Глава 10 Под парусами в открытом море

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 10

Под парусами в открытом море

Если я выхожу замуж, то хочу быть совсем замужем.

Одри Хепбёрн

Однажды я обедал с приятельницей, работающей инвестиционным консультантом в крупной медицинской компании. Когда я спросил ее о новой должности в компании, которую она заняла годом ранее, она только посмотрела на меня, вздохнула и сказала:

«Увлекательным это быть перестало. Я живу в аэропортах, всегда в пути, отвечаю сваливающимся на голову клиентам. А при этом мозги цепенеют от рутины: регистрация, мини-бар в отеле, встречи в тех же ресторанах одних и тех же городов. Из-за этой работы я чувствую себя старой…»

Другая моя знакомая, мать троих детей, фантазировала, какая работа дала бы ей ощущение вдохновения или хотя бы придала дополнительной энергии. «Когда я была моложе, меня вдохновил список для поездки, описанный в сборнике эссе Джоан Диден «Белый альбом»{213} – признавалась она. – Он произвел на меня действительно сильное впечатление».

Список Диден, включающий предметы, необходимые для командировки репортера в опасную зону, был составлен с холодной точностью и свойственной ее стилю иронией. Моя знакомая хранила копию этого списка в течение первых лет работы консультантом.

Собрать и надеть:

• 2 юбки;

• 2 футболки или майки;

• 1 пуловер;

• 2 пары обуви;

• чулки;

• бюстгальтер;

• ночная рубашка, халат, тапочки;

• сигареты;

• бутылка бурбона.

В сумку с собой: шампунь, зубная щетка и паста, мыло Basis, бритва, дезодорант, аспирин, рецепты, тампоны, крем для лица, пудра, масло для младенцев.

Носить:

мохеровый плед;

печатная машинка;

2 стандартных блокнота и ручки;

папки;

ключи от дома.

«Я знала, что это звучит смешно, потому что мои поездки и работа не имели ничего общего с журналистской работой Джоан Диден, но каким-то образом, отождествляя себя с известным человеком, мне было легче представить эти командировки как нечто увлекательное. Только вчитайтесь в список. Бурбон – боже мой, виски! Сигареты! Только представьте, как теперь с этим проходить личный досмотр! Но так я смогла вплести себя в большой нарратив, какую-то увлекательную линию в культуре. Все это еще и оттого, что я была работающей мамой, а Диден всегда вдохновляла меня, как икона феминизма».

Я сказал знакомой, что она была бизнес-романтиком, хотя и скрытым, чем рассмешил ее.

Разве это не замечательно, что такой кажущийся бессмысленным предмет, как список вещей, может поднимать наше настроение, если прикрепить его в правильном месте в качестве источника вдохновения? Это наделяет человеческий опыт бизнес-путешествий более широким смыслом, проникает в «дух эпохи» и позволяет нам делиться своим опытом с миром в целом. Для моей подруги каждый раз, когда служба досмотра в аэропорту допрашивала ее по поводу пластикового тюбика с кремом для лица, это был легкий кивок восхищения в адрес Диден.

Но почему, если романтика требует таких небольших символических жестов, ее так трудно вернуть, когда она ушла? Я спросил свою знакомую, что могло бы вернуть прежнее чувство радостного возбуждения в ее нынешней рабочей ситуации.

«Не знаю, – ответила она. – Тогда я считала романтичными таких персонажей, как Джоан Диден, потому что была моложе и жаждала приключений. Теперь у меня больше ответственности, и я чувствую, что меня тянут в несколько разных сторон. Когда я путешествую, мне скучно, и кажется, что мозг отмирает. Работа превратилась в рутину». Что же происходит между возбуждением первых моментов нового опыта и последним днем расставания, нашим финальным аккордом? Для многих из нас, находящихся где-то посредине этого пути, – это момент размышления. Кто-то становится нервным, циничным или резким. Кто-то думает, что приближается к совершенству в своей работе и чувствует глубокое удовлетворение оттого, что достигает «высшего уровня в игре». Этот момент является для романтиков поворотным. Мы можем обернуться, посмотреть на прежних себя и удивиться своим упрощенным или неверным представлениям, или обратим свой взгляд вперед, планируя возможное окончание или переход. В обоих случаях бизнес-романтики должны сделать выбор: в чем наше предназначение?

