ПОСЛЕСЛОВИЕ К СЕДЬМОЙ ГЛАВЕ Нынешний финансовый кризис: что делать?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ПОСЛЕСЛОВИЕ К СЕДЬМОЙ ГЛАВЕ

Нынешний финансовый кризис: что делать?

Наша теория — в особенности та, что затрагивает денежную политику и полномочия центрального банка, — может быть применена в нынешнем экономическом кризисе. Рецепт для лечения большинства экономических спадов — нечто вроде «две таблетки аспирина и немного полежать» — это сокращение процентных ставок (т.е. опора на стандартную денежную политику) и ослабление бюджетной политики в виде либо дополнительных расходов, либо, что более вероятно, политически популярного сокращения налогов. Но на сей раз этого недостаточно.

Нынешняя рецессия не похожа на предыдущие. Она связана не только с низким спросом и мало обусловлена высокими ценами на энергоносители, хотя цены на нефть летом 2008 г. находились на чрезвычайно высоком уровне. Главной угрозой сегодняшней экономике оказался кредитный дефицит. Будет крайне сложно добиться полной занятости, если кредит находится значительно ниже своего нормального уровня[160].

Проблемы в финансовом секторе возникали и раньше. Например, как было описано в главе 3, в 1980-х в СИТА произошел массовый крах ссудно-сберегательных ассоциаций. Их санация обошлась в $140 миллиардов — колоссальные деньги, особенно если их потратить впустую. Но и эта огромная сумма составила всего около 2% от ВВП на тот период[161]. Крах ССА не оказал существенного воздействия на макроэкономику.

Нынешний кризис, напротив, оказался всеобъемлющим. Он охватил всю экономику. И дело тут не только в тех, кто купил дома, которые заведомо им не по карману. Дело в штате Калифорния, объявившем, что он больше не может прибегать к заимствованиям; дело в скоропостижной кончине инвестиционных компаний по всему миру — компаний, которые, казалось, будут жить вечно; дело в потребителях, которые не хотят покупать автомобиль, а если и хотят, то не имеют возможности получить на это кредит. Кризис отразился даже на наших почтовых ящиках — мы заметили, что с недавнего времени стали получать намного меньше предложений завести кредитную карту «с исключительно выгодными условиями специально для вас». На случай, если у кого-то возникнет сомнение, а не является ли дефицит кредита всего лишь очередной историей, у каждого экономиста есть свой любимый индикатор этого кризиса.

Наш индикатор называется «количество коммерческих бумаг в обращении». С третьего квартала 2007 г. по третий квартал 2008 г. номинальный (без учета инфляции) ВВП вырос на 3,4%. При нормальном ходе событий объем коммерческих бумаг в обращении тоже должен был вырасти — хотя бы незначительно. Однако этого не произошло. Согласно официальной статистике ФРС, этот объем даже сократился более чем на 25% (с $2,19 триллионов до $1,58 триллиона)[162]. Особенно сильно — более чем на 40% (от максимума в $1,21 триллиона до $725 миллиардов) — рухнули коммерческие бумаги, обеспеченные активами[163]. Коммерческие бумаги — наш любимый индикатор, поскольку они выступают как важнейший и общепризнанный механизм финансирования оборотного капитала. Это те деньги, которые нужны компаниям, чтобы оплачивать труд своих работников и услуги поставщиков. Хотя они не единственный источник текущего финансирования, но если их объем снижается на целых 25%, в то время как активность компаний остается примерно на прежнем уровне, значит, что-то идет не так: определенно имеет место дефицит кредита.

