«Экономический человек»

«Экономический человек»

Смит провел в Париже около года — с декабря 1765 по октябрь 1766 г. Но он не занимал в парижских салонах такого места, которое в течение трех предыдущих лет занимал его друг Юм, а через 10 лет — Франклин. Смит не был создан, чтобы блистать в обществе, и хорошо сознавал это.

Особое значение для него имело знакомство с Гельвецием, человеком большого личного обаяния и замечательного ума. В своей философии Гельвеций, стремясь освободить этику от церковно-феодальных оков, объявил эгоизм естественным свойством человека и фактором прогресса общества. Новая, в сущности буржуазная, этика строилась на своекорыстном интересе, на естественном стремлении каждого к своей выгоде, ограничиваемом только таким же стремлением других людей. Гельвеций сравнивал роль своекорыстного интереса в обществе с ролью всемирного тяготения в природе. С этим связана идея природного равенства людей: каждому человеку, независимо от рождения и положения, должно быть предоставлено равное право преследовать свою выгоду, и от этого выиграет все общество.

Смит развил эти идеи и применил их к политической экономии. Созданное Смитом представление о природе человека и соотношении человека и общества легло в основу взглядов классической школы. Понятие «homo oeconomicus» («экономический человек») возникло несколько позже, но его изобретатели опирались на Смита. Знаменитая формулировка о «невидимой руке», может быть, является чаще всего цитируемым местом из «Богатства народов».

Ход мыслей Смита можно представить себе так. Главным мотивом хозяйственной деятельности человека является своекорыстный интерес. Но преследовать свой интерес человек может, только оказывая услуги другим людям, предлагая в обмен свой труд и продукты труда. Так развивается разделение труда. Люди помогают друг другу и одновременно способствуют развитию общества, хотя каждый из них — эгоист и печется только о своих интересах. Естественное стремление людей улучшать свое материальное положение — это такой мощный стимул, что, если ему предоставить действовать без помехи, он сам собой способен привести общество к благосостоянию. Более того, как говорится, гони природу в дверь — она войдет в окно: этот стимул даже способен «преодолеть сотни досадных препятствий, которыми безумие человеческих законов так часто затрудняет его деятельность…»[120] Здесь Смит резко выступает против меркантилизма, ограничивающего «естественную свободу» человека — свободу продавать и покупать, нанимать и наниматься, производить и потреблять.

Каждый отдельный человек стремится использовать свой капитал (как видим, речь, в сущности, идет не просто о человеке, а о капиталисте) так, чтобы продукт его обладал наибольшей стоимостью. Обычно он и не думает при этом об общественной пользе и не сознает, насколько содействует ей. Он имеет в виду лишь собственный интерес, но «в этом случае, как и во многих других, он невидимой рукой (подчеркнуто мной. — А.А.) направляется к цели, которая совсем и не входила в его намерения… Преследуя свои собственные интересы, он часто более действительным образом служит интересам общества, чем тогда, когда сознательно стремится делать это».[121]

«Невидимая рука» — это стихийное действие объективных экономических законов. Эти законы действуют помимо воли людей и часто против их воли. Введя в такой форме в науку понятие об экономическом законе, Смит сделал важный шаг вперед. Этим он, по существу, поставил политическую экономию на научную основу. Условия, при которых наиболее эффективно осуществляется благотворное действие своекорыстного интереса и стихийных законов экономического развития, Смит называл естественным порядком. У Смита и у последующих поколений политико-экономов это понятие имеет как бы двойной смысл. С одной стороны, это принцип и цель экономической политики, т. е. политики laissez faire (см. ниже), с другой — это теоретическая конструкция, «модель» для изучения экономической действительности.

В физике как полезнейшие орудия познания природы применяются абстракции идеального газа и идеальной жидкости. Реальные газы и жидкости не ведут себя «идеально» или ведут себя так лишь при некоторых определенных условиях. Однако имеет большой смысл абстрагироваться от этих нарушений, чтобы изучать явления «в чистом виде». Нечто подобное представляет собой в политической экономии абстракция «экономического человека» и свободной (совершенной) конкуренции. Реальный человек не может быть сведен к своекорыстному интересу. Точно так же при капитализме никогда не было и не может быть абсолютно свободной конкуренции. Однако наука не смогла бы изучать массовидные экономические явления и процессы, если бы она не делала известных допущений, которые упрощают, моделируют бесконечно сложную и разнообразную действительность, выделяют в ней важнейшие черты. С этой точки зрения абстракция «экономического человека» и свободной конкуренции была вполне оправданной и сыграла важнейшую роль в экономической науке. В особенности соответствовала она реальности капитализма XVIII и XIX столетий.

Приведем два примера из марксистской экономической теории.