Возраст и опыт, разумеется, играют свою роль. Социальный психолог Хайди Грант Хальворсон формулирует это так:

«Чем старше мы становимся, тем больше хотим держаться за уже имеющееся, за то, что наработали, чего достигли. У нас накапливается опыт неприятностей и потерь, мы уже побиты жизнью с разных сторон и выучили некоторые уроки, иногда довольно жесткие»{214}.

В середине пути бизнес-романтики держат курс на новые и более плодотворные источники получения удовольствия. Экстаз первых лет прошел (продвижение, самая первая презентация или предложение), но ему на смену приходит ощущение легкости от ритма и рабочих ритуалов. В этот момент мы уже знаем, как наслаждаться редкими моментами расслабления. Как пишет Хальворсон:

«Счастье становится менее энергозатратным, кайф от тинейджерских вечеринок, когда родители уехали за город, сменяется более мирным, расслабленным опытом уставшей мамаши, мечтающей просто целый день пролежать в теплой ванне».

И не случайно, что большинство романтических героев, в частности герои швейцарского лета любви, Байрон и Шелли, умерли молодыми. Одно дело – порхать по жизни, пока у тебя крепкое здоровье и богатый потенциал, и совсем другое – когда тебе нужно думать о здоровье, откладывать на пенсию и вносить деньги за учебу в колледже. Недавнее исследование, результаты которого опубликованы в Journal of Organizational Behavior, указывает на различия в источниках удовлетворения от работы у сотрудников младше 30 лет и людей старшего возраста{215}. Данные опроса более чем трех тысяч профессионалов показали, что молодые работники больше интересуются возможностями приобретения новых навыков, тогда как более возрастные мечтают об оптимальном балансе между работой и жизнью. Но пожилые рабочие по-прежнему склонны радоваться продвижению по службе и новым техническим навыкам. При этом им требуется четкая определенность взаимоотношений с работодателем.

Мэттью Стинчкомб, когда-то первый работник, нанятый через сайт прямой электронной торговли Etsy, а сегодня – вице-президент по ценностям и влиянию, – поделился со мной своим видением привязанности к месту работы: «Я всегда ищу возможности для сотрудников ближе познакомиться с нашим видением преобразования торговли». Однако он с готовностью согласился, что некоторые виды работ, связанные с интеллектуальным трудом, более романтичны:

«Если вы работаете в клиентском отделе, отвечаете на сотню электронных писем в день от разгневанных людей, то вам гораздо труднее приобщиться к базовым ценностям Etsy. Именно поэтому нам необходимо создать такую культуру, которая позволяла бы сотрудникам переживать моменты творчества и сопричастности».

Он приводит в пример один из главных проектов компании, Школу Etsy, где работники получают время и пространство, чтобы поделиться своими способностями и увлечениями с коллегами. Компания предоставляет школе ресурсы и место, многие уроки проходят в рабочие часы. Вплетая жизненные увлечения в повседневный рабочий ритм, Etsy дарит возможности для самовыражения прямо на рабочем месте.

Стинчкомб подчеркивает, что наша вовлеченность в работу переживает приливы и отливы. «Разумеется, по ходу дня бывают моменты, когда я разгневан или мне скучно. Мне кажется, это свойственно природе человека. Я смотрю на это как на должное. В такие моменты я стараюсь пойти погулять. Не хочу болтаться по интернету, демонстрируя, будто я очень занят».

Стинчкомб сформулировал итоговую ценность Etsy так: «Держитесь реальности всегда». Для романтиков это означает принятие того факта, что мы не всегда способны пробуждать в сознании романтизм. В какие-то моменты возникают опасения в некомпетентности и отсутствии вовлеченности в работу. Вместо того чтобы прятать это за показной занятостью, мы смотрим нашим страхам в лицо и называем их по имени. Как и во многих других случаях, мы признаем, что время от времени залегаем на дно. Даже бизнес-романтики проводят какую-то часть времени посредине, в паузах между подъемами и спусками. Если мы придерживаемся реальности и всегда честны перед собой в том, где находимся и куда собираемся идти, то эти долины между пиками обогащают нас.

