Глава 7 Возвращение к миру в войне?

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 7

Возвращение к миру в войне?

В 2014 г. исполнилось 100 лет с начала Первой мировой, или Великой, войны, как ее называли в те времена. Трудно не проводить параллелей с нашими днями{175}. Тогда полным ходом шла глобализация, подпитываемая все более быстрым транспортом (от железных дорог до пароходов) и революцией в области коммуникаций, связанной с телефоном, телеграфом и беспроволочным телеграфом, который позже станет известен как радио. Электричество меняло жизнь человека, невероятно увеличивая продуктивность. Некоторые ученые считают, что технологическая революция тогда гораздо сильнее влияла на условия жизни человека, чем сегодня. Почему и чем закончился долгий мир XIX и начала XX вв.? И не повторится ли мировая война в наше время?

Говорю без тени надуманного оптимизма: я не вижу возможности повторения войны такого масштаба. Несмотря на местами пугающее сходство, отличий все же немало. Нынешний век существенно демократичнее империалистической Европы перед Первой мировой. Есть хорошее научное исследование, показывающее, что демократические государства не склонны воевать друг с другом. Но это не единственное отличие. Начало прошлого века было временем повального национализма, антисемитизма, расизма и сильной социальной уверенности в неизбежности дарвиновского естественного отбора, где выживает самый достойный. В наши дни ситуация иная.

Вероятность мировой войны явно преувеличена, но в ряде регионов есть угроза крупного военного конфликта, а еще больше шансов у гражданских войн, терроризма и массовых волнений. Но для начала надо поместить имеющуюся угрозу в контекст. Есть несколько хороших новостей о конфликтах, которые стоит вам сообщить. С этого, пожалуй, и начну.

На протяжении почти 10 лет не было масштабных конфликтов между странами – того, что называется межгосударственными конфликтами. С 1945 г. не было крупных войн. Это самый длительный мирный период за последние пять веков. У столь долгого мира может быть несколько возможных причин. Мало когда, а может, и никогда еще распределение сил на планете не было таким несимметричным, как после окончания холодной войны, когда мощь США настолько превосходила любую возможную комбинации сил. Военное превосходство США с большой вероятностью сохранится еще пару десятков лет. Новые сверхдержавы, такие как Китай или Индия, набирают силу, но существующий мировой порядок им выгоден. Все больше стран – в основном европейских – осознанно решили поддерживать свои военные возможности на гораздо более низком уровне, чем позволяет их экономика. Я думаю, что это отражает их оценку целесообразности применения в современном мире силы для достижения политических целей. Норман Энджелл[10], знаменитый автор вышедшего в 1910 г. бестселлера «Великая иллюзия», в котором он говорит о бесполезности войны, пожалуй, опередил время. Я не считаю, что страны или люди становятся пацифистами, но многие пришли к выводу, что война лишь препятствует достижению их основной цели: экономического развития.

И все же нужно быть осторожными. Основной тезис, высказываемый мной в этой книге: времена меняются быстро, и допущения, из которых мы исходили ранее, не обязательно применимы сегодня. На сегодняшний день США с огромным отрывом опережают всех по военной мощи, это единственная сверхдержава с мировым охватом. Но по мере роста новых сверхдержав – особенно Китая, который усиленно инвестирует в оборону страны, – сложившееся после окончания холодной войны равновесие начинает раскачиваться. Это вопрос не только способности, но и желания. Если США не пожелают или не смогут в полной мере служить гарантом мировой безопасности, мир станет менее стабильным. Международная система становится все более раздробленной, и политика сдерживания пошатнулась. Я не думаю, что это происходит повсеместно. Европейцы, представляющие совместно крупнейшую экономическую силу, не будут воевать ни между собой, ни с другими. Они так жестоко пострадали во время мировых войн, что теперь не верят в войну. В этом ключевое отличие от ситуации перед Первой мировой, когда все основные европейские империи (включая Оттоманскую) видели в войнах преимущество для себя.

Без участия европейцев сегодня угроза войны остается только на региональном уровне. И шансы на то, что конфликты могут разрастаться, охватывать большие территории и иметь далекоидущие последствия, увеличиваются. Наиболее вероятной ареной таких событий станут Ближний Восток и другие волатильные регионы, в том числе Южная и в меньшей степени Восточная Азия.

Прежде чем мы рассмотрим эти регионы, взглянем на имеющиеся на сегодня паттерны внутренних или межгосударственных конфликтов. В эпоху, последовавшую за окончанием холодной войны, эти схемы были менее распространены, но мы наблюдаем их рост, особенно в Сирии. Где бы ни возникали гражданские или этнические войны, они всегда затягивались. Средний внутригосударственный конфликт, начавшийся в 1970–1999 гг., продолжался около шести лет. Некоторые – в том числе гражданская война в Анголе, конфликт в Северной Ирландии, война в Перу против партии «Сияющий путь» или гражданская война в Афганистане – шли десятилетиями. А межгосударственные конфликты, начавшиеся в 1970–1999 гг., в среднем продолжались менее двух лет.

Ученые считают, что существенный рост количества и масштаба миротворческих операций снизил живучесть одних конфликтов и предотвратил повторное появление других. Доля стран с молодым населением, переживающих существенные внутренние вооруженные конфликты, снизилась с 25 % в 1995 г. до 15 % в 2005 г. Миротворчество и поддержание государственности – несмотря на все более двойственное отношение к подобным действиям на Западе – помогли избежать еще большего числа жертв.

