ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Почему рынки недвижимости подвержены цикличности?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Почему рынки недвижимости подвержены цикличности?

Рынки недвижимости почти столь же переменчивы, как фондовые рынки.

На рынках земель сельскохозяйственного назначения, коммерческой недвижимости, жилых домов и кондоминиумов неоднократно возникали колоссальные пузыри — словно печальный опыт прошлого ничему людей не учит. В этой главе[283] мы покажем, что такого рода события — в особенности грандиозный пузырь на рынке жилья в начале XXI века — вызваны проявлениями того же иррационального начала, которое отражается и на других отраслях экономики. Его уже известные нам разновидности — доверие, злоупотребления, денежная иллюзия и истории — играют ключевую роль и на рынках недвижимости.

По какой-то причине в конце 1990-х и в начале 2000-х представление о том, что дома и квартиры — великолепный объект вложения средств, овладело умами населения США и многих других стран. Цены взлетели, воцарился всеобщий ажиотаж по поводу инвестиций в этот рынок. Иррациональное начало в действии можно было наблюдать повсеместно.

Это был величайший взлет цен на жилую недвижимость в истории США. Начавшись в конце 1990-х, он завершился в 2006 г., и за это время цены почти удвоились[284]. Этот феноменальный бум способствовал росту мировой экономики и фондовых рынков, но привел к величайшему с 1930-х кризису недвижимости, получившему название «кризиса высокорисковых ипотечных кредитов», а также к глобальной финансовой рецессии, все последствия которой нам еще предстоит осмыслить.

Какими соображениями руководствовались их участники? Начнем поиск ответов на эти вопросы с книги «Как второй дом может стать вашей лучшей инвестицией», написанной радиоведущим Томом Келли и бывшим главным экономистом Национальной ассоциации риелторов Джоном Тучилло, вышедшей в 2004 г., когда цены на дома росли самыми высокими темпами. «Взгляните на этот вопрос так: если дом кажется вам привлекательным для жилья, то он покажется таковым кому-то еще, кто готов будет вам заплатить за это удовольствие. Владение недвижимостью, особенно такой, которая доставляет радость лично вам, — во время отпуска или на пенсии — это самая прибыльная инвестиция, доступная среднему американцу»[285]. Помимо доводов, приведенных в этом предложении, в книге на удивление мало аргументов в пользу того, что недвижимость — лучшая инвестиция.

Келли и Тучилло отмечают, что инвестиции в недвижимость, как правило, совершаются с привлечением кредита. Но это никак не аргумент в пользу высокой прибыльности; инвестирование с использованием одолженного капитала может оказаться катастрофически убыточным, если цены пойдут на спад, — в чем домовладельцы и убедились в нынешний финансовый кризис. О возможности общенационального падения цен на дома в книге даже не упоминается. Такой ход мысли, разумеется, свойствен периодам, когда на рынке формируется пузырь. Каких-либо рациональных соображений по поводу перспектив таких инвестиций в книге тоже нет.

Зато в ней полно историй. Например, о Кене и Недде Гамильтон, которые всю жизнь прожили в Пенсильвании и мечтали о доме во Флориде. Когда повзрослевший сын Фред предложил им стать соинвестром, они, переночевав для пробы в нескольких домах возле Неаполя (штат Флорида), наконец приобрели жилище своей мечты. Читателю остается лишь выбрать ту историю, которая ему больше всего по душе, и следовать ей.

В общем, понятно, что авторы не удосужились объяснить, почему жилые дома — лучший вид инвестиций. Но почему так считали сами инвесторы?

Наивные или интуитивные представления о недвижимости

По всей видимости, у нас у всех выработалось интуитивное представление о том, что цены на дома будут только расти. Люди настолько уверены в этом, что не хотят слушать экономистов, утверждающих обратное. Но вразумительно объяснить свою позицию никто не в состоянии: обычно принято говорить, что земли больше не становится, цены на недвижимость росли всегда, а демографический и экономический рост неизбежно подталкивают цены вверх. Эти аргументы в высшей степени несостоятельны.

Но кого это волнует?

Люди не всегда думают так, особенно если цены на недвижимость в течение нескольких лет или десятилетий не меняются. Но, когда цены быстро растут, история про прямую связь между ценами на недвижимость, ростом населения и экономики обречена на популярность.

