Глава 3 Элементы чистого металлического стандарта

Глава 3 Элементы чистого металлического стандарта

Функционирование металлического стандарта со 100%-ным резервированием складывалось на протяжении многих лет, и оно никоим образом не выглядит таким монолитным, как считают его сторонники. Однако различия касаются только механики, а не фундаментальных принципов, лежащих в основе системы со 100%-ным резервированием.

Фундаментальный принцип

Основополагающий принцип, разработанный денежной школой и другими сторонниками твердых денег в ходе дискусий о золотом стандарте, состоит в следующем: деньги целиком и полностью должны состоять из полновесного товара, а все заместители денег – быть лишь требованиями на соответствующие количества денежного товара. Однако выбор в качестве базовых денег драгоценного металла, или золотых или серебряных слитков, не является произвольным. Золото избрано в качестве подходящей счетной единицы, потому что оно естественным образом выделилось в качестве наиболее эффективных денег на конкурентном рынке, вытеснив в течение столетий все другие товары, ранее использовавшиеся в качестве денег. Приверженцы 100%-ного резервирования рассматривают данный денежный стандарт в качестве последовательного рыночного подхода к вопросу о деньгах.

Отражая взгляды школы твердых денег, генерал Амаса Уолкер отмечает такие свойства золота и серебра, как стабильность ценности, портативность, ковкость, однородность, неразрушимость, повсеместный спрос, широкая распространенность, наличие в достаточном количестве и неуничтожимость при использовании[510]. По мнению Уолкера, указанные характеристики золота и серебра доказывают их преимущество в качестве денег по сравнению со всеми остальными металлами или товарами.

Счетная денежная единица

Золото традиционно являлось наиболее важными деньгами; другие металлы, такие как медь и серебро, использовались для небольших сделок. Поскольку у золота с зарождения металлического стандарта цена тройской унции была наивысшей, оно естественным образом сделалось счетной денежной единицей, или numeraire, в странах Запада. Фактически большинство из стран с действующим золотым стандартом в конце концов определяли свою валюту весом золотых слитков.

Некоторые сторонники твердых денег, такие как Чарльз Кэррол, Ж.-Б. Сэй и Мюррей Ротбард предлагали, чтобы в качестве счетной денежной единицы все национальные валюты (такие как доллар, франк, марка) были заменены тройской унцией. Ж.-Б. Сэй предпочитал использовать вес слитков вместо названий валют (хотя и не в связи с предложениями о 100%-ном резервировании): «Зачем давать название этой фиксированной, воображаемой ценности, которой деньги никогда не смогут обладать? Ибо что есть доллар, дукат, флорин, фунт стерлингов или франк; что, как не то или иное количество золота или серебра установленного стандарта качества? И в этом случае зачем давать соответствующим частям слитков какие-либо другие названия помимо естественных – веса и качества?»

«По закону пять граммов серебра являются эквивалентом франка, который есть то же самое, что пять граммов серебра. Таким образом, слово франк доносит до разума единственно понятие о пяти граммах серебра, которые в нем содержатся. Изменяет ли простой акт приписывания веса названия пшеницы, шоколада или воска? Фунт хлеба, шоколада или восковых свечей продолжает называться фунтом хлеба, шоколада или восковых свечей. Так почему бы и кусочку серебра весом в пять граммов не продолжать обозначаться этим термином? Почему бы просто не называть его пятью граммами серебра?»[511]

В заключении Сэй полагает такую замену весьма практичной, так как она демонстрирует бартерную природу обмена на всех рынках, и этот план также выявил бы «…систему, пропитанную обманом, несправедливостью и грабежом и, более того, сильно усложненную…»[512]

Почти полстолетия спустя Чарльз Кэррол, подписывавшийся как «торговец из Массачусетса», выступал против сбивающей с толку национальной денежной системы, призывая отказаться от доллара как денежной единицы в США, заменив его тройской унцией. Кэррол выражал уверенность в том, что ложные монетарные идеи порождены отделением денежной единицы от денежного материала[513].

Мюррей Ротбард утверждает, что «на абсолютно свободном рынке золото бы обменивалось просто как „граммы“, граны или унции, и все эти сбивающие с толку названия, все эти „доллары“, „франки“ и т.д. были бы излишними»[514]. В другой работе он отмечает: «Товары на рынке обменивались согласно их весовым единицам, и золото с серебром не были исключением. Когда кто-либо продавал медь, чтобы купить золото и впоследствии купить масло, он продавал фунты меди за унции или граммы золота, чтобы купить фунты масла. Следовательно, в условиях свободного рынка денежная единица – счетная единица страны – естественным образом возникала как вес денежного товара, например унция серебра или грамм золота»[515].

Параллельные стандарты или биметаллизм?

На протяжении всей истории денег золото становилось наиболее важной счетной денежной единицей, но лидирующая роль в качестве товарных денег всегда принадлежала серебру, и в некоторых странах его предпочитали золоту. Наличие двух (или более) видов товарных денег порождает извечный вопрос о том, каким образом следует оценивать их ценность в рамках денежной системы. Должно ли серебро быть привязано или зафиксировано по отношению к золоту, или же ему нужно позволить иметь плавающий курс в соответствии с рыночными силами спроса и предложения?

