Начало кризиса

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Начало кризиса

Момент Мински в Америке был не совсем моментом, а процессом, тянувшимся больше двух лет, причем ближе к концу скорость его резко возросла. Во-первых, готов был лопнуть огромный мыльный пузырь на рынке недвижимости времен президентства Буша-младшего. Постепенно потери на финансовых инструментах, обеспеченных ипотекой, начали сказываться на финансовых же институтах. Затем ситуация достигла критической точки, и крах «Lehman Brothers» стал началом общего обвала теневой банковской системы. В это время нужно было предпринимать смелые, решительные действия, а не просто тушить пожар, но их не последовало.

К лету 2005 года цены на дома в «песчаных» штатах — Флориде, Аризоне, Неваде и Калифорнии — поднялись по сравнению с началом десятилетия на 150 %. В других штатах рост цен был меньше, но по всей стране явно наблюдался бум на рынке недвижимости со всеми признаками классического мыльного пузыря — верой, что цены никогда не упадут, наплывом покупателей, стремившихся успеть до очередного повышения цен, многочисленными спекуляциями. На телевидении появилось даже реалити-шоу под названием «Отремонтируй и продай» («Flip This House»). Однако пузырь есть пузырь. В большинстве городов цены еще росли, но продажа дома происходила гораздо медленнее, чем раньше.

Согласно индексу Кейса-Шиллера [29], общенациональный пик цен на жилье пришелся на весну 2006-го. В последующие годы широко распространенное убеждение, что стоимость домов никогда не снизится, было решительно опровергнуто. Самое сильное снижение цен отмечалось в городах, где во время ажиотажа на рынке недвижимости рост был наибольшим: около 50 % в Майами, почти 50 % в Лас-Вегасе.

Немного удивляет тот факт, что лопнувший мыльный пузырь на рынке недвижимости не привел к немедленной рецессии. Темпы возведения новых домов резко сократились, но какое-то время спад в строительной отрасли компенсировался ростом экспорта — результат слабого доллара, который делал продукцию США конкурентной, снижая затраты. Впрочем, к лету 2007 года трудности на рынке жилья вылились в неприятности для банков, которые стали нести серьезные потери на обеспеченных закладными ценных бумагах — финансовых инструментах, созданных на основе платежных требований из пула закладных, причем часть требований относилась к преимущественным, то есть обладала приоритетным правом на поступающие деньги.

Эти преимущественные требования считались наименее рискованными. И действительно, какова вероятность, что очень многие люди одновременно не смогут выплачивать ипотеку? На самом деле довольно большая — в ситуации, когда дома стоили на 30, 40, 50 % меньше, чем уплатили за них заемщики. Таким образом, большой объем надежных активов, которым агентствами «Standard & Poor’s» или «Moody’s» был присвоен рейтинг AAA, превратился в «токсичный мусор», стоивший во много раз меньше номинала. Часть этого «мусора» сбыли доверчивым покупателям, например фонду пенсионного обеспечения учителей во Флориде, но большая часть осталась в финансовой системе, купленная банками, прозрачными и теневыми. А поскольку уровень левериджа у тех и у других был очень высоким, даже небольшие потери поставили под вопрос выживание многих финансовых институтов.

Насколько серьезна ситуация, стало ясно 9 августа 2007 года, когда французский инвестиционный банк «BNP Paribas» объявил инвесторам двух своих фондов, что они больше не могут забрать деньги, потому что рынки этих активов практически закрылись. Начался кредитный кризис: испугавшись возможных потерь, банки перестали субсидировать друг друга. В конце 2007 года суммарное воздействие спада в строительной отрасли и уменьшения потребительских расходов по мере снижения цен на жилье, а также кредитного кризиса привело к тому, что американская экономика вышла на вираж рецессии.

Тем не менее сначала это не было крутым пике, и еще в конце сентября 2008 года сохранялась надежда, что спад не окажется таким уж глубоким. Многие даже отрицали, что Америка стоит на пороге экономического кризиса. Помните бывшего сенатора Фила Грэмма, который способствовал отмене закона Гласса-Стиголла, а затем перешел на работу в финансовый сектор? В 2008-м он был советником кандидата в президенты от Республиканской партии Джона Маккейна, и в июле того же года заявил, что наша рецессия не настоящая, а существует только в мозгах обывателей. «Похоже, мы превратились в нацию нытиков», — прибавил Маккейн.

На самом деле уже наблюдался явный спад, а уровень безработицы вырос с 4,7 до 5,8 %, хотя настоящий кошмар был еще впереди. Экономика вошла в пике только после краха «Lehman Brothers» 15 сентября 2008 года.