В предыдущих главах мы объясняли, почему начался этот дефицит. Изменилась старая система финансирования. В старину, как правило, кто выпускал займы, тот и держал их в своих портфелях. Но затем адепты «новой финансовой волны» открыли массу способов «пакетировать» (секьюритизировать) эти займы, а затем реализовывать образовавшиеся в ходе таких операций ценные бумаги «в нарезку». Еще большей остроты в получившуюся финансовую похлебку добавили экзотические деривативы. Эти финансовые продукты даже не нужно было обеспечивать активами: они представляли собой обещание заплатить, если что-то произойдет. Уповая на загадочную финансовую алхимию, инвесторы хитроумно комбинировали эти продукты, полагая, что тем самым смогут изгнать возможные риски, как изгоняют злых духов. Весной 2007 г., непосредственно перед тем, как финансовые рынки стали замечать, что что-то идет не так, премии за риск достигли исторического минимума.

История тех «шустрых» лет гласит, что все эти секьюритизации и деривативы представляют собой не что иное, как «управление рисками». Действительно, отчасти это верно. Но в дальнейшем эта история зазвучала по-другому.

Согласно рассказанной нами в предыдущих главах истории, секьюритизация и экзотические деривативы — это лишь новомодные способы торговли «чудодейственным эликсиром». И по мере того, как эта новая история про сущность Уолл-стрит и ее товаров вытесняла старую, жизнь финансовых рынков стала угасать. Спрос на экзотический товар рухнул, начался дефицит кредита.

Он возник по трем причинам. Первая и самая очевидная — коллапс сложившейся системы финансирования. Те, кто выпускал займы (например, ипотечные), больше не могли рассчитывать на то, что сумеют трансформировать их в ценные бумаги и продать ничего не подозревающим третьим лицам. Теперь, собираясь выпускать займы, надо было либо обеспечить их сверхнадежность, чтобы продать, либо оставить их в своей собственности[164].

Вторая причина кредитного дефицита заключалась во взаимосвязи между снижением рыночной стоимости капитала и левериджем (соотношением между заемными и собственными средствами в структуре капитала — прим. перев.). Многие учреждения, державшие займы или выпускавшие их — депозитарные и инвестиционные банки, банковские холдинговые компании, — сами инвестировали в новые финансовые продукты, а для этого активно использовали кредиты. Теперь, с появлением новой истории и крушением доверия, их активы потеряли в цене. Каждый доллар, потерянный на этих активах, означал потерю доллара капитала. Это не только подталкивало их к банкротству, но и увеличивало леверидж[165]. Таким учреждениям приходилось выбирать из трех вариантов: увеличить отношение заемных средств к собственному капиталу, сократить выдачу собственных займов или наращивать новый капитал.

Сжатие кредитного рынка наступило, когда они решили уменьшить свои займы и другие ценные бумаги. Проблема использования кредита еще более осложнилась из-за того, что недепозитарные учреждения брали краткосрочные кредиты, а выдавали долгосрочные. При этом банковские холдинговые компании, хедж-фонды и инвестиционные банки формально не считались банковскими организациями и входили в теневую банковскую систему.

Третьей причиной дефицита стало использование кредитных линий, обещанных ранее. Пока продолжались хорошие времена, банки гарантировали своим клиентам кредитные линии. Теперь, столкнувшись с нехваткой кредита, неожиданно большое число этих клиентов поспешили воспользоваться предложением на условиях, которые были им с легкостью обещаны в лучшие времена. Выполнение этих обещаний серьезно подорвало возможности банков по части выдачи новых займов.

Кредитный план

Краткий обзор случившегося, приведенный выше, никоим образом не претендует на оригинальность. Если внимательно прочесть хотя бы один номер Financial Times или Wall Street Journal, можно обнаружить, в скрытом или явном виде, примерно ту же интерпретацию событий. Сейчас это расхожая история.

Из этой истории можно извлечь и определенный смысл для макроэкономической политики. Обычные макроэкономические модели, используемые для прогнозов, не достаточно детально отражают финансовые аспекты, чтобы описать причины дефицита кредитов.