Все эти привлекательные аргументы сопровождают истории про бумы, поддерживая эти самые бумы. Заразность довода о постоянно растущих ценах на недвижимость увеличивается за счет интуитивной убежденности в его верности.

Эксперименты показали, что интуиция может искажать восприятие даже самых элементарных физических явлений. В 1980 г. психолог Майкл Мак-Клоски с коллегами показали группе старшекурсников тонкую кривую металлическую трубу и спросили, по какой траектории полетит металлический шар, выпущенный из этой трубы с большой скоростью. Почти половина (49%) студентов, не изучавших физику, сказали, что шар продолжит кривую, описываемую трубой. Такому же заблуждению были подвержены и 19% тех, кто прослушал курс физики[286].

Казалось бы, такой элементарный принцип физики, как склонность объектов двигаться по прямой, должен был быть усвоен из повседневного опыта. Почему же тогда многие допустили эту ошибку? Более того, студенты пытались объяснить свои заблуждения в рамках логики теории импетуса, сформулированной в XIV веке ученым Жаном Буриданом[287]. Возможно, на них, как и на средневекового ученого, повлиял опыт из реальной жизни, но какой именно, Мак-Клоски и коллеги так и не могли выяснить.

Похоже, люди так же странно и необъяснимо прогнозируют цены на недвижимость. Соблазнительно думать, что цены всегда будут расти и что вложения в недвижимость — лучший вид инвестиций. Однако такая точка зрения не всегда считается верной.

В периоды, когда рынок недвижимости не переживает бум, подобные утверждения встречаются крайне редко. Анализируя архивы, мы обнаружили газетную статью 1887 г. (когда в некоторых городах, в том числе и в Нью-Йорке, наблюдался взрывной рост стоимости недвижимости), в которой эта мысль выдвигалась в качестве аргумента против нарастающей волны скептицизма: «С ростом населения растет спрос на землю. Так как землю в какой-либо местности растянуть нельзя, остаются лишь два способа удовлетворения этого спроса. Один — строить ввысь, второй — повысить цену на землю... Поскольку всем совершенно очевидно, что земля всегда будет в цене, эта форма капиталовложения всегда будет выгодна и популярна»[288].

В 1952 г., после второго по масштабу скачка цен на дома в американской истории, вызванного «бэби-бумом» сразу после Второй мировой войны, мы встречаем такой аргумент: «Другие понимают, что мало найдется инвестиций, столь стабильных и надежных, как дом или иная недвижимость. Хотя в годы депрессии цены на землю и жилье падали, постоянный рост населения всегда способствовал долгосрочной повышательной тенденции»[289]. Все это подтверждает, что такая идея всегда вновь возникает во время бума. Но в другое время подобные утверждения редки.

Между тем такое представление не может служить логичным объяснением бума. Ведь бывали времена, когда цены на дома падали, а это опровергает данную теорию. Особенно сильно упали цены на землю в крупнейших городах Японии (где земля едва ли в меньшем дефиците, чем в любой другой стране мира) в период с 1991 по 2006 г. — на 68% в реальном измерении в крупнейших японских городах[290].

Отчасти впечатление, что дома — прекрасная инвестиция, обусловлено денежной иллюзией[291]. Люди склонны помнить, сколько они заплатили за дом, даже если это произошло пятьдесят лет назад. Но они забывают о ценах на другие товары той поры. Если сегодня кто-то говорит, что заплатил за свой дом $12 000, когда вернулся со Второй мировой, создается впечатление, что это было невероятно прибыльное вложение денег. Но ведь с тех пор потребительские цены выросли десятикратно, притом что реальная цена дома за это время, возможно, лишь удвоилась, так что росла всего на 1,5% в год.

Полагаем, такая ошибка во многом связана с тем, что они оценивают денежные потоки, исходя из современных им позиций. В период между 1929-м, когда начали вести регулярную статистику, и 2007-м реальный ВВП США рос на 3,4% в год, увеличившись за это время в 13,3 раза.

