Начало краха

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Начало краха

Ставки ГКО/ОФЗ 3 августа повысились еще на 4 – 5 процентных пунктов, хотя плохих новостей вроде бы и не было. Наоборот, скорее даже отмечались положительные моменты: проявил готовность оказать помощь Фишер, правительство приняло ряд важных постановлений и т. п. Рынок, судя по всему, ожидал, что до осени Россия почти наверняка как-то доживет, а потом опять настанут тяжелые времена. При сохранении тенденций правительству неизбежно пришлось бы либо выпустить новые ценные бумаги с завышенной из-за неблагоприятной конъюнктуры доходностью, либо искать другой источник финансирования.

Инвесторы в те дни хотели в первую очередь иметь точную информацию о планируемом движении денежных потоков в казне и о возможных источниках дополнительного финансирования. К ним, как и раньше, относились доходы от приватизации, но помимо этого рынки в тот конкретный момент всерьез восприняли бы только крупный займ под эгидой G7 или солидный кредитный пакет от коммерческих банков.

4 августа из всех сотрудников московского офиса я единственный оставался на месте. Мой заместитель Альфред Каммер уехал на месяц в отпуск, а назначенный ответственным за фискальное направление Джонатан Андерсон должен был приехать из Китая только в сентябре. К тому же, в этот день рано утром после долгой бессонной ночи я стал отцом. Молодая мама и наш первенец Марк чувствовали себя прекрасно.

Кризис тем временем углублялся. Так, днем того же Четвертого числа Гайдар пытался в экстренном режиме уговорить бывшего председателя Федеральной резервной системы Пола Волкера прилететь 17 августа в Москву для обсуждения с правительством и ЦБ мер по предотвращению ожидавшегося в начале осени кризиса. Вьюгин лихорадочно искал источники новых денежных ресурсов, а дела с доходной частью бюджета, по последней информации, шли из рук вон плохо. Предпринять эффективные действия против неплательщиков налогов не удавалось, к тому же пришлось вступить в навязанный «Газпромом» спор по поводу его платежей, оставался проблемой контроль за налоговой дисциплиной нефтяников.

Пару дней спустя Вьюгин на встрече с финансовыми аналитиками представил план движения бюджетных средств; Минфин, хотя и с опозданием, начал снабжать инвесторов более полной информацией. Однако наблюдатели были единодушны во мнении, что в рамках рефинансирования госдолга правительство не сумеет привлечь у нерезидентов даже запланированные как целевой показатель на 1 октября 9 млрд долларов, особенно по запланированной доходности ГКО в районе 50 – 55%.

Неделей раньше прошла еще одна представительная встреча высоких чиновников с банкирами (мало чем отличавшаяся от первой в плане эффективности воздействия на общественное мнение). Но, несмотря на эту встречу, а также на тот факт, что теперь у правительства имелся хоть какой-то прогноз движения денег до конца года, инвесторы по-прежнему опасались заводить на рынок новые деньги или даже просто реинвестировать доходы от уже погашенных госбумаг на вторичном рынке (около 75% средств, выплаченных в счет погашения облигаций 5 августа, уже было решено репатриировать). На решение Совета директоров Всемирного банка осуществить очередной платеж в рамках кредита SAL-2 (6 августа) рынки вообще никак не отреагировали. Создавалось впечатление, что они были готовы принимать в расчет только плохие новости.

К концу первой недели августа положение на рынках было еще хуже, чем в конце июня, накануне объявления о «Большом» пакете помощи. В Лондоне бывший советский долг торговался на крайне низком уровне, а доходность ГКО/ОФЗ колебалась в районе 80 – 90%.

На рынке заговорили о двух новых причинах для беспокойства.

Во-первых, российские банки избавлялись от своих валютных активов, и это должно было отрицательно сказываться на их и без того низкой ликвидности. Уже само по себе плохо было то, что в прессе могли появиться сообщения о разорении банков, но помимо этого могли возникнуть и дополнительные трудности для бюджета – в случае, если бы потребовалась экстренная помощь со стороны Центрального банка.