Сейчас относительно несложно обозначить бюджетные и денежно-кредитные стимулы, необходимые для того, чтобы совокупный спрос создавал полную занятость — при условии свободного перемещения на финансовых рынках. Такие оценки следует использовать для определения объемов необходимого стимулирования. И ФРС, и Конгресс, и Совет экономических консультантов[166] имеют достаточный опыт для составления таких прогнозов.

Но с утратой доверия в финансовом секторе макроэкономические плановые меры должны проводиться еще с одной целью. В такие непростые времена традиционные способы определения необходимых стимулов могут ввести в заблуждение. Планирующие учреждения должны, помимо прочего, начать выполнять «промежуточный план» — выделить определенный объем кредитов[167]. Объем кредитования при этом должен соответствовать периоду полной занятости.

Такой план не стоит сводить просто к механической раздаче средств; кредиты следует выдавать для тех же, кто их получил бы в нормальных экономических условиях. Одними из первых идею кредитного планирования высказали нынешний председатель и бывший вице-председатель ФРС Алан Блайндер в 1988 г.[168] (Их предложение не следует путать с часто обсуждаемым экономистами таргетированием инфляции[169]. Эти публикации никак не связаны с проблемой преодоления кредитного дефицита.)

Выполнить кредитный план крайне важно по двум причинам. Прежде всего фирмы, которые рассчитывают на внешнее финансирование, обанкротятся, когда не смогут получить кредит. Если кредитный дефицит будет сохраняться и банкротство фирм станет массовым, для достижения полной занятости потребуется непропорционально огромное бюджетно-налоговое и денежно-кредитное стимулирование.

Следующая проблема заключается в том, что, пока кредитные рынки заморожены, необходимость в бюджетном и монетарном стимулировании будет сохраняться. Поддержать полную занятость с помощью надлежащего стимулирования возможно. Но поступать таким образом, не избавившись от кредитного дефицита, — это все равно что подкладывать подушки под лежачего больного, чтобы тот сидел и казался здоровым. Как только вы уберете подпорку, он тут же упадет. Показательным примером может служить Япония начала 1990-х. После того как там случился коллапс фондового рынка и рынка недвижимости, Япония испытывала дефицит на протяжении пятнадцати с лишним лет. В итоге государственный долг превысил годовой ВВП в 1,71 раза.

Более того, пока существует дефицит кредита, мультипликаторы будут меньше, чем могли бы быть. Например, человек, который не может взять кредит, вряд ли купит машину, даже если благодаря щедрой фискальной политике он получит средства, необходимые для первоначального взноса.

Влияние на будущее

Загадка про Шалтая-Болтая появилась задолго до массового распространения детских книжек с картинками. Кто такой Шалтай-Болтай? Яйцо. Поэтому, когда он упал, «вся королевская конница, вся королевская рать» так и не смогли его собрать.

Эта загадка очень хорошо подходит для описания сегодняшнего экономического кризиса. Хрупкий сегмент финансовой системы, производящий и продающий кредиты, тоже упал и разбился. В терминах нашей теории это означает, что исчезло доверие.

Люди стали с подозрением относиться к сделкам, общий объем которых еще недавно составлял триллионы долларов. Просто изменилась история. Теперь она стала историей про «чудодейственный эликсир». Прошлого уже не вернуть.

И все же сложное финансирование, включающее долги, преобразованные в ценные бумаги и деривативы (такие как кредитные дефолтные свопы и другие финансовые фьючерсы), казавшиеся страховкой для этих долговых пакетов, сыграло определенную роль. На протяжении ряда лет оно в значительной степени вытеснило старую систему более или менее прямого кредитования.

Теперь люди надеются, что уцелевшие финансовые структуры из числа депозитных банков, банковских холдинговых компаний, страховых компаний, пенсионных фондов, хедж-фондов, инвестиционных банков и пр. заполнят пустоту, образовавшуюся после внезапного падения Шалтая-Болтая. Мы убеждены — в полном согласии со взглядами Кейнса на задачи макроэкономической политики, — что любую брешь, образовавшуюся в макроэкономике, должно заполнить государство. Оно обязано воссоздать условия для здорового развития капитализма. Именно этой мыслью руководствовались наши предшественники, создавая центральные банки: надо создать такие кредитные условия, при которых будет достигнута полная занятость.