Почему же разорение одного — среднего по размерам — инвестиционного банка принесло столько бед? Дело в том, что крах «Lehman Brothers» вызвал обвал теневого банковского сектора, в особенности той формы непрозрачных операций, которые называются «репо». В главе 4 я упоминал, что репо представляет собой систему, когда игроки финансового рынка, подобные «Lehman Brothers», занимают деньги на очень короткое время — нередко всего на одну ночь — у других игроков, используя в качестве залога такие активы, как обеспеченные закладными ценные бумаги. Это одна из разновидностей банковской деятельности, поскольку участники рынка вроде «Lehman Brothers» имели и долгосрочные активы (те же самые обеспеченные закладными ценные бумаги), и краткосрочные обязательства (репо). Фирмы, которые можно сравнить с «Lehman Brothers», не были связаны почти никакими ограничениями, то есть обычно занимали столько, сколько могли занять, и их долг почти достигал величины активов. Чтобы они начали тонуть, достаточно было лишь плохих новостей (скажем, резкого падения стоимости обеспеченных закладными ценных бумаг).

Короче говоря, операции репо оказались очень уязвимыми перед той версией массового изъятия банковских вкладов, которая стала характерной для XXI века. Именно это и произошло осенью 2008 года. Кредиторы, прежде с готовностью выдававшие ссуды таким заемщикам, как «Lehman Brothers», больше не верили обещаниям контрагентов выкупить временно проданные ценные бумаги и стали требовать новых гарантий, как правило в виде обеспечения дополнительных активов. Между тем активы инвестиционных банков были ограниченны, что означало следующее: они уже не могут удовлетворить свои потребности в деньгах с помощью кредитов. Тогда инвестиционные банки принялись поспешно продавать активы, что еще сильнее опустило цены и вынудило кредиторов требовать более весомых гарантий.

Через несколько дней после краха «Lehman Brothers» эта современная версия массового изъятия вкладов вызвала хаос не только в финансовой системе, но и в финансировании реального сектора. Самые надежные заемщики — правительство США и крупные корпорации с солидным чистым доходом — все еще могли занимать под низкие проценты, но заемщики, которые выглядели даже чуть менее надежными, либо не получали кредиты, либо были вынуждены платить по ним очень высокие проценты. На графике внизу показана прибыль от «высокодоходных» корпоративных облигаций, или «токсичного мусора», ставка по которым до кризиса не превышала 8 %. После краха «Lehman Brothers» она взлетела до 23 %.

Эффект «Lehman Brothers»: высокодоходные корпоративные облигации

Ставки процентов на все активы, кроме самых надежных, после краха «Lehman Brothers» 15 сентября 2008 года резко пошли вверх, способствуя вхождению экономики в крутое пике.

Источник: Федеральный резервный банк Сент-Луиса.

Перспектива полной несостоятельности финансовой системы заставила государственных деятелей сосредоточиться на происходящем, и, когда пришла пора спасать банки, они действовали эффективно и решительно.

ФРС выдала банкам и другим финансовым структурам огромные кредиты, чтобы они не испытывали недостатка в наличных деньгах. Кроме того, были введены разнообразные договоры ссуды, позволившие заткнуть ресурсные дыры, образовавшиеся из-за проблем у банков. После двух попыток администрация Буша провела в конгрессе программу по спасению проблемных активов, в соответствии с которой создавался фонд помощи в объеме 700 миллиардов долларов, использовавшийся в основном для выкупа закладных у банков, что повышало их капитализацию.

Такой метод финансовой помощи подвергался серьезной критике. Банки действительно нужно было спасать, но правительству следовало настоять на более жестких условиях, потребовав за срочную помощь больший процент. В то время я призывал администрацию президента Обамы ввести в «Citigroup» и, возможно, еще нескольких банках внешнее управление, но не для того, чтобы управлять ими в долгосрочном плане, а для того, чтобы налогоплательщики получили полную компенсацию, когда — и если! — банки восстановятся благодаря помощи государства. В противном случае правительство, в сущности, выдаст огромную субсидию акционерам, которые при любом исходе ничего не теряют.

Несмотря на то что финансовая помощь проводилась на слишком щедрых условиях, в целом она принесла пользу. Крупные учреждения были спасены, доверие инвесторов восстановлено, и к весне 2009 года финансовые рынки более или менее вернулись на исходные позиции, когда большинство заемщиков, хотя и не все, снова могли получить ссуду под вполне приемлемые проценты.

К сожалению, этого оказалось мало. Без хорошо отлаженной системы финансов невозможно обеспечить процветание. Стабилизация этой системы является необходимым, но не достаточным условием. В чем Америка действительно нуждалась, так это в плане спасения реальной экономики, производства и рынка труда — таком же эффективном и адекватном стоящей задаче, как план спасения финансов. Но Америке не удалось даже приблизиться к достижению этой цели.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.