Оксюмороны

Существуют сотни убийственных фраз. Одна из классических гласит: «Избегайте неопределенности!» А я очень люблю неопределенность, потому что она позволяет нам вернуться к Гераклиту.

Нам привили неверное представление о неопределенности. В школе объясняли предельно ясно: двойственности быть не должно. Есть друзья и есть враги. Либо одно, либо другое. Дверь может быть либо открыта, либо закрыта. Нам нужно сделать выбор. Вся логика Аристотеля основывается на этом условии. Декарт признавал только ясные и отчетливые идеи. Пропади пропадом любая расплывчатость, а пуще того, противоречие!

Между тем их прославленный предок Сократ был менее категоричен по этому вопросу и даже оставлял дверь полуприкрытой или полуоткрытой для оксюморонов. Когда его спросили о том, что такое добродетель, он не стал клеймить безрассудную трусость или интеллектуальное невежество, а ответил, что она может быть найдена между двумя крайностями, одна из которых недостаточна, а другая – чрезмерна. Смелость находится где-то между трусостью и безрассудством, а мудрость, если вообще существует, где-то между невежеством и интеллектуальностью.

Оксюморон – стилистическая фигура. Это кристаллизация парадокса в собирательном выражении, которое соединяет два мира, теоретически несовместимых, например, «мертвый-живой» или «холодный-горячий». Как сказал Виктор Гюго: «Меланхолия есть получение удовольствия от грусти».

Оксюморон используется чаще, чем нам может показаться. Мы даже не замечаем его, когда говорим об огромных креветках, постоянных переменных, открытых секретах, абстрактных образах или гибком стекле. Менее добродушные добавят сюда административную эффективность, автомобильный спорт, военную разведку или даже Microsoft Works.

Действительно, соблазн изобрести оксюморон зачастую далек от поэзии. Чистая война или оперативный удар – это формулы, изобретенные с единственной целью – заставить людей забыть, что конфликт жесток, ужасен и грязен.

Литература, естественно, кишит оксюморонами. Верлен говорил о «влажной искре», Малларме – о «стерильном дожде», Шекспир – о «сладкой грусти», «трагичном веселье» и даже «горячем льде», Корнель – о «невразумительной ясности», Бальзак – о «невежественном мудреце» и «неверующем священнике».

Жерар де Нерваль определил меланхолию как «черное солнце». Писатели продвинулись еще дальше в языковой игре: стилистический прием, связанный с противоречием, оказался полезным! Оксюмороны отрицают логику, но, тем не менее, помогают прояснить мысль. Поэтому оксюморон это не тупик, но, напротив, приглашение задуматься.

Борис Цирюльник, французский этолог, напомнил публике об этом несколько лет назад в своей книге «Восхитительное несчастье». Тема книги серьезна: что происходит двадцать или тридцать лет спустя с детьми, которые перенесли глубокую психологическую травму? Обширные исследования показали, что примерно для трети из них рана, нанесенная в детстве, постепенно превратилась в источник энергии, потому что в горе они нашли мощный источник силы, и помог им понять это некто, протянувший им руку. Борис Цирюльник был еврейским ребенком во время второй мировой войны, так что он знает, о чем говорит.

Оксюморон неоднозначен. Он необязательно сбалансирован; один из двух элементов вполне может поглотить другой. Это не раздвоенность, как любовь и ненависть, которые связывают любовников. Это и не двойной узел, о котором говорила Школа Пало-Альто. Знаменитый вердикт «будьте спонтанны» состоит из одинаково интенсивных противоречий – приказа не подчиняться другим. Нет, восхитительное несчастье кривобоко – оно хромает. Личность ребенка, которому нанесли ужасный эмоциональный удар, раскалывается. В лучшем случае одна часть постоянно страдает и в конце концов умирает, а другая, менее пораженная, реагирует с удвоенной энергией.

Оксюморон нуждается в обоих своих компонентах. Как ни странно, он может породить огромную силу. Микеланджело был перфекционистом, который оставил многие из своих работ незаконченными. В наши дни некоторые спортсмены объясняют свои успехи ослабленной концентрацией. Билл Клинтон накопил большую политическую мощь благодаря своей неверной преданности. У всех нас есть свои недостатки и достоинства. Возможно, стоит пойти дальше и разглядеть некоторые наши достоинства в самих наших недостатках.

Оксюморон ошеломляет своим семантическим диссонансом, и при этом высвобождается огромная энергия. Это верно и применительно к индивиду, и когда речь идет о коллективе. Эффективной организации свойственны и «жесткая податливость», и «иерархическая сеть». Она нанимает только «молодых людей с опытом» и в летнее время организует «рабочие праздники» с «внутренним университетом», посвященным «виртуальной реальности».

Если смотреть шире, оксюморон применим, кажется, ко всем проблемам нашего общества.

Как относиться к невероятным возможностям биотехнологии? Люди говорят, что они ни хороши, ни плохи. Это неверно, мы должны понимать, что они хороши и плохи. Закон бизнеса – это закон сильнейшего, и он по своей сути несправедлив. Тем не менее нам понадобилось изобрести «справедливую торговлю» и «этичные инвестиции». Ресурсы нашей планеты ограничены. Поэтому нам необходимо «сдерживаемое развитие» с целью предотвратить «гуманитарную катастрофу», даже если все это довольно противоречивые противопоставления.

Сартр сказал, что мы обречены быть свободными. Сегодня мы понимаем, что дела обстоят еще хуже, потому что мы обречены жить с оксюморонами.

Я уверен: теперь вы убедились в том, что творчество – это «организованный беспорядок».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.