Инди Джонс
Инди Джонс
По собственному признанию, Инди Джонс — имя нашего героя вымышленное — рыщет по свету в поисках спрятанных сокровищ. Каждый год он проводит полгода на Карибских островах, а другие полгода — в одной из развивающихся стран, все это время не прекращая торговать на бирже. Он ведет жизнь, о которой большинство из нас могут только мечтать. Отказавшись от места в крупном банке, двадцать лет назад Инди начал свою карьеру в торговом зале Нью-Йоркской товарной биржи, где зарабатывал 16 000 долларов в год. Он торгует на всплесках спекулятивных настроений, открывая позиции, когда это не желает делать никто другой. Его конек — торговать опционами, используя волатильность и направленность рынка. Его девиз — «Выжми из сделки все, пока цена движется в твою пользу, и четко знай предельно возможный для тебя размер убытков». Предельная собранность и чутье на редкие и оригинальные сделки дали впечатляющие результаты — Инди превратил 25 000 долларов в миллион, когда ему не было и тридцати. Он подлинный профессионал и чрезвычайно креативный трейдер.
Мы были очень рады, что он согласился поделиться с нами своей историей, когда ненадолго остановился в Нью-Йорке по пути на Карибы.
***
В: Мы очень рады, что вы согласились побеседовать с нами, поскольку ваша история успеха особенно интересна. Для начала давайте поговорим о вашем прошлом и о том, как вы стали заниматься финансами и игрой на бирже.
О: С игрой на бирже я познакомился на третьем курсе Нью-Йоркского университета. Для нас организовали учебную экскурсию на товарную биржу. Я увидел, что творилось на площадках, где торговали золотом и нефтью, и подумал: «Ну и ну, похоже, здесь идет профессиональная игра на большие деньги». Я понял, что могу совместить свой интерес к финансам и экономике с весьма увлекательным делом. На моих глазах несколько человек в золотой «яме» заработали по несколько тысяч долларов, а спустя какие-нибудь полчаса я увидел аналогичный эпизод в «яме», где шла торговля нефтью.
В: Как давно это было?
О: В 1986 году.
В: Почему вы решили изучать экономику и финансы? Вы сделали это под влиянием родителей?
О: В общем-то, нет. Финансы интересовали меня с детства. Я регулярно просил маму купить мне газеты, и одну — Newsday — она покупала без проблем, там писали, как сыграли Yankees7, а второй была The Wall Street Journal, и это вызывало у нее недоумение, поскольку никто у нас в доме не занимался финансами. Но с тех пор, как мне исполнилось десять или одиннадцать лет, она каждый день покупала мне Newsday и The Wall Street Journal, и еще тогда финансы и экономика очаровали меня на всю жизнь. Я обожал изучать тренды. Еще ребенком я всегда читал раздел про торговлю товарами, тогда мне казалось, что это похоже на результаты спортивных состязаний.
В: Если биржа вызывала у вас такой острый интерес, не пытались ли вы торговать до поступления в колледж?
О: Нет, до колледжа я не предпринимал таких попыток. Именно тогда я прошел крещение огнем. Вскоре после экскурсии на биржу я подумал: «Ну вот, я изучаю экономику и финансы, — а отдельные личности в “ямах” смахивали на разбойников с большой дороги, — наверняка я сумею обставить такую публику, имея диплом колледжа». И я открыл счет и начал торговать на товарной бирже. Я вложил в это весь свой капитал, который составлял около 5000 долларов, а поскольку в то время этого было недостаточно для открытия счета, мой отец добавил 5000 долларов из своих средств.
В: Как вам удалось уговорить его?
О: Не помню, как я преподнес это ему. Думаю, он просто любил меня и рассуждал так: мальчик сможет набраться опыта и посмотреть, знает ли он, что делает. Кроме того, еще подростком я пару раз давал экономические прогнозы, вроде того, что сырая нефть вырастет в цене или доллар вскоре ослабеет, и эти предсказания сбывались, а поскольку такие вещи долетали до его ушей, он считал, что надо дать мне шанс попытать счастья.
В: Значит, ваша семья всячески поддерживала вас?
О: Да, они очень поддерживали меня, особенно отец, ведь, как я уже сказал, открыть счет пришлось ему. Кажется, это был наш совместный счет, не помню точно почему. То ли дело было в капитале, то ли мне тогда еще не исполнился 21 год. Почему-то нам пришлось открыть общий счет. Я положил на него 5000 долларов, все, что у меня было, а он добавил 5000 долларов своих денег — видимо, допустимый минимум в то время составлял 10 000 долларов.
В: Расскажите о вашей первой сделке. Вы досконально изучили ситуацию или были так рады, что у вас появился счет, что вам просто хотелось побыстрее начать торговать?
