3.3. Регулирование производства: предоставление монопольных привилегий

3.3. Регулирование производства: предоставление монопольных привилегий

Вместо того чтобы вводить абсолютный запрет на производство, правительство может запретить производство и продажу некоей продукции всем, кроме определенных фирм. Эти фирмы получают от правительства право заниматься соответствующим производством, и этот тип запрета выступает как предоставление особой привилегии. Если привилегия даруется одному человеку или фирме, это монопольная привилегия, если нескольким — это квазимонополия, или олигополия. Впрочем, в обоих случаях речь идет о монополистической привилегии. Очевидно, что эта привилегия выгодна монополисту или квазимонополисту, потому что его конкуренты насильственным образом не допускаются в эту область производства. Столь же очевидно, что отстраненные от производства фирмы терпят ущерб и вынуждены работать в менее доходных и выгодных отраслях. Страдают и потребители, потому что список поставщиков нужных им товаров оказывается резко суженным. Последнее обстоятельство неблагоприятно, даже если не учитывать влияния, которое монополизм оказывает на цены.

Монополистическая привилегия и исключение конкуренции могут быть оформлены прямым правительственным решением. Однако сегодня, как правило, это осуществляется скрытым и непрямым образом, в виде наложения штрафных санкций на конкурентов, что обычно оправдывается заботой о «всеобщем благосостоянии». Но эффект монопольных привилегий всегда один и тот же, независимо от того, являются ли они прямыми или косвенными.

К свободному рынку теория монопольной цены неприложима, но в случае монопольных и квазимонопольных привилегий она совершенно уместна, потому что здесь перед нами неоспоримое различие: не иллюзорное различие между ценой «конкурентной» и «монопольной» или «монополистической», а реальное различие между ценой свободного рынка и монопольной ценой. Дело в том, что в отличие от понятия «конкурентная цена» цену сво­бодного рынка можно определить на концептуальном уровне[41]. Монополист, опирающийся на пожало­ванную привилегию, способен реализовать монопольную цену на свою продукцию (превышающую цену свободного рынка), если для него кривая спроса неэластична или сравнительно менее эластична. А на свободном рынке для любой фирмы кривая спроса эластична при цене выше рыночной; будь это иначе, у фирмы был бы стимул поднять цену и увеличить свой доход. Предоставление монопольной привилегии делает кривую потребительского спроса на продукцию фирмы менее эластичной, потому что у потребителей нет возможности обратиться к субститутам, производимым потенциальными конкурентами.

Если эластичность кривой спроса остается высокой, монополист не получит монопольного выигрыша от своей привилегии. Потребители и конкуренты будут нести потери из-за ограничений в торговле и производстве, но и монополист ничего не выиграет, потому что его цена и доход не станут выше, чем прежде. Однако, если кривая спроса стала неэластичной, он может назначить на свою продукцию монопольную цену, чтобы максимизировать прибыль. Чтобы получать более высокую цену, объем производства придется ограничить. Потребителям невыгодны ни ограничение объема производства, ни более высокая цена. Здесь ситуация иная, чем на свободном рынке, и мы не можем больше утверждать, что ограничение производства (как в случае добровольных картелей) приносит пользу потребителям, поскольку позволяет достичь точки производства наибольшей ценности [most value-productive point]; напротив, здесь потребителям причиняется ущерб, потому что свободный выбор потребителей привел бы к установлению цены свободного рынка. Принуждение со стороны государства лишило их возможности свободно покупать у всех, кто желает продавать. Иными словами, любое приближение к цене и объемам производства, соответствующим равновесию свободного рынка, выгодно потребителям, а значит, и производителям. Зато любое отклонение от цен и объемов производства, соответствующих свободному рынку, наносит ущерб потребителям. Монопольная цена, возникающая в результате предоставления монопольной привилегии, уводит от цены рыночного равновесия; в этом случае объем производства оказывается ниже, а цены выше, чем тогда, когда потребители и производители могли торговать свободно.

Мы не можем здесь использовать аргумент о том, что ограничение производства носит добровольный характер, потому что именно потребители делают свою кривую спроса неэластичной. Дело в том, что потребители целиком ответственны за свою кривую спроса только на свободном рынке; и только эта кривая спроса может расцениваться как выражение их добровольного выбора. Как только в игру вступает правительство, запрещая торговлю и предоставляя привилегии, ни о какой добровольности выбора речь идти не может. Потребители, хотят они того или нет, вынуждены покупать у монополиста.

Все эффекты, которые теоретики монополистических цен по ошибке приписали добровольным картелям, в полной мере применимы к предоставляемым государством монопольным привилегиям. Здесь имеет место ограничение производства и неоптимальное распределение факторов производства. Разумеется, неспецифичные факторы производства высвобождаются, чтобы найти применение в другом месте. Но теперь есть основания считать, что это производство даст потребителям меньшее удовлетворение, чем было бы в условиях свободного рынка. Более того, эти факторы будут получать меньший доход, чем при их альтернативном использовании.