С 1970?х около 80 % гражданских войн и вооруженных этнических конфликтов (с 25 или более смертями, связанными с боевыми действиями, в год) начинались в странах с молодым населением (средний возраст – 25 лет или менее). Позже, возможно, риск внутренних конфликтов станет снижаться в странах и регионах, где будет наблюдаться взросление населения (средний возраст старше 25 лет). И все же, ввиду того что во многих странах население по-прежнему останется очень молодым, в последующие 20 лет будет высок риск конфликтов, особенно в западной, центральной и восточной частях экваториальной Африки, в отдельных регионах Ближнего Востока и Южной Африке, а также в отдельных островных горячих точках Тихого океана, таких как Восточный Тимор, Папуа – Новая Гвинея, Филиппины и Соломоновы Острова. Как мы уже видели, многие из этих стран страдают от других дестабилизирующих факторов: плохо управляемой экономики, ухудшающихся экологических условий и слабого правительства.

Есть и другие причины быть осторожным в прогнозах относительно существенного снижения количества и интенсивности внутригосударственных конфликтов. Во-первых, все зависит от продолжения, а возможно, и увеличения международной поддержки дорогостоящих миротворческих операций, но этого, скорее всего, не будет. Во-вторых, наблюдается постепенное увеличение числа внутригосударственных конфликтов в странах со зрелым населением, где присутствуют одно или несколько молодых этнических меньшинств, вступающих в политический диссонанс с большинством. Конфликты с участием курдов в Турции, шиитов в Ливане и мусульман провинции Паттани в Южном Таиланде – примеры продолжительных внутригосударственных конфликтов в странах со средним возрастным составом населения (25–35 лет). Некоторые конфликты начались после того, как средний возраст по стране стал более зрелым (35–45 лет). Среди таких примеров – чеченский конфликт на юге России и конфликт в Северной Ирландии. Заглядывая вперед, можно сказать, что возможность гражданских столкновений в экваториальной Африке с большой вероятностью будет оставаться высокой даже после того, как изменится возрастная структура населения стран региона. Это связано с тем, что там много этнических и племенных меньшинств, которые по-прежнему будут моложе основной массы населения.

Поэтому неудивительно, что Ближний Восток и Южная Азия – регионы, где внутренние конфликты могут выйти за пределы государств и перерасти в крупные войны. Темпы роста численности населения все еще достаточно высоки, хотя они и замедлятся к 2030 г. во всех странах Ближнего Востока. В число стран с молодым населением к 2030 г. будут входить палестинские территории (Восточный берег реки Иордан и Газа), а также Иордания и Йемен. Афганистан в 2030 г. будет оставаться страной с молодым населением. А в соседних странах с большим и растущим населением (Пакистан, Индия) старение «замаскирует» молодые этнические меньшинства, которые могли бы представлять угрозу безопасности. Будет сохраняться молодое племенное население в западных провинциях Пакистана. В Пакистане и Афганистане уровень рождаемости среди пуштунского населения – более пяти детей на одну женщину. В Индии, где в южных штатах и крупных городах рождаемость существенно снизилась, молодость населения – которая может приводить к нестабильности в условиях отсутствия мер увеличения занятости – будет нивелироваться медленнее в центре северных штатов Уттар-Прадеш и Бихар.

Конфликт зачастую порождает еще больший конфликт, и это, наряду с разрушениями и смертями, пожалуй, худшее его свойство. Специалисты по конфликтам оценивают вероятность появления новых столкновений на почве старых в 40 % в первые 10 лет после их окончания{176}. Даже после прекращения боевых действий экономическое развитие чаще всего идет медленно, и это крайне негативно сказывается на поддержке населением демократического правительства, даже если она и наблюдается. Гражданская война в Сирии удручает особенно: все началось так обнадеживающе, с мирных в основном демонстраций, которые поддерживало большинство. Движения гражданского сопротивления – например, то, которым руководил Ганди против британского господства в Индии, – часто приводят к приходу к власти демократического правительства. К сожалению, волнения в Сирии не только переросли в вооруженный конфликт с появлением радикально настроенных исламистов-суннитов. В него также оказались втянуты внешние силы, что сделало изначально внутригосударственный конфликт международным. Сирия находится на тектоническом разломе между шиитами и суннитами, который наблюдается у многих наций Ближнего Востока, так что конфликт перешел в противостояние двух сект. Режим Башара аль-Асада использовал страх, чтобы получить поддержку основных меньшинств, включая друзов, алидов и все увеличивающееся количество христиан. Асад увеличил влияние сект, оперевшись на военизированные группы самообороны, состоящие в основном из его сторонников-алидов. В ответ на это среди оппозиции выросло число и значение боевиков-салафитов и джихадистских группировок, связанных с «Аль-Каидой» или сочувствующих ей.