О: Нет, я не изучал ситуацию и совершил, наверное, все ошибки на свете, потому что мне не терпелось заключить сделку. Мне казалось, что мы слишком долго возимся с открытием счета. Я не придумал ничего лучшего, чем заняться торговлей кофе. В пятницу после полудня должен был выйти отчет об урожаях. Я прикинул, чего можно ждать от этого отчета, и открыл позицию за день до его публикации. Это было грубейшей ошибкой — позднее я понял, что заключать подобную сделку до выхода показателей очень рискованно. Такие вещи недопустимы, особенно если ты новичок. Как назло, на следующий день у меня был экзамен по маркетингу в Нью-Йоркском университете, а в то время я еще не слишком хорошо разбирался в ордерах, толком не понимая, что такое стоп-ордера и лимитные ордера, и, самое главное, я не знал, что такое ордер, отменяющий другой ордер (one-cancels-other order — OCO). Я думал, что отчет об урожае будет бычьим, рынок откроется выше на два-четыре цента и я сумею заработать. При другом подходе, открывая сделку, я бы поставил стоп-лосс на два, три или четыре цента ниже текущего уровня рынка на тот случай, если он двинется против меня. Но в тот день меня волновало совсем другое. Я не желал ставить стоп-лосс, хотя это был полный идиотизм, и не хотел ставить ордер на фиксацию прибыли, боясь, что цена подскочит, моя позиция закроется и мне придется открывать новую позицию. Я не хотел ставить ордер на фиксацию прибыли без стоп-лосса и не знал, что такое ордер, отменяющий другой ордер, и в итоге у меня не было никаких ордеров, только открытая позиция. Сдав экзамен, я выскочил из аудитории и ринулся в библиотеку, где обнаружил, что кофе открылся на два цента выше, а когда вышел отчет об урожаях, цена упала до минимума, и я потерял около 8000 долларов. Я потерял все свои деньги и 3000 долларов, принадлежащих отцу. (Инди упоминает широко распространенный вид ордера, который используется почти на всех финансовых рынках, — ордер, отменяющий другой ордер. Такой ордер позволяет трейдеру открыть позицию, одновременно выставив стоп-ордер и лимитный ордер. Если один из уровней цены (соответствующий лимитному или стоп-ордеру) достигнут и заявка выполнена, другой ордер автоматически отменяется. Не зная, что такое OCO, Инди оказался незащищенным на рынке. — Прим. авт.)
В: Как вы сообщили о случившемся отцу?
О: Помню пару моментов про ту пятницу. Я собирался вернуться домой на метро, а потом на поезде к родителям на Лонг-Айленд, и это был единственный раз в жизни, когда, увидев приближающийся поезд, я всерьез задумался, не прыгнуть ли на рельсы. Именно тогда мне в первый и последний раз в жизни пришла в голову мысль о самоубийстве. Я пал так низко, что содеянное не укладывалось у меня в голове, и любая попытка проанализировать случившееся говорила о том, что я был круглым идиотом. А теперь мне предстояло объяснить это отцу. Ведь я потерял не только собственные деньги, но и те, что принадлежали ему. К моему удивлению, он отнесся ко мне довольно снисходительно. Он пришел домой позже меня и спросил «Ну, как у нас дела?» [смеется]. На мгновение я потерял дар речи, а потом рассказал все начистоту, но он проявил понимание и простил мне мои грехи. Пару дней он не заговаривал об этом, а потом поинтересовался, извлек ли я из этого какие-то уроки. И тогда я перечислил ему все свои ошибки. Что нельзя торговать, когда сдаешь экзамены. Что нужно непременно выставлять стоп-ордера и досконально разобраться в ордерах, прежде чем берешься за дело. Что, заключая сделки, необходимо проводить подготовительную работу, изучать, что происходит, а не открывать первую же сделку до выхода отчета об урожаях. Это один из самых рискованных шагов на свете. Таково было мое боевое крещение.
В: И что было дальше? У вас на счету осталось 2000 долларов, вы продолжили торговать или остановились?
О: Мы прекратили торговать на этом счете, и лишь спустя год или два я открыл другой счет на собственные средства, что-то около 5000 долларов. Этот счет позволял мне торговать акциями и опционами и покупать опционы на фьючерсы. Я понемногу торговал и кое-чему научился. Теперь я действовал куда более осмотрительно. За полгода-год я заработал около 300 долларов. Потом я закончил учебу и устроился на товарную биржу клерком по обработке ордеров — с этого начинают почти все. Никогда не забуду, как это произошло. Летом 1988 года я получил два предложения о работе. Одно из Citibank — в качестве трейдера FOREX, другое — место клерка на товарной бирже. В ту пору работа на FOREX давала 24 000 долларов в год, а клерк получал 16 000. 24 000 были неплохой зарплатой для того, кто только что окончил университет, а 16 000 для человека с университетским дипломом воспринимались как жалкие гроши. Помню, как в тот вечер я пришел домой, и моя мама спросила: «Ну, как дела?» Я ответил: «Прекрасно. Я получил два предложения о работе и принял одно из них». «Вот как, — откликнулась она. — И когда ты приступаешь к работе в Citibank?» Я сказал: «На следующей неделе я начинаю работать на бирже». «Но разве тебя не научили в школе, что, если за одну работу платят 24 000, а за другую — 16 000, выбор очевиден? — спросила она. — И зачем только мы потратили столько денег на твое обучение» [смеется].
В: Вы начали работать клерком в торговом зале биржи. Имели ли вы право заключать собственные сделки?
О: Это было запрещено. Ты должен был выполнять свою работу, а моя работа заключалась в том, чтобы принимать ордера у клиентов. Если бы я держал собственные позиции, оказывая услуги клиентам, имел бы место конфликт интересов. Моей главной обязанностью было принимать их ордера, отменять их ордера, докладывать об их исполнении, а не торговать на собственных счетах. На самом деле мне страшно повезло, фондовый рынок обрушился в 1987 году, и в 1988-1989 годах на Уолл-стрит царил застой — в этих условиях мало кто рвался нанимать новых сотрудников. Мне повезло, что мне предложили работу в торговом зале, предложил человек, которого я не знал. Я обнаружил, что на бирже есть две категории людей, мне неприятно говорить об этом, но такова реальность. Там были милые, приятные люди, которые терпят неудачи на рынке, но становятся твоими лучшими друзьями, — они дадут тебе взаймы последний бакс, чтобы ты мог пообедать, если твоя сделка на золото закрылась в убыток. При этом там отиралась кучка богатых беспощадных негодяев. Таковы были два основных типа трейдеров в торговом зале — конкуренция в этой среде очень остра. По счастью, я чисто случайно получил работу у парня, который был богат, зарабатывал немалые деньги, соображал, что делает, и при этом был неплохим человеком. Он думал не только о том, сколько денег ты сможешь ему принести, но и о твоей карьере. Это было невероятное везение. Одной из причин, по которым я отказался от работы в Citigroup и решил идти на биржу, стало то, что он обещал мне, что, если я быстро освоюсь на рынке, через полгода-год я смогу торговать на площадке.
