3. Чистая рыночная экономика

3. Чистая рыночная экономика

Идеальная конструкция чистой или свободной рыночной экономики предполагает существование разделения труда и частной собственности (управления) на средства производства, а следовательно, рыночного обмена товарами и услугами. Она предполагает, что действию рынка не создают препятствий институциональные факторы, что государство, общественный аппарат сдерживания и принуждения, стремится оберегать действие рыночной системы, не мешает ее функционированию и защищает от посягательств со стороны других людей. Рынок свободе; вмешательство факторов, чуждых рынку с его ценами, ставками заработной платы, ставками процента, отсутствует. Отталкиваясь от этих предположений, экономическая наука пытается прояснить принцип действия чистой рыночной экономики. И лишь когда исчерпано все, что можно узнать с помощью этой идеальной конструкции, она обращается к изучению различных проблем, возникающих в связи с вмешательством в рынок государства и агентов, применяющих давление и принуждение.

Удивительно, что эта логически неуязвимая процедура единственно подходящая для решения затрагиваемых проблем подвергается яростным нападкам. Люди клеймят ее за предрасположенность к либеральной экономической политике, которую они поносят как реакционность, экономический роялизм, манчестеризм, негативизм и т.д. Они отрицают, что из этой идеальной конструкции можно извлечь хоть что-нибудь полезное для познания реальной действительности. Однако эти буйные критики противоречат сами себе, когда прибегают к тому же методу, выдвигая собственные утверждения. Требуя минимальной зарплаты, они описывают якобы неудовлетворительное состояние свободного рынка труда, а, выступая в пользу тарифов, они описывают бедствия, якобы вызванные свободной торговлей. Разумеется, нет иного способа разъяснения мер, ограничивающих свободную игру сил, которые действуют на свободном рынке, кроме как изучить сначала положение дел в условиях экономической свободы.

Следует признать, что на основе своих исследований экономисты сделали вывод, что цели, которых стремится достичь большая часть а фактически все людей путем усердного и тяжелого труда, а также с помощью экономической политики, лучше всего могут быть осуществлены там, где свободная рыночная система не сдерживается правительственными приказами. Но это не предвзятое суждение, проистекающее вследствие недостаточного знакомства с действием вмешательства государства в деловую жизнь. Напротив, это результат тщательного беспристрастного исследования всех аспектов интервенционизма.

Следует также признать, что экономисты классической школы и их эпигоны называли систему свободной рыночной экономики естественной, а всепроникающее вмешательство государства в рыночные явления искусственным и нарушающим равновесие. Но эта терминология также явилась результатом тщательного исследования ими проблем интервенционизма. Называя нежелательное положение дел в обществе противоречащим природе, они шли в русле семантической практики своей эпохи.

Теизм и деизм эпохи Просвещения видели в регулярности природных явлений эманацию законов Провидения. Когда философы эпохи Просвещения обнаружили, что регулярность явлений наблюдается и в человеческой деятельности и в эволюции общества, они были готовы объяснить это как свидетельство отеческой заботы Творца Вселенной. Именно в этом подлинный смысл доктрины предустановленной гармонии, развивавшейся рядом экономистов[Доктрину предустановленной гармонии в действии свободной рыночной системы не следует путать с теоремой гармоничности правильно понимаемых интересов в рыночной системе, хотя в них есть что-то родственное. См. с. 631–640.]. Социальная философия патерналистского деспотизма делает упор на божественной миссии королей и деспотов, предназначение которых править людьми. Либералы возражают, заявляя, что действие свободного рынка, на котором потребитель, т.е. любой гражданин, является независимым, дает более удовлетворительные результаты, чем указания правителей помазанников божьих. Понаблюдайте за функционированием рыночной системы, говорят они, и вы обнаружите в ней указующий перст Господа.

Наряду с идеальной конструкцией чистой рыночной экономики, экономисты классической школы разработали и ее зеркального двойника идеальную конструкцию социалистического сообщества. В эвристическом процессе, в конечном счете приведшем к раскрытию механизма функционирования рыночной экономики, этот образ социалистического устройства даже имел логический приоритет. Вопрос, занимавший экономистов, звучал так: будет ли портной обеспечен хлебом и обувью, если никакие государственные указы не будут принуждать пекаря и сапожника обеспечивать его потребности. Первая мысль была о том, что с целью заставить специалистов обслуживать окружающих граждан требуется властное вмешательство. Экономисты были поражены, когда обнаружилось, что никакого принуждения не требуется. Противопоставляя производительность и прибыльность, своекорыстие и общественное благосостояние, эгоизм и альтруизм, экономисты неявно воспроизводили социалистическую систему. Их удивление, если можно так выразиться, автопилотом рыночной системы было вызвано как раз тем, что они осознали, что анархическое состояние производства приводит к лучшему обеспечению людей, чем приказы централизованного всемогущего государства. Идея социализма системы разделения труда, целиком контролируемой и управляемой планирующим органом, зародилась не в головах утопистов. Утописты стремились скорее к автаркичному сосуществованию мелких самодостаточных образований; возьмите, к примеру, фаланстер [52] Фурье. Радикализм реформаторов обратился к социализму, когда они в качестве модели нового порядка взяли образ экономики, управляемой национальным государством или мировым органом власти, неявно содержащийся в теориях экономистов.