Большинство сторонников металлического стандарта предпочитали параллельные золотой и серебряный стандарты биметаллизму, при котором обменный курс между двумя металлами зафиксирован на произвольном уровне. Параллельные стандарты означали бы свободно плавающие обменные курсы между золотом и серебром. На рубеже веков Уильям Бро называл такую систему «свободным металлизмом» и писал, что «еще ни одному правительству не удалось удержать фиксированный курс между золотом и серебром; усилия, затрачиваемые на достижение этой цели, обыкновенно лишь нарушали естественное ценообразование, снижали эффективность денег и замедляли промышленный прогресс». Золоту и серебру нужно позволить «обращаться независимо», так чтобы «оба металла можно было одновременно и в границах одной страны привлечь к эффективной работе в рамках денежной системы». Бро также заявлял, что в качестве денег можно использовать и другие металлы, если они выполняют экономическую функцию[516].

Ж.-Б. Сэй следующими словами выражает согласие с данной точкой зрения: «…на практике невозможно приписать никакого фиксированного курса товарам, отношение между которыми постоянно меняется. Следовательно, в сделках, которые люди посчитают нужным заключить, золоту и серебру должна быть предоставлена свобода, с тем чтобы люди нашли надлежащий уровень»[517]. Сэй также говорит о том, что те же принципы применимы к серебру и золоту.

В зависимости от страны или общественной группы тот или иной вид денег (золото или серебро) будет служить счетной единицей, а цена второго металла будет выражаться в счетной единице. Исторически обычно серебро выражалось в золоте, но следует отметить, что «с 1664 по 1717 г. соотношение между золотом и серебром не было зафиксировано властями, а поскольку серебро в то время было единственным узаконенным средством платежа, стоимость золотых монет колебалась в соответствии с колебаниями взаимной стоимости металлов на рынке»[518]. В программе сертификатов на слитки, предложенной Исайей Сильвестером, главной счетной единицей служили бы слитки золота, но серебряные слитки также являлись бы узаконенным платежным средством, цена на них выражалась бы в слитках золота[519].

В 1830-х годах Уильям Гуж и Конди Роге считали, что в США следует принять стандарт серебряного доллара, при котором золото выражалось бы в серебряных долларах[520].

Биметаллизм, т.е. система законодательного установления фиксированного обменного курса между золотом и серебром, представляет собой разновидность регулирования цен и поэтому считается нежелательным с точки зрения свободного рынка[521]. Бро возлагает вину за за проявление закона Грэшема (гласящего, что «плохие деньги вытесняют хорошие») на государство, создавшее «искусственную помеху» в виде биметаллизма[522]. По мнению Бро, в условиях свободного рынка закон Грэшема не будет действовать: «Если людям, управляющим деньгами, предоставить свободу действовать в своих личных интересах, то более эффективные деньги всегда вытеснят из обращения менее эффективные. Лишь в тех случаях, когда плохие деньги насаждаются государством в качестве узаконенного средства платежа, они могут вытеснить из обращения хорошие деньги»[523]. Позднее авторы, в числе которых был Людвиг фон Мизес, показали, что причина закона Грэшема в государственном вмешательстве, а не в особенностях свободного рынка. Искусственно зафиксировав обменный курс между золотом и серебром, государство создает дефицит искусственно недооцененных («хороших») денег и избыток переоцененных («плохих») денег. Мизес пишет: «Когда в качестве денег использовались одновременно два металла наряду друг с другом, власти наивно полагали своим долгом унифицировать денежную систему путем декретирования жесткого менового отношения между золотом и серебром. Биметаллическая система потерпела полный крах. Она привела не к биметаллизму, а к чередующемуся стандарту. Металл, который по сравнению с текущим состоянием колеблющегося обменного курса золота к серебру в официально установленном соотношении был переоценен, преобладал во внутреннем обращении, тогда как другой металл исчезал. В конце концов государства отказались от своих тщетных попыток и неохотно согласились с монометаллизмом»[524].

Луиджи Эйнауди объясняет, как биметаллизм может работать в течение коротких промежутков времени, пока фиксированный обменный курс приблизительно соответствует рыночной цене. Но такое состояние не может длиться вечно. Пока разница между курсом, установленным законом, и рыночной ценой незначительна, центробанк или монетный двор может отсрочить крах биметаллизма, поглощая б?льшую часть золотых или серебряных слитков, доступных на рынке по фиксированной цене. В противном случае данная политика приведет к описанному Мизесом «чередующемуся монометаллическому стандарту». Эйнауди также упоминает возможность использования двух временных мер – взимания значительного «сеньоража» за чеканку монет либо периодическое приведение установленного законом курса к рыночному[525].

Чекан монет

Основная форма, которую имеют обработанные золото или серебро, – слитки. В условиях чистого металлического стандарта такие бруски или полоски металла будут использоваться в очень крупных сделках, служа основой для счетной денежной единицы. Полоски или облатки, однако, непрактичны при использовании в небольших сделках, и для этих целей будут использоваться разнообразные золотые и серебряные монеты.

Каким образом следует удостоверять монеты? Должны ли они обращаться по весу или поштучно (на счет)? Следует ли разрешать чеканку монет частным лицам и организациям? Какова роль государства в деле чеканки монеты? Должны ли монеты являться узаконенным средством платежа? На кого должны быть возложены расходы по чеканке? Какова должны быть роль билонной монеты? Все эти серьезные вопросы должны быть затронуты при обсуждении любого денежного стандарта.