В: Это рекордные сроки!
О: Да, это действительно очень быстро, у большинства на это уходит три-пять лет. Я ухватился за эту возможность, потому что хотел как можно быстрее заняться настоящей торговлей, а не отвечать весь день на телефонные звонки. Именно поэтому охотно взялся за эту работу, и я никогда не забуду, что произошло потом. Когда ты сидишь на телефоне, у тебя появляются приятели среди тех, кто работает рядом. Они твои конкуренты, но ты болтаешь с ними о том о сем — о планах на уик-энд, об отношениях с девушками и тому подобном. Когда я проработал около трех месяцев, как-то раз один из таких приятелей оказался вместе со мной рядом с «ямой», где торгуют серебром, рынок был довольно вялым, рабочий день подходил к концу, впереди были выходные. Внезапно он взглянул на меня и спросил: «Инди, что ты здесь делаешь, ведь ты закончил университет?»
В: У многих клерков нет высшего образования?
О: Да, многие из них не имеют дипломов. Он сказал: «Ради чего ты торчишь здесь за гроши, отвечая на телефонные звонки? Ведь ты мог бы найти место поприличнее. Устроиться в инвестиционный банк или торговую фирму или подыскать что-нибудь в этом роде». Я сказал: «Мне обещали, что через полгода-год я смогу торговать на площадке» — но в ответ я услышал лишь глуповатый смешок. И я подумал: «А ведь и правда, если тебя обещали перевести на площадку через полгода-год, это все равно что кто-то говорит тебе, что он уже отправил чек по почте». Я решил, что меня обманули и, прежде чем что-то изменится, я наверняка проторчу здесь три-пять лет, отвечая на телефонные звонки. Но изо дня в день я стоял за спиной своего трейдера, и, когда прошло полгода, начал выведывать, что он делает. Я был его клерком, и я спрашивал: почему ты заключил эту сделку, почему ты купил это, почему ты продал то? И хотите верьте, хотите нет, спустя примерно год я вышел на площадку и стал торговать опционами на сахар и кофе. Так я начал работать в торговом зале, отомстив за себе подобных.
В: Кто-то в торговом зале оказал вам поддержку?
О: Да, парень, на которого я работал, владел акциями разных торговых компаний. У него были довольно крупные пакеты акций в торговой группе на сахарной бирже, на нефтяной бирже — тогда в операционном зале Всемирного торгового центра вели торги штук пять разных товарных бирж, в одном углу хлопковая биржа, в другом — биржа кофе, сахара и какао, в третьем — биржа золота, в четвертом — Нью-Йоркская биржа сырой нефти, а посередине — крохотная Нью-Йоркская фьючерсная биржа, где торговали фьючерсами на фондовые индексы и, кажется, фьючерсами на индекс CRB8. Поскольку он владел акциями компании, которая торговала бакалейными товарами — кофе, сахаром и какао, как только там открылась вакансия, я отправился на интервью с ее директором. Наша встреча состоялась в ближайшем баре, как и большая часть моих интервью на товарной бирже. Мы пропустили по несколько кружек пива, немного поговорили о спорте, и я был принят на работу [смеется].
В: Так значит, поначалу вы просто принимали ордера и следили за их исполнением?
О: Да.
В: Сколько времени прошло, прежде чем вы начали заключать сделки?
О: Как я уже говорил, я поступил на должность клерка, и прошло около девяти-десяти месяцев, прежде чем я вышел на площадку и начал работать с торговым счетом компании. Я был несказанно рад этому. Прежде чем выйти в операционный зал, ты отправляешься на курсы брокеров, которые продолжаются примерно месяц. Часть дня ты тратишь на телефонные звонки, принимая ордера, но раз в два дня проводишь около часа на своей будущей торговой площадке, наблюдая за происходящим. Пару раз в неделю после работы ты посещаешь занятия. Ты отправляешься на торговую площадку, где для тебя устраивают симуляцию торгов и учат заниматься свободным биржевым торгом — заключать сделки голосом и жестом, — а это невероятно увлекательное занятие, — учат молниеносно настраивать свой мозг на работу с множеством ордеров, проводить кросс-сделки и исполнять ордера на покупку и продажу. Все это было страшно интересно, и я был энергичен и голосист, как и все остальные. Однако, когда настал мой первый день на торговой площадке, я увидел, что все новички, весьма бойкие во время обучения, стоят вокруг, скрестив руки. Разумеется, кроме меня, я старался вовсю. Я кричал во все горло, делал рынок и заключал сделки. Помню, как поглядывал на меня на второй или третий день один из моих товарищей, с которым мы вместе учились. Он спросил: «Неужели ты соображаешь, что делаешь?» Я ответил что-то вроде: «Нет, я просто стараюсь реагировать на поток ордеров». Но как ни странно, мой напор окупился, за первый месяц на площадке я сделал 40 000 долларов и решил: «Ну вот, начало положено, теперь я непременно стану новым Джорджем Соросом».
В: Вы добились этого, просто реагируя на поток ордеров? Вы покупали по биду и продавали на повышении при относительно спокойном рынке, чтобы заработать спред?
О: Не совсем так, рынок был достаточно оживленным. Я продавал на максимуме, а покупал на минимуме, занимался маркетмейкингом и скальпированием, а когда все плюсы и минусы были определены, покупал опционы, хеджируя риски. По сути я открывал длинную позицию по волатильности, что приносит прибыль, если колебания базового актива значительны. Поэтому я делал деньги двумя способами: во-первых, на скальпировании и спредах бид-аск, что уже позволяло кое-что заработать, а затем за счет этих средств выстраивал долгосрочную длинную позицию по волатильности, поскольку рынок неистовствовал. Волатильность опционов росла, поскольку колебания цен становились все сильнее, и я решил, что буду придерживаться этой стратегии, пока не стану миллиардером. Естественно, через месяц-два я потерял все, что заработал. Волатильность снизилась [смеется], и, конечно, в такой ситуации каждый готов нанести тебе удар, когда опционы падают в цене.