Монопольная прибыль не может быть устойчивой, потому что прибыль преходяща, и подчиняется тенденции сходиться к единому для всей экономики уровню прибыльности. В долгосрочной перспективе монопольная прибыль оказывается вмененной какому-либо фактору. Какой фактор в данном случае монополизируется? Очевидно, что это всегда будет право на вход в отрасль. На свободном рынке это право не ограничено. Но мы говорим о ситуации, когда государство дарует особые привилегии на осуществление производства и сбыта, и только эти особые привилегии или права являются источником монопольной цены и монопольного выигрыша. Таким образом, монопольная прибыль возникает не в силу владения каким-либо фактором производства, а только благодаря предоставляемым правительством особым привилегиям. Именно этот выигрыш не исчезает со временем, как это происходит с прибылью. Он будет существовать до тех пор, пока существует монопольная привилегия и пока не изменятся оценки потребителей. Разумеется, монопольный выигрыш капитализируется и находит отражение в цене активов фирмы, так что те собственники, которые будут делать инвестиции в фирму уже после получения привилегии на монополию и ее капитализации, будут иметь в среднем такую же отдачу, как и в любой другой отрасли.

Все вышесказанное применимо к квазимонополистам в той же мере, что и к монополистам. У квазимонополистов есть конкуренты, но их число ограничено государственной привилегией. Кривая спроса на продукцию каждого квазимонополиста индивидуальна, т.е. потребители по-разному реагируют на продукт, производство которого базируется даровании привилегии. Если кривая спроса делается неэластичной, квазимонополист сможет получить монопольный выигрыш; те, у кого кривая спроса останется высокоэластичной, не получат выгоды от привилегии. Разумеется, при прочих равных условиях монополист имеет больше шансов на получение монопольной выгоды, чем квазимонополист, но получат ли они выгоду от привилегий и насколько большую — это зависит исключительно от обстоятельств.

Еще раз подчеркнем: даже когда монополист или квазимонополист не в состоянии реализовать монопольную цену, потребители все-таки остаются в проигрыше, потому что лишаются возможности покупать у наиболее эффективных производителей. Производство оказывается ограниченным, а любое ограничение объемов производства (особенно когда оно задевает самых эффективных производителей) оборачивается ростом цен для потребителя. Если же монополист или квазимонополист достигают монопольной цены, увеличивается ущерб для потребителей и искажения в структуре производства.

Поскольку публика не одобряет открытого предоставления монопольных или квазимонопольных прав, правительства изобрели множество непрямых способов наделения производителей монопольными привилегиями, а также разработали целый арсенал оправдывающих это аргументов. Но все эти способы ведут к тем же результатам, что и прямое предоставление привилегий.

Существуют следующие способы организации монополистических привилегий (монополий и квазимонополий): 1) картель, к созданию которого подталкивает государство и в который приходится входить всем отраслевым производителям; 2) навязываемые правительством виртуальные картели, как в случае квот на производство продукции в рамках сельскохозяйственной политики американского правительства; ?3) лицензии, требующие соответствия человека или фирмы установленным правительством правилам, прежде чем им будет разрешено заниматься производством, а при этом еще взимается плата, образующая барьер для входа в отрасль мелких производителей, что способствует ограничению конкуренции; 4) «стандарты качества», запрещающие производство «низкокачественных» товаров, при этом качество определяет не потребитель, а правительство; 5) пошлины и другие меры, представляющие собой штраф с производителей из других регионов; 6) иммиграционные барьеры, препятствующие проникновению на местный рынок иностранцев, которые могли бы составить конкуренцию местным рабочим и предпринимателям; 7) законы о детском труде, закрывающие доступ на рынок труда тем, кто не достиг установленного законом возраста; 8) законы о минимальной заработной плате, которые порождают безработицу для наименее производительных работников, что ограничивает конкуренцию на рынке труда; 9) законы о максимальной продолжительности рабочего времени, которые делают частично безработными тех, кто хотел бы работать больше часов в неделю, чем разрешает закон; 10) обязательное членство в профсоюзе вроде навязываемого законом Вагнера—Тафта—Хартли, что создает безработицу среди самых молодых или тех, кто имеет наименьшее влияние в своем профсоюзе; 11) всеобщая воинская обязанность, уводящая множество молодых людей с рынка труда; 12) любые виды штрафования государством каких-либо форм отраслевой или рыночной организации такие, как: антимонопольное законодательство, особые налоги на магазины, входящие в состав сетей, налог на доходы корпораций, законы, запрещающие работу в определенные дни или часы, запреты на торговлю с тележек или на продажу вразнос; 13) природоохранное законодательство, ограничивающее объемы производства; 14) патенты, закрепляющие право использования технологий за первооткрывателями и запрещающие тем, кто в дальнейшем независимо открыл тот же процесс, заниматься соответствующим производством[42]^,[43].