Обращение – по весу или поштучно?

Изначально первые монеты обращались исключительно по весу. Клеймо на слитках удостоверяло лишь качество или чистоту, но не вес[526]. До тех пор пока вес монет не был в значительной мере унифицирован, наличные деньги не обращались поштучно или на счет. Однако после унификации веса публично удостоверенные монеты настолько часто находились в обращении поштучно, что Джевонс, например, определяет монеты как «куски металла, которых вес и проба засвидетельствованы целостью выдавленной на поверхности печати»[527].

Однако удостоверение веса и чистоты монет сопряжено с большими проблемами. Уильям Бро отмечает, что никто не слышал бы о законе Грэшема, если бы монеты обращались лишь по весу, поскольку в этом случае получатель принимал бы монету только по рыночной стоимости содержащегося в ней металла»[528]. Закон Грэшема в данном случае вызывается изнашиванием монет, а удостоверение веса делает их эквивалентными только что отчеканенным полновесным монетам. С течением времени эффекты данного явления катастрофичны. Ротбард пишет так: «Предположим, например, что в обращении находятся золотые монеты, каждая из которых весит одну унцию. Через несколько лет, в силу естественного снашивания, некоторые монеты станут весить, скажем, 0,9 унции. Очевидно, что на свободном рынке за 100 изношенных монет будут давать только 90 полноценных. Иными словами, изношенная монета будет воплощать в себе только 90% ценности полновесной монеты. Это означает, что при обменах номинальная ценность изношенных монет перестанет приниматься во внимание. Если уж на то пошло, то именно „плохие“ монеты будут удалены с рынка. Ситуация кардинально меняется, если неким государственным актом установлено, что каждый должен считать изношенные монеты полностью равными полновесным монетам и обязан принимать их к оплате наравне с полновесными. Что в действительности сделало государство этим актом? Оно принудительно ввело государственное регулирование цен, вмешавшись в процесс установления „обменных курсов“ двух типов монет. Настаивая на обмене по номиналу в ситуации, когда изношенные монеты обмениваются с 10%-ной скидкой, государство искусственно завышает ценность изношенных монет и недооценивает новые. Следовательно, в обменах все будут пользоваться изношенными монетами, предпочитая накапливать или экспортировать новые, полноценные монеты»[529].

Из приведенной цитаты следует, что Ротбард одобряет обращение монет по весу, а не поштучно. Однако подобно тому как могут возникать большие проблемы с весом монеты, удостоверенной государством, имеются также и проблемы удобства, связанные с обращением монет исключительно по весу. Например, Ж.-Б. Сэй весьма критично относился к монетам, обращающимся по весу: «Сколь большим неудобством обернулась бы необходимость всегда иметь при себе весы для взвешивания уплачиваемых или принимаемых в уплату монет; и какое бесчисленное количество ошибок и споров неизбежно проистекало бы из неловкости или неправильного взвешивания»[530].

Сэй также отмечал сложности в выявлении подделок. Карл Менгер указывает на несколько «главных недостатков» такой системы и отмечает, что точность взвешивания требует «хлопот, траты времени и точных инструментов…»[531], Адам Смит упоминает «трудности» и «неудобство» взвешивания и определение пробы золота и серебра, приводящие к «самым грубым обманам и надувательствам». И далее: «Для предотвращения таких злоупотреблений, для облегчения обмена и содействия таким образом развитию всех видов промышленности и торговли во всех более или менее развитых странах было сочтено необходимым отмечать публичным клеймом определенные количества тех металлов, которые в этих странах обычно употреблялись при покупке товаров»[532].

Для решения проблем износа монет и закона Грэшема можно предложить несколько рыночных решений. К примеру, Ротбард предлагает, что «для решения проблемы износа частные монетчики могут либо устанавливать временной лимит на клеймо, гарантирующее вес, либо соглашаться заново перечеканивать монеты, сохраняя или уменьшая их вес»[533].

Несмотря на недостатки монет, связанные с их обращением на вес или поштучно, большинство сторонников твердых денег в той или иной форме поддерживают государственное вмешательство в чеканку монет. По словам Мизеса, «…все цели и намерения государственного вмешательства в денежную сферу заключаются лишь в том, чтобы избавить людей от необходимости определять чистоту и вес золота, которые они получают; такая задача может быть возложена только на экспертов, и ее выполнение требует значительных мер предосторожности»[534].

Билонная монета

Одной из наиболее важных мер, предпринятых государством, было введение в обращение билонной монеты, т.е. такой, номинальная стоимость которой намного выше стоимости заключенного в ней металла. Использование билонной монеты было обычным для правительств и королей методом обесценения национальной валюты, вследствие чего приверженцы твердых денег всегда смотрели на билонную монету с подозрением.

