Глава 8 Технологический Кукуй

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8

Технологический Кукуй

ГОСУДАРСТВО дало все инструменты поддержки и развития инноваций, которые только существовали в мире, но чего-то главного так и не происходило. Инициативы в этой области никогда не были предметом серьезного структурного анализа. Но и без него было очевидно, что правильные процедуры, грамотные законы и солидные вливания из бюджета не приближают технологический апгрейд российской экономики. Институциональная модель не работала, не работала и модель принуждения к инновациям. По приказу из Кремля в крупных российских компаниях и корпорациях разработали свои десятилетние программы развития инноваций с общим бюджетом в 100 млрд руб. Каждый регион обладал своей программой поддержки инноваций. При этом весь российский корпоративный сектор тратил на разработку и внедрение новых технологий в два раза меньше, чем одна компания Volkswagen[22].

Из 162 тыс. заявок на получение международных патентов, поданных в 2010 г., на Россию пришлось всего 565[23]. Из них только пять подарили миру 22 крупные российские компании с государственным участием, которые считались локомотивами российской экономики[24].

«Невосприимчивость бизнеса к инновациям, низкий приоритет инновационной деятельности в стратегиях компаний, — констатировали эксперты Министерства экономического развития. — Сектор генерации знаний и созданная инновационная инфраструктура фактически работают вхолостую либо в интересах зарубежных компаний, коммерциализирующих российские разработки»[25].

В этой ситуации можно было бы пойти по пути улучшения государственных институтов, предпринимательского климата в стране. Но это слишком долгий путь. Намного эффективнее показалась идея поуправлять инновационным рывком, что называется, в «ручном режиме». Если большая часть страны противится инновациям, нужно не менять страну, а попробовать построить рядом с ней новую.

Идея так называемой опричнины при Медведеве, как принято считать, родилась в среде политологов и экспертов, близких к администрации президента. В октябре 2009 г. в Институте национальной стратегии презентовали доклад «Модернизация России как построение нового государства»[26]. По мнению авторов, невозможно внедрять инновации в стране, где разрушаются важнейшие системы социализации: средняя и высшая школы, армия, наука, культура, правоохранительная система, социальное обеспечение. Где разлагается государственный аппарат, распадается и дичает само общество, где правит бал тотальная коррупция, разрушается промышленность. «Общество постмодерна» должно быть уничтожено, необходимо снова создать «общество модерна». То есть решить проблему общественной среды, способной к воспроизводству, внедрению и использованию технологий. По сути дела — создать новое государство и новую элиту, консолидировать распавшееся общество на здоровых началах.

Эксперты полагали, что нынешние государство и правящий истеблишмент складывались как мародерские структуры по утилизации и «распилу» советского наследства. Они не в состоянии измениться сами, поэтому необходимо создать президентскую вертикаль модернизации — параллельную структуру власти. Она должна состоять из чрезвычайных органов управления для решения неотложных проблем, таких как беспризорность, организованная преступность, и «стратегических штабов» по разработке перспективных программ (новая образовательная модель, концепция военного строительства, альтернативная урбанизация и т. д.).

Мысль экспертов была понятной — если не получается реформировать сложившуюся вертикаль власти, надо попробовать создать некую параллельную систему, а потом посмотреть, что с этим делать.

Правда, идея строительства альтернативной вертикали в масштабах страны представлялась иллюзорной. Прежде всего потому, что Дмитрий Медведев в силу политических причин был ограничен в действиях, которые он мог совершать в экономике. Требовалось довольно изящное решение, которое не вторгалось бы в сферу полномочий премьер-министра России Владимира Путина.

Президенту Медведеву очень нужен был проект, который бы смог наглядно продемонстрировать возможности модернизации, как должно выглядеть преображение страны на практике. Нужен был проект, который принес бы результат, был быстрым, наглядным и красивым. Город, который изменит Будущее, Инновационный Потешный полк, Технологический Кукуй, где можно было бы попробовать выстроить некую идеальную модель новой экономики, подходил для этого как нельзя лучше.

Говорят, что проект Города, который изменит Будущее, с самого начала лоббировал Анатолий Чубайс, что могущественного чиновника, кроме всего прочего, привлекала в этом проекте возможность включить в сферу своего влияния программу развития технопарков, предложив этой идее новое прочтение. Говорят, что во многом благодаря усилиям Анатолия Чубайса идея создания «Территориально обособленного комплекса для развития исследований и разработок и коммерциализации их результатов» попала в текст ежегодного послания Президента Дмитрия Медведева Федеральному собранию.