Сирийский конфликт становится опосредованной войной для Саудовской Аравии и Ирана{177}, что в некотором смысле напоминает испанскую гражданскую войну в 1930?е гг., когда внешние коммунистические и фашистские силы участвовали во внутреннем испанском конфликте и сражались друг с другом. В новой региональной холодной войне Саудовская Аравия встала на сторону антиасадовской оппозиции и призывает к смене режима, чтобы лишить Тегеран главного арабского союзника и отрезать «Хезболле» пути снабжения, проходящие через Сирию. Иран, опасаясь ослабления собственной позиции, взял на себя активную роль по поддержке режима Асада. Иран заручился поддержкой «Хезболлы», чтобы достичь своих целей. Чем дальше, тем больше происходящее в стране объясняется региональными геополитическими интересами.

Еще худшим поводом бить тревогу становится поток беженцев и все большее присутствие в регионе сил «Аль-Каиды». В конце 2013 г. более 2 млн человек бежали из Сирии и более 4 млн человек были вынуждены сменить место проживания внутри страны. В Ираке силы «Аль-Каиды» вновь получили поддержку, что ухудшило и без того непростые взаимоотношения сект в стране. Ливан находится перед лицом надвигающейся катастрофы, если напряженность между сектами будет и дальше расти. К тому же на страну оказывает огромное давление поток сирийских беженцев. Иордания также столкнулась с серьезными экономическими последствиями притока беженцев.

На региональном уровне сектантство в Сирии становится серьезным фактором радикализации. Сара Ассаф – ливанка, регулярно пишущая в Twitter о сирийской гражданской войне. В ноябре 2013 г. она рассказала, как ситуация катится по наклонной и растут радикальные настроения даже среди умеренных мусульман вроде нее.

Мои корни наполовину из Сирии и из Ирака, но я родилась, выросла в Ливане и горжусь этим. Я ходила во французский лицей. Я окончила американский колледж. Я сделала карьеру в области рекламы и СМИ. Я езжу в Лондон и Париж на Новый год. Я ношу кеды Converse днем, а вечером надеваю туфли Louboutin – короче говоря, все те клише, которые прилагаются к званию современной по-западному мыслящей женщины XXI в.

Как и многие другие, я каждый день без исключения пишу в Twitter про сирийскую революцию. Я видела убийства и зверства. Изнасилованных женщин и мертвых детей. Миллионы беженцев, оставшихся без крова. Каждый раз, когда Асад переступал очередную черту, мы наивно надеялись, что теперь международное сообщество будет вынуждено вмешаться. Но все тщетно…

Сейчас я понимаю, почему так быстро поднимается волна суннитского терроризма против шиитского. Ежедневный поток жутких кадров из Сирии переполняет душу таким ощущением несправедливости, что никакому голосу разума его не побороть. А Запад при этом не смог поддержать умеренные мусульманские силы в регионе. Так экстремизм и радикализм набирают силу и берут верх над толерантностью и умеренностью. Западу я хочу сказать: ждите теперь появления нового поколения террористов в последующие десятилетия…{178}

Выпустив однажды джинна исламистских сект из бутылки, можно ли загнать его обратно?{179} Если Сирия пойдет по пути подобных гражданских конфликтов, закончится война нескоро, а значит, приверженность сектам будет возрастать. По мнению некоторых ученых, это может продолжаться «больше девяти лет», даже дольше средней продолжительности большинства гражданских войн (шесть лет){180}. И непохоже, что у повстанцев есть хорошие шансы на победу. «Даже при поддержке других государств вероятность успеха кровавых восстаний подобного рода за период с 1900 по 2006 г. составляла не более 30 %. Количество жертв, разрушений и беженцев будет расти, что может привести к гуманитарной катастрофе еще большего масштаба, чем та, которую мы имеем на сегодняшний день»{181}.

К сожалению, рушащаяся экономика Ближнего Востока не улучшит ситуацию. Уровень рождаемости падает, но «молодежный бугор» сохранится до 2030 г. Немногие мировые инвесторы вышли на ближневосточный рынок еще до конфликта, а теперь большинство подумают лишний раз, прежде чем рисковать, посмотрев на творящееся насилие. Традиционно привлечь инвестора могло мало что, за исключением энергетики, туризма и недвижимости. С «арабской весны» 2011 г. туристический рынок в таких странах, как Египет, рухнул. Многие ближневосточные государства сильно отстают в плане технологий, и регион принадлежит к числу наименее интегрированных в торговлю и рынок финансов.

Более благополучные страны Персидского залива в лучшем положении и могли бы помочь: за последние годы их благосостояние существенно выросло, и все большая доля нефтедолларов могла бы быть инвестирована в местные или региональные рынки. Но это возможно лишь при определенных условиях. Саудовская Аравия и другие страны Персидского залива также стали частью проблемы, подпитывающей вражду с Ираном и приводящей к росту сект. Со временем страны залива тоже ждут суровые экономические испытания, если будут увеличиваться объемы энергоносителей на рынке за счет все большей разработки сланцевых месторождений в США, что приведет к снижению цен. По мере того как возрастают расходы Саудовской Аравии на социальное обеспечение населения, безубыточная цена на нефть для этой страны поднимается до 80–90 долларов за баррель, если верить оценкам МВФ{182}. Это подразумевает резкое увеличение бюджетных расходов, которое опередит рост цен на нефть. Без политически непростых решений по регулированию внутренних цен на нефть (что способствовало бы снижению потребления внутри страны) Саудовская Аравия находится на пути к тому, чтобы через несколько десятилетий начать импортировать нефть.