Однако Менгер, Джевонс и другие предложили для билонной монеты новый вид полезного использования – в виде «представительных денег», т.е. права требования у монетного двора определенного количества золота или серебра. При этом использование билонной монеты было бы во многом сходно с использованием бумажных банкнот или сертификатов, представляющих право на определенное количество монетарного металла. Согласно Менгеру, такое использование билонной монеты сняло бы важную проблему закона Грэшема, которая проявляется, когда государство гарантирует вес монет[535]. Кроме того, это позволило бы частным монетным дворам обеспечить обращение такой билонной монеты, сняв необходимость постоянного взвешивания. Изнашивание билонных монет не приводило бы к снижению их ценности; их можно было бы в любое время обменять либо на новые билонные монеты, либо на представляемый ими металл.

Джевонс утверждает, что изначально «представительные деньги», такие как билонная монета и банковские депозиты, вводились главным образом для того, чтобы избежать высоких затрат на взвешивание и анализ отдельных иностранных монет. Итальянские купцы получали всевозможные обесцененные, обрезанные и иностранные монеты и размещали их на депозите в банке, где их раз и навсегда взвешивали и анализировали, после чего записывали как обязательство перед купцами[536]. Таким образом, использование билонной монеты было не просто способом обесценить валюту, но по существу являлось рыночным решением проблем взвешивания, анализа и обесценивания монет.

Критики, впрочем, утверждают, что использование билонной монеты исключительно в качестве «представительных денег» не дает окончательного решения упомянутой выше рыночной проблемы. При широком использовании билонных монет вместо полновесных и очень ценных золотых или серебряных может возникнуть проблема фальшивомонетничества. Вот что пишет об этом Фивериер: «Перед нами во весь рост встает проблема, которая оставалась неразрешимой едва ли не до Нового времени. Пока номинал монет был значительно выше стоимости содержащегося в них металла, возникало сильное искушение их подделывать. Технологии чеканки были недостаточно совершенны для того, чтобы фальшивомонетчики не могли скопировать штамп на деньгах, подделка оправдывала себя даже в случае полупенсов и фартингов. Механизм выявления подделок также был несовершенен. Вследствие этого, как власти ни ограничивали количество официальных монет, за считаные годы фальшивомонетчики успевали подделать огромное количество денег. Любые попытки регулировать количество денег в обращении в соответствии с потребностью в них путем изъятия с рынка излишков, только повышали доходность выпуска подделок»[537].

В конечном счете при оценке преимуществ выпуска билонной монеты необходимо учитывать как затраты на чеканку представительных билонных монет, так и издержки, связанные с проблемой фальшивомонетничества.

Затраты на чекан

Еще один важный вопрос заключается в том, должен ли монетный двор взимать плату за чеканку новых монет, определяемую термином «брассаж». В сущности, у монетного двора имеется три варианта действий: взимать оплату б?льшую, чем затраты (традиционно ее называют «сеньораж»); взимать оплату, едва покрывающую затраты («брассаж») или выпускать монеты без взимания платы. Традиционно, по политическим причинам и в целях увеличения доходов, взимался сеньораж – сумма, значительно превышавшая действительную стоимость чеканки монет. Под взимание сеньоража едва ли можно подвести какое-либо экономическое обоснование, кроме, быть может, предотвращения экспорта монет. Однако он вызывает призрак фальшивомонетничества[538].

Ротбард критически относится и к сеньоражу, и к бесплатной чеканке монет: «Сеньораж, иначе говоря, искусственное завышение цены монополистом, приводил к тому, что делать из слитков монеты становилось невыгодно. С другой стороны, в тех случаях, когда услуги государственного монетного двора были бесплатными, все стремились превратить слитки в монеты; оплачивалось это, естественно, из кармана простого налогоплательщика»[539].

Отмечая, что чеканка денег – это услуга, оказываемая тем, кто ею пользуется, Ж.-Б. Сэй заключает, что монеты должны продаваться с премией, взимаемой монетным двором. По его мнению, когда государство берет на себя издержки по чеканке монет (как это делала Британия в начале 1800?х годов, покрывая затраты за счет налогов), такие монеты (как, например, гинеи) оказываются недооцененными и экспортируются; это объясняется тем, что при данной цене такие монеты имеют более высокую ценность, поскольку проверка пробы и взвешивание уже были проведены[540]. Сэй, однако, полагал, что бремя расходов по обычному изнашиванию монет, являющихся узаконенным средством платежа, должно нести общество в целом[541].

Частный чекан монеты

Даже в самый расцвет эпохи золотого стандарта мало кто из авторов, отстаивавших твердые деньги, публично поддерживали идею частной чеканки монеты. Лидер экономической теории невмешательства Адам Смит считал, что частная чеканка монеты может послужить основой «самого грубого обмана и надувательства», и для предотвращения злоупотреблений требуются государственные монетные дворы[542].

Еще один сторонник свободной торговли Ж.-Б. Сэй утверждал, что «хотя правительства в данном отношении слишком часто злоупотребляли доверием, их гарантия все равно считается надежней гарантии частных лиц и с точки зрения единообразия монет, и потому, что выявление мошенничества со стороны частных эмитентов, вероятно, связано с б?льшими трудностями»[543]. Джевонс отвергает частную чеканку монеты, будучи уверен в том, что в таких условиях «плохие деньги вытеснят из обращения хорошие» (закон Грэшема), а фальшивомонетничество и порча монеты станут обычным делом. Он с готовностью указывает на следующее: «Правда, в прежние времена самыми вредными подделывателями монет были сами короли, что часто вело к порче денежной единицы; но едва ли можно опасаться этого в наше время»[544]. Бро добавляет: «…имеется естественная тенденция к снижению ценности металлической валюты, которое может предотвратить лишь постоянный надзор со стороны государства»[545].