3.3.1. Принудительные картели

Принудительные картели имеют целью собрать всех отраслевых производителей под началом какой-либо реальной или виртуальной организации. Вместо того, чтобы запрещать фирмам заниматься их бизнесом, их вынуждают соблюдать устанавливаемые правительством квоты, определяющие максимальный объем производства. Создание таких картелей всегда сопутствует реализации государственной программы ограничения минимального уровня цен. Когда до правительства наконец доходит, что ограничение минимальных цен порождает не распроданные излишки и ставит отрасль на грань краха, оно вводит квоты, ограничивающие объем производства. Вред потребителям здесь наносится не только тем, что объем производства оказывается снижен, но и тем, что в производстве могут участвовать только назначенные государством производители. Любые методы установления квот носят произвольный характер, и со временем их искажающее воздействие на структуру производства, пытающегося адаптироваться к требованиям потребительского спроса, только возрастает. Новым эффективным фирмам не позволено обслуживать потребителей, а неэффективные фирмы остаются на плаву, потому что наличие квот на производство защищает их от конкурентов. Принудительные картели представляют собой тихую заводь, в которой неэффективные фирмы могут процветать за счет эффективных компаний и потребителей.

3.3.2. Лицензии

Хотя вопросу о лицензировании уделяется сравнительно мало внимания, лицензии — это один из самых мощных (и все активнее используемых) инструментов монополизации американской экономики. С помощью лицензий правительство целенаправленно ограничивает приток трудовых ресурсов и фирм в лицензируемую профессию или отрасль. Право работать получает только тот, кто соответствует различным требованиям. Для всех остальных вход на отраслевой или профессиональный рынок оказывается закрытым. Далее, из игры исключаются все, у кого нет денег на оплату лицензии. Крупные лицензионные сборы являются серьезным препятствием для тех, кто не располагает достаточным начальным капиталом. В некоторых штатах количество лицензий, разрешающих торговлю спиртным или предоставление услуг такси, ограничено. Эти лицензии допускают отчуждение, так что новая фирма может попасть на рынок, только купив лицензию у той, которая хочет выйти из бизнеса. Это неизбежно ограничивает гибкость, ведет к неэффективности и ограничению способности адаптироваться к меняющимся запросам потребителей. Рынок лицензионных прав демонстрирует барьеры, препятствующие доступу к рынку или профессии. Профессор Махлуп указывает, что от лица правительства вопросами предоставления лицензий почти всегда занимаются специалисты или представители лицензируемой отрасли, и он вполне обоснованно уподобляет этот порядок «самоуправлению» гильдий эпохи Средневековья[44].

В некоторых отраслях (железнодорожные и авиаперевозки и пр.), регулируемых государственными комиссиями, от фирм требуют свидетельство о профессиональной пригодности и общественной необходимости. В сущности, это те же лицензии, только их намного труднее получить. Система не допускает в отрасль потенциальных конкурентов, а работающих наделяет монополистическими привилегиями. Более того, все обязаны подчиняться детальным правилам, устанавливаемым государственными комиссиями. Поскольку такое регулирование неизбежно противоречит требованиям свободного рынка, оно всегда ведет к усилению неэффективности и ущербу для потребителей[45].

Лицензии, выдаваемые работникам на право заниматься определенной профессией (без создания предприятий), отличаются от большинства других монопольных привилегий, которые не гарантируют достижения монопольных цен. В отличие от этого профессиональные лицензии всегда ведут к установлению цен, основанных на ограничении. Профсоюзы обеспечивают своим членам ставки заработной платы, основанные на ограничении, тем, что ограничивают доступ к профессии. И здесь та же самая ситуация: все прочие факторы исключаются административным давлением, а поскольку монополист ими не владеет, он не теряет в доходе. Поскольку лицензия ограничивает приток конкурентов, она всегда ведет к росту цен или заработной платы. Монополистические привилегии для предприятия не всегда сопровождаются повышением цены, потому что предприятия имеют возможность по желанию увеличивать или уменьшать объем производства. Лицензирование бакалейных магазинов не обязательно сопровождается ограничением предложения услуг, потому что всякая фирма, уже получившая лицензию, может расширять свои операции до бесконечности, восполняя тем самым дефицит, который мог бы развиться из-за недопущения в отрасль новых конкурентов. Но ограничение доступа на рынок труда всегда ведет к уменьшению совокупного предложения данного вида труда (мы не говорим здесь о продолжительности рабочего дня). Поэтому лицензии или другие монопольные привилегии в случае фирм не обязательно ведут к установлению монопольной цены — все зависит от эластичности кривой спроса; а лицензии работникам всегда сопровождаются установлением более высоких ставок оплаты лицензированных услуг.

3.3.3. Стандарты качества и безопасности

Чаще всего лицензирование и другие инструменты обеспечения стандартов качества оправдывают тем, что правительство обязано «защищать» потребителей и гарантировать, что производители будут поставлять на рынок товары и услуги самого высокого качества. Возразить можно лишь то, что качество — это слишком растяжимое понятие и что потребители сами, в ходе свободных действий на рынке, могли бы решать, подходит им качество или нет. Потребители принимают решения в соответствии со своими вкусами и предпочтениями и прежде всего в соответствии с ценой, которую они желают платить за данную услугу. Вполне возможно, например, что длительное обучение в определенном университете необходимо для получения врачом высокой квалификации (хотя трудно понять, почему правительство должно защищать публику от не имеющих лицензии демонстраторов кольдкрема или от сантехников, не имеющих диплома колледжа или десяти лет стажа). Но, запрещая медицинскую практику тем, кто не отвечает установленным требованиям, правительство ограничивает возможности потребителей, которые предпочли бы купить более дешевые услуги. Тем самым правительство защищает «квалифицированных», но менее привлекательных по соотношению цена—качество медиков от конкуренции извне и повышает цены на услуги, предоставляемые врачами, допущенными к практике[46]. Потребители лишены права обратиться к менее квалифицированным, но зато и более дешевым врачам для лечения несущественных заболеваний. Кроме того, потребители не имеют возможность обращаться к врачам, использующим методы лечения, не одобряемые признанными государством медицинскими школами.