Может ли ситуация ухудшиться? Да, и, судя по всему, вероятность этого велика. Даже если в Сирии удастся добиться перемирия, это будет временным решением без существенного внешнего вмешательства, которое помогло бы направить энергию на экономическое развитие. А со стороны США и Европы не заметно особого желания предлагать столь крупномасштабную помощь. Боюсь, здесь мы имеем дело не с повторением Боснии в 1990?е. Тогда шаткий мир устоял благодаря огромным инвестициям, которые полились в регион, сначала вместе с большим миротворческим контингентом НАТО, а главное, в рамках долгосрочной политической и экономической поддержки со стороны США и особенно ЕС. Сегодня Хорватия – член НАТО и Евросоюза, а другие страны бывшей Югославии заинтересованы во вступлении.

Трудно представить себе, что Запад сегодня взялся бы за такую масштабную стабилизационную программу для Ближнего Востока, несмотря на риски, которые возникнут, если этого не сделать. Конфликт может поглотить регион, его масштабы на региональном уровне сопоставимы с Первой мировой войной. Страх суннитов перед Ираном связан с явными ядерными планами Тегерана. Иран согласился заморозить ядерную программу, и дальнейшие переговоры направлены на то, чтобы сделать для Ирана невозможным нарушить это обещание и начать тайную разработку ядерного оружия. Но я уверен, что Иран хочет сохранить для себя возможность создания ядерного оружия в будущем. Один факт наличия такой возможности будет иметь дестабилизирующий эффект. Не исключено, что и другие страны в регионе в ответ на это постараются получить возможность нанесения ядерного удара. Это имело бы серьезные негативные последствия для мирового режима нераспространения ядерного оружия в целом и полностью похоронило бы надежды на мир без ядерного оружия. Это бы также означало, что суннито-шиитский конфликт, который мы наблюдаем сегодня, будет в дальнейшем подпитывать гонку ядерных вооружений. Она может никогда не вылиться в полномасштабную войну, но даже при самом оптимистичном сценарии она дестабилизирует обстановку на Ближнем Востоке.

Может ли все сложиться как-то иначе? Может, я забыл более оптимистичный сценарий? Возможно, но его вероятность тает на глазах, особенно если переговоры по иранской ядерной программе зайдут в тупик. И все же ослабление или снятие международных санкций, которое последует за подписанием соглашения, жестко регулирующего разработки Ираном ядерного вооружения, должно вызвать существенное общественное давление в стране с требованием так долго откладывавшейся экономической модернизации. Есть надежда, что режим внемлет общественному запросу и фокус сместится в сторону развития. Это явно то, к чему президент Хасан Роухани хочет привести страну, но непонятно, сможет ли он сделать это, не встретив противодействия сторонников жесткого курса. По этому сценарию Иран, как и Китай и Индия, сосредоточится на развитии, в итоге страна станет более прозападной и демократической. В отличие от большей части остального Ближнего Востока здесь присутствует городской средний класс, который прекрасно образован и должен быть освобожден от рамок, в которые он сейчас загнан. При таком оптимистичном сценарии появляется перспектива более стабильного региона в будущем. Если Иран сменит ориентиры, в чем он с большой вероятностью может рассчитывать на международную помощь, и, как и весь остальной мир, повернется в сторону экономического развития, возможно, напряженность между суннитами и шиитами снизится и крупной региональной войны удастся избежать.

Как и Ближний Восток, Южная Азия переживет ряд внутренних и внешних потрясений в следующие 15–20 лет. Последствия климатических изменений, в том числе нехватка воды, в дополнение к низким темпам роста экономики, увеличение цен на продовольствие и дефицит электроэнергии создадут дополнительные трудности для правительств Пакистана и Афганистана. Там «молодежные бугры» велики – они сопоставимы с ситуацией в странах Африки – и в сочетании с медленно растущей экономикой дают рост социальной нестабильности. В лучшем положении Индия благодаря более быстро растущей экономике, и все же проблема обеспечения работой многочисленного молодого населения никуда не денется. Молодые индийцы из сельской местности, мечтающие покинуть ферму в поисках больших возможностей большого города, в ближайшие несколько лет окажутся перед унылой перспективой, так как темпы создания новых рабочих мест в стране, по прогнозам, резко замедлятся даже относительно нынешней не лучшей ситуации. Согласно новому независимому исследованию, экономика Индии в ближайшие семь лет создаст на 25 % меньше рабочих мест, не связанных с фермерством. Это связано с резким замедлением темпов экономического роста и все большей автоматизацией производства{183}. Половина населения Индии младше 24 лет, и местному рынку труда каждый год придется принимать 10–12 млн новых работников на протяжении ближайших 15 лет, а то и дольше.

Неравенство, недостатки инфраструктуры и отсутствие доступа к образованию – проблемы, с которыми Индия имеет дело уже давно. Она также страдает от непримиримого крестьянского повстанческого движения – наксалитов, – которое остается серьезной угрозой безопасности страны. Быстрая урбанизация в Индии и Пакистане изменит политический ландшафт этих стран: от более традиционного под контролем сельских элит в сторону того, в основе которого будут постоянно растущие городская беднота и средний класс.