Закон стоимости действует в товарном хозяйстве, основанном на частной собственности, как стихийный регулятор и двигатель производства. Если, например, данный товаропроизводитель уменьшает благодаря каким-то техническим нововведениям рабочее время, которое он затрачивает на выпуск единицы товара, то снижается индивидуальная стоимость этого товара. Но общественная стоимость, которая определяется средними общественными затратами рабочего времени, при прочих равных условиях не меняется. Наш искусный товаропроизводитель будет продавать каждую единицу своего товара по прежней цене, определяемой в принципе общественной стоимостью, и получать дополнительный доход, поскольку, скажем, за рабочий день он производит на 25 % больше единиц товара, чем остальные. Очевидно, товаропроизводители-конкуренты постараются перенять новую технику. Таков в своей первооснове механизм «стимулирования технического прогресса». Результатом действия описанных стихийных факторов, независимых от воли людей, будет уменьшение общественно необходимых затрат труда на единицу товара и снижение общественной стоимости. Нетрудно видеть, что каждый товаропроизводитель действует здесь как «экономический человек», стремясь максимизировать свой доход, а условия, в которых происходит действие, — это условия свободной конкуренции.

Другой пример — образование средней нормы прибыли в условиях капитализма свободной конкуренции. Немыслимо, чтобы в течение сколько-нибудь длительного времени норма прибыли в разных отраслях предпринимательства была существенно различной. Объективной необходимостью является уравнение нормы прибыли. Механизм, который обеспечивает это уравнение, заключается в межотраслевой конкуренции и переливе капитала из отраслей с более низкой нормой прибыли в отрасли с более высокой нормой. Опять-таки ясно, что капиталист здесь рассматривается лишь с одной стороны — как воплощение стремления к прибыли. Условие о неограниченной возможности перелива капитала равнозначно условию о свободной конкуренции. Разумеется, в действительности всегда были факторы, ограничивающие свободу перелива капитала, и Маркс их хорошо знал. Но эти факторы должны быть введены в модель лишь после того, как она рассмотрена «в идеальном виде».

Капиталист, по выражению Маркса, есть персонифицированный капитал. Иначе говоря, для политической экономии не могут иметь значение личные свойства каждого отдельного капиталиста. Для науки он интересен лишь постольку, поскольку в нем выражаются общественные отношения капитала. Здесь ощутимо некоторое родство с мыслями Смита. Но вывод совершенно иной. У Смита капиталист, преследуя свою выгоду, бессознательно укрепляет капитализм. У Маркса он, действуя, в общем, таким же образом, не только развивает производительные силы капитализма, но и объективно готовит его закономерный конец. С этим связано и другое принципиальное отличие. Маркс рассматривает человека с позиций исторического материализма как продукт длительного общественного развития. Этот человек как объект политической экономии существует лишь в рамках данного конкретного классового общества и действует в соответствии с его законами. Для Смита же его «экономический человек» — выражение вечной и естественной человеческой природы. Это не продукт развития, а, скорее, его исходный пункт. Такое внеисторическое и потому ложное понятие о человеческой природе Смит разделял со всеми крупными мыслителями эпохи, в частности с Гельвецием.

Концепцией «экономического человека» Смит поставил вопрос колоссальной теоретической и практической важности: о мотивах и стимулах хозяйственной деятельности человека. И он дал плодотворный и глубокий для своего времени ответ на этот вопрос, если иметь в виду, что под его «естественным» человеком скрывался действительный человек буржуазного общества.

С проблемой мотивов и стимулов столкнулся и социализм, став из научной теории социально-экономической действительностью. С крушением капитализма, с полной ликвидацией эксплуатации человека человеком исчезли и чисто буржуазные стимулы хозяйственной деятельности человека.

Но чем может быть заменена страсть людей к обогащению, которая в конечном счете, как говорил еще Адам Смит, толкает вперед капиталистическое производство? Может быть, просто социалистическим сознанием, трудовым энтузиазмом, патриотизмом? Ведь капиталистов нет, заводы, фабрики и поля принадлежат народу, люди работают на себя…

Да, социализм порождает новые и мощные стимулы к труду и деятельности. В этом его величайшее преимущество перед капитализмом. Но полагаться только на эти новые стимулы значило бы загубить дело социалистического строительства. Они не появляются как но волшебству, а развиваются в ходе глубокого социалистического преобразования общества и самих людей, их психологии, морали, сознания. В обществе, где действует принцип распределения по труду, материальный интерес закономерно остается важнейшим трудовым стимулом. Разработанные на основе идей Ленина принципы хозяйственного расчета стали главным методом социалистического хозяйствования. Проводимая в последние годы в нашей стране экономическая реформа является углублением этих принципов в новых условиях развитого социалистического общества.