О том, в какой степени эти требования призваны «защищать» здоровье публики, а в какой — ограничивать конкуренцию, можно судить по тому факту, что предоставление бесплатных медицинских советов без лицензии редко влечет судебное преследование. Только продажа медицинских советов требует лицензии. Поскольку бесплатное лечение может принести не меньший, а то и больший вред, чем платное, очевидной целью регулирования является не забота о здоровье пациентов, а ограничение конкуренции[47].

В других случаях стандарты качества приносят еще больший вред. Государство задает спецификации продукции, и производителям приходится им соответствовать. Так, существуют нормативные требования к составу и консистенции «хлеба». Предполагается, что это защита от фальсификации, но на деле это просто барьер на пути улучшений. Если правительство определяет нормативные требования к какой-либо продукции, оно тем самым запрещает изменения. А ведь потребители рады, когда улучшается качество или снижается цена на продукцию. И нужно иметь в виду, что на пробивание изменений в нормативных требованиях может потребоваться очень много времени, при этом успех не гарантирован. Тем временем конкуренция страдает, а технологические усовершенствования блокированы[48]. Стандарты «качества», передавая решения о качестве от потребителей к деспотичным государственным органам, вносят в экономику элемент негибкости и монополизма.

В свободной экономике будет легко получить возмещение за прямой ущерб или мошенническую «фальсификацию» продукции. Для этого не понадобится системы государственных «стандартов» и нормативов, не понадобится армия инспекторов. Если человеку продали фальсифицированную еду, понятно, что продавец виноват в мошенничестве — он нарушил договор, заключенный на продажу еды. Так что, если А продает В кашу для завтрака и оказывается, что это солома, тем самым А совершил преступное деяние — он обманул В, подсунув ему вместо каши солому. Такой поступок наказуем в суде в соответствии с «либертарианским правом», т.е. кодексом законов свободного общества, которое запретит любые посягательства на личность и собственность граждан. В результате продавцу придется не только вернуть деньги, но и возместить соответствующий ущерб (и не государству, а жертве обмана). Для предотвращения мошенничества в торговле не понадобится никакая административная инспекция. Если человек продает «хлеб», то последний должен соответствовать общему определению хлеба, разделяемому потребителями, а не произвольным спецификациям. Однако, если заявлен определенный состав продаваемого хлеба, в случае отступления от него продавец виновен, но не во лжи — это проблема морали, и защитные агентства свободного рынка такими вещами не занимаются, а в нарушении договора: он обманом выманил деньги у покупателя, а значит, виновен в мошенничестве. А если фальсифицированный продукт принесет вред здоровью покупателя (скажем, вызовет пищевое отравление), продавец подлежит судебному преследованию за причинение физического ущерба покупателю[49].

Другой тип контроля качества — система «защиты» инвесторов. Комиссия по ценным бумагам и биржам устанавливает, например, правила размещения ценных бумаг новыми компаниями. Это мешает новым и прежде всего малым фирмам выходить на фондовый рынок, затрудняет им доступ к капиталу, что, в сущности, эквивалентно предоставлению монопольных привилегий фирмам, уже получившим доступ к рынку капитала. Инвесторы также лишаются возможности вкладывать деньги в особенно рискованные компании. Правила, установленные Комиссией по биржам и ценным бумагам, создают препоны для новых фирм и для инвестиций в рискованные и потенциально прибыльные предприятия. В конечном итоге опять-таки страдают эффективность бизнеса и обслуживание потребителей[50].

Еще одной распространенной разновидностью стандартов качества являются так называемые правила безопасности. Они предписывают детальные требования к продукции и устанавливают санкции за отступление от них. Если, скажем, рухнет дом и погребет под обломками нескольких человек, то по законам свободного рынка владельца следует бы отправить в тюрьму за непредумышленное убийство. Но свободный рынок не может выдвигать произвольные правила «безопасности», чтобы предотвращать возможные преступления. В соответствии с действующими законами владелец рухнувшего дома не считается фактическим убийцей: он просто оплатит причиненный ущерб. Из-за этого факты посягательства на личность в целом не фиксируются и не наказываются. С другой стороны, административный кодекс разрастается, следствием чего является торможение прогресса в строительстве и монопольные привилегии для действующих строительных компаний по сравнению с потенциально новаторскими конкурентами[51]. С помощью взяток можно обходить нормативы безопасности, и это позволяет действительному преступнику (строителю, чья собственность причинила кому-либо вред) безнаказанно продолжать свою деятельность и оставаться на свободе.