Соседи всегда существенно влияли на внутренние процессы во всех странах региона, увеличивая опасения за безопасность страны и заставляя наращивать военные бюджеты. Большой и быстрорастущий ядерный арсенал Пакистана (темпы его наращивания самые высокие в мире) в дополнение к доктрине применения ядерного оружия первым должен служить сдерживающим фактором и уравновешивать военное преимущество Индии в вооружениях обычного типа. К сожалению, это может привести к дестабилизирующему воздействию и на весь регион, и на сам Пакистан. Ядерный арсенал страны будет рассеян из соображений сохранения боеспособности, но распределенные по стране установки также становятся более уязвимыми для попадания в неправильные руки, будь то внешние военные группировки или преступные элементы из рядов пакистанской армии. Печальная репутация Пакистана в вопросах контроля над распространением ядерных вооружений не слишком обнадеживает. Ядерные программы государств, нарушивших договоренности, – Северной Кореи, Ливии, Ирана и Сирии – получали помощь от Пакистана{184}.

Индия опасается еще одной такой атаки, как та, что была совершена на Мумбаи боевиками при поддержке Пакистана. Крупный инцидент с большим количеством жертв и пакистанским следом подверг бы ослабленное индийское правительство невероятному давлению. От него бы требовали ответить силой, что связано с огромным риском совершить ошибку, которая приведет к использованию ядерного вооружения. Опрос Pew за 2013–2014 гг. показал, что «Пакистан видится большей угрозой для Индии, чем любые другие опасности, приведенные в опросе. Восемь из десяти индийцев считают Пакистан очень серьезной угрозой безопасности их страны»{185}. Афганистан может перетянуть на себя внимание в будущем соперничестве между Индией и Пакистаном, особенно после уменьшения контингента сил США и НАТО, которое произойдет после 2014 г. Обе страны не желают давать противнику стратегическое преимущество. Для них мир – это все еще игра в «кто кого», и любое преимущество, получаемое одним, воспринимается как убыток другого. Повсеместное недоверие и попытки отгородиться со стороны всех соседей Афганистана – не только Индии и Пакистана – сделают развитие более конструктивных отношений непростой задачей.

Все большую угрозу Индия видит в лице Китая, отчасти из-за поддержки, которую тот оказывает Пакистану, но в основном из-за его растущего значения как на региональном, так и на мировом уровне. Индийские элиты высказывают опасения по поводу увеличивающегося отставания Индии от Китая. Обострение соперничества между Индией и Китаем может привести к конфликту сверхдержав, который не ограничится Южной Азией (в него могут оказаться втянуты США и другие страны).

Для «Глобальных тенденций 2030» я разработал три сценария{186}, по которым может идти развитие региона, включая возможность конфликта. Они все еще кажутся достаточно вероятными и хорошо отражающими процессы, которые будут протекать в будущем.

При сценарии, который я назвал «Идем на поправку», критическим фактором будет устойчивый экономический рост в Пакистане на основе постепенной нормализации торговли с развивающейся Индией. Оздоровление экономической ситуации даст молодежи больше возможностей и снизит привлекательность участия в военных действиях. Внутрирегиональная торговля будет играть важную роль в создании политического доверия между Индией и Пакистаном. Постепенно восприятие соседа как угрозы будет меняться, появятся сектора экономики, крайне заинтересованные в длительном экономическом сотрудничестве. Сильный двигатель экономического роста в Индии заложит новые основы для процветания и регионального взаимодействия в Южной Азии. Через несколько десятилетий Пакистан превратится в стабильную экономику, не требующую внешней поддержки и опеки МВФ. Безусловно, в индийских военных кругах подозрительность сохранится, но обе ядерные державы смогут найти такие пути сосуществования, которые не будут угрожать растущим экономическим связям.

Многие эксперты считают такой сценарий маловероятным, но не стоит быть такими скептиками. Мы видели и положительные признаки: состоявшиеся в мае 2013 г. выборы были первым несиловым переходом власти после благополучного окончания пятилетнего срока работы правительства, избранного демократическим путем. Несмотря на многочисленные нарушения в ходе предвыборной кампании, явка составила 55 %. Это самый высокий показатель с 1970?х. Столь оптимистичный сценарий, возможно, все еще является очень далекой перспективой, но исключать его нельзя. Для его воплощения потребуется пользующееся широкой поддержкой дееспособное гражданское правительство в Пакистане и улучшенная организация управления, а именно оптимизация налоговой и инвестиционной политики, чтобы стимулировать развитие новых отраслей экономики, создание рабочих мест и ресурсов для распространения образования. Крах соседнего Афганистана с большой вероятностью сделал бы невозможным развитие подобного сценария под руководством гражданского правительства, спровоцировав усиление опасений за безопасность страны и введение режима экономии. Но политика Индии, направленная на открытие торгового и визового доступа, могла бы стать противовесом и привлечь больше пакистанцев на сторону реформ.

Согласно сценарию «Исламистан», влияние радикальных исламистов в Пакистане и талибов в Афганистане будет расти. Признаками этого будут более широкие интерпретации закона шариата, распространение джихадориентированных военных баз в населенных районах и больший контроль исламистов над местным самоуправлением. Когда Пакистан станет более исламизированным, армия начнет сильнее симпатизировать исламу. В итоге армия с большей вероятностью передаст контроль над территорией исламистским повстанцам и будет готова вступить в переговоры с ними.