Методы реагирования

С начала кредитного дефицита в августе 2007 г. государство использовало три типа механизмов для активизации кредитования.

Метод 1: Дисконтное окно. ФРС значительно расширила свои дисконтные операции, в особенности за счет специальных форм кредитования[170]. Первой из них была система срочных аукционов (Term Auction Facility, TAF), позволяющая банкам на торгах получать кредиты ФРС. Примером могут служить два аукциона, проведенные в октябре 2008 г., вслед за крахом Lehman Brothers: на первом было предоставлено $138 миллиардов сроком на 85 дней, на втором — $113 миллиардов на 28 дней[171].

ФРС и министерство финансов также придумали оригинальный способ встряхнуть умирающие кредитные рынки. В ноябре 2008 г. ФРС запустила программу стимулирования кредитования под залог ценных бумаг (Term Asset-Backed Loan Facility, TALF). В рамках TALF выпускаются безоборотные займы, т.е. банки несут по ним ограниченную ответственность. Кроме того, ФРС предлагает их с минимальной маржой по финансовому поручительству. (Например, ФРС может затребовать поручительства на $105 миллионов под заем в $100 миллионов. Маржа в этом случае составит 5%.)

TALF имеет двоякое воздействие. Во-первых, поскольку в рамках такого кредитования предоставляются безоборотные займы, потенциальные потери банков ограничены. В результате банкам не обязательно добиваться очень высокого дохода от займов, чтобы компенсировать риски, — даже сейчас, во время кризиса. Они не могут потерять больше той незначительной маржи. Во-вторых, коль скоро в случае невозврата займа банки свою маржу теряют, они все-таки заинтересованы в подборе надежных заемщиков. Помимо этого, правила TALF ограничивают и ответственность ФРС.

Убытки по финансовому поручительству распределяются между ФРС и министерством финансов таким образом, что последнее оказывается младшим дебитором, а ФРС — старшим. Первая же такая программа дает представление о том, как TALF будет работать и в чем ее сила и новизна. ФРС выделила $200 миллиардов на предоставления займов со сроком погашения в один год под комплект гарантий, включающий новые или недавно взятые автокредиты, студенческие кредиты, кредиты по пластиковым картам и кредиты малому бизнесу. Гарантии должны получить рейтинг AAA по меньшей мере от двух рейтинговых агентств. Из $700 миллиардов, полученных Минфином в рамках Программы по освобождению от проблемных активов (Troubled Assets Relief Program, TARP), министерство выделяет $20-миллиардный «младший» транш, который войдет в те самые $200 миллиардов TALF. Поэтому первые $20 миллиардов убытков придутся на Минфин, а не на ФРС. Это правило (плюс изначальная маржа, получаемая банками) делает ссудные проценты ФРС относительно надежными — настолько, что ФРС имеет право проводить заимствования под залог такого процента[172].

Эта схема решает три задачи одновременно. Во-первых, она дает банкам мощный стимул выдавать новые займы. В самом худшем случае они рискуют потерять только свою маржу. Существующий зазор между казначейскими обязательствами и теми видами займов, которые войдут в комплект гарантий, должен более чем компенсировать банкам небольшие потери от неполученной маржи. Во-вторых, механизм TALF делает долю ФРС в гарантиях достаточно безрисковой. В-третьих, деньги Минфина в этом случае пойдут гораздо дальше, чем если бы они были потрачены напрямую на выкуп проблемных активов. Например, если Минфин в качестве младшего партнера возьмет на себя 10% финансового поручительства (как и было в первоначальном предложении), $300-миллиардный взнос может поддержать $3 триллиона новых кредитов. Это, в свою очередь, позволит найти замену разбившемуся Шалтаю-Болтаю.