В: Вы делали ставки, но их было невозможно закрыть, поскольку никто не желал занимать противоположную позицию?
О: Никто не желает заключать подобную сделку, когда волатильность снижается. В итоге я оказался с избытком опционов и потерял все, что успел заработать, плюс еще около 40 000-50 000. Мой размах при работе с торговым капиталом оказался весьма впечатляющим.
В: Кому принадлежали эти деньги?
О: Это были деньги торговой фирмы.
В: В какой степени вам была предоставлена свобода действий?
О: Не помню точно, но мы имели доступ к ее средствам. Если вас интересуют цифры, я говорю о миллионах. Но за тобой постоянно наблюдали, каждые несколько дней ты встречался с менеджером по рискам.
В: Он устроил вам разнос, когда вы сначала потеряли прибыль в 40 000, а затем оказались в минусе на 10 000, а потом и на 20 000?
О: Нельзя сказать, что мне устроили разнос. Очевидно, они были очень довольны первым месяцем. Они не удержали меня от открытия длинной позиции по волатильности. Видимо, они решили: этот парень знает, что пришла пора открыть такую позицию. На каком-то этапе мне сказали, что колебания капитала, с которым я работаю, немного выходят за рамки принятого в компании. Мне сказали: тебе было велено покупать и продавать опционы, — и проверили мою позицию, и если, предположим, сахар торговался на тот момент по 10 центов, мне сказали, пусть у тебя длинная позиции по коллам на 10 центов и на 11 центов, но из коллов по 9 центов ты должен что-то продать. Нельзя покупать каждый страйк [смеется].
В: У вас были открыты длинные позиции на все имеющиеся страйки?
О: Так или иначе, в конце года я изо всех сил старался отыграться, а я работал на площадке уже шесть месяцев, поскольку получил место в мае или июне 1989 года, а теперь был декабрь. Таким образом, за первый месяц, пусть это будет май 1989-го, я сделал 40 штук, за второй месяц потерял 20, за третий, наверное, еще 40, а потом с переменным успехом топтался на месте. К концу года я был в минусе примерно на 20 000. Пришло время оценить результаты моей работы, и я подумал: «Что ж, похоже, я уволен. Меня вышвырнут за дверь». И вот наступил конец года, — никогда не забуду, как это было, — я иду на интервью, директор предлагает мне сесть, смотрит на меня из-за стола и говорит что-то вроде: «У вас был очень неплохой год». А я отвечаю: «Ну, здорово. Похоже, вам по ошибке принесли чужое дело» [смеется]. По условиям работы мне полагалось 24 000 долларов жалованья плюс 20 процентов заработанной прибыли. И тогда я спрашиваю: «И какова моя премия?» Директор говорит: «Нет, премии вам не полагается, вы в минусе на 20 000, но для первого года вы работали очень неплохо». Он сказал, что большинство моих товарищей за первый же год поставили на себе крест, а я был весьма активен и вполне мог потерять 100 000-200 000 за год. Я промямлил что-то вроде «Ну да, конечно» и в тот же день сказал себе: «Знаешь, Инди, ты должен научиться работать профессионально и как следует управлять капиталом, а не только горланить “куплено-продано”. Иначе на будущий год к тебе вряд ли будут так снисходительны. Если ты опять окажешься в минусе, тебе придется подыскивать другую работу и заниматься тем, что нравится тебе куда меньше» — а торговля на бирже доставляла мне огромное удовольствие.
В: Как долго вы работали в торговом зале?
О: В этой компании я проработал три года.
В: Как прошли эти годы? Вы сказали, что решили взяться за управление капиталом всерьез, какова была динамика изменений капитала, с которым вы работали, в этот период?
О: Теперь все было под контролем, и я начал зарабатывать от 100 000 до 300 000 долларов в зависимости от возможностей. Если был риск, что рынок пойдет против меня, или я не понимал, что происходит, я занимал оборонительную позицию. Попросту сворачивал свою деятельность.
В: Что значит «занимал оборонительную позицию»? Вы закрывали сделки?
О: Я уменьшал их объем. К примеру, если у меня была длинная позиция по волатильности и опционы на несколько страйков, а ситуация оборачивалась против меня и перспектив на улучшение не было, я закрывал сделку, фиксировал убыток и выходил из игры.
В: Пытались ли вы в ту пору зарабатывать деньги скальпированием?
О: Да. Зарабатывать скальпированием можно не всегда. На вялом рынке это не получится. Если рынок становился вялым, я уходил с торговой площадки. Вялый рынок — мое слабое место, здесь я совершаю самые дикие промахи. Я начинаю делать глупости. Я открываю рот, чтобы заключить сделку, или, если речь идет об электронной торговле, продаю или покупаю, глядя на экран, и в итоге попросту хороню себя. Я скупаю всякую дрянь, на которую не польстился никто другой, потому что не могу сидеть сложа руки, а потом не знаю, куда деваться с этим барахлом.
В: Что вы делали, чтобы избежать такой ситуации?
О: Выходил из всех позиций и уходил с торговой площадки.
В: Куда вы отправлялись?
О: Шел в буфет или спускался ниже этажом и смотрел, что делается на других рынках. Или просто отправлялся в другое место в том же торговом зале и наблюдал, что происходит на рынке, который не имел ко мне отношения. Короче говоря, просто уходил оттуда, где я бы неизбежно поддался соблазну и потерял деньги.
В: Как долго продолжался такой перерыв?