Максимизация прибыли

Считается, что экономисты, изучая проблемы рыночной экономики, совершенно нереалистичны, предполагая, что все люди стремятся получить максимально достижимую выгоду. Они, мол, рисуют образ абсолютно эгоистичного и рационального существа, для которого не имеет значения ничего, кроме прибыли. Такой homo oeconomicus мог быть подобием биржевых маклеров и спекулянтов. Но подавляющее большинство людей совсем другое дело. Изучая поведение этой иллюзорной фигуры, нельзя ничего узнать о реальной действительности.

Нет необходимости еще раз опровергать все недоразумения, ошибки и искажения, свойственные этой точке зрения. Первые две части этой книги уже вскрыли соответствующие заблуждения. На этом этапе достаточно обсудить проблему максимизации прибыли.

Относительно мотивов человеческой деятельности праксиология в целом и экономическая наука в своей специальной области не предполагают ничего, кроме того, что действующий человек стремится устранить беспокойство. В специфических условиях торговли на рынке деятельность означает куплю-продажу. Все, что экономисты утверждают относительно спроса и предложения, относится к любому примеру спроса и предложения, а не только к спросу и предложению, вызванным стечением особых обстоятельств и требующих отдельного описания или определения. Не требует никаких дополнительных подтверждений положение о том, что человек, столкнувшись с альтернативой получить больше или меньше за товар, который он хочет продать, ceteris paribus* выбирает высокую цену. Для продавца более высокая цена означает лучшее удовлетворение его желаний. С соответствующими поправками то же самое применимо и к покупателю. Сумма, сэкономленная при покупке одного товара, позволяет ему больше потратить на удовлетворение других нужд. Покупка на самом дешевом рынке и продажа на самом дорогом при прочих равных условиях не требуют никаких дополнительных исходных положений относительно мотивов и морального облика субъекта действия. Это просто следствие любой деятельности в условиях рыночного обмена.

В своей роли коммерсанта человек является слугой потребителей, обязанным подчиняться их желаниям. Он не может потакать собственным прихотям и капризам. Но прихоти и капризы его потребителей являются для него судом последней инстанции при условии, что эти потребители готовы ему платить. Ему необходимо приспосабливать свое поведение к требованиям потребителей. Если потребители страдают отсутствием вкуса и им нравятся уродливые и вульгарные вещи, то он должен, невзирая на свои личные убеждения, обеспечить их подобными вещами[Живописец является коммерсантом, если он стремится писать картины, которые могут быть проданы по самой высокой цене. Живописец, который не идет на компромисс со вкусами покупающей публики, а, пренебрегая неприятными последствиями, позволяет себе руко- водствоваться только собственными идеалами, является художником с большой буквы, творческим гением. Cм. c. 131–133.]. Если потребители не желают платить за отечественные изделия более высокие цены, чем за изделия, произведенные за рубежом, коммерсант должен покупать иностранные товары при условии, что они дешевле. Работодатель не может оказывать любезности в ущерб потребителям. Он не может платить работникам больше, чем это определено рынком, если покупатели не готовы платить пропорционально более высокую цену за товары, произведенные на заводах, где ставки заработной платы выше, чем на остальных заводах.

Совсем другое дело, когда человек тратит свой доход. Он волен делать все, что ему нравится. Он может раздаривать подарки. Под влиянием различных теорий и предубеждений он может проводить политику дискриминации в отношении товаров определенного происхождения и отдавать предпочтение менее совершенным или более дорогим изделиям перед технологически более совершенными и дешевыми.

Как правило, люди, покупая что-либо, не делают подарков продавцам. Но тем не менее случается и такое. Иногда бывает трудно провести границу между покупкой необходимых товаров и услуг и дарением подарков. Делая покупки на благотворительных распродажах, люди обычно сочетают покупку с пожертвованиями на благотворительные цели. Монета, отданная слепому уличному музыканту, определенно не является платой за весьма сомнительное исполнение; это просто подаяние.

В действии человек един. Коммерсант единоличный владелец фирмы может иногда стирать границу между делом и благотворительностью. Когда он захочет поддержать бедствующего друга, деликатность может заставить его прибегнуть к способу, который избавил бы последнего от переживаний по поводу существования на подаяние. Он возьмет друга на работу в контору, хотя не нуждается в его помощи или мог бы найти такого же помощника за меньшую плату. Выплачиваемое жалованье формально выглядит как часть деловых издержек. Фактически же это расходование части дохода коммерсанта. Правильнее считать это потреблением, а не затратами, имеющими целью увеличить прибыль фирмы[Подобные пересечения деловых затрат и потребительских расходов часто поощряются институциональными условиями. Затраты, отнесенные на себестоимость, уменьшают чистую прибыль и, соответственно, налоги. Если налоги поглощают 50% прибыли, то из собственного кармана коммерсант оплачивает только 50% подарка. Остальные относятся на Департамент внутренних доходов.].