Изучение темы вовлеченности неизбежно приводит нас к дилемме современных отношений, лучше всего отображенной в кинотрилогии Ричарда Линклейтера, где показан роман обычной ветреной пары любовников, Джесси (Итан Хоук) и Селин (Жюли Дельпи). В первом фильме, «Перед рассветом», пара влюбляется во время безумной ночи, проведенной вместе в Вене. Затем они теряют друг друга только для того, чтобы через десять лет романтически встретиться в фильме «Перед закатом». Третий фильм, «Перед полуночью», вышедший в 2013 году, показывает нам Джесси и Селин «посредине». Им теперь уже глубоко за 40, у них двое детей, ипотека и настоящее минное поле проблем. Трое авторов фильма (Линклейтер, Хоук и Дельпи), рассказывая в интервью New York Times{216} о работе над фильмом, говорили, что хотели, чтобы в третьем фильме вновь ощущались те романтические возможности, которые есть у людей среднего возраста. Как сказал Хоук: «Первую любовь невозможно сохранить навсегда».

Чему мы можем научиться в отношениях, которые давно утратили свежесть и новизну и уже навязли в зубах? Джесси и Селин не могут больше проецировать образы друг на друга, рассчитывая, что другой восполнит их собственные недостатки. Становится все труднее рассказывать о ком-то историю после того, как вы уже познакомились, перестали быть незнакомцами. Близкие отношения разрывают нарратив.

И все-таки у меня есть аргументы для повторного разжигания романтического огня в отношениях с человеком, компанией, карьерой, застрявшими посредине. Как мы можем примирить в нашей профессиональной жизни это провисание с вовлеченностью? Вместо того чтобы просто хлопнуть дверью, как найти способ влюбиться по второму разу? Количество времени, которое средний работник проводит у одного работодателя, сокращается. Мысль о том, чтобы всю жизнь работать в одной компании, кажется пережитком прошлого{217}. В нашей профессиональной жизни мы как ловеласы – всегда на рынке, в поиске какой-то следующей крупной рыбы. Разумеется, поступление на работу – это не вступление в брак, но не будем забывать: мы проводим на работе больше времени, чем с нашими супругами или партнерами. Что означает прекращение поисков счастья по ту сторону вращающейся двери и попытка обрести удовлетворение там, где мы есть?

Кто-то из нас является предпринимателем по своей природе, и мы находим романтику в каждой новой создаваемой компании. У предпринимательства, однако, также бывают периоды застоя, и не у каждого из нас хватает профессионального таланта им противостоять. Сет Мэтлинз, помогавший запустить и вырастить подразделение маркетингового консалтинга в CAA в Голливуде, кроме того работал директором по маркетингу в компании Live Nation, занимающейся организацией концертов. На какое-то время он оставил маркетинговую карьеру в крупных корпорациях и занялся социальными предпринимательскими инициативами. Как настоящий романтик, он пережил все истинные моменты начала собственного бизнеса: раннее утро проводил за улучшением истории бренда, а поздними вечерами паковал футболки в коробки. Теперь он больше не топ-менеджер, а предприниматель. Он говорил мне:

«У меня картина перед глазами: я буду как Джобс. Но романтика угасает очень быстро. Есть только сколько-то маек, которые ты можешь подготовить для счастливого, полного осмысленности плавания. Я обнаружил, что моя способность сопротивляться раздражению оказалась гораздо ниже во время занятия собственным бизнесом, чем когда я работал на кого-то другого. Это было гораздо тяжелее».

В конце концов Мэтлинз нашел пользу и в своей новой профессиональной идентичности, но ему стало ясно, что путь предпринимателя столь же уязвим для рутины, как и большая часть корпоративных карьер.