О: По-разному. Но здесь приходилось знать меру. Нельзя работать в компании и целый день играть в пинбол в пиццерии из-за того, что рынки вялы. Поэтому время от времени я заглядывал к себе, чтобы посмотреть, что происходит, если я видел, что застой продолжается, стоял на площадке молча или высматривал симпатичных девчонок среди клерков-новичков. Искал, чем поразвлечься, вместо того чтобы торговать товарами или опционами. Лишь когда рынок неистовствует, можно найти раздвинутые спреды, ценовые разрывы и недооцененные активы. Это то, чего я жду, — если вам угодно, возможности снять сливки.
В: Каждые несколько дней вы встречались с менеджером по рискам, а значит, отчитывались о результатах своей работы. Приносило ли это какую-то пользу?
О: Нет, на самом деле это внутренняя формальность. Менеджеры по риску, с которыми я имел дело, по большей части либо неудавшиеся трейдеры, либо те, кто не имеет и мало-мальского представления о происходящем. Они могут устроить тебе выволочку, но не способны дать конструктивный совет. Это сугубо внутреннее дело. Если ты решил стать профессиональным трейдером, надо настроиться на то, что управлять риском придется самостоятельно и ты должен изучить то, с чем ты работаешь, будь то опционы, цены страйк или взаимосвязь между ними, чтобы уметь оценить риск количественно. Тебе придется стать профессионалом и выработать собственную методологию снижения и контроля риска, постараться стать хозяином казино, а не просто рядовым игроком. Это и правда внутреннее дело. Эти ребята могут немного помочь тебе, но многие из них разбираются в происходящем не лучше твоего, и ни один из них не имеет той мотивации, что есть у тебя, — ведь твоя задача заработать деньги и получить результат. Такой я сделал вывод: не следует видеть в них своих спасителей, лучше займись этим сам.
В: Что вы можете сказать о своем стиле торговли — вы научились торговать самостоятельно или подражали кому-то?
О: И то, и другое. Отработав год, в конце которого я оказался в минусе на 20 000 долларов, я твердо решил стать профи — в те дни я ел, пил, спал и дышал, думая о товарной бирже. Я читал о товарных рынках все подряд. Я прочел книгу Market Wizards9 про Тони Салиба и попытался разобраться, что он делал. Не вдаваясь в технические подробности, скажу лишь, что в начальных месяцах он открывал «бабочку», в конечных — бэкспред, а в средних занимался скальпированием, чтобы скомпенсировать потери. Я присмотрелся к этой идее. Я начал вспоминать, что делал мой наставник, когда я стоял у него за спиной, а он торговал опционами на золото и тому подобными вещами.
В: И что же он делал?
О: В ту пору ему везло. Вы могли осуществить конверсию, покупая путы и фьючерсы и продавая коллы, зафиксировать прибыль, сцепить множество «бабочек» за бесценок [«бабочка» — опционная стратегия на базе комбинации нескольких опционных позиций, ориентированная на стабильность цены базового актива], а потом выгодно продать их, используя поток ордеров.
В: Таким образом, сцепив сотню «бабочек», он при удачном раскладе приумножал свою прибыль?
О: Да, и другие штучки вроде объединения «бабочек» в нулевую позицию в сочетании с торговлей на спреде бид-офер, создания серии «бабочек», и одна из них обязательно оказывается в деньгах. В середине и в конце 1980-х золото лихорадило не так сильно, как раньше, и его волатильность снизилась.
В: Он торговал только опционами?
О: Да.
В: Или он работал и с другими инструментами? Например, использовал хеджирование базовым активом?
О: Да, он использовал хеджирование базовым активом. Мы все это делали.
В: Как это осуществлялось технически? Где шла торги базовыми активами, это происходило рядом с вами?
О: У нас был человек, который принимал ордера на площадке, где занимались фьючерсами. Он работал на нашу компанию. Я работал на площадке, где торговали опционами. Предположим, я покупаю 10 опционов пут, дельта составляет 0,5, а рынок торгуется на 10,60. Я тут же кричу ему: «Грег, купи мне пять!» И он покупает пять фьючерсов под мои опционы пут и кричит мне в ответ: «Ты купил их по 10,71!» «Ах ты, скотина!» — кричу я [смеется]. И стоит мне купить их по 10,71, они падают до 10,60 [смеется].
В: Как долго вы торговали на площадке, работая на эту компанию?
О: Я работал у них три года и к концу третьего года подкопил денег и купил себе место на хлопковой бирже. В один прекрасный день я попросту отказался продолжать работу с опционами на сахар, потому что на рынке наступило затишье, оно продолжалось месяц или два, и это был настоящий кошмар. А потом произошло то, что я не забуду никогда. Я бездельничал, не зная куда деваться, и вдруг из-за угла зала послышался гул, словно там вспыхнул мятеж. Я ринулся туда — еще раньше моя компания предоставила мне место на хлопковой бирже, которым я никогда не пользовался. Оказалось, что вышел отчет об урожае, кажется, это был 1991 год. Это был отчет об урожае по апельсиновому соку, сок подскочил на 40 процентов за день, и на площадке творилось нечто невообразимое.
В: Что-нибудь вроде заморозков в Бразилии?
