Уроки финансового кризиса 1998 года

Уроки финансового кризиса 1998 года

Как отмечалось в главе 1, август 1998 года как бы обозначил водораздел в новейшей экономической истории России. Этот кризис стал намного более значимым событием, чем даже знаменитый «черный вторник» 19 октября 1994 года. Случившийся тогда обвал рубля послужил последним предупреждением Кремлю, что откладывать макроэкономическую стабилизацию больше нельзя. Однако принятые затем меры оказались слишком робкими и сами по себе не могли дать нужного эффекта. К тому же, совпавшие по времени благоприятные внешние условия породили у властей определенную беспечность. Так что август 1998 года стал своего рода катарсисом, и хочется надеяться, что его уроки запомнятся надолго.

В главе 5 я постарался объяснить, почему этот кризис не был неизбежным. Начавшееся в конце 1997 года вслед за азиатским кризисом снижение цен на нефть коренным образом нарушило налогово-бюджетный баланс, и правительству пришлось в авральном порядке искать, чем заткнуть финансовые дыры.

Но в то же время следует признать, что у властей неоднократно возникала возможность отойти от края пропасти [296] . К сожалению, воспользоваться ею так и не удалось из-за вечных внутриполитических распрей. С учетом всего, что мы знаем сегодня, даже назначение правительства Кириенко в апреле 1998 года случилось слишком поздно, когда уже ничего нельзя было изменить.

С сегодняшней точки зрения российский кризис 1998 года можно рассматривать как прообраз беспокоящей всех угрозы массового бегства с рынков в ситуации, когда обычные затруднения с ликвидностью вдруг перерастают в полную неплатежеспособность.

Как не было тогда, так нет и по сей день международно признанного механизма, который позволял бы смягчать негативные эффекты, сопровождающие кризис доверия, и одновременно в установленном порядке решать все вытекающие финансовые вопросы. Тем не менее очевидно, что подобный механизм требуется. В свое время МВФ предлагал в качестве первого шага в этом направлении создать Механизм решений по суверенным долгам [297] , и это предложение поддержали 70 государств – членов фонда, но в апреле 2003 года оно было отложено из-за возражений США.

На примере кризиса 1998 года также хорошо видно, каким образом МВФ превратился в одно из главных действующих лиц в российской экономической политике. В тот момент взаимодействие России с фондом было самым интенсивным, и, даже когда выделение средств уже больше не планировалось, российские власти продолжали обращаться к фонду за советами и моральной поддержкой.

Вьюгин правильно отмечал, что, в принципе, более подходящим учреждением для оказания России помощи в ее переходе к рыночной экономике был бы Всемирный банк. Хотя в то же время, поскольку для ВБ как банка в первую очередь важны его рейтинг и качество кредитного портфеля, МВФ, с точки зрения Вьюгина, был все-таки больше приспособлен для работы в политически напряженных условиях. И хотя на фонд легла ведущая роль в деле оказания помощи России в процессе ее экономической трансформации, реальный эффект от его участия получился только побочный (хотя кумулятивно, возможно, и не такой уж незначительный). Объясняется это кажущееся противоречие слабой и неэффективной правительственной политикой. Опять же, как правильно подчеркивал Вьюгин, МВФ может быть эффективным ровно настолько, насколько эффективно правительство, осуществляющее на практике рекомендованную фондом экономическую программу.

В отличие от опыта работы в большинстве других стран, в России при подготовке совместных с МВФ программ крупных разногласий по поводу политики почти не возникало. А вот на практике программы исполнялись очень редко. Почему же при таком очевидном пренебрежении России к исполнению принятых на себя обязательств фонд, тем не менее, упорно принимал одну программу за другой? Этот факт нельзя объяснить только политическим давлением со стороны «Большой семерки», тем более что и Совет директоров, и руководство, и сотрудники фонда без всякого давления были полны решимости добиваться в России изменений к лучшему. И можно только благодарить судьбу за то, что попробовать альтернативные варианты в 1996 – 1998 гг. не довелось. Руководители фонда опасались, что, если бросить Россию на произвол судьбы, возможны негативные последствия для мировой финансовой системы, и отдавали себе отчет в том, что в любом случае государства – члены МВФ такое решение осудят. За это МВФ заслуживает одновременно и критики, и понимания.

Между Москвой и Вашингтоном тогда постоянно курсировали миссии фонда, и могло сложиться поверхностное впечатление, что согласия между МВФ и Россией слишком часто не хватает. На самом деле это не так. Между фондом и российскими властями шел постоянный диалог, МВФ предлагал технические и политические рекомендации по широкому кругу экономических вопросов. И, несмотря на изменчивые экономические и даже политические обстоятельства, этот диалог продолжается по сей день.

Фонд действительно нередко имел критическое мнение о действиях российских властей (причем бесспорно то, что упущенных возможностей у них всегда было с избытком), но в то же время признавал, что Россия многого добилась в деле интеграции в глобальную экономику. Конечно, задача оказалась гораздо труднее, чем казалось вначале. Но в то же время впечатляет, насколько уверенно победили сторонники низкой инфляции и свободной рыночной экономики в споре о том, как обеспечить устойчивый рост и развитие.

Может быть, это прозвучит банально, но я считаю, что cамоотверженная работа сотрудников МВФ и их российских коллег в правительстве позволила поставить на службу интересам российского народа весь необходимый комплекс применимого международного опыта.

У меня нет сомнений, что проделанная фондом в России работа пошла на пользу и миру в целом. И Стэн Фишер не слишком преувеличил, когда однажды сказал мне (как, не сомневаюсь, говорил и многим другим), что когда лет через пятьдесят станут писать историю ХХ века и поднимут вопрос о роли МВФ в этой истории, оценивать ее будут не по азиатскому, мексиканскому или бразильскому кризисам, а по вкладу фонда в перестройку России.

По этому поводу ставшая в 2008-м министром экономики Эльвира Набиуллина как-то заметила, что МВФ внес существенный вклад как минимум в одной области, причем абсолютно безотносительно к предоставлению денег и даже к рекомендациям, основанным на лучшем международном опыте. С ее точки зрения, МВФ оказал по-настоящему серьезное влияние на культуру управленческой работы. Он продемонстрировал новый подход к анализу проблем и поиску практических решений, и российский правящий класс не замедлил освоить эту новую культуру.