Двенадцатого ноября 2009 года в Кремле Дмитрий Медведев заявил буквально следующее: «…надо завершить разработку предложений по созданию в России мощного центра исследований и разработок, который был бы сфокусирован на поддержку всех приоритетных направлений, именно всех направлений. Речь идет о создании современного технологического центра, если хотите, по примеру Силиконовой долины и других подобных зарубежных центров»[27].

Идея проекта озвучена. Начало положено. Во исполнение послания распоряжением президента № 889-рп от 31 декабря 2009 г. была создана рабочая группа.

«Было довольно смутное представление о том, что это должно быть, — вспоминал один из экспертов, участвовавших в подготовке проекта. — Было понятно, что появлению инновационной среды мешает давление государственного аппарата. Было понимание, что надо попробовать дать определенную свободу действий и убрать бюрократические препоны. Об этом, в принципе, просили все, кто был связан с НИОКР и коммерциализацией научных разработок.

На повестке дня был главный вопрос — какие инструменты нужно применить, чтобы эту свободу обеспечить».

Рабочую группу возглавил Владислав Сурков. В нее вошли помощник президента Аркадий Дворкович, Анатолий Чубайс, Герман Греф, губернатор Московской области Борис Громов, представители ключевых министерств. Кроме этого, для работы над проектом пригласили иностранных специалистов: Эстер Дайсон, Свен-Тора Холма и Доминика Фаша.

Привлечение иностранцев было связано с еще одним базовым предположением: проект должен быть международным, открытым, в него придется вовлекать большое количество иностранных участников. Но было мало конкретики, иностранцев в рабочую группу приглашали по принципу «кто кого знает». Известный американский венчурный инвестор Эстер Дайсон была крестной матерью российского IT-рынка. Свен-Тор Холм создавал первый шведский технопарк Ideon Science Park, а позже руководил шведским Фондом по передаче технологий. Доминик Фаш в свое время принимал участие в создании французского научного парка Sophia Antipolis, работал генеральным директором российской энергетической компании «Энел-ОГК-5» и был приглашен по инициативе Анатолия Чубайса. Организационно-техническим обеспечением деятельности рабочей группы должна была заниматься компания РОСНАНО.

Впрочем, этого не потребовалось. Рабочая группа так ни разу и не собралась.

После того как в январе 2010 г. главные российские чиновники посетили Бостон, многие вопросы о том, каким может быть Город, который изменит Будущее, отпали. Из Америки они привезли понимание, что надо попробовать построить то, чего в России еще не было, — площадку с полноценной инновационной экосистемой. «Было очевидно, что проблема, грубо говоря, кроется в среде, — вспоминал один из участников той поездки. — Если удастся создать место, где будет существовать определенная плотность коммуникации, взаимодействия, кооперация людей, занимающихся инновациями, и бизнесменов, где будет особая культура взаимного доверия, тогда, может, что-то и получится».

Что же такое полноценная инновационная экосистема, на которую чиновникам открыли в глаза в MIT?

«Бостонский инновационный центр „Шоссе 128“, не такой раскрученный и менее распиаренный, чем Кремниевая долина, ментально ближе к России, — объяснял один из экспертов, знакомых с ситуацией. — Прежде всего, благодаря своей направленности на „тяжелые“, инерционные, наукоемкие технологии.

Бостон проиграл конкурентную борьбу Кремниевой долине в области IT, но сумел стал мировым лидером в новой энергетике и биотехнологиях».

Компании Кремниевой долины первые несколько десятилетий развивались благодаря государственным заказам. Венчурный капитал в Калифорнии смог подняться тоже во многом благодаря государственному участию — частные инвестиционные компании, участвовавшие в государственной программе SBIS, имели возможность получать от Администрации малого бизнеса США гарантированные десятилетние займы. На то, чтобы Кремниевая долина смогла начать регенерировать себя «изнутри», ушло полвека. Все опыты построения аналогов Кремниевой долины в мире, которые предпринимались государственными чиновниками, восхищенными ее успехом, терпели неудачу. «Кремниевая теснина» в Шотландии, «Кремниевое побережье» в Норвегии, «Кремниевый польдер» в Голландии, «Долина Билликан» в Австралии, «Кремниевая кашба» в Турции и многие другие «клоны» инновационного калифорнийского оазиса не оправдали возложенных на них надежд.