О: Вышел отчет, которого не ожидал никто. Все думали, что урожаи вырастут, но из-за какой-то цитрусовой тли или жуков они резко упали, площадка бесновалась из-за этого отчета вместе с рынком, и это был ад кромешный. Сюда уже подтянулись охранники, и ты не мог попасть в этот угол без значка хлопковой биржи, сделав вид, что идешь обедать или в туалет. Я вышел на середину площадки, там царило настоящее безумие, шум, крики. Я обожал такую атмосферу и, не удержавшись, начал реагировать на поток ордеров [смеется]. Но спустя пару минут я сказал себе: «Слушай, болван, прежде чем драть глотку, спустись вниз и рассчитай теоретическую стоимость опционов». Я сделал это и вернулся назад, и уж тут пошло настоящее веселье. Загвоздка была в том, что у нас уже был трейдер, который торговал апельсиновым соком, а я отвечал за сахар. Но он не возражал, что я там, и это было так здорово, что я торговал там несколько дней, занимался скальпированием, кое-что заработал, но все же это была территория того парня, и я не хотел ущемлять его интересы. И я вернулся назад, на сахарную площадку, чтобы продолжать бить баклуши. Ближе к концу года я подумал: «У тебя достаточно денег, чтобы купить себе место на хлопковой бирже, и еще останутся средства, чтобы открыть счет. После случившегося это место будет бурлить еще полгода, бомба брошена, и раскаты грома на полгода гарантированы. Почему бы тебе не использовать этот шанс? Вместо того чтобы получать 20 процентов от того, что ты зарабатываешь, получи свое сполна». Так я и сделал. Ближе к концу года я сказал в своей фирме, что хочу уйти и отработаю на них еще месяц, последний месяц в декабре, и постараюсь сделать все, что в моих силах, и сдержал свое слово. Я сказал им, что лучше бы меня поставили на апельсиновый сок, потому что сахар в полном тупике. Рынок сока продолжал бурлить, и мне сказали: «Ладно, можешь перейти туда, потому что тот парень не возражал». Это было здорово, потому что я продолжал работать в компании, но при этом осваивал новый для себя рынок и к тому же подружился с некоторыми брокерами на новом месте. Поэтому, когда я появился там 1 января 1992 года, я уже не был чужаком.
В: Так теперь вы получили возможность зарабатывать на потоке ордеров?
О: Да, и поскольку я по-прежнему торговал от имени компании, которая ворочала миллионами, я был неплохо вооружен, тогда как через несколько месяцев мне предстояло взяться за дело с жалкими
25 000 долларов на счете. 1 января 1992 года я ушел на вольные хлеба и стал торговать апельсиновым соком на хлопковой бирже с капиталом 25 000 долларов, и клиринговые компании так боялись меня, что изо дня в день поутру я слышал что-нибудь вроде: «Послушай, болван, если мы потеряем 1000 баксов из-за того, что ты теряешь
26 000, тебе конец». [смеется]. Они следили за мной, как коршуны.
Если какой-то опцион оказывался слишком глубоко в деньгах, они любой ценой заставляли меня исполнить его. Я действовал им на нервы. Со временем это закончилось, поскольку за тот год я превратил 25 000 долларов в 250 000.
В: Большая часть этих 250 000 была сделана за счет скальпирования, или за счет сделок определенного направления?
О: Думаю, здесь были две основные составляющие. Вначале я ограничивался скальпированием, потому что мой капитал был невелик. Понятное дело, 25 000 не слишком большая ставка. Я подыскивал сделки спот, заключал арбитражные сделки или искал возможность для «бабочек». Иногда я открывал «бабочек» в расчете на кредиты, это все же лучше, чем ничего, и сцеплял некоторых из них. На каком-то этапе, когда апельсиновый сок поднялся до 1,60-1,70 доллара, я решил, что рынок перекуплен. Тогда, в 1990-е, мы вступили в декаду дефляции, и я подумал, что через какое-то время он обрушится и будет забыт, и начал открывать кое-какие позиции.
В: Вы стали открывать долгосрочные позиции по опционам пут?
О: Да.
В: Вроде спредов?
О: Я покупал путы и продавал коллы, создавая «воротники» или «ограды».
В: Используя базовые активы или без них?
О: Я хеджировал позиции базовым активом. Но лучше всего, если позиция взрывалась за счет страйков опционов пут, а я покупал путы и в известной степени шортил рынок. В принципе я хеджировал все, но оставлял небольшой допуск. Такая торговля нравилась мне потому, что в то время имели место колоссальные наклоны волатильности, уровень волатильности коллов был на 5-10 процентов выше, чем путов. Поэтому я выстраивал позиции с большим теоретическим преимуществом, предполагая, что, когда все это рухнет, я не стану хеджировать сделки в полном объеме. Я не собирался откупаться и выравнивать дельту так быстро, как полагалось, поскольку рынки обычно падают гораздо быстрее, чем растут, и я знал, что, хотя весь мир ведет игру на повышение, ситуация в целом изменилась, и прыжок рынка в пропасть — это лишь вопрос времени. На дворе были 1990-е, период дефляции, и я видел, как те, кто занимался золотом, прогорали каждый раз, когда рынок взлетал слишком высоко, и думал, что нечто подобное произойдет и с апельсиновым соком. Было несколько статей в газетах, вроде той, что Джимми Роджерс опубликовал в Barron’s однажды в уик-энд. Он писал, что рынок апельсинового сока может пошатнуться, поскольку в Бразилии подрастает несметное количество апельсиновых деревьев, или что-то в этом роде. И в конечном итоге так и случилось, вмешался рок, и апельсиновый сок рухнул.
В: Так значит, вы заработали 250 000. Вы остановились на этом или продолжали торговать апельсиновым соком?
О: Нет, я остался с ними и торговал там до 1997 года. Покинуть рынок меня заставила самая удачная сделка в моей жизни. Она тоже была по апельсиновому соку — в тот год внезапно грянули заморозки. Это был февраль 1996 года. Сезон заморозков миновал, судя по графикам, которые я видел, они обычно приходятся на декабрь и чаще всего случаются в сочельник. Но начался январь, а холода так и не наступили, на рынке ничего не происходило, и волатильность опционов стремительно падала, она снизилась с 40 процентов до 20, а я никогда не видел, чтобы опционы на апельсиновый сок имели волатильность 20 процентов. И я начал открывать бэкспреды, в то время как другие крушили опционы колл без денег на майские поставки. Они решили, что сезон холодов миновал, волатильность будет уменьшаться, апельсиновый сок никогда не вернется на уровень 1,30-1,50 доллара, — так прижмем тех, кто сделал ставку на майские коллы. И я стал покупать [эти коллы], а потом открывал на них бэкспреды. Я старался открывать бэкспреды с нулевыми затратами — я продавал опционы колл в деньгах и покупал опционы вне денег на все страйки, какие мне попадались, когда можно было купить два таких опциона и выйти в ноль по опционным премиям. Я думал, что, даже если рынок резко упадет, это будет не проблемой, поскольку такая позиция сработает и в этом случае, а уж если мы получим резкий выброс цены вверх в случае заморозков, коллы, которых было вдвое больше, сделают свое дело.