Артур Бёрнс в работе по ранней истории денег приходит к следующему заключению: «На основе широкого диапазона доли золота в ранних образцах электрона[546] можно сделать вывод, что частные чеканщики монет обнаружили соответствующую возможность и воспользовались ею. Впрочем, вероятно, было бы чересчур поспешным заявить, что „система свободной частной чеканки везде становилась системой чеканки фальшивок“». К примеру, Бёрнс отмечает, что следствием указанной слабости и появления фальшивок «монеты с какими-нибудь оттисками принимались охотнее прочих»[547].

Бёрнс также комментирует естественную склонность принимать продукцию только тех частных монетных дворов, которые заработали хорошую репутацию: «Печати, встречающиеся чаще прочих, и те, опыт обращения с которыми научил людей им доверять, приобретали особое уважение, так что монеты с такими оттисками становились более распространенным средством обмена, чем монеты с другими оттисками. В некоторых местах, в особенности в Малой Азии и в Лидии, самыми известными становились монеты наиболее богатых и влиятельных торговцев. Там, где правитель приобретал политическую власть посредством открытых выборов, вопросы денег изначально вверялись в руки тирана, который использовал свою власть для подавления остающихся мелких конкурентов, таким образом приобретая монополию на чеканку монет»[548].

Одобрительно писала о частной чеканке монеты группа французских сторонников политики невмешательства. В «Трактате по политической экономике» Леруа-Болье высказывает следующее предложение: из-за злоупотреблений государства при чеканке монеты и эмиссии национальных валют было бы лучше, если бы чеканка денег была разрешена частным банкам со сложившейся репутацией[549]. Еще один француз, Ж. Э. Хорн, высказывает уверенность в том, что такие фирмы, как парижский Ротшильд или лондонский Бэринг могли бы заниматься чеканкой монеты, и их монеты принимались бы публикой столь же охотно, как и государственные[550].

Любопытно, что профессор Милтон Фридмен занимает похожую позицию. Он утверждает, что хотя в прошлом удостоверение веса монет и их пробы было делом государства, не существует причин, по которым оказанием такого рода услуг не мог бы заниматься рынок, при этом, возможно, ориентируясь на опыт использования знака «Одобрено „Good Housekeeping“»[551].

Одним из самых непоколебимых сторонников частных, а не государственных монетных дворов является Мюррей Ротбард: «Предлог для национализации монетных дворов – который, что любопытно, убеждает чуть ли не всех экономистов – заключается в том, что частные монетные дворы якобы стали бы обманывать публику по поводу веса и чистоты монеты. Этот аргумент звучит особенно неубедительно в свете множества примеров того, как государства занимались порчей монеты и денежного стандарта. Но даже если отвлечься от этого, нам доподлинно известно, что частным предприятиям удавалось и удается выпускать едва ли не бесконечный ассортимент товаров, требующих соблюдения стандартов высочайшей точности; однако же никто не выступает за национализацию отраслей машиностроения или электроники для охраны этих стандартов. И никто не предлагает отменить все контракты под предлогом того, что при их составлении некоторые люди могут совершить мошенничество. Правильным средством против мошенничества любого рода является защита прав собственности»[552].

Законы об узаконенном средстве платежа

Законы об узаконенном средстве платежа, требующие от покупателя принимать в уплату долга платежные средства, определенные законом, называют «в лучшем случае излишними, а в худшем – вредным и произвольным фиксированием обменного курса»[553]. Убежденным противником законов об узаконенном средстве платежа являлся Уильям Бро, считавший, что подобные законы заставляют людей не доверять государственным деньгам. В качестве примера он приводит банкноты времен Войны за независимость. Бро заключает: «Нужды в особом законе, принуждающем принимать деньги, не больше, чем в законе, принуждающем принимать пшеницу или хлопок. И в том и в другом случае к исполнению контракта адекватно принуждает общее право»[554].

Джевонс отмечает, каким образом золотая и серебряная монета могла получить всеобщее признание без законодательных актов о платежном средстве: «Возможность международной валюты доказывается тем фактом, что без каких-либо международных договоров монеты нескольких государств считаются узаконенным средством платежа в иных местностях». Он приводит в пример английский соверен, наполеондор, голландский дукат и мексиканский доллар[555].

Социальный философ Герберт Спенсер в данном вопросе занимает позицию невмешательства: «Запрещать выпуск чеканных или бумажных денег или принуждать принимать подобные деньги в обмен за товары – значит нарушать право мены; значит мешать людям производить обмен, который при отсутствии запрещения был бы произведен, и принуждать их к обмену, на который бы они не изъявили своего согласия»[556].

Бумажные заместители денег

В условиях металлического стандарта со 100%-ным резервированием определенную и крайне важную роль могут играть бумажные деньги. Хотя некоторые сторонники твердых денег, как, например, Томас Джефферсон, порой высказывались за полный отказ от бумажных денег в силу «злоупотребления ими», другие указывали на то, что экономическими преимуществами бумажных денег можно пользоваться и без сопутствующих недостатков, порождаемых системой частичного резервирования. Бумажные деньги оказываются весьма дешевым и эффективным способом обработки и передачи металлических денег. Реальная передача золота или серебра может оказаться затратным процессом, в особенности при крупных сделках, поэтому передача права требования денег оказывается гораздо более удобной и эффективной операцией[557].

