Похожие, но разные

Похожие, но разные

Теперь мы знаем, что хорошие системы обратной связи – ключ к организации компании, и еще мы знаем, что конкурентоспособность сохраняется только в компании, которую можно назвать фабрикой идей. Остается последний вопрос: можем ли мы себе позволить все время быть разными? Мы снова возвращаемся к оксюморонам, потому что нам нужны похожие, но разные понятия.

Для начала давайте попробуем свежевыжатый апельсиновый сок. Первая реакция – это восхитительно. В любом случае, ничего даже близкого к этому невозможно найти в бутылке, в пакете, в банке, с пузырьками или без – все эти напитки называют себя «апельсиновым соком» только потому, что настоящий сок не может подать на них в суд.

Второй эксперимент: давайте послушаем мелодию, которую прямо перед вами на виолончели исполняет виртуоз. Испытываешь наслаждение – это прекрасно. Так или иначе, ничего подобного не чувствуешь, слушая CD-плеер, стереосистему Hi-fi, с Dolby или без – это только записи мелодии, которую вообще не стоило бы записывать.

Два эксперимента, один общий вывод: технологии подвластно не все. Два эксперимента и одно личное мнение: тем лучше!

Апельсиновый сок и виолончель отвечают ударом на удар – каждый в своей категории, на своем краю предметной/информационной двойственности. Они смеются над международными компаниями и нервируют людей, которым приходится иметь дело с инновациями. Несмотря на огромный бюджет, которым они располагают, исследователям до сих пор не удалось их упаковать. Вкус апельсинового сока и вибрацию, производимую смычком, который движется по струне, все еще не удалось оцифровать. Подобно мадагаскарским лемурам, они не сдаются, а умирают, едва попадают в клетку.

Так что апельсиновый сок и виолончель можно назвать своего рода хранителями, Астериксом и Обеликсом, борющимися с императором Мондиалусом Глобалусом, который хочет повсюду насадить свой технологический мир, и их дело – правое. Кроме ухудшившегося качества продуктов, павших жертвами перепроизводства или механизации, нас озадачивает и раздражает их единообразие и банальность. Потому что нынешнее стремление к стандартизации давно вышло за рамки технологий. Единообразие может казаться чем-то малосущественным, производным, даже вторичным, но оно – часть трансформации, которую сейчас переживает мир. «Тяжелая тенденция», как сказали бы социологи. Может быть, слишком тяжелая?

С одной стороны, еще большее единообразие не помешало бы. Именно так мы говорим, когда не можем включить свою электробритву в европейскую электрическую розетку, использовать мобильный телефон или кредитную карту, купить брюки своего размера без примерки (а то у них или слишком длинные штанины, или застежка неудобная) или когда изучаем логику и химию, а символы и номенклатура меняются от автора к автору. Мы готовы восхвалять единообразие, когда в Англии нам приходится ехать по левой стороне дороги или переводить мили и морские мили (это не одно и то же!) в километры, или когда на Macintosh не открывается документ, сделанный для PC.

С другой стороны, не так уж оно хорошо, единообразие. Так мы говорим, когда откусываем безвкусное яблоко, когда вынуждены обходиться двумя сотнями слов, чтобы объясниться по-английски, когда проклинаем исчезновение книжных магазинов и одну и ту же, совершенно одинаковую подборку книг во всех супермаркетах. Мы готовы даже проклясть единообразие, когда нам приходится платить за дверцу для автомобиля или стрижку в пять раз больше только потому, что они не «стандартные».

В единообразии есть некий парадокс. Кроссовки и плеер, джинсы и футболка, которые носят и дети, и родители – и на Западе, и там, где в остальном Запад отвергается. Что такое мода, если не призыв быть похожим на других, стараясь выделиться таким же образом, как остальные?

Поэтому единообразие кажется:

• Хорошей штукой. С ним нам проще общаться, мы можем везде платить одной и той же валютой, экономить энергию и ресурсы; единообразие – это экология.

• Ужасной вещью. Единственное в своем роде яблоко – не так уж далеко от единственного в своем роде способа мышления; разнообразие – это непременное условие жизни; единообразие – это отрицание экологии.

Мы зашли в тупик? Нет, конечно же, нет. Одна из главных идей в истории философии – это убеждение, что в природе все процессы являются результатом напряженности между противоположностями. Окраска этой идеи, конечно, бывала разной, как и ее форма и текстура. Иногда нить обрывалась, но оставался ее след, мысль о борьбе между светом и тьмой, между добром и злом или, обобщая, между тезисом и антитезой. Анаксимандр, который умер около 540 года до н. э., восторгался противоположностями, бесконечной битвой между горячим и холодным, сухим и мокрым. Но Гераклит однажды пошел дальше, сказав, что «конфликт – отец всего сущего, царь всего сущего». И назвал огонь изначальной стихией за 2500 лет до начала глобального потепления.

Мы не зашли в тупик. Просто нам нужно быть внимательными: когда-то единообразие родилось от скуки. Давайте соединим оцепенение и творчество, давайте станем поклонниками необычности. Рождественский подарок – это не обязательно диск с хитами или книга, получившая литературную премию. Гостиница не становится лучше оттого, что в ней 250 совершенно одинаковых кроватей. Послать кому-то открытку – не обязанность, даже если конверт отвечает всем стандартам почтовой системы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.