Могут возразить, что защитные агентства свободного рынка не смогут предотвращать преступления — они будут ждать, пока людям не будет причинен ущерб, и только после этого карать за преступление. Это верно. В условиях свободного рынка можно наказывать только за совершенные действия. Никто не станет тиранить ближних своих на том основании, что таким образом, может быть, удастся предотвратить какое-либо будущее преступление. Исходя из теории «предотвращения», можно оправдать (и фактически оправдывают) любое посягательство на личную свободу. Нелепо, когда в попытке «предотвратить» несколько возможных в будущем актов агрессии осуществляется непрерывная агрессия против всех[52].

Правила безопасности затрагивают и трудовые отношения. Рабочим и работодателям запрещается договариваться об условиях найма, пока не соблюдены некоторые установленные государством правила. В результате и работники и работодатели, лишенные свободы заключать договоры, несут потери и должны прибегнуть к менее выгодным вариантам найма.

Результатом оказываются потери для работников, которые не могут работать там, где хотели бы, и должны занимать менее оплачиваемые рабочие места. Искажается размещение факторов производства относительно максимального удовлетворения потребителей и максимальной доходности самих факторов. Промышленность теряет в производительности и гибкости.

«Требования безопасности» используют и для предотвращения географической конкуренции, т.е. для того, чтобы не позволять потребителям покупать товары, произведенные в других географических зонах. В аналитическом плане различие между конкуренцией вообще и конкуренцией географической невелико, потому что географическое положение — это лишь один из многих факторов силы или слабости конкурирующих фирм. Так, правительства штатов организовали молочные картели, которые под лозунгом «безопасности» не дают ценам упасть ниже установленного минимума, ограничивают производство и не допускают импорта молочной продукции из других штатов. Единственным результатом, разумеется, является ограничение конкуренции и поддержание монопольных цен. Более того, к безопасности ввозимой извне молочной продукции обычно предъявляются куда более жесткие требования, чем к производимой на территории штата[53].

3.3.4. Таможенные пошлины

Таможенные пошлины и импортные квоты вводят ограничения (вплоть до полного запрета) географической конкуренции по многим товарным позициям. Благодаря этому отечественным производителям предоставляется квазимонополия, в том числе и монопольная цена. Пошлины причиняют ущерб интересам потребителей продукции «защищаемой» области, которые лишаются возможности покупать более качественные и дешевые товары иностранных производителей. Наносится ущерб более эффективным иностранным фирмам и потребителям всех областей, которые лишаются возможности пользоваться преимуществами географической специализации. На свободном рынке лучшие ресурсы направляются туда, где они производят наибольшую ценность. Блокирование межрегиональной торговли ведет к менее эффективному и менее выгодному использованию факторов производства.

Экономисты положили немало сил на разработку «теории международной торговли», которая в принципе не заслуживает такого внимания. Ведь на свободном рынке вообще не было бы отдельной теории «международной торговли» — свободный рынок остается центром всех аналитических проблем. Анализ последствий государственного вмешательства сводится к сопоставлению этих последствий с тем, что мы имели бы в случае свободного рынка. «Страны» могут иметь значение в культурном и политическом отношении, но не в экономическом плане, поскольку экономически они возникают только как следствие государственного вмешательства: либо в форме таможенных пошлин и иных барьеров на пути географической торговли, либо в форме вмешательства в денежное обращение[54].

Вопрос о таможенных пошлинах породил множество дискуссий. Аргументы в пользу защитных пошлин однообразны и сводятся к доказательству того, что тарифная политика не является инструментом эксплуатации потребителей, живущих в зоне таможенной защиты. Все эти старания напрасны. Аргументов много. Характерна, например, борьба с «неблагоприятным торговым балансом». Но каждый человек сам решает, что ему покупать, и сам определяет, важен для него «благоприятный» или «неблагоприятный» торговый баланс. Термин «неблагоприятный» неудачен, потому что любая покупка представляет собой действие, максимально благоприятное для человека в момент покупки. То же самое верно и для консолидированного баланса региона или страны. Межрегиональный торговый баланс вообще не может быть «неблагоприятным», если только сами торговцы не предпочтут, чтобы он был таким, либо продавая свои золотые резервы, либо беря кредиты (займы добровольно предоставляются кредиторами).

Абсурдность аргументов в пользу таможенной политики особенно наглядна, если довести эту идею до логического предела, скажем, до рассмотрения двух людей — Смита и Джонса. Это вполне допустимое использование приема reductio ad absurdum[55], потому что нет качественной разницы между ограждением таможенными пошлинами всей страны или одного или двух человек; все различия носят чисто количественный характер[56]. Предположим, что у Джонса есть ферма, «Поместье Джонса», а Смит работает у него. Проникшись идеей тарифного регулирования, Джонс призвал Смита «покупать только домашнее». Теперь они руководствуются лозунгами «Не допустим утечки денег из “Поместья”», «Не дадим эксплуатировать себя посредством наплыва из-за границы “Поместья Джонса” продукции дешевого труда иностранцев» и т.п. Чтобы гарантировать достижение поставленной цели, Джонс устанавливает 1000%-й таможенный сбор с импорта любых товаров и услуг из-за «рубежа», т.е. из-за пределов фермы. В результате они вынуждены работать день и ночь, чтобы произвести все необходимое для жизни, «проблемы безработицы» (т.е. досуга) отходят в прошлое. Многих вещей они не в состоянии сделать, несмотря на все усилия. Некоторые вещи требуют многих лет труда. Они и в действительно достигают известной «самообеспеченности», которую обещают все сторонники протекционизма, но их обеспеченность — это полуголодное существование вместо комфортного уровня жизни. Деньги «сохраняются дома», так что у Джонса и Смита есть возможность наслаждаться очень высокой номинальной заработной платой и ценами, но реальная ценность их заработной платы, выраженная в товарах, быстро падает.