Во-вторых, сложилось четкое понимание, что в ближайшие месяцы рефинансировать госдолг на рынке ГКО не удастся, невзирая даже на высокие – двузначные – показатели доходности облигаций. На рынках снова замаячил призрак дефолта/реструктуризации.

Считалось, что вывести Россию из кризиса сможет только сообщение о появлении нового источника финансирования [187] . Всего неделей раньше некоторые инвесторы считали, что для покрытия краткосрочных обязательств перед нерезидентами хватит 8 – 10 млрд долларов, а теперь рынок рассчитывал уже на 20 млрд долларов (причем выделенных целевым назначением для погашения всех оставшихся ГКО до конца 1998 года).

Участники рынка указывали, что такой пакет резервного финансирования придал бы рынку сильнейший импульс и все смогли бы опять ориентироваться на экономические показатели, а не прислушиваться к своим внутренним сомнениям и плохим предчувствиям. Однако эти пожелания были крайне далеки от реальности, во всяком случае в плане получения помощи от G7, хотя бы даже и через МВФ. Вероятность того, что Россию опять «спасут», выручат большим кредитом, была крайне малой.

И все же большинство участников рынка почему-то были уверены, что такой пакет помощи готовится. Они исходили из недавних событий в Азии и, к тому же, считали, что в России слишком многое поставлено на карту. Запад, и в первую очередь США, считали они, не допустят краха в России: экономическая и социальная дестабилизация такой огромной и значимой страны была бы чревата слишком серьезными последствиями.

В «Большой семерке» озабоченность ситуацией разделяли и, чтобы не дестабилизировать рынки, тщательно избегали любых публичных заявлений, отрицающих возможность дальнейшей финансовой помощи. Но при этом политической поддержки, необходимой для одобрения финансового пакета, все равно явно не хватало. Кредит доверия, которым до того пользовалась российская сторона, был исчерпан.

При этом крупный пакет финансовой помощи из коммерческих источников в какой-то момент действительно обсуждался. В начале августа Минфин и ЦБ рассмотрели ряд предложений и вынуждены были все их отклонить по причине высокой стоимости ресурсов. Хорошо информированные инвесторы, тем не менее, считали, что властям придется вернуться к этим предложениям, поскольку при рублевой ставке 60 – 90% долларовые займы под 18 – 20% уже не будут казаться такими дорогими. Опасались только того, что времени может уже не хватить. И потому оглядывались на выход.

От той первой августовской недели сохранилось ощущение некой нереальности. Не только потому, что я осваивался в новой для меня роли отца, но и потому что казалось, что до настоящего кризиса еще очень далеко. В те дни практически все, даже те, кто пристально следил за уходом инвесторов, были уверены: развязка случится самое раннее в сентябре. Не будучи более членом правительства, Чубайс уехал в отпуск в Ирландию; Дубинин отдыхал в Италии; Камдессю отправился домой в Байонну, а Фишер (вооружившись, однако, мобильным телефоном) взял курс на греческие острова.

В ту же неделю на российские банки посыпались требования от западных кредиторов внести дополнительное обеспечение по предоставленным займам в связи с обесценением залогов – евробондов и рублевых госбумаг. Таким образом, во всю силу дали о себе знать последствия июльской конвертации ГКО в еврооблигации: котировки последних рухнули после того, как на и без того нервном рынке появились новые бумаги. Стоит учесть, что к тому времени (к 30 июля) агентство Reuters выпустило подробный отчет о возможном кредитном кризисе в российской банковской системе, и, по сообщениям трейдеров, российские компании и банки спешно закрывали рыночные позиции, чтобы погасить крупные иностранные кредиты. Сообщалось, например, что СБС-Агро и Инкомбанк, пытаясь избежать дефолта, продали свои портфели ГКО с большим убытком.

На рынке признавали, что дефолт некоторых банков был неизбежен. И, что еще хуже, из-за вынужденного закрытия рублевых и валютных позиций рынок становился непривлекательным для новых инвесторов. Ввиду полного отстутствия информации об открытых краткосрочных валютных позициях банков ни ЦБ, ни МВФ не предпринимали никаких превентивных мер, помимо стандартных процедур в отношении проблемных банков с учетом недавнего опыта обанкротившегося Токобанка [188] .

Данный текст является ознакомительным фрагментом.