При экстремальном сценарии «Развал» все деструктивные факторы, присутствующие в регионе (слабое правительство, много безработной молодежи, кризис снабжения продовольствием и водой), выйдут на первый план и приведут к социальному и политическому распаду Пакистана и Афганистана. Индии останется только пытаться защищаться от военных действий, грозящих перевалить через границу, разбираться с нарастающей напряженностью в Кашмире и потенциальной радикализацией собственного мусульманского населения. Несмотря на широкомасштабные попытки оказать ему помощь, Афганистан останется на верхушке всех рейтингов, показывающих риски, которые ставят под угрозу жизнеспособность государства. Даже если не учитывать самый мрачный сценарий, при котором талибы приходят к власти в некоторых районах, военные действия ужесточатся, когда США и НАТО выведут свои войска, а экономическое положение ухудшится, если помощь будет поступать менее интенсивно. Стоит вспомнить, что пользовавшееся советской поддержкой правительство Мохаммада Наджибуллы оставалось у власти на протяжении трех лет после того, как СССР вывел войска, а главным триггером падения стал отказ России от дальнейшей помощи Афганистану в 1992 г.

При взгляде на Восточную Азию мы видим, что резкий экономический рост, тектонические сдвиги в расстановке сил, национализм и агрессивная военная модернизация – не только в Китае, но и в Индии, да и в других странах, – скорее усилили, а не снизили напряженность и конкуренцию между развивающимися странами и Японией. В силу необычной природы порядка, установившегося в Азии после Второй мировой войны, – и, как результат, продолжительности конфликтов на Корейском полуострове и в районе Тайваньского пролива – исторически существовавшие в Азии конфликты возобновились и углубились. Страх перед мощью Китая, набирающий обороты национализм в регионе и возможные сомнения в том, что США смогут удержать свое преимущество, будут и дальше подпитывать эту напряженность в будущие десятилетия. Экономический рост и взаимозависимость не улучшают обстановку в регионе. Мы видим это по сложным взаимоотношениям между Японией и Китаем, Японией и Кореями, Индией и Китаем, Вьетнамом и Китаем.

Региональные тенденции, возможно, продолжат тянуть страны в двух направлениях: к Китаю – экономически, а к США и друг к другу – из соображений безопасности. С 1995 г. азиатские державы, включая Японию, Южную Корею, Австралию и Индию, постепенно отдалялись от США по направлению к Китаю как главному торговому партнеру, но сочетали растущую экономическую зависимость друг от друга со «страховкой» в виде тесных связей с США в вопросах безопасности. Такая схема сохранится и впредь. Но при условии политической либерализации в Китае (главенство права и большая прозрачность при выполнении программы модернизации вооруженных сил) опасения стран региона по поводу безопасности могут быть развеяны, и у них не будет потребности отгораживаться от Китая и искать поддержки у США. Продолжающийся экономический рост в Китае и успешный переход Пекина к экономике, основанной на инновациях и потреблении, может увеличить притягательность региональной торговли и инвестиций, что упрочит его статус лидера в сфере иностранных прямых инвестиций на Азиатском континенте. А серьезный затяжной кризис в китайской экономике лишил бы страну возможности воплотить свои амбиции в регионе и усилил страх соседей.

Центр мировой экономической силы сдвинулся в сторону Азии, в XXI в. доминирующие международные водные пути пролегли через Индийский и Тихий океаны, как это было со Средиземным морем для античного мира и Атлантическим океаном в XX в. Гегемония США над ключевыми морскими путями планеты, о каком бы океане ни шла речь, ослабнет, по мере того как будет набирать силу китайский океанский флот. Может встать вопрос о том, какая держава способна лучше создавать морские коалиции, чтобы контролировать нейтральные воды и гарантировать свободу перемещений на международном уровне.

Возможны четыре пути развития ситуации в Азии на ближайшие десятилетия.

1. Сохранение существующего порядка: гибрид сотрудничества, основанного на договоренностях, и молчаливого соперничества между США и Китаем с большинством азиатских стран где-то посередине. Сохранившееся преимущество военно-морского флота США и американская система альянсов поддерживают модель международной безопасности, при которой милитаризация Китая, ядерные происки Северной Кореи и другие потенциальные проблемы Азии смягчаются за счет перевеса сил в пользу США. Азиатские организации все прочнее стоят на ногах, экономическая интеграция ориентирована скорее вокруг Тихого океана, нежели по азиатской оси. Самой большой угрозой может стать небольшой военный инцидент, который разрастется и над которым будет потерян контроль, что подхлестнет и без того популярные националистические настроения.

2. Баланс сил – порядок, основанный на свободном соревновании мировых держав, подпитывающемся динамическими подвижками в распределении сил и снижением роли США. Уход США в политику изоляционизма или экономический спад усилят убежденность в ослаблении готовности США следовать выбранному курсу, а именно оставаться гарантом безопасности в Восточной Азии. Такой региональный порядок – из серии «готовый к соперничеству»{187}. Некоторые азиатские страны могут начать разрабатывать или искать возможности приобрести ядерное оружие, видя в нем единственную возможность компенсировать недостаток гарантий безопасности от США. Это было бы худшим сценарием, при котором Восточная Азия повернется в сторону потенциального регионального конфликта еще большего масштаба, чем тот, что мы наблюдаем на Ближнем Востоке. У этих стран больше экономических и технических возможностей, чтобы развернуть военные действия куда более убийственных масштабов.