В: Она не сработала бы, лишь если бы цена не сдвинулась с места?
О: Да, или если бы начался медленный подъем. Тогда я бы влип. Но я проверял свой риск каждый день. По несколько раз в день я проигрывал разные сценарии, представляя, каковы будут масштабы моих проблем в наихудшем варианте и смогу ли я с ними смириться. А потом, помню, наступило воскресенье, и в Нью-Йорке повалил снег, да такой, какого я в жизни не видел. Сугробы фута на три, не меньше.
В: В каком месяце это было?
О: Февраль 1996 года. Я проснулся в понедельник утром и подумал, какая красота. Наступили холода, во Флориде ударили морозы, и я чув-
ствовал себя так, словно получил запоздалый рождественский подарок за то, что был хорошим мальчиком в прошлом году. Помню, в тот понедельник рынок был закрыт, то ли из-за снега, то ли из-за дня рождения Джорджа Вашингтона. Но когда я пришел на следующий день, ожидалось, что рынок откроется на 5 процентов вверх, и так и случилось. Он выстрелил на 5 процентов, а я играл на повышение. То же самое повторилось и на следующий день — ожидалось открытие на 5 процентов вверх, и он открылся на 5 процентов вверх, и на тот момент это был предел. И здесь я начал постепенно выходить из позиции. Вполне естественное стремление. Ты фиксируешь прибыль. Ты видишь деньги, которые тебе когда-нибудь наверняка захочется потратить [смеется]. Они поступали на счет, и концу дня у меня осталось немного длинных фьючерсов и немного длинных опционов, но я закрыл, наверное, 85 процентов своих позиций. Я положил деньги в кассу. Теперь все это уже показывали по телевизору. Один мой друг, с которым я не общался некоторое время, позвонил мне и сказал: «Инди, ты ведь торгуешь апельсинами? Я видел на канале CNBC апельсин с сосульками. Ты воспользовался этим?» Я сказал: «Да, я сделал все, что нужно, не беспокойся, я поймал этот рывок». Наступил третий день. Под данным премаркета, рынок должен был открыться на 3 процента вверх, и это показалось мне странным. «Погодите, — подумал я, — это всё уже показывают по CNBC, все уже видели апельсины с сосульками. Все мои друзья звонили мне, чтобы рассказать об этом, но рынок открылся всего на 1,5 процента вверх. Что-то тут не так». Не знаю, было ли это профессиональное чутье трейдера или тревога при игре на повышение. Что-то должно было произойти, и, как я уже сказал, я успел выйти из большей части своих позиций. Я закрыл сколько мог, а теперь рынок почти не вырос. Я стоял на площадке и пребывал в полной растерянности. Это было совсем не похоже на то, что происходило в предыдущие два дня. И внезапно я увидел нечто вроде сна наяву. На меня словно снизошло озарение. Теперь я твердо знал, что будет дальше, куда тверже, чем когда шел сюда утром в понедельник. Вот что мне привиделось. В торговом зале биржи постоянно отирается публика особого рода. Это цитрусовые магнаты из Флориды, южане старой закалки, ушлые донельзя. Сказочно богатые, они контролируют производство апельсинового сока в Южной Флориде, и я много раз видел их в торговом зале биржи в дорогих костюмах, которые сидели как влитые, кое-кто из них прилетает сюда на собственных самолетах. Мне привиделся один из этих типов, который стоит на балконе особняка, окидывая взглядом свои апельсиновые рощи, и держит в руке телефон, зная, что все эти заморозки на руку быкам,
он звонит в Нью-Йорк своим брокерам и говорит: «Прикройте эту лавочку, продавайте, шортите!» На самом деле я просто представил, что делают в такой ситуации умные деньги. «Продавайте к чертовой матери!» Я понял, что такие, как он, будут продавать, и я должен воспользоваться этим, ведь я только что провернул на этом рынке такую удачную сделку. Если я только что заработал какие-то деньги и чувствую, что я по-прежнему в согласии с рынком, — я всегда жму на газ. Будь я футбольным тренером школьной команды в Америке, я бы вселял ужас — если бы моя команда вела 90 : 0 к большому перерыву, то я бы придумал, как уничтожить противника со счетом 300 : 0 к концу матча. Я решил, что вместе со своим воображаемым другом с Юга с помощью фьючерсов и опционов возьму от продажи этого рынка все возможное. В сущности, этот тип был всего лишь призраком, но я хотел торговать с ним на пару. И я начал продавать и открыл столько позиций по фьючерсам и опционам, чтобы потерять немногим более 40 процентов сделанного за последние пару дней, если рынок все же пойдет вверх и мне придется отдать своему брокеру по фьючерсам на апельсиновый сок стоп-приказ и уйти с рынка. Я решил, что не буду предпринимать ничего, пока рынок не остановится или не начнет падать, и несколько минут спустя рынок перестал двигаться, и я дал себе волю и продал столько фьючерсов и опционов, сколько смог. Я играл на понижение как безумный — если бы рынок подскочил, я бы потерял 40 процентов средств, заработанных за последние три дня. Через 30-40 минут после того, как я открыл позицию, рынок упал на 6 процентов, а спустя еще два-три дня — еще на 4 или 5 процентов, то есть процентов на 10 с того уровня, где я начал продажи. Я сорвал еще один куш: сначала я поймал рывок вверх, а теперь падение и несколько дней спустя я решил, что, раз уж я заработал такую кучу денег, возьму отпуск до конца года. Мне не хотелось превратиться в крысу на беговой дорожке, влекомую кусочком сыра, которая мчится вперед, пока не сдохнет. Я сказал себе: «Отдохни, расслабься, пошатайся по нью-йоркским клубам, — зачем тебе новые миллионы?» И я решил: хорошо, я прекращаю эту гонку, — я свернул свои позиции и где-то в марте или апреле ушел из операционного зала навсегда.