Разумеется, будущие предложения по TALF могут во многих отношениях отличаться от первого: теперь они рассчитываются под ценные бумаги, займы под залог коммерческой недвижимости и другие виды гарантий. Эти предложения могут иметь разные сроки погашения займов, разные требования по рейтингам и разные ценовые схемы.

В целом TALF показывает, что у «творческого» подхода к финансам есть две стороны. С одной, благодаря ему, мы и попали в этот кризис. Но с другой — он позволит нам из него выйти. И самое важное — TALF дает надежду, что колоссальный объем средств Минфина, изначально выделенных под TARP, сможет значительно усилить кредитные потоки и серьезно повлиять на кредитный дефицит.

Метод 2: Прямые вливания капитала. Заменить упавшего Шалтая-Болтая, то есть увеличить объем кредитования, можно и с помощью прямого вливания капитала в банки. Министерство финансов уже выделило на эти цели приблизительно $250 миллиардов от программы TARP. Около половины этой суммы получат семь крупнейших баков: Bank of America, Bank of New York Mellon, Citigroup, Goldman Sachs, J.P.Morgan Chase, Morgan Stanley и Wells Fargo. Дополнительный банковский капитал особенно ценен в связи с тем, что кредитные возможности банка ограничиваются объемом его капитала.

Метод 3: Прямой кредит от предприятий, финансируемых государством. Для увеличения числа кредитных операций правительство может напрямую использовать предприятия, финансируемые государством. В феврале 2008 г. в рамках программы государственного стимулирования был увеличен максимальный размер закладных, который могли выкупать два таких предприятия, как Fannie Мае и Freddie Mac. Существовавший до этого лимит в $417 тысяч был заменен цифрой в 125% от средней цены на жилой дом в данном регионе (в самых дорогих районах эта цифра максимальна — $729 750). Более того, государство распорядилось, чтобы Fannie и Freddie продолжили увеличивать свои портфели ценных бумаг в виде закладных с 2008 до конца 2009 г.[173]

Благодаря этому правительство оказало массированную поддержку рынку ипотечного кредитования. Совокупный баланс обеих компаний накануне кризиса (конец 2007 г.) составлял $4,9 триллиона — значительная доля всего государственного долга США. Если бы государство не взяло на себя управление этими компаниями, их крах привел бы к полному коллапсу ипотечного рынка и, возможно, к колоссальному обвалу цен на рынке жилой недвижимости. Но государственные гарантии для Fannie Мае и Freddie Mac (в скрытом виде существовавшие и до их национализации в сентябре 2008 г.) стали подтверждением надежности выпускаемых ими облигаций[174]. Помимо этого, 25 ноября 2008 г. ФРС объявила, что выкупит ценные бумаги на сумму до $500 миллиардов, выпущенных финансируемыми государством предприятиями на основе закладных, и до $100 миллиардов их прямых обязательств, чтобы еще сильнее поддержать рынок ипотеки. Тем самым Fannie и Freddie получили возможность восстановить значительную долю рухнувшего ипотечного рынка.

Лишь благодаря таким решительным действиям ипотечный рынок США до сих пор не развалился окончательно. Но найти политическое объяснение этим шагам было не так сложно, поскольку обе компании управлялись американским правительством.