3. Консолидированный региональный порядок, при котором сообщество стран Восточной Азии будет развиваться по образцу европейского демократического мира. Для этого необходима политическая либерализация Китая. Этот вариант предполагает, что азиатский регионализм будет искать способ сохранить автономию менее крупных государств. Плюралистическое и миролюбивое восточноазиатское сообщество, возможно, будет все же нуждаться в США как гаранте безопасности региона. Это наименее вероятный сценарий на сегодняшний день ввиду страха перед мощью Китая.

4. Китаецентричный порядок, при котором страна находится на вершине региональной иерархии. Этот вариант подразумевает, что все процессы создания региональных организаций должны будут изменить направление. В дальнейшем развитие будет происходить исключительно в замкнутом кругу азиатских государств вместо транстихоокеанского регионализма, который был основным импульсом усилий по созданию сообщества с начала 90?х. Трудно представить себе, что этот сценарий может быть воплощен, если только Китай не станет представлять собой существенно меньшую угрозу и не начнет строить двусторонние связи с соседями.

Если Индия не сможет идти по пути развития или Япония не остановит грозящего ей спада, установление китаецентричного порядка станет более вероятным. Если ключевые азиатские партнеры США будут менее способны или не пожелают уравновешивать Китай самостоятельно, США придется вмешаться в качестве «противовеса». При этом им придется рискнуть и пойти на прямое соперничество с Китаем.

Помимо сохраняющегося курса США на сильную роль в регионе, пожалуй, главной неизвестной остается слабость Китая. Если страна попадет в ловушку среднего дохода и не сможет совершить переход к развитой экономике, она останется лидирующим игроком на Азиатском континенте, но влияние, которое сопутствовало ее резкому подъему, испарится. При таком раскладе Китай может стать более агрессивным, а его руководство будет пытаться отвлечь внимание от внутренних проблем. Проигранный конфликт с кем-то из соседей или с США может нанести удар по его положению. А вот выигранная война увеличила бы шансы установления китаецентричного порядка.

С началом в 2014 г. кризиса на Украине возврат к конфликту в Восточной Европе и на территории бывшего СССР уже не кажется нереальным. Большинство стран вокруг России молоды. Они возникли с распадом советской империи, и в каждой из них есть многочисленное русское меньшинство. Большинство империй в истории человечества были многоязычными и многонациональными, и их распад обычно сопровождался существенными конфликтами. Новые страны, образующиеся на месте империй, неизбежно имеют смешанное население из этнических и национальных групп, которые не сходятся во взглядах и пристрастиях. Крах Германской, Австро-Венгерской, Российской и Оттоманской империй после Первой мировой войны, по мнению ученых, заложил почву для Второй мировой войны отчасти потому, что образовавшиеся в результате страны были слабы и зачастую раздроблены и не были в силах противостоять нацистской, а затем советской агрессии и доминированию. Даже до начала украинского кризиса были ситуации с сепаратистскими анклавами в Грузии и Молдавии, которые в своей борьбе за независимость искали защиты у России. В России тоже есть ряд регионов, таких как Чечня, где численность нерусского населения превышает численность русского и всегда была предрасположенность к конфликту. В целом, однако, учитывая огромный размер и мультинациональный характер СССР, удивительно, что не произошло большего числа конфликтов за 20 с лишним лет, прошедших с распада страны.

Кризис на Украине гораздо серьезнее, чем локализованные конфликты в Грузии и Молдавии. Украина располагает всеми составляющими для начала гражданской войны и более широкого конфликта. Общественность разделилась практически поровну между стремлением к Западу и ориентацией на Россию. Не менее важно то, что украинские органы государственного управления были коррумпированы, правители более заинтересованы в самообогащении, чем в решении насущных экономических проблем. Неслучайно политический кризис совпал с экономическим. Последний открыл двери для роста влияния конкурирующих внешних игроков. Российскому президенту Владимиру Путину нужна Украина, чтобы упрочить Евразийский экономический союз, а Европа при поддержке США подталкивает страну к интеграции с ЕС.

С отстранением от власти правительства Януковича и эскалацией напряженности с Россией после аннексии Крыма созданы все условия для того, чтобы страна скатилась в более ожесточенный конфликт с более широким охватом, хотя украинские военные поступили мудро и не попытались начать боевые действия за контроль над Крымом. Есть и другие территории в материковой части Украины, где большой процент населения поддерживает Россию, особенно в Донецкой области, где аннексия Крыма повлекла массовые беспорядки. Там население более смешанное, так что акции любой из сторон легко могут выйти из-под контроля и привести к насилию.

Некоторые украинцы и их сторонники на Западе призвали к вооруженному сопротивлению российской агрессии на Украине, что наверняка вызовет усугубление конфликта. В 2011 г. было проведено исследование, в котором рассмотрены 323 ситуации сопротивления с применением насилия и без, имевшие место с 1900 по 2006 г. Выяснилось, что сопротивление без насилия в 53 % случаев имело успех, по сравнению всего с 27 % вооруженных столкновений, даже когда приходилось иметь дело с таким же сильным противником{188}. Исследование также показало, что вооруженное сопротивление в исторической перспективе не приносило ни более быстрых, ни лучших результатов. В среднем кампания гражданского сопротивления продолжается три года в отличие от военного сопротивления, которое в среднем длится девять лет. К тому же любому гражданскому сопротивлению для успеха необходимо «привлечь широкие слои общественности, причем самых разных ее представителей»{189}. Поэтому успешное движение сторонников западного пути для Украины против России должно быть массовым и мирным. Вооруженная кампания расколет страну еще больше и может стать разрушительной, а также послужит предлогом для активного российского вмешательства.

