, для общества распространения полезных знаний, небесную механику Лапласа — книгу, написанную для потомства, как сказал Джон Гершель. Мистрис Соммервиль могла, конечно, прослыть в своем роде за феномена; это не помешало ей, однако, быть прекрасной хозяйкой; она переводила Лапласа в свободные от дела минуты, которые другая употребила бы на вышивание; она хорошо понимала, что найдется много женщин, умеющих вышивать, но зато ни одна не будет способна заменить Ньютона или Лапласа.

Трудно побеждать, говаривал Наполеон, но еще труднее суметь воспользоваться своей победой. Победами мужчины пользуется женщина, извлекающая выгоды из его завоеваний. Ему — экономическое и умственное производство, ей — искусство наслаждения. Один мужчина не умеет пользоваться; все приобретенное им растрачивалось бы без женщины совершенно бесполезно. Почему же одно стоит ниже другого?

Пусть мужчина изощряет сколько угодно свое тело и ум, пусть делает открытие за открытием, производит творение за творением, чудо за чудом, ему все-таки, несмотря на все его развитие, никогда не удастся видоизменить свою природу и характер. Сила останется его главным атрибутом; он никогда не сделается хорошенькой игрушкой по виду и сильфидой по уму. Чем более будет он давать работу своему телу и уму, тем менее вероятности превращения его в вышеупомянутые предметы.

Пусть женщина заимствуется сколько душе угодно идеями у мужчины, пусть она увеличивает свои познания и проникает в самую глубь его умозрений; она все-таки никогда не сделается «esprit fort»[92], понимая это слово в его высшем и философском значении; чем более будет она учиться, тем более будет возрастать ее приятность. Природа, как я сказал уже, приковала ее, даже в отношении развития, к красоте; красота — ее назначение, ее состояние.

Всякое уклонение от первоначального типа влечет за собою болезнь или уродство. «Mignon», подражающий женщине, столь же отвратителен, как и негр с лицом гориллы; женщина, носящая бакенбарды и усы, еще более отвратительна. Потому-то мнимая ученая, догматизирующая, проповедующая, пописывающая, как, например, вы, госпожа Женни д’Е, женщина, повторяющая ежеминутно: я учу, я утверждаю, я излагаю, я допускаю, я предполагаю, я отрицаю, я пишу, я объявляю; женщина, украшающая себя философской бородой, превращающая метафизику в какой-то непонятный лепет, старающаяся опровергнуть непонятные для нее теории, которые вдобавок она бессовестно обкрадывает, такая женщина, как, например, вы, госпожа J. L., падает и становится уродливой. Есть уродство ума во сто раз хуже уродства тела — уродство, изображенное Мольером в его «femmes savantes»[93] и осыпанное рукоплесканиями публики. Прочтите эту комедию, сударыни; только та женщина может считать себя сделавшею большие успехи в приобретении мудрости, которая хорошенько усвоила себе философию «femmes savantes».

Нравственные качества. Я рассуждал о нравственных качествах точно так же, как и о умственных: обладая большей силой темперамента и ума, мужчина, по законам единства, гармонии и пропорции, должен обладать также и большею силою совести. По тем же основаниям повторяется и тут явление, замеченное уже нами в двух предшествующих случаях: если возможно установить различие между силой и красотой в нравственном отношении, как мы уже сделали это в отношении физическом и умственном, то женщина должна отличаться от мужчины чем-либо особенным, восстанавливающим между ними равновесие в достоинстве. Таким образом, мужчина, являясь перед женщиной олицетворением права и идеи, удваивает через ее влияние свое стремление к истине и справедливости. Я уже говорил это; вы читали написанное мною; я вычислял все с крайней добросовестностью.

В чем же вы упрекаете меня? Я доказал, как умел, справедливость положения: мужчина, как выражение могущества, относится к женщине, как 27:8, женщина же, как олицетворение идеала, относится к мужчине, как 27:8. Вы, сударыни, утверждающие, предполагающие и обучающие столькому, допускаете ли или отрицаете эквивалентность полов? Так как, говоря по правде, чем больше я читал вас, тем менее понимал.

В данном случае, как и прежде, весь вопрос сводится к тому, составляет ли красота нечто пустое, химерическое, лишенное всякого значения, или же, напротив, она есть нечто положительное, играющее известного рода роль, обладающее значительным влиянием и известною, достаточно большою, ценностью? Так как вы не верите в существование красоты, исповедуя, и не без основания вероятно, учение, совершенно противоположное мнениям всех великих философов, великих поэтов, великих теологов; так как вы совершенные атеисты в деле идеала, то вы и говорите, что женщина погибла, если она противопоставляет силе мужа только свою красоту, красоту своего тела, своего ума, своей души, — в таком случае.