Герои нашего мысленного эксперимента попали в ситуацию изолированной, или бартерной, экономики — экономики прямого обмена, царящей на острове Робинзона Крузо и Пятницы. Именно таков идеал протекционистской политики. Именно к этому сводится тарифный принцип; это атака на рынок, его логическая цель — достижение самодостаточности отдельных производителей. Достижение этой цели сулит нищету для всех и смерть для большей части сегодняшнего населения земли. Мир скатится от цивилизации к варварству. Умеренные тарифы, ограждающие значительные территории, конечно, всего лишь толчок в этом направлении, но ведь это уже толчок! Аргументы, используемые для оправдания таможенных тарифов, вполне могут оправдать возврат к «самодостаточности» лесных дикарей[57]^,[58].

Генри Джордж в своем анализе протекционистских тарифов дает очень острую критику самого понятия «защита»: «Защита предполагает предотвращение… Что же именно предотвращают защитные тарифы? Саму торговлю… Но торговля, которую пытаются предотвратить с помощью тарифов, — это не наводнение, не землетрясение или торнадо, которые возникают без участия человека. Торговля предполагает человеческое действие. Пока есть люди, желающие и пытающиеся торговать, нет нужды кого-либо защищать или охранять от торговли. Кто такие эти люди, от стремления которых торговать нас защищают «протекционисты»? …желания одной стороны могут быть сколь угодно сильными, но их недостаточно для возникновения торговых отношений. Для каждой торговой сделки необходимы две стороны, действительно желающих торговать и получать взаимную выгоду. Чтобы что-нибудь купить, нужно сначала что-нибудь продать, и нельзя ничего продать, пока не найдется желающий это купить. Если бы американцы не хотели покупать иностранные товары, их нельзя было бы продать даже без применения всяких тарифов. Действительной причиной торговли, предотвратить которую пытаются наши протекционисты, является не стремление иностранных производителей что-либо продать нам, а желание американцев покупать иностранные товары… С помощью тарифов протекционисты пытаются защитить нас вовсе не от иностранцев, а от нас самих»[59].

Ирония закючается в том, что в длительной перспективе у покровительственных тарифов потенциал эксплуатации куда меньше, чем у других инструментов монополизации. Ведь защищаются лишь фирмы, расположенные в пределах определенной территории. Любой, даже иностранец, имеет право открыть свое предприятие в этих границах. Так что в защищаемую отрасль начнут стекаться другие фирмы как извне, так и на самой защищенной тарифами территории, и так до тех пор, пока монопольный выигрыш не сведется к нулю, хотя искажения в структуре производственных ресурсов и ущерб для потребителей сохранятся. Таким образом, в долгосрочной перспективе сами по себе тарифы не создают устойчивых выгод даже для тех, ради кого они, собственно, и учреждаются.

Многие авторы и экономисты, в принципе являющиеся сторонниками свободы торговли, допускают обоснованность «аргумента младенческой отрасли». Очень немногие сторонники свободной торговли подвергали этот аргумент сомнению, если не считать предупреждений, что тарифы могут сохраниться и когда отрасль выйдет из «младенческого» состояния. Последний довод, в сущности, представляет собой согласие с аргументом «младенческой отрасли». Если оставить в стороне совершенно ложную и вводящую в заблуждение биологическую аналогию, уподобляющую недавно созданную промышленность беспомощному новорожденному младенцу, нуждающемуся в защите, суть этого аргумента сформулировал Тауссиг: «Аргумент заключается в том, что таможенная пошлина только временно завышает цену на защищенный тарифом товар, а в конечном итоге цена упадет. Конкуренция… приведет в конце концов к понижению цены… Со временем внутренние цены понизятся. В самом начале отечественный производитель испытывает трудности и не может противостоять иностранной конкуренции. Со временем он научится самым лучшим приемам производства и будет поставлять свою продукцию на рынок столь же дешево, как иностранцы, или даже еще дешевле»[60].

Таким образом, предполагается, что старые отрасли обладают опытом и капиталом, позволяющими противостоять натиску новых конкурентов. Отсюда следует, что мудрая таможенная политика в долгосрочной перспективе будет не препятствовать конкуренции, а, напротив, способствовать ей.