Можно было бы предположить, что стоимость такого ресурса, как земля, растет теми же темпами. Но, если это так, значит ли это, что инвестиции в землю особо выгодны? Нет. Если доход от инвестиций в землю растет пропорционально ВВП, то, согласно теории текущей дисконтированной стоимости, цена земли будет также расти на 3,4% в год. Но это не такая уж значительная прибыль по сравнению, например, с акциями, реальные прибыли от которых за последнее столетие составили в среднем более 7% годовых (2% в виде реального прироста капитала и 5% в виде дивидендов). Применительно к земле понятие дивиденда будет иметь форму стоимости сельхозпродукции, которая может быть выращена на этой земле, стоимости аренды земли или иных форм дохода, поступающего к землевладельцу, пока земля находится в его собственности. Согласно теории текущей дисконтированной стоимости, если ожидается рост дивидендов на 3,4% в год, то цена земли уравновесится на очень высоком уровне относительно текущего уровня дивидендов, так что итоговая прибыль от владения землей будет не выше, чем от других инвестиций.

Если всему присваивать цену в соответствии с теорией дисконтированной существующей ценности, совершенно не имеет значения, будет ли цена расти вместе с ВВП или нет. Доходность будет та же самая — это относится и к другим инвестициям. Но такую теорию преподают студентам-финансистам и магистрантам делового администрирования, и, помимо них, в ней мало кто разбирается. Следует также отметить, что в последние сто лет в США цена на сельскохозяйственные угодья поднималась медленнее, чем ВВП : она выросла лишь в 2,3 раза, т. е. примерно на 0,9% в год, а это намного ниже роста ВВП[292]. Доход инвесторов здесь выглядит просто жалким.

Земля сельскохозяйственного назначения — ресурс ограниченный, но ее цена росла значительно медленнее, чем ВВП, поскольку она не являлась важным фактором роста ВВП.

Согласно Счетам национального дохода и продукта (National Income and Product Accounts, NIPA), в 1948 г. на долю сельского хозяйства, лесоводства и рыболовства приходилось 8,3% национального дохода США, а в 2008 г. — 0,9%. Экономика, в которой все большую роль играет сектор услуг, уже довольно долгое время не использует землю интенсивно. Более того, цены на дома в США с 1900 по 2000 г. в реальном выражении выросли всего на 24%, или на 0,2% в год[293]. Очевидно, не нехватка земли ограничивала строительство недвижимости. А следовательно, это мало влияло на рост цен на дома.

Мультипликатор доверия в недвижимости

Из вышесказанного следует: за редким исключением нет рациональных оснований думать, что недвижимость в целом — хороший объект инвестиций. Тем не менее людям, похоже, доставляет удовольствие думать, что, поскольку земля — ресурс конечный, цены на недвижимость со временем обязательно вырастут. Сама по себе склонность так думать — еще не повод для того, чтобы действовать. Взрывное распространение этих представлений в начале XXI века — это и есть история про бум. У этого явления есть ряд культурных и институциональных причин.

Описанные ранее циклы обратной связи справедливы не только для акций, но и для недвижимости. Цены на дома росли быстрее и быстрее, подтверждая расхожее мнение о том, что они будут расти вечно, и создавая ощущение блистательных возможностей. Эта связка, в свою очередь, способствовала распространению идеи о том, что цены на дома могут только расти.

Фондовый пузырь 1990-х явно способствовал распространению этого «вируса», потому что люди стали считать себя весьма прозорливыми инвесторами. Они усвоили лексику и манеры инвесторов, стали все больше подписываться на периодические издания для инвесторов и смотреть телепередачи про инвестиции. Когда фондовый рынок скис, многие решили, что пора перевести свои инвестиции в другой сектор. Недвижимость выглядела более чем привлекательно. Скандалы с корпоративной отчетностью, сопровождавшие коррекцию фондового рынка, вызвали массовое недоверие к Уолл-стрит. Дом, в особенности собственный, — это нечто, доступное пониманию, зримое и осязаемое.