В России на тот момент на технологии не было ни госзаказа, ни заказов от бизнеса, не было ни рынка венчурных инвестиций, ни эффективной программы, подобной SBIS, которая бы могла этот рынок поднять. И самое главное — у России не было пятидесяти лет, чтобы дожидаться, пока инновационная система начнет регенерировать себя снизу. России нужен был управляемый инновационный рывок.

В этой связи алгоритм развития «Шоссе 128» казался более понятным. Эффективность «бостонского кластера» во многом определялась активностью Массачусетского технологического института, его предпринимательскими инициативами. В Бостоне прослеживалась более понятная, чем в Калифорнии, схема взаимодействия между участниками инновационного процесса. На эту модель казалось возможным опереться и репродуцировать в России.

Ядром «бостонского варианта» инновационной экосистемы является MIT, отвечающий самым передовым мировым стандартам. Институт «заточен» под прикладные исследования с перспективой их коммерческого использования. В нем созданы все условия для разработок: современное оборудование, лаборатории, где можно изготовить и испытать прототипы приборов и устройств. При институте созданы структуры, занимающиеся коммерциализацией научных разработок. Например, в MIT эту функцию уже много лет выполняет Technology Licensing Office — отделение института, руководит которым вице-президент MIT по исследованиям и разработкам. Задача TLO — привлекать внешнее инвестирование в патенты MIT для создания соответствующих компаний и участия в их уставном капитале. Офис помогает ученым защищать свои права на интеллектуальную собственность и передавать бизнесу лицензии на разработанные ими технологии. Сами изобретатели получают треть дохода от коммерциализации разработки после вычета 15 % административного взноса и невозмещаемых патентных расходов. Вторая треть уходит MIT, еще одна полагается кафедре, на которой трудится ученый. TLO имеет собственный бюджет на исследования, он составляет 1,2 млн долл. в год. В MIT много лет работает служба менторов Venture Mentoring Sеrvice, готовая поддержать любого аспиранта, профессора или начинающего бизнесмена, задумавшего новый стартап.

Инновационная экосистема невозможна без инициативы крупных капиталистов, заинтересованных в развитии технологий. Например, на создание Центра технологических инноваций MIT Deshpande Center венчурные предприниматели Джаяшри и Гурурая Дешпанде не пожалели своих 17,5 млн долл. Основанный в 2002 г. в рамках инженерного факультета MIT, Deshpande Center предоставляет финансовую поддержку ученым, которые предлагают коммерчески перспективные идеи.

Инновационная экосистема предполагает большой приток так называемых умных денег. Здесь должны себя комфортно чувствовать бизнес-ангелы, венчурные фонды. В инновационную экосистему необходимо включить и крупные компании, которые являются потребителями инноваций.

Рядом с учебными и лабораторными корпусами МГГ и Гарвардского университета соседствуют офисы компаний-гигантов и небольших фирм, что хорошо и для тех, и для других. «Малыши» получают информацию с рынков от крупных фирм, а те в свою очередь — доступ к новым технологиям, разработанным небольшими компаниями.

Инновационную экосистему трудно представить без государственной поддержки. В США поддержкой перспективных разработок занимается целый ряд правительственных агентств: Национальный институт здравоохранения, Национальный научный фонд, Национальный институт стандартов и технологий, Агентство передовых оборонных исследовательских проектов, Агентство перспективных исследовательских проектов в области энергетики. Вновь создаваемые технологические компании могут рассчитывать на гранты от Инновационной исследовательской программы для малого бизнеса и Программы технологических инноваций.

Инновационная экосистема предполагает здоровый «дух предпринимательства и наживы», которыми, в частности, так знамениты окрестности MIT. Профессор Лорэн Грэм описывал эту заряженность на успех следующим образом: «Если я спрошу у студента MIT, чем он хочет заниматься в будущем, то, скорее всего, получу такой ответ: „Хочу основать компанию, и даже если не смогу сделать ее величайшей технологической компанией в мире, то продам ее кому-то еще, например GE или IBM, и начну новый стартап“[28].» На поддержание этой атмосферы в MIT работает порядка 30 учебных курсов по развитию предпринимательства, студенческие бизнес-клубы.