Аргумент о незрелости промышленности переворачивает с ног на голову верный вывод из верной посылки. Тот факт, что капитал уже вложен, дает старым фирмам преимущество даже с учетом того, что в свете современных знаний и запросов потребителей сегодня этот капитал вложили бы в другом месте. Но дело в том, что мы всегда вынуждены считаться со сложившейся ситуацией, вынуждены работать с капиталом, созданным инвестициями предшественников. И если они совершали ошибки — с позиций сегодняшних знаний, — это достойно сожаления, но все равно мы всегда должны добиваться максимальных результатов исходя из того, что имеем на сегодняшний день. У нас нет и никогда не будет возможности начать все с нуля — для этого нужно было бы попасть в ситуацию Робинзона Крузо: невозделанная земля, голые руки и никакого оборудования. Приходится извлекать преимущества из капитала, вложенного в прошлом. Чтобы субсидировать новые отрасли, нужно отнять у потребителей преимущества, даруемые исторически данным капиталом.

Вообще говоря, если долгосрочные перспективы новой отрасли настолько хороши, почему же туда не идут частные предприниматели, всегда ищущие возможности для прибыльных инвестиций? Только в силу понимания того, что эти вложения будут неэкономичны, т.е. окажутся бесполезной тратой капитала, земли и труда, которые можно было бы выгодно использовать для удовлетворения более насущных нужд потребителей. Как говорит Мизес, «дело в том, что основание новой отрасли выгодно с экономической точки зрения только в том случае, если новое расположение настолько важно, что перевешивает потери из-за отказа от неадаптируемых и не поддающихся перемещению капитальных благ, вложенных в уже существующие заводы. Если это именно так, то новые заводы будут способны успешно конкурировать со старыми без всякой помощи государства. В противном случае обеспеченная им защита является бесполезной тратой средств, даже если она временна и впоследствии позволит новой отрасли выживать самостоятельно. Пошлина фактически равносильна субсидии, которую вынуждены оплачивать потребители в качестве компенсации за использование дефицитных факторов производства для замены списанных в утиль еще пригодных капитальных благ и отвлечения этих дефицитных ресурсов от другого применения, где они принесли бы пользу, оцениваемую потребителями выше… При отсутствии пошлин миграция отраслей [в более выгодные места] была бы отложена до тех пор, пока капитальные блага, инвестированные в старые заводы, не износились или не устарели вследствие технологических усовершенствований до такой степени, что потребовали бы замены новым оборудованием»[61].

Если следовать логике, аргумент «младенческой отрасли» следовало бы прилагать не только к международной, но и к межрегиональной или межрайонной торговле. Непонимание этого является одной из причин живучести данного аргумента. Согласно логике, следовало бы говорить, что никакая новая фирма не в силах выжить и окрепнуть, не будучи защищенной от конкуренции старой фирмы, где бы та ни размещалась. В конце концов, новые фирмы обладают специфическими преимуществами, дающими им возможность успешно конкурировать с капиталом, накопленным старыми фирмами. Новые фирмы могут начинать с чистого листа, создавая самые передовые и совершенные в техническом отношении производства и размещая их самым выгодным образом. Именно предприниматели должны в каждом отдельном случае сопоставлять преимущества и недостатки новой фирмы, выбирая таким образом самый выгодный и надежный курс[62].

3.3.5. Иммиграционные ограничения

Наемные работники также могли бы требовать привилегии географической олигополии — иммиграционных ограничений. Неумолимая тенденция свободного рынка заключается в выравнивании ставок оплаты равного по своей производительности труда во всем мире. Эта тенденция обеспечивается действием двух адаптационных процессов: бизнес мигрирует туда, где труд дешевле, а рабочие переселяются туда, где платят больше. Иммиграционные ограничения представляют собой попытку закрепить более высокий уровень оплаты труда (основанный на ограничении предложения рабочей силы) за жителями данной территории. Эти меры представляют собой не монополию, а ограничение, потому что (а) каждый работник владеет «собой», а потому никакие ограничения не могут охватить все предложение труда; и б) объем предложения труда очень велик по отношению к способности отдельного рабочего увеличивать продолжительность своего рабочего времени, т.е. рабочий в отличие от монополиста не может воспользоваться ограничениями для наращивания производства, а значит, более высокая цена труда не есть отражение эластичности кривой спроса на него. Любые ограничения на рынке труда ведут к повышению цены. Весь рынок труда взаимосвязан; взаимосвязаны рынки труда для разных профессий, и общий уровень заработной платы (в отличие от существующего в отдельных отраслях) определяется полным объемом предложения труда, тогда как спрос на различные виды труда в разных отраслях подчиняется разным кривым спроса. Сокращение общего предложения труда на данной территории сдвигает влево все возможные кривые предложения различных видов труда, что ведет к общему росту уровня заработной платы.

Таким образом, иммиграционные ограничения обеспечивают уровень заработной платы, основанный на ограничении, для всех обитателей территории, где действует ограничение, хотя, разумеется, наибольший выигрыш достается тем, кто благодаря ограничениям избавляется от прямой конкуренции с потенциальными иммигрантами. Они выигрывают за счет того, что эти люди вынуждены оставаться дома и соглашаться на менее оплачиваемый труд.

От ограничения иммиграции выигрывают не любые территории, а только те, где высока заработная плата. Людям, живущим в областях с низкой заработной платой, редко приходится переживать из-за иммиграции — оттуда стремятся уехать[63]. Высокая заработная плата характерна для областей, отличающихся большей величиной капитала на душу населения, и рабочие здесь пытаются противиться притоку иностранных рабочих, которые могут стать причиной понижения заработной платы.