С тех пор как в 2000 г. стал развиваться бум, менялся и наш взгляд на жилую недвижимость. Газеты изобиловали статьями о домах как объекте инвестиций. Тема недвижимости как-то сама собой слилась с темой инвестиций. Изменился даже наш язык. Старое английское выражение «надежный как дом» (safe as houses) обрело новый смысл. В XIX веке этот оборот использовался моряками, уговаривавшими перепуганных пассажиров во время шторма: «Не волнуйтесь, эти корабли надежны, как дома». Но в XXI веке смысл переместился в новую плоскость: «Не волнуйтесь, эти инвестиции надежны, как инвестиции в дома». Во время бума недвижимости эта фраза приобрела продолжение: «...а инвестиции в дома с привлечением кредита — это вообще беспроигрышный вариант».

Почему взлет цен на дома в первой половине 2000-х был сильнее всех предыдущих? Отчасти причина заключается в эволюции экономических институтов, занимающихся жилой недвижимостью.

Институты же изменились из-за того, что у многих возникло чувство несправедливости: не все могут принять участие в этом буме. В 1999 г. в передовице, озаглавленной «Жилые дома для меньшинств; Fannie Мае и Freddie Mac не справляются», Мартин Лютер Кинг III, сын великого борца за гражданские права, жаловался, что жилищный бум никак не коснулся национальных меньшинств. Он писал: «Почти 90% американцев, согласно опросам Министерства жилищного строительства и городского развития, считают, что иметь жилье лучше, чем арендовать его»[294]. Как и все прочие, меньшинства заслуживают право на богатство. Намек на такую несправедливость вызвал почти незамедлительную и не вполне адекватную реакцию правительства. Министр жилищного строительства и городского развития Эндрю Куомо резко увеличил кредитную квоту Fannie Мае и Freddie Mac, предусмотренную для неблагополучных меньшинств. Ему нужны были результаты, а перспектива падения цен на жилые дома его не волновала. Он был политическим назначенцем, и задача заключалась в том, чтобы гарантировать меньшинствам экономическую справедливость, а не размышлять о будущем цен на недвижимость. Поэтому Куомо вынудил обе компании выдавать соответствующие кредиты, даже если это означало снижение стандартов кредитования и ослабление требований к документам, предоставляемым заемщиками[295]. Никто тогда всерьез не задумался о том, действительно ли эта мера направлена на благо меньшинств.

В этой обстановке организациям, специализирующимся на ипотеке, было нетрудно оправдать снижение собственных стандартов кредитования. Многие из вновь созданных ипотечных учреждений изначально ориентировались на недобросовестные схемы. Некоторые из них охотно выдавали ипотечный кредит любому клиенту, независимо от того, насколько он надежен. Такого рода мошенничество обычно процветает тогда, когда у людей появляются большие надежды на будущее. Хотя мошенничество, должно быть, слишком сильное слово. Разве выдать ипотечную ссуду, которая, как вы подозреваете, погашена не будет, — мошенничество? В конце концов, вы ведь не принуждали заемщика брать ее. И инвестора, которому продали закладную под эту ссуду, превращенную в ценную бумагу, вы не заставляли покупать именно ее. Да и кто знает, что готовит нам будущее? Давать этим людям то, что так им нужно, оказалось делом прибыльным и совершенно не запретным. В результате, как мы уже видели, возникло некое экономическое равновесие между покупателями домов, которые можно сравнить с «чудодейственным эликсиром», и покупателями закладных, тоже напоминающих этот эликсир[296].

Таким образом, обратная связь, породившая эпидемию роста цен на дома, имела институциональные и культурно-психологические корни. Мы можем отчетливо увидеть влияние популяризаторов высокорисковой ипотеки на бум жилой недвижимости 2000-х в том, что дешевые дома росли в цене значительно быстрее дорогих. А затем, после 2006 г., когда пузырь лопнул, цены на дешевые дома падали значительно быстрее других[297].

Обратившись к рынку жилья, мы вновь видим важность понимания иррационального начала как движущей силы экономики. Инвестиции в жилье (в основном в строительство новых домов и в реконструкцию старых) выросли с 4,2% ВВП США в третьем квартале 1997 г. до 6,3% в четвертом квартале 2005 г., а затем упали до 3,3% ко второму кварталу 2008 г. Отсюда следует, что эти инвестиции были важным фактором недавнего экономического бума в США. Мы удостоверились в том, что причины таких процессов имеют отношение ко всем элементам нашей теории иррационального начала: доверию, справедливости, злоупотреблениям, денежной иллюзии и историям.