Здравый смысл подсказывает, что, в дополнение к TALF и другим операциям на основе дисконтного окна, нам следует одновременно разрабатывать и альтернативные способы борьбы с кредитным дефицитом. Нужно предусмотреть возможность объединить относительно успешные банки, попавшие в Федеральную программу страхования вкладов, в новое предприятие, спонсируемое государством. Такая корпорация могла бы напрямую поддерживать кредитование, причем не только ипотечное, которым занимаются Fannie Мае и Freddie Mac. Для этого потребуется новый закон, предусматривающий создание аналога Трастовой корпорации по урегулированию, которая в свое время помогла разрешить кризис ссудно-сберегательных ассоциаций. Но полномочия такой корпорации должны быть несколько иными: вошедшим в нее банкам будет предписано сосредоточиться не столько на скорейшем урегулировании ситуации с активами, сколько на предоставлении ссуд с единственной целью — устранения кредитного дефицита. Во время финансового кризиса начала 1990-х в Швеции был применен ряд подобных мер, включая национализацию банков, благодаря которым удалось избежать кредитного паралича[175].

Преимущества и недостатки этих трех методов

Достоинства и недостатки трех описанных выше методов определяют то, в каком сочетании они могут быть использованы для реализации плана развития кредитования.

Метод 1: Расширение дисконтного окна. Хотя TALF представляется тем методом помощи, при котором расходуется меньше всего федеральных средств и при минимальном вмешательстве в жизнь кредитных рынков, эта программа — лишь эксперимент. В настоящее время ФРС предоставляет свои гарантии только под ценные бумаги с рейтингом AAA. При распространении практики TALF на кредиты с более низкими рейтингами может возникнуть много трудностей. Более того, эта программа может представлять соблазн для тех, кто захочет избавиться от не вполне качественных активов. Возможность появления ненадежных активов в комплекте гарантий весьма затрудняет применение TALF к бумагам с невысоким рейтингом.

Метод 2: Прямые инвестиции в банки. Самый очевидный недостаток этого метода — проблема законности и отношение к этим мерам общественности и прессы, которые не в восторге от идеи срочного спасения банков. Такой ход событий оскорбляет наше чувство справедливости. Люди опасаются (и не без оснований), что банкиры, получившие щедрую компенсацию, найдут способ присвоить средства, направленные на спасение их банков, выписав себе увеличенные бонусы. Такую политическую реакцию отражает Гретхен Моргенсон из New York Times, когда пишет о том, как один ее «непочтительный знакомый» назвал TARP «законом о вознаграждении плутократов»[176].

К тому же добиться необходимого объема вливаний не так-то просто. Может показаться, что такие инъекции делаются для того, чтобы обеспечить платежеспособность самих банков. Но те, кто так считает, забывают о проблеме Шалтая-Болтая. Чтобы сократить дефицит кредита, банки должны быть настолько сверхплатежеспособными, чтобы они могли восстановить пришедшие в негодность элементы кредитной системы. Когда ФРС объявила о вливании в американские банки $250 миллиардов, Financial Times выразила сомнение в том, что этой суммы будет достаточно, чтобы активизировать кредитный рынок. В газетной «шапке» $250 миллиардов, выделенные США, сравнивались с «европейским жестом ценой в $2546 миллиардов»[177].

К тому же сами по себе вливания еще не гарантируют, что вложенные деньги будут использованы по назначению. Да, такие инъекции капитала могут сделать банки богаче и, как следствие, свести к минимуму риск банкротства, но это вовсе не означает, что банки начнут выдавать больше кредитов. Трудности с кредитами, которые они обещали выдать ранее, могут так никуда не деться.

Впрочем, у этого метода есть и два преимущества. Степень вмешательства в частные кредитные системы минимальна. К тому же он позволяет при сравнительно небольших затратах и при условии, что отказ банков в выдаче кредитов действительно связан с нехваткой собственного капитала, добиться выполнения плана повышения уровня кредитования. Вливание $250 миллиардов позволит дополнительно выделить кредитов на сумму $3,125 триллиона при условии, что минимальное соотношение собственного капитала банка и объема выданных кредитов будет 8%. Более того, эти вливания предполагают также использование таких программ, как TALF. В результате сравнительно малые государственные инвестиции позволят существенно увеличить возможности банков, в ином случае оказавшихся бы на грани банкротства.