Иммиграционные барьеры приносят им выгоду за счет иностранных рабочих. Жители богатых территорий обычно об этом не задумываются[64]. Их беспокоят другие проблемы. Процесс межстранового выравнивания заработной платы заторможен, но вместе с тем он продолжается в форме экспорта капиталов в страны с низкой заработной платой. Чем сильнее давление в пользу высокой заработной платы, тем более заинтересованы отечественные капиталисты в том, чтобы вкладывать деньги за рубежом. В конечном итоге процесс выравнивания заработной платы пройдет до конца, только при этом размещение ресурсов будет совершенно деформировано. Слишком большая доля рабочих и капитала (относительно удовлетворения потребителей всего мира) окажется за рубежом, и слишком малая — в стране. Кроме того, из-за иммиграционных барьеров граждане страны могут понести б?льшие потери как потребители, чем получить выигрыш в качестве работников. Потому что иммиграционные барьеры (а) деформируют международное разделение труда, неблагоприятно влияя на эффективность размещения производств и населения; б) население страны, защищенной иммиграционными барьерами, может оказаться ниже «оптимальной» численности. Приток населения будет стимулировать рост массового производства и специализации, что закономерно приведет к росту среднего душевого дохода. Разумеется, в долгосрочной перспективе уровень заработков выровняется, но, вероятно, на более высоком уровне, особенно если до того бедные страны были «перенаселены» относительно оптимума. Иными словами, страны с высокой заработной платой могут иметь население менее многочисленное, чем было бы оптимальным по критерию реального душевого дохода, а страны с низкой зарпла­той — иметь избыточное население сверх этого оптимума. В этом случае миграция населения принесет обеим странам повышение реальной заработной платы, хотя страны с низким уровнем заработка выиграли бы больше.

Сейчас модно говорить о «перенаселении» таких стран, как Индия и Китай, утверждая при этом, что в этих районах мира осуществляется ужас мальтузианской модели, когда земля не может прокормить растущее население. Причиной этой ошибки является то, что здесь в центре анализа отдельные «страны», а не мировой рынок в целом. Ошибкой является утверждение, что перенаселение существует только в некоторых частях рынка, а в других его нет. Теория «недо-» и «перенаселения» (относительно произвольного критерия — максимального уровня реального душевого дохода) приложима только к рынку в целом. Если отдельные территории страдают от недостаточности населения, а другие от перенаселения, — это проблемы, касающиеся не воспроизводства населения и развития промышленности, а связанные исключительно с создаваемыми правительствами барьерами на пути миграции. Индия «перенаселена» либо потому, что ее граждане сами не переселяются в другие страны, либо потому, что правительства этих других стран не желают их принимать. В первом случае мы имеем дело с добровольным выбором индийцев: они предпочитают менее обеспеченную жизнь, приобретая психический выигрыш от жизни в Индии. Упомянутое выше международное выравнивание ставок заработной платы имеет место только если мы включаем в нее это психологическое вознаграждение. Более того, если другие государства запрещают въезд в свои страны, то проблема состоит не в абсолютном «перенаселении», а в наличии искусственных барьеров, воздвигнутых на пути иммиграции[65].

Учитывая последствия иммиграционных барьеров, следует иметь в виду, что нарушение эффективности системы межрегионального разделения труда и размещения производства приносит ущерб всем потребителям. Здесь тоже уместно обратиться к методу reductio ad absurdum. Как замечают Кули и Пуаро, «если оправданы барьеры, воздвигнутые вдоль наших национальных границ, чтобы помешать приезду к нам желающих попытать счастья в нашей стране, почему бы нам тогда не воздвигнуть такие же барьеры между штатами и местностями внутри нашей страны? Почему низкооплачиваемый рабочий… должен иметь право перебраться из закрывающегося завода детских колясок в Массачусетсе на расширяющийся автомобильный завод в Детройте… Ведь он будет соперничать с обитателями Детройта за жилье, еду и одежду. Он может согласиться получать за свою работу меньше, чем принято в Детройте, чем вызовет потрясение на тамошнем «рынке труда»... В любом случае, он жил в Массачусетсе, пусть этот штат и несет «ответственность за его благосостояние». Вот вопросы, которыми мы могли бы задаваться, но самый честный ответ на них — это наши действия… Мы предпочитаем ездить в автомобиле, а не в детской коляске. Было бы глупо пытаться купить автомобиль или еще что-то на свободном рынке и при этом отказывать кому бы то ни было в возможности помогать производить нужные нам вещи»[66].

Сторонник иммиграционных законов, опасающийся снижения уровня жизни, просто не того боится. Он подозревает, что население его родного края уже превышает оптимальную величину. Следовательно, на самом деле он боится не иммиграции, а любого роста населения. Если бы он был логичен, он должен был бы потребовать установления контроля над рождаемостью, чтобы замедлить рост населения, поддерживаемый отдельными родителями.

3.3.6. Законы о детском труде

Данный текст является ознакомительным фрагментом.