Фундаментальный постулат доктрины металлического стандарта со 100%-ным резервированием заключается в том, что бумажные деньги в буквальном смысле являются складскими квитанциями, или сертификатами на те товарные деньги, которые они представляют, – в точности как было в период стряпчих и ранних ювелиров-банкиров. Как говорилось выше, изначально банкноты ювелира являлись расписками ответственного хранения, складскими квитанциями или свидетельствами, без права переуступки[558]. Имея юридическую форму специальных депозитных свидетельств, или документарных титулов, эти складские квитанции представляли собой имущественное право.

«Документарные титулы [собственности], такие как транспортные накладные, складские квитанции и свидетельства, являются символами владения товарами. Транспортная накладная представляет собой „выданную перевозчиком расписку на перевозимые товары, дополняемую соглашением на их перевозку в соответствии с указанными в ней условиями“… Складская квитанция, как документарный титул весьма напоминающая транспортную накладную, есть письменное признание в получении товаров и представляет собой договор на хранение, заключенный между хранителем и депонентом товаров»[559].

Депонирование определяется как «передача личной собственности другому лицу, подразумевающая ее возврат по достижении определенной цели… При продаже мы отказываемся и от титула, и от владения. При депонировании мы лишь временно отказываемся от владения товарами»[560].

В отношении использования в качестве денег специальных депозитных квитанций Джевонс отмечает: «Самая лучшая форма депозита – это накладная, закладное свидетельство, складочное свидетельство или другого рода квитанция, удостоверяющая право собственности на определенный предмет… Самым существенным при таких записях является то, что они относятся только к действительно сложенным товарам, за исключением, конечно, явного обмана. Лицо, выдающее свидетельство, является просто хранителем склада, и так как отданные ему на хранение товары могут быть вытребованы у него во всякое время, то он ничего не может выпустить из своих рук, пока ему не было предъявлено соответственное свидетельство»[561].

Однако в силу однородности денег публика, вообще говоря, не интересуется конкретными монетами или банкнотами. Таким образом, использование требований, или сертификатов, на деньги будет гораздо эффективнее, а обмен будет сопряжен с меньшими издержками, когда они юридически определяются как «общие складские свидетельства», по условиям которых «лицо, выдающее квитанцию, обязывается держать на складе товары, равные по количеству и качеству обозначенным в документе, но не те именно кули, ящики и пр., которые были отданы в склад»[562]. По словам Джевонса, важнейший недостаток общих (в отличие от специальных) свидетельств заключается в том, что «для раскрытия обмана должны быть представлены все (или большая часть) свидетельства одновременно. Тут, следовательно, возможен выпуск бумаг, основанный на чистой спекуляции. Если владелец склада заметит, что в его руках всегда остается большое количество сложенных товаров, то он найдет возможным пустить их в дело, оставляя на складе лишь столько, сколько необходимо для текущих надобностей». Таким образом, становится возможным создать «искусственное предложение товара»[563]. Именно такой процесс был запущен ювелирами-банкирами.

Для того чтобы избежать описанной выше проблемы, Ротбард предлагает, чтобы правовая система «рассматривала общие складские свидетельства (general warrants), позволяющие складу возвращать депозитору любой экземпляр однородного товара, как специальные складские свидетельства (specific warrants), которые, подобно коносаментам, ломбардным распискам, доковым варрантам и т.д., устанавливают собственность на конкретные маркированные объекты. В случае общих складских свидетельств у складов возникает искушение начать обращаться с товарами, сданными на хранение, как со своей собственностью, вместо того чтобы считать их собственностью своих клиентов. Это именно то, что собирались сделать и делают банки с частичным резервированием»[564].

Тот же принцип применим к использованию чеков для снятия денег с депозита. Подобно билонной монете и банкнотам, с экономической точки зрения чеки и депозиты в сущности являются требованиями на владение деньгами или звонкой монетой и передаются подобно заместителям денег[565].

Роль банковского дела

В условиях 100%-ного металлического стандарта структура банковского дела претерпит радикальные изменения. Система 100%-ного резервирования требует «от любого учреждения, принимающего депозиты до востребования или чековые переводы, иметь один доллар денег повышенной эффективности на каждый доллар обязательств по депозитам (независимо от того, являются ли они номинально депозитами до востребования или срочными депозитами)»[566].

Ирвинг Фишер, объясняя фидуциарный стандарт со 100%-ным резервированием (что, впрочем, в равной мере относится к чистому товарному стандарту), разъясняет, каким образом будет работать такая система. Все банки должны будут поддерживать резервы на уровне 100%, так чтобы «депозиты до востребования были в буквальном смысле депозитами, состоящими из наличности, сохраняемой в интересах вкладчика… Банковские отделения текущих счетов представляли бы собою просто склады для хранения денег, принадлежащих вкладчикам…»[567] Таким образом, «предложение поддерживать для депозитов уровень резервов, равный 100%, означает применение к депозитам той же самой политики, которая применяется в отношении банкнот»[568].