Как мы уже видели, однажды начавшуюся гражданскую войну очень трудно остановить: насилие порождает насилие. Гражданскую войну у самых границ Европы будет трудно игнорировать. США и ЕС обязались не осуществлять военного вмешательства, но в случае нарастающего насилия они будут вынуждены вооружать прозападных украинцев, а также разместить войска НАТО в Польше и странах Балтии, непосредственно у российских границ. И мир может снова вернуться в состояние холодной войны.

России, Украине, США и Европе нужно найти дипломатическое решение, которое позволит всем сохранить лицо, до того, как начнется разгул насилия. Но любое решение, чтобы оно было долгосрочным, должно также решать проблему украинской экономики. Хотя ставки для России высоки, клятва Путина защищать русских не позволит ему пойти на попятный и отказаться от поддержки пророссийских сил, не подорвав при этом свою политическую позицию. Российская экономика может сильно пострадать, особенно если санкции ужесточатся, а Запад разорвет экономические связи с Россией. Ущерб, возможно, уже нанесен, если европейцы примут решение диверсифицировать источники энергоносителей и таким образом снизят свою зависимость от импорта из России. На это уйдут годы{190}, но затяжной кризис может послужить стимулом.

Возможны и более масштабные глобальные последствия. Успех России в укреплении сферы влияния может стать переломным моментом для распада всей мировой системы на региональные блоки. Это воодушевит ту часть китайской элиты, которая мечтает видеть страну лидером в Восточной Азии. Необходимо противопоставить российской агрессии решительное международное усилие, одной воли Запада недостаточно. Я говорю об этом, потому что удивительным образом потенциальные мировые державы, такие как Китай, Индия и Бразилия, равнодушно отнеслись к российской агрессии. США и Европе нужно быть осторожными, чтобы своими действиями не вызвать неприязнь у партнеров во всем мире, из-за того, что может показаться, будто они единственные, кто устанавливает правила хорошего тона{191}.

Наряду с нарастающей напряженностью сразу в нескольких регионах еще одним существенным фактором, повышающим вероятность войны, станет доступность смертоносных и разрушительных технологий. Вспомним главу 1, где мы говорили о росте значения отдельной личности. Мы живем в эпоху, когда у государства больше нет монополии на то, чтобы совершать убийства или производить разрушения в особо крупных масштабах. В ближайшие 15–20 лет мы станем свидетелями расширения спектра средств вооруженной борьбы, особенно возможностей нанесения точного удара, киберинструментов и оружия биологического террора. Возможность получения на рынке ключевых компонентов, таких как изображения, чертежи и практически открытый доступ к данным GPS-навигации, увеличит в ближайшие 10 лет доступность высокоточного оружия для государств и негосударственных организаций. Распространение такого оружия может поставить под угрозу важную инфраструктуру.

Это страшная перспектива для Ближнего Востока в частности: там действуют многочисленные террористические и повстанческие группировки. Представим себе «Хамас» или «Хезболлу» с ракетами, которые могут точнее попадать в цель. Под угрозой могли бы оказаться даже США, несмотря на все свои возможности. Не исключено, что распространение высокоточного оружия большой дальности и ракетных комплексов, предназначенных для поражения кораблей, станет проблемой для сил передового развертывания. Третьи стороны могут отказываться от сотрудничества из страха стать жертвами сверхточного оружия. Атакующие становятся слишком самоуверенными, а следовательно, и более склонными использовать вооружение. Точность оружия создаст у атакующих ложное представление о собственных возможностях. Они могут решить, что способны наносить точечные атаки для получения определенного эффекта.

Об угрозе кибероружия говорилось много. Его способность полностью изменить природу ведения боевых действий сильно преувеличена. Опасность его – в неожиданности и различных уровнях разрушительности. Возможные сценарии включают скоординированные атаки при помощи кибероружия, которые одновременно приводят в негодность разные объекты инфраструктуры. Один такой сценарий подразумевает ситуацию, когда одновременно на многие недели выйдет из строя программное обеспечение, отвечающее за электричество, интернет, работу банкоматов, средств вещания, светофоров, финансовых систем и воздушного сообщения. Пока тенденции кибератак показывают: несмотря на то что одни компьютерные системы надежнее других, мало кто, а может, и никто не может полностью гарантировать безопасность{192}.

Некоторым агрессорам кибервойны дают еще одно преимущество, которое редко можно получить в рамках реальных боевых действий: анонимность и низкая себестоимость. Поэтому такое оружие очень популярно у враждебно настроенных группировок или лиц, желающих посеять хаос. Пока кибероружие, доступное преступникам, не отличается сложностью по сравнению с тем, которое могут применить государства, но ситуация, скорее всего, изменится по мере того, как криминальные организации будут становиться более подготовленными и в перспективе смогут продавать свои услуги государствам и негосударственным организациям, имеющим еще более опасные намерения.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.