Склонность учитывать только осязаемые, видимые и измеримые вещи и игнорировать все остальное приводит к непростительным ошибкам. Человек покупает не просто пищу и калории. Он не хочет кормиться как волк, он хочет есть как человек. Чем более аппетитно и вкусно еда приготовлена, чем красивее накрыт стол, чем приятнее обстановка, тем лучше пища удовлетворяет аппетит. Для тех, кто рассматривает исключительно химические аспекты пищеварения, эти обстоятельства не имеют никакого значения[Разумеется, обсуждение с точки зрения психологии питания не будет считать эти обстоятельства незначительными.]. Но то, что они играют важную роль в определении цен на продукты питания, полностью согласуется с утверждением о том, что люди при прочих равных условиях предпочитают самый дешевый рынок. В любом случае, если человек, выбирая из двух вещей, которые химиками и технологами считаются абсолютно идентичными, предпочитает более дорогую, он имеет на то причину. Он не ошибается, а платит за услуги, которые химики и технологи не могут распознать с помощью своих специфических методов исследования. Если человек предпочитает дорогой ресторан более дешевому кафе, поскольку ему нравится потягивать свой коктейль по соседству с герцогом, мы можем отметить его забавное тщеславие. Но мы не должны говорить, что поведение человека не направлено на повышение удовлетворенности.

Человек всегда стремится к повышению уровня удовлетворенности. В этом смысле и ни в каком ином мы можем использовать термин эгоист и подчеркивать, что деятельность непременно эгоистична. Даже деятельность, непосредственно направленная на улучшение условий существования других людей, эгоистична. Тот, кто действует таким образом, считает, что ему большее удовольствие доставит накормить других людей, чем поесть самому. Его беспокойство вызвано осознанием того, что другие люди пребывают в нужде.

Конечно, многие ведут себя по-другому и предпочитают набить собственный желудок, а не желудки окружающих. Но это не имеет никакого отношения к экономической науке; это исходный факт исторического опыта. Во всяком случае экономическая наука обращается к любому виду деятельности, независимо от того, мотивируется ли она побуждением человека поесть самому или накормить других людей.

Если максимизация прибыли означает, что человек в любой рыночной сделке стремится к увеличению до предела извлекаемой выгоды, то это излишне многословное и описательное иносказание. Если она означает что-то еще, то она является выражением ошибочной идеи.

Некоторые экономисты считают, что задача экономической науки установить, каким образом в отдельно взятом обществе можно достигнуть максимально возможного удовлетворения всех людей или наибольшего количества людей. Они не понимают, что у нас нет методов, позволяющих измерять уровень удовлетворенности, достигаемый разными индивидами. Они неправильно истолковывают характер оценок, основанных на сравнении счастья разных людей. То, что выражает произвольные субъективные оценки, сами они считают установленными фактами. Кто-то может назвать счастьем ограбление богатого, чтобы сделать подарок бедному. Однако определение чего-либо как справедливого или несправедливого всегда является субъективным ценностным суждением и в качестве такового часто личным и не поддающимся верификации или фальсификации. Экономическая наука не предназначена для вынесения ценностных суждений. Она нацелена на познание следствий определенных способов активной деятельности.

Утверждается, что физиологические потребности всех людей одинаковы, и эта одинаковость позволяет найти эталон для измерения степени их объективного удовлетворения. Выражая подобные взгляды и рекомендуя соответствующие критерии для формирования политики государства, эти теоретики предлагают обращаться с людьми как с домашним скотом. Но реформаторы не в состоянии понять, что универсальных принципов питания, применимых ко всем людям, не существует. Выбор принципов зависит целиком от целей, к которым стремится субъект. Скотник кормит коров не для того, чтобы сделать их счастливее, а для того, чтобы добиться результатов, которые предусмотрены в его собственных планах. Он может стремиться к увеличению надоев или к увеличению привесов или к чему-то еще. Какой тип людей собирается культивировать селекционер людей атлетов или математиков? Воинов или рабочих? Тот, кто сделает людей объектом целенаправленной системы разведения, присвоит себе деспотическую власть и будет использовать сограждан в качестве средства для достижения своих собственных целей, отличающихся от тех, к которым они сами стремятся.

Проводить различие между тем, что делает человека более удовлетворенным, и тем, что делает его менее удовлетворенным, позволяют субъективные оценки. Субъективные оценки человека, высказывающегося относительно удовлетворенности другого человека, ничего не сообщают об удовлетворенности последнего. Они лишь сообщают, какие условия существования этого другого человека лучше удовлетворяют того, кто высказал такую оценку. Реформаторы, ищущие максимум общей удовлетворенности, просто говорят нам о том, какое положение других людей лучше всего подойдет им самим.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.