Джевонс называет такую систему «простым депозитным» способом: «Количество таких билетов будет всегда в полном соответствии с количеством имеющихся в наличии металлических денег; нечего опасаться, что они вытеснят металлические деньги, так как на каждый находящийся в обращении билет имеется соответственное количество металла в подвалах или кассах эмитента»[569].

Правовые аспекты предложения о 100%-ном резервировании

Введение в банковское дело 100%-ного резервирования потребует фундаментальной перестройки юридической структуры нынешнего банковского дела. Выше обсуждалось, что с самого начала банковского дела с частичным резервированием банкир юридически находится в положении должника, а не ответственного хранителя или кладовщика – опекуна клиентских счетов. Сегодня при размещении денег на депозите они становятся собственностью банка, а не вкладчика. В сущности, имеет место эффект продажи собственности. В свою очередь, вкладчик получает право требовать эквивалентное количество наличных денег[570]. При действующей системе «в то время как средний вкладчик воображает, что у него есть „наличные деньги в банке“, банкиры знают, что эта „наличность“ в действительности является лишь „кредитом“, т.е. долгом банка перед вкладчиком»[571].

Таким образом, потребуется радикальное изменение, так чтобы депозиты до востребования юридически стали считаться вкладом имущества, а не просто кредитом. В этой связи Ротбард высказывается за то, чтобы «законы изменились, и банкноты с депозитами стали рассматриваться как то, чем они являются по факту с социальной и экономической точек зрения: правами требования, складскими расписками на стандартные деньги – иными словами, чтобы держатели банкнот или депозитов по закону считались владельцами золота (или бумажных денег в условиях декретного стандарта), лежащего в банковском хранилище. Депозит или банкнота, в настоящее время рассматриваемые законом как долг, должны считаться доказательством ответственного хранения. В отношении общих принципов права это не стало бы радикальным изменением, поскольку складские расписки сейчас считаются свидетельством передачи на ответственное хранение. Просто в отношении банкнот и депозитов банки будут считаться денежными складами»[572]. Кроме того, банкноты будут считаться «денежными сертификатами», правами на определенное количество денег, лежащих в банке[573].

Как будут работать банки в условиях 100%-ного резервирования

Как указывает Ирвинг Фишер, суть программы 100%-ного резервирования заключается «в том, чтобы сделать деньги независимыми от кредитов, т.е. чтобы отделить процесс создания и уничтожения денег от банковского дела. Проблема в том, что в условиях системы частичного резервирования банк выдает взаймы не деньги, а лишь обещание предоставить деньги по требованию, причем этих денег у него нет»[574]. Фишер далее развивает эту мысль, указывая на то, что правило 100%-ного резервирования является «возвратом от нынешней чрезвычайно странной и пагубной системы выдачи в долг одних и тех же денег восемь-десять раз, к консервативной системе ювелиров прошлого, обеспечивавших безопасное хранение, когда они еще не начали неправедно выдавать взаймы имущество, переданное им на сохранение. Именно это злоупотребление доверием, став общепринятой практикой, и породило современное депозитное банковское дело. Правда, с точки зрения доверия публики это все равно злоупотребление – пусть больше и не доверием, но кредитной и депозитной функциями»[575].

Фридмен описывает работу 100%-ного резервирования в работе «Программа денежной стабильности»: «Реализация данного предложения потребует от нынешних коммерческих банков разделения на два отдельных учреждения. Одно будет исключительно депозитарным, в буквальном смысле складом для денег. Оно будет принимать депозиты, выплачиваемые по первому требованию или подлежащие переводу согласно выписанному чеку. На каждый доллар обязательств по депозитам такое учреждение должно будет иметь в своих активах доллар денег повышенной эффективности в форме, скажем, банкнот Федерального резерва или депозитов в Федеральном резерве. Кроме капитала ее собственников, у такого учреждения не будет никаких иных средств, которые оно могло бы выдать в кредит на рынке. Увеличение объема депозитов не увеличит размер средств, доступных для выдачи кредитов, поскольку необходимо будет увеличить активы в форме денег повышенной эффективности – доллар на доллар. Вторым учреждением будет инвестиционный фонд или брокерская фирма. Капитал такого учреждения будет формироваться за счет продажи акций или долговых обязательств, а аккумулированные средства будут направляться на выдачу кредитов или на покупку инвестиционных инструментов»[576].

Выделение депозитной функции банков, разумеется, потребует взимания платы за услугу хранения средств и привилегию выписки чеков. Ротбард комментирует это следующим образом: «Доход складов образован платой, которую они взимают со своих клиентов за оказываемые услуги по хранению ценностей. Банки могут взимать плату за оказываемые услуги совершенно таким же образом. Если кто-то возразит, что потребители не будут платить за эти услуги, то это лишь означает, что услуги банков не пользуются большим спросом. В этом случае использование банков просто-напросто сократится до такого уровня, который потребители посчитают оправданным»[577].