Посетившим Америку российским чиновникам, конечно же, захотелось, чтобы в России появилось место, где все было так же «кучеряво», как в Бостоне. С нобелевскими лауреатами, гиками, бизнес-ангелами и венчурными фондами на фоне современных экстерьеров. Возможность появления такого места завораживала, как может завораживать возможность контакта с внеземным разумом.

И в то же время возможность появления такого места в России с ее коррумпированными чиновниками, неработающей судебной системой, разгулом силовиков, всеобщим неверием в благие устремления власти казалась абсурдом.

Ведь мало было просто напрячься, приструнить чиновников, «нагнуть» большой бизнес и «отпиарить» проект, как в случае с Олимпиадой в Сочи. Чтобы у нас получилось как в Бостоне, пусть даже в микроскопическом масштабе, нужно совершить революцию на отдельно выделенной территории. Это требовало прямо противоположной управленческой парадигмы — поставить на место налоговых инспекторов и прочих оперуполномоченных и по-настоящему заинтересовать в развитии этого проекта российский и зарубежный бизнес.

Знаменитый американский ученый Стивен Хокинг советовал коллегам-ученым не слишком усердствовать в поисках контакта с внеземным разумом. По мнению астрофизика, если кто и прилетит из глубин космоса, привлеченный призывом с Земли, то совсем не для того, чтобы сделать нас счастливыми, а чтобы до основания разрушить привычное нам течение жизни.

Проект Города, который изменит Будущее, требовал, пусть и в качестве эксперимента, подрыва устоев на отдельно взятой территории. Чем мог закончиться этот «замах» для главных российских чиновников, в то время можно было только предполагать. Тем не менее они были полны решимости попробовать.

Примерно через две недели после семинара в MIT, в феврале 2010 г., руководитель рабочей группы Владислав Сурков выступил в газете «Ведомости» с программным интервью[29]. Текст беседы был опубликован под заголовком «Чудо возможно». Первый заместитель главы Администрации Президента России назвал основной причиной, по которой в стране до сих пор не смог возникнуть инновационный сектор, «отсутствие квалифицированного спроса на новые технологии» и пообещал, что государство отныне будет заниматься его формированием. «Почти вручную, к сожалению», — пояснил чиновник. На базе формирования такого спроса, по словам Владислава Суркова, возможна «реинтеграция бюрократии и бизнеса».

Владислав Сурков предупредил, что «чудотворцев среди чиновников и бизнесменов нет, но мы вместе должны создать обстоятельства, при которых чудо возможно».

Отвечая на вопрос «Что же это за обстоятельства, каковы начальные условия для возникновения инновационного чуда?», Сурков назвал десять из них:

1 Дерзость. Вера и воля.

2 Спрос. А значит, и деньги. В нашем случае — со стороны крупных государственных и частных компаний, представляющих «традиционные», «консервативные» отрасли, в которых всегда есть место инновационному «подвигу».

3 Вузы, академические институты. Приобретение новейшего опытного оборудования. Знания наших ученых, инженеров, студентов.

4 Обязательно — зарубежные вузы, ученые, инженеры, преподаватели, компании.

5 Повышение плотности высокоинтеллектуального населения. Сбор лучших из лучших в одном месте.

6 Сверхсовременные архитектура и дизайн. Бытовой комфорт.

7 Абсолютная безопасность и открытость.

8 Особый налоговый режим. Снисходительность надзирающих органов — хотя бы на время. Немного беспорядка. Творческого, разумеется.

9 Деньги снова. Софинансирование со стороны государства (в частности, институтов развития). В том числе на безвозмездной основе.

10 Очень важно — первая история успеха. Первый миллиард рублей, долларов, евро, заработанный на технологическом преобразовании традиционных отраслей либо на создании новой отрасли. Тогда дело пойдет так, что его уже будет не остановить.

Так проект Города, который изменит Будущее, приобрел свои пока еще смутные очертания. Теперь предстояло решить два важных вопроса. Во-первых, определиться, в какой точке необъятной России начнется великая инновационная революция, и во-вторых, подобрать команду особых людей, способных решить столь нетривиальную задачу.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.