Заблуждение «зеленого леса»

Заблуждение «зеленого леса»

В книге с выразительным названием «Чему я научился, потеряв миллион долларов», одной из редких нешарлатанских книг о финансах, главный герой совершает удивительное открытие. Он замечает, что парень по имени Джо Сигель, один из самых успешных трейдеров, торгующих «зеленым лесом», думает, будто это древесина, выкрашенная в зеленый цвет (на деле это пиломатериал из свежесрубленных деревьев, а зеленым его называют потому, что он не высушен). И вот этот Сигель вполне профессионально торгует тем, о чем понятия не имеет! А рассказчик, увлеченный сложными интеллектуальными теориями и концепциями динамики стоимости товаров, терпит крах.

Суть не в том, что успешный торговец пиломатериалом понятия не имел о главном свойстве своего товара, обозначаемом словом «зеленый». Этот человек знал о своем товаре кое-что такое, что непрофессионалы считали несущественным. Те, кого мы зовем невеждами, могут таковыми и не быть.

Прогноз потока заказов на «зеленый лес» имеет мало общего с деталями, которые кажутся существенными тем, кто смотрит на процесс снаружи. Тот, кто успешно торгует «зеленым лесом», не должен сдавать какие-либо экзамены; таких людей отбирают по степени успешности, и красивые аргументы никакой роли тут не играют. Эволюции нарративы безразличны – они важны только для людей. Эволюции не нужно слово, обозначающее синий цвет.

Мы будем называть заблуждением «зеленого леса» ситуацию, в которой человек убежден в необходимости формального знания, в его преимуществе перед другим, не столь заметным со стороны, менее объяснимым, менее поддающимся описанию.

Мой интеллектуальный мир был разрушен до основания, когда все то, что я изучал в университете, оказалось мастерски организованным лохотроном. Произошло это так. Когда я впервые стал работать с деривативами и «волатильностью» (я специализировался на нелинейности), то сосредоточился на обменных курсах, области, которой посвятил много лет. Мне нужно было сосуществовать с трейдерами, которые занимались иностранной валютой, – они не владели специальной терминологией на моем уровне, их работа заключалась в том, чтобы покупать и продавать валюту. Обмен денег – древняя профессия со своими традициями и навыками; вспомните историю про Иисуса Христа и ростовщиков. Попав в трейдерскую среду после изысканного вуза Лиги плюща, я был потрясен тем, что мне открылось. Мы предполагаем, что торговцы валютой разбираются в экономике, геополитике, математике, будущей стоимости валют, разнице в обменных курсах между странами. Что они штудируют статьи об экономике, опубликованные в глянцевых журналах различных институтов. Мы можем воображать их как космополитов, которые по субботам ходят в оперу, не забыв надеть аскотский галстук, заставляют нервничать видавших виды сомелье и берут уроки танго по средам после обеда. И говорят на правильном английском. Если бы.

В первый же день на новой работе я открыл для себя поразительную реальность. В касту трейдеров в то время входили в основном итальянцы, обитавшие в Нью-Джерси и Бруклине. Это были простые, очень простые парни, которые в прошлом занимались в операционных отделах банков безналичными переводами, а когда рынок расширился, точнее, взорвался и на плавающих курсах валют стало можно зашибать большие деньги, переквалифицировались в трейдеров и стали известными в этом бизнесе. Известными и процветающими.

Мой первый разговор состоялся с экспертом, которого я назову Б. Этот парень с фамилией, оканчивающейся на гласный, был одет в костюм от Бриони ручной работы. Мне сказали, что он крупнейший торговец швейцарскими франками в мире, своего рода легенда, – он предсказал большой долларовый коллапс 1980-х и сохранил свое состояние. За время нашего короткого разговора я уяснил, что он не сможет найти Швейцарию на карте, – я-то, дурак, полагал, что он швейцарский итальянец, а он не знал даже, что в Швейцарии живут итальянцы. Он никогда там не был. Осознав, что среди трейдеров он не исключение, я пришел в ярость: мои университетские годы испарялись на глазах. Именно в тот день я перестал читать статьи об экономике. Во время этой «деинтеллектуализации» меня немного тошнило; может быть, я не оправился до сих пор.

Если в Нью-Йорке трейдерами были «синие воротнички», в Лондоне валютой торговали люди классом пониже – и торговали еще успешнее. Все трейдеры там были кокни и говорили на нечленораздельном английском. Они жили в Восточном Лондоне, были простыми парнями (ужасно простыми) с различимым акцентом и использовали для расчетов свой сленг. Вместо слова «пять» они говорили «леди Годива» или «китаёза», вместо «пятнадцать» – «коммодор», вместо «двадцать пять» – «пони» и т. д. Я вынужден был выучить диалект кокни просто для того, чтобы с ними общаться; когда я приезжал в Лондон, мы с коллегами в основном ходили выпивать. В те времена лондонские трейдеры пили каждый день за обедом и особенно сильно напивались по пятницам, перед открытием нью-йоркской биржи. «После пива ты – лев», – сказал один парень, спешно приканчивая кружку, чтобы поспеть к открытию.

Уморительнее всего было слушать через динамики трансатлантические переговоры между нью-йоркскими парнями из бруклинского Бенсонхёрста и брокерами-кокни, особенно когда бруклинские парни пытались хоть немного говорить с акцентом кокни, чтобы их поняли (эти кокни иногда вообще не владели стандартным английским).

Вот как я понял, что «цена товара» и реальность, какой ее видят экономисты, – это не одно и то же. Первая может быть функцией от второй, но эта функция слишком сложна, чтобы выразить ее на языке формул. Отношение между ними иногда может быть опциональным – это мои не умевшие выражаться на литературном языке коллеги знали не понаслышке[65].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.