Кредитование в условиях 100%-ного резервирования

В условиях чистого металлического стандарта банки больше не смогут использовать депозиты до востребования в качестве источника для выдачи кредитов. Однако это совершенно не означает, что банки юридически будут исключены из кредитной деятельности. Напротив, в качестве отдельной функции банки смогут получать деньги для выдачи кредитов из следующих основных источников: 1) собственного капитала; 2) истинных сберегательных счетов на различные сроки; 3) средств, возвращаемых заемщиками по истечении срока кредита[578]. Мизес пишет об этом: «Выпуск в обращение денежных сертификатов не увеличивает капитала, который банк может использовать, занимаясь ссудной деятельностью. Банк, не эмитирующий фидуциарных средств обращения, может предоставлять только товарный кредит, т.е. давать взаймы только собственный капитал и деньги, которые ему доверили клиенты»[579].

Ротбард развивает тему существования и использования кредита в условиях 100%-ного резервирования. «Банки, – отмечает он, – могут либо выдавать кредиты из собственных средств, сформированных за счет сбережений (уставный капитал и накопленная прибыль), либо занимать деньги у физических лиц и ссужать их предприятиям, зарабатывая на разнице процентных ставок. Заимствование (например, путем размещения облигаций) – кредитная операция; человек обменивает свои деньги на облигацию – требование на получение денег в будущем. Банки, берущие взаймы его средства, платят процент по займу и, в свою очередь, обменивают полученные таким образом деньги на обещание предприятий-заемщиков выплатить деньги в будущем. В данном случае имеет место дальнейшая кредитная сделка, где банк выступает в роли кредитора, а предприятие – в роли заемщика. Доход банка складывается из разницы в процентных ставках между двумя типами кредитных сделок; это плата за услуги банка в качестве посредника, направляющего сбережения людей в инвестиции. Следовательно, нет никаких причин для субсидирования путем создания денег краткосрочного кредитного рынка (в большей степени по сравнению с остальными)[580].

Таким образом, в заключение можно сказать, что (согласно Уильяму Бро) банкир становится «посредником», который «сам выступает заемщиком для тех, кто желает предоставить средства взаймы, и кредитором для тех, кто желает получить кредит», а прибыль банкира образуется за счет разницы процентных ставок[581].

Сберегательные счета и срочные депозиты

Абсолютное поддержание 100%-ного уровня резервирования не будет распространяться на добросовестные кредитные сделки, на рынке которых банки, конечно же, смогут конкурировать наравне со всеми остальными финансовыми институтами. Как пишет Чарльз Кэррол, 100%-ное резервирование звонкой монеты будет требоваться по всем «обязательствам до востребования», но эта норма не будет распространяться на сберегательные счета[582]. Вне всяких сомнений, регуляторы будут пристально следить за активностью в сфере последних. К так называемым «срочным депозитам», которые предлагают выдачу средств по первому требованию, будут применяться те же нормативы, что и к обычным депозитам до востребования или чековым счетам, требующим 100%-ного резервирования.

В рамках же добросовестных сберегательных счетов будут действовать отношения по типу «должник—кредитор». Для клиента это будет не «вклад» («депозит»), а предоставление «займа» банку на тот или иной срок. При этом клиент не будет иметь права ни требовать немедленной выдачи своих средств, ни ликвидировать займ путем выписки чека. «Клиент должен понимать, что он не сможет в любой момент требовать возврата своих денег и получить их в полном размере. Он должен понимать, что берет на себя кредитный риск и что его деньги будут предоставлены в кредит, разумеется, по надлежащим каналам, но таким образом, что он не может, затребовав свои деньги, принудить банкира сберегательного банка к внезапной ликвидации выданных им кредитов»[583].

Выводы

Отстаивая беспрепятственный и полный металлический стандарт, его сторонники видят свою задачу в устранении насколько возможно источников нестабильности в денежной системе. Области нестабильности могут включать в себя высокую инфляцию, спекулятивные бумы, за которыми следуют разрушительные депрессии, кризисы платежного баланса, частое исчезновение или экспорт местных золотых или серебряных монет, обесценение национальных валют и т.д.

Хотя приверженцы твердых денег отводят государству важную роль в денежной сфере (как, например, принуждение к исполнению контрактов, наказание мошеннических банковских операций, установление норм резервирования), роль эта зачастую жестко ограничена. Фактически большинство считает государство главным источником нестабильности в денежной и банковской сферах. В качестве альтернативы для решения порождаемых государством проблем чаще всего предлагаются решения на основе «свободного рынка».

Сторонники 100%-ного резервирования, например, считают биметаллизм, обычную монетарную практику прошлых столетий (когда обменные курсы золота и серебра искусственно устанавливались государственным декретом) внутренне неустойчивой, источником закона Грэшема, вытесняющего недооцененные деньги в пользу переоцененных. Для восстановления финансовой стабильности предлагается параллельный денежный стандарт, при котором рыночным силам позволено определять обменный курс между золотом и серебром.

Сходным образом сторонники металла настроены резко критично против как практики сеньоража, которую они считают обременительным налогом на все общество, так и бесплатной чеканки монет, ведущей к экспорту местных денег. В качестве приемлемой альтернативы часто предлагается «рыночная» цена – брассаж.

Однако вопрос обращения монет по весу или на счет (поштучно) является более сложным, поскольку и рыночное, и государственное решения, по-видимому, имеют существенные недостатки, либо оказываясь неудобными в применении и открывая простор для злоупотреблений, либо также сопровождаясь нездоровыми эффектами закона Грэшема («плохие деньги вытесняют хорошие»). По меньшей мере временным решением этой сложной проблемы считается использование билонной монеты.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.