Метод 3: Использование предприятий, финансируемых государством. Разумеется, с предприятиями, финансируемыми государством, есть свои проблемы. Они всегда испытывают затруднения, решая, кому дать кредит, а кому отказать. Обычно решение этого вопроса чревато бюрократическими проволочками. В условиях кредитного дефицита, когда необходимо действовать быстро, это может оказаться самым ощутимым недостатком данного метода. Однако среди государственных компаний встречаются весьма оперативные, а среди частных — неповоротливые и бюрократичные. К тому же у финансируемых государством компаний отсутствует проблема нецелевого использования кредитов: государственные директивы, как в случае Fannie и Freddie, такую возможность практически исключают.

Роль планов для финансовых рынков

Задача собрать воедино разбившегося Шалтая-Болтая финансовых рынков очевидна для всех макроэкономистов. В общем виде главная задача и политики ФРС с августа 2007 г., когда начался кредитный дефицит, и фискальной политики в этот период заключается в том, чтобы добиться максимальной занятости.

Понятие «двойная цель» позволяет передать суть текущей экономической политики. Опыт Великой депрессии показал: и Гувер, и Рузвельт двигались в правильном направлении, преодолевая бюджетный дефицит и создавая новые агентства для поддержки буксующей финансовой системы. Мы восхищаемся обоими этими президентами, но это не мешает нам видеть существенные недостатки в их действиях. Хотя они зачастую проводили верную экономическую политику (двигаясь в сторону экспансионизма, как его понимал Кейнс), иногда они исходили из ошибочных представлений, например, когда пытались сбалансировать бюджет. Без кейнсианской модели оценки дефицита, необходимого для достижения полной занятости, ни у Гувера, ни у Рузвельта не было ни намерения, ни политических полномочий для более решительных действий. Их дефицитное расходование было на порядок меньше необходимого.

Оценить дефицит бюджета, необходимый для достижения полной занятости, можно как раз с помощью такой двойной цели. Стандартные макроэкономические модели довольно точно определяют объемы денежно-фискального стимулирования, необходимого для достижения полной занятости. Но такое стимулирование необходимо и для финансовых рынков. Финансовая система уже не та, как несколько месяцев назад, до падения Шалтая-Болтая. Лишь небольшая ее часть работает по-прежнему. Определив целевой уровень совокупного спроса, можно будет определить как фискальные стимулы, так и размеры процентной ставки, необходимые для достижения полной занятости. Кредитный план позволяет понять, что с помощью грамотного применения трех вышеописанных методов можно создать финансовые потоки — за счет выпуска ценных бумаг, облигаций и прочих инструментов — и тоже обеспечить условия для полной занятости.

Постановка таких целей необходима не только для того, чтобы поставить нас на путь экономического оздоровления. Они также нужны, поскольку такой план неизбежно вызовет шок своей дороговизной. Когда министр финансов Генри Полсон впервые предложил свой «план спасения» стоимостью $700 миллиардов, конгресс встал на дыбы. Полсон недостаточно подробно объяснил, на что будут потрачены эти деньги. Но и после того, как Конгресс конкретизировал план, эта сумма по-прежнему казалась слишком большой, и Палата представителей поначалу наложила вето на измененный законопроект.

Двойная цель полностью соответствует нашей теории иррационального начала: благодаря ей органы, определяющие экономическую политику, получат не только доверие, но и законные полномочия, чтобы претворить в жизнь этот довольно смелый план. Доверие, «чудодейственный эликсир» и истории позволяют понять, почему важно не только поддерживать платежеспособность существующей финансовой системы. Любой план, способный покончить с кризисом, должен быть достаточно масштабным, чтобы найти замену упавшему Шалтаю-Болтаю.

Разумеется, и понятие двойной цели, и аналогия с Шалтаем-Болтаем применимы не только к Соединенным Штатам, но и ко всем экономикам мира.