La femme est une esclave et ne doit qu’obеir![94]

Ваше отрицание, если это можно назвать отрицанием, всех физиологических, психологических, экономических и социальных фактов, приведенных мною ради подтверждения моей теории брака, ваше отрицание походит на игру в карты многих женщин, которые, видя, что они проигрывают, решаются смешать карты.

Всякая добродетель составляет иррадиацию справедливости.

Справедливость берет начало в чувстве собственного достоинства, которое тем больше, чем более сознает человек значение своего ума, своего таланта и своей силы. Потому-то лев — самое гордое и самое мужественное из всех животных; он горд потому, что силен, и потому, что одарен сознанием своей силы.

Принцип этот может быть приложен к человечеству, так как он управляет всеми живыми существами.

В мужчине более развита личность: он обладает большею гордостью, большею храбростью и независимостью; чувство чести очень щекотливо в нем; честолюбие, дух господства, инстинкт повелительности сильнее — вы сами упрекаете нас в этом. В женщине, напротив, более развита робость, и, что весьма замечательно, эта робость очень идет к ней, и она не должна стыдиться ее: трусливость и робость в ее природе.

Она обладает, как говорят, даром слез, делающим ее трогательной, как лань; подобного рода способности вы не найдете ни у льва, ни у быка, а подавно уж у мужчины. Женщина одарена большею кротостью, более расположена к повиновению и покорности; не любя слишком заметного господства, она царит, как фея, при одной только помощи своего хорошенького личика и маленького жезла. Вы не смеете порицать справедливости этого факта, так как вы сами негодуете по этому поводу на женщину, называя ее глупою и подлою.

Нравственная энергия мужчины установила обычай дуэли, неизвестной женскому полу; этот факт не лишен значения.

Вследствие того же принципа произошли между народами войны, составляющие одно из проявлений справедливости, проявление ужасное, которое, по моему убеждению, должно мало-помалу приходить в упадок, но которое тем не менее присуще человечеству и сознанию его прав. Все это, однако, превышает природу женщины и совершенно непонятно ей.

Вы требуете для женщины наравне с мужчиной исполнения судейских обязанностей. Знайте, что суд есть отпрыск военного господства, что все законы выводятся из права силы. Требуйте поэтому для молодых девушек, точно так же, как и для молодых людей, привилегию конскрипции[95]. Если вы способны только хоть раз простоять на часах.

Женщина именно потому, что она обладает меньшею нравственной энергией, чем мужчина, приносит для осуществления его справедливости необходимый темперамент, без которого наше юридическое состояние ничем не отличалось бы от состояния войны; темперамент этот заключается в ее идеях милосердия, терпимости, прощения, примирения и кротости, составляющих необходимый элемент идеи справедливости. Мужчина стремится всегда дать преимущество чистому, строгому, неумолимому праву; женщина же хочет царствовать милосердием и любовью. Такова также основная мысль христианства, в распространении которого женщины принимали весьма активное участие. Женщина своим влиянием учит мужчину отказываться от известной доли его прав и быть более счастливым, проявляя свое великодушие. Вы не можете отрицать этого факта, так как вы первые превозносите те дары любви, милосердия, самопожертвования, которые Бог вложил в сердце женщины. И вы не хотите видеть, что эти нравственные качества вашего пола, довершая его совершенство, свидетельствуют тем не менее о его меньшем достоинстве с точки зрения чистой справедливости.

Я дерзнул высказать, вопреки мнению, принадлежащему всем поборницам свободной любви, что даже в отношении стыдливости женщина получила инициативу от мужчины. Это произвело большой шум среди всех свободных женщин, будто им есть какое-либо дело до стыдливости! Мысль, высказанная мною, была очень простая и не имела в себе ничего парадоксального.

Интеллигентное и свободное существо чувствует всегда неодолимое отвращение ко всему, что напоминает ему животность, ко всему, что ставит его вровень с животными. В силу этого человек, лишь только проснется в нем сознание, начинает прикрывать свою наготу, изготавливает себе кушанье и избегает всего, что ему кажется неприличным. В древних узаконениях существует много первобытной простоты указаний, которые не излишне было бы припомнить многим цивилизованным народам. Чем дальше идет вперед общество, тем более оно отличается своим уменьем изготовлять себе пищу и одежду; тем изысканнее становится его чистота и вежливость; тем сдержаннее становятся его язык и телодвижения. Все относящееся к любви можно подвести под эту же категорию.