В: Легко ли вам далось решение оставить рынок? Как вы смогли удержаться от трейдинга в дальнейшем?
О: Нет! У меня и в мыслях не было уходить надолго. Я думал, что передохну полгода или больше, развлекусь в Нью-Йорке, похожу по клубам с приятелями, повидаюсь со школьными друзьями и друзьями по университету, буду кататься на лыжах каждый уик-энд и вернусь назад на следующий год. Для меня это было просто передышкой. Я мог устроить себе такие каникулы. Кто может позволить себе подобное? Мне было около тридцати, и я хотел насладиться ночной жизнью Нью-Йорка, может быть, отправиться в круиз, поваляться на пляже, заняться всем, о чем я мечтал целый год, а потом снова серьезно взяться за дело. Но через три месяца такой разгульной жизни ты обнаруживаешь, что все твои университетские друзья переженились, у них есть дети, и они не могут развлекаться каждый вечер. С утра им нужно идти на работу, они встают в пять утра и едут из Нью-Джерси на работу в Нью-Йорк. Впрочем, такая жизнь довольно быстро приедается и тебе. Именно тогда родилась идея с развивающимся рынком. Несколько лет назад я был на свадьбе своего хорошего друга. Я взглянул на рынки его страны и подумал, что когда-нибудь вернусь сюда и буду торговать на местных товарных биржах, а потом забыл об этом. Я подумал, почему бы мне не основать свое дело, вместо того чтобы тратить время попусту. И хотя скорее всего это закончится провалом, потому что 90 процентов молодых компаний разоряются, я съезжу туда, где живет мой старый друг, отдохну и развлекусь. Повидаюсь с ним и начну новое дело.
В: В каком году это было?
О: В 1997-м.
В: Каким бизнесом вы решили заняться?
О: Я стал торговать товарными опционами на фьючерсной бирже развивающегося рынка. В то время они еще не работали с ними, но спустя несколько месяцев я убедил их включить этот инструмент в биржевой список, и первый год был очень нелегким. Я торговал примерно с июня по декабрь 1997 года. В середине был небольшой перерыв — я уехал туда на три месяца, заскучал по дому, вернулся назад на месяц-два, а потом отправился туда вновь. Думаю, за это время я заработал около 24 000 долларов.
В: Все это вы сделали в одиночку?
О: Да. Я поступил там на работу в брокерскую фирму, а затем биржа решила внести товарные опционы в список, и никто не знал, что с ними делать. Мне сказали: «Послушай, если кто-то вздумает купить их, за тобой предложение о продаже; если кто-то выставит предложение о продаже, твое дело купить». И я спросил, накладываются ли на меня какие-то ограничения, как далеко я могу зайти с опционами, и они ответили, делай все что хочешь. Мы просто хотим видеть рынок, на котором есть продавцы и покупатели. Мы не хотим, чтобы кто-то размещал ордер и он повисал в воздухе. Я сказал, хорошо, я беру это на себя.
В: Какими товарами они торговали?
О: Сельскохозяйственными. Они торговали кукурузой. Для них это главный пищевой продукт, который используется и для откорма скота. Кроме того, пшеницей, семенем подсолнечника и соевыми бобами.
В: Вы работали в торговом зале биржи?
О: Нет, это была электронная торговля, и в этом был некий парадокс. Я прибыл туда из Нью-Йорка, финансовой столицы мира, где сделки заключались с помощью крика, в торговом зале брызгали слюной и тыкали друг друга карандашами, а теперь оказался в стране третьего мира, где вся торговля велась в электронном виде. Это было ужасно странно.
В: Должно быть, это было необычно для вас, ведь вы привыкли реагировать на поток ордеров. Электронная торговля мало похожа на выкрики на биржевой площадке. Каковы были ваши ощущения?
О: Это было ужасно. В торговом зале я был в своей тарелке. Я слышал, как кричат люди. Этот галдеж заводил меня. На компьютерном экране нет ничего. Помню случаи, когда я читал газету, поднимал глаза на экран и видел, что цены упали до минимума, а я проморгал падение на 30 пунктов, тогда как в торговом зале я бы непременно услышал это и отреагировал вовремя. Здесь все было иначе.
В: И вам пришлось изменить стиль торговли?
О: Да, я начал выставлять на компьютере предупредительные сигналы, чтобы он издавал какой-то звук, — и стал использовать разные индикаторы — осцилляторы, чтобы определить, когда рынок выйдет на определенный уровень. Мой компьютер начал издавать звуки, которые выводили меня из спячки.
В: Таким образом вы продолжали придерживаться прежней стратегии, но использовали механизмы, которые помогали вам быть начеку, когда вы следили за рынком?
О: Да, верно.
В: Вы торговали в офисе?
О: Нет.
В: Вы ведь работали в брокерской фирме?
О: Да. Но не забывайте, это была электронная биржа. Я мог торговать откуда угодно. Сейчас я торгую из летнего дома на Карибах, потому что, покончив со сделками, люблю поплавать, понырять с маской, покататься на водных лыжах, а в скором времени займусь кайтсер-фингом.
В: Были ли вокруг вас другие трейдеры, которые занимались тем же, что и вы?
О: Были другие трейдеры, которые работали на эту брокерскую фирму, но они торговали главным образом на фондовом рынке и работали с индексными фьючерсами.
В: В социальном плане — не чувствуете ли вы себя в изоляции, когда торгуете перед экраном монитора, особенно после торговли на площадке, где идет весьма тесное — и очень шумное — общение?
О: Чувствую.
В: Заставляло ли это вас оглядываться назад?
Данный текст является ознакомительным фрагментом.