Весьма естественно, что, при таких условиях, индивид будет лучше различать приличное от неприличного; он будет тем более чувствителен к грубости своего ближнего, грубости, служащей знаком неуважения к нему, чем более в нем развито чувство собственного достоинства. Факты, в данном случае, вполне подтверждают теорию.

В деле половых отношений существует закон природы, которому подлежит весь животный мир и заключающийся в том, что самка, побуждаемая половым инстинктом, сама, хотя и не без различного рода ужимок, ищет самца. Женщина не составляет в этом случае исключения. Она по природе одарена большею наклонностью к сладострастию, чем мужчина; во-первых, уже потому, что рассудок и свобода представляют в ней весьма ограниченное сопротивление в борьбе с ее животными наклонностями, во-вторых же, потому, что любовь составляет главнейшее, если не единственное занятие женщины; идеал не всегда предполагает тело. Между прочим, я приводил в доказательство этому: во-первых, раннюю наклонность к кокетству девочек в противоположность антипатии, питаемой к ней мальчиками, и еще чрезвычайную застенчивость молодых людей; во-вторых, законную и незаконную проституцию, несравненно чаще встречающуюся в жизни женщин, нежели мужчин; в-третьих, весьма редкие случаи полиандрии[96], доказывающие, что мужчина, в известные моменты цивилизации, если и присваивает себе несколько жен (весьма довольных этим), то зато со своей стороны редко соглашается сделаться, в компании других мужчин, собственностью одной женщины; в-четвертых, стремление женщин низвести брак на степень конкубината, делая в нем, согласно вашим теориям, сударыни, господствующим элементом любовь, а не право.

Все это вполне согласуется с природой и назначением женщины, и все сказанное мною нисколько не унижает ее. На ее стороне красота и любовь: как же не обладать ей инициативой во всем, что касается любви? Чувство, заставляющее женщину смягчать строгую справедливость мужчины, украшать его жилище, поэтизировать его концепции, то же чувство учит ее рассеивать его мысли — отвлекать его от занятий и борьбы ради иного препровождения времени. Этого требует их обоюдное счастье и общественный порядок. Счастливое состояние! Если только идолопоклонство любви не заставляет забывать их обязанностей относительно общества и собственного достоинства.

Заметьте разницу, существующую в данном случае между двумя полами: мужчине принадлежит инициатива в деле стыдливости, но женщина должна охранять это сокровище. У первого стыдливость исчезает в победе, у другой она возрастает за поражением. Освящение семейного очага есть дело женщины; святость семьи будет основою республиканских добродетелей. Вот почему у древних народов мать ставилась выше и считалась прекраснее девы; gratia super gratiam, mulier sancta et pudorata[97] — говорит священное писание. Последующее изменило этот взгляд: оно объявило замужнюю женщину нечистою и превознесло деву, что совершенно противоречит законам природы, наносит ущерб чести семьи и даже достоинству самого мужчины.

Почему же, сударыни, приходится мне посвящать вас во все эти подробности? Не потому ли, что бесстыдство мнимой ученой влечет за собой отсутствие стыдливости в женщине. Не потому ли вы оглашаете воздух криками, что я, не зная и не называя вас, назвал нечистыми всех тех свободных женщин, за которых вы ратуете, и вы вполне доказываете всеми вашими словами, что если вы еще не утратили способности краснеть, то, во всяком случае, в вас не существует уже более правильного понятия о стыдливости. Вы говорите, что прелюбодеяние и проституция одинаково заслуживают осуждения как в мужчине, так и в женщине и что если грехи первого пользуются снисхождением, то и вторая должна также пользоваться подобного же рода преимуществами. Вы делаете из неравенства, установленного мнением всех народов, между невоздержанностью мужчины и бесстыдством женщины, главную основу супружеской тирании. Неужели вы, безумные, не понимаете, что, требуя подобного рода прав для женщины, вы возводите ей пьедестал… в грязи! Кому же вы намереваетесь нравиться, после того как приобретете эти права? Мужчинам или обезьянам?

Я резюмирую все сказанное мною.

Мужчина одарен силой действия, женщина же — силой очарования. Из различия их природы вытекает различие в их качествах, отправлениях и назначении. Каковы же должны быть взаимные отношения этих качеств и отправлений или, другими словами, каковы должны быть цель и закон брака? Это-то мы и рассмотрим теперь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.