Несмотря на многие высказывания, служба в одной корпорации требует изрядной доли мужества. Ключевой оборот в данном случае – «служба». Он означает, что ты отдаешь работе всего себя, включая собственную автономность. В отличие от резкого ухода в предприниматели или от полного посвящения себя политической карьере или корпоративным догмам автономия в сочетании с преданностью офисной работе требует спокойной силы. Джаньперо Петрильери, доцент, специалист по организационному поведению в бизнес-школе INSEAD, а также опытный психиатр, полагает, что такому навыку следует учиться. Он указывает, что зачастую нужно быть смелым, чтобы сохранять независимость, оставаясь в рамках бизнес-культуры.

«Огромная смелость нужна, чтобы принять потерю части контроля при сохранении ощущения собственной индивидуальности. Над этим следует работать каждый день».

Я проработал в Frog Design семь лет, и первые три из них были посвящены тому, как научиться управлять такой сложной организацией. Только в последние годы я завоевал достаточно политического капитала, чтобы начать на что-то влиять. Возможно, вы упустите какую-то соблазнительную новую работу, оставшись у одного нанимателя на несколько лет, но подумайте о том, что вы приобретаете взамен: институциональное знание и, самое главное, ощущение принадлежности и владения – богатые, нюансированные отношения с организацией, которая будет раскрываться перед вами во всей своей полноте с каждым днем.

Разговор с архитектором Кей Комптон научил меня более глубокому пониманию привязанности такого рода. Комптон и ее супруг являются заядлыми яхтсменами. Они договорились пройти под парусами через Тихий океан по знаменитому «Млечному Пути», через все изумительные пляжи южной части океана. В 2007 году они продали дом в Сиэтле, избавились от всех обязательств, проложили маршрут и отправились в путешествие, которое выдернуло их из жизни по меньшей мере на два года. Большую часть этого времени они имели дело со спокойной водой, прекрасными солнечными днями и теплыми вечерами.

Плавая вдвоем, они разделили обязанности: пока один работал капитаном на вахте, второй оставался внизу.

«Проводить вместе 24 часа в сутки было нелегкой задачей. Надо обладать предельным уровнем доверия к другому человеку. Ваша жизнь находится у него в руках, и ты должен верить, что он проведет тебя безопасным путем», – говорила Кей.

Доверие и вера – это не отвлеченные понятия посреди бесконечного и пустого океана. Первый шторм на пути произошел, когда они шли на юг вдоль калифорнийского побережья. Ветер скоростью 25 метров в секунду и восьмиметровые волны.

«Я поняла, что теперь все зависит от нашей подготовки, – вспоминает Комптон. – Когда ты ушел так далеко, то уже не можешь позвать кого-то на помощь. У береговой охраны уйдет несколько дней на то, чтобы нас отыскать. Можно полагаться только на себя и на напарника. И ты понимаешь, что соскочить не можешь, и примиряешься с этой ситуацией».

Это чувство привязанности в противостоянии внешним обстоятельствам и поиски совместной стратегии выживания в конце концов вывели Комптон и ее мужа к безопасным берегам. Но она до сих пор вспоминает эти минуты экзистенциального страха.

«На моем ежедневном маршруте есть один светофор, когда я оказываюсь перед водой. И я всегда там вспоминаю о нашем путешествии. Я вспоминаю себя, как я чувствовала себя там, окруженная океаном, на нашей яхте. Это напоминание позволяет мне держаться над суетой и помогает верить в будущее».

Когда я спросил Комптон, изменил ли этот опыт ее отношение к работе, она не колебалась ни секунды:

«Когда мы с мужем были на яхте, там мог быть только один капитан. Мы постоянно менялись, но в каждый конкретный момент управлял лодкой кто-то один. И это отразилось на моей работе архитектора. Ты должен работать в команде и понимать свое место и роль каждого участника. Они могут меняться, но, если кто-то становится капитаном, с этим не надо спорить. Нельзя начинать споры посреди океана».

Не многим из нас доводилось работать в столь экстремальных условиях, но ее слова меня глубоко тронули. Сколько раз я начинал споры посреди метафорического океана, во время стратегической сессии или рекламной кампании? Разумеется, в бизнесе должно оставаться место для критики или дискуссии, но также необходимо полное доверие лидеру.

«Я хотела бы, чтобы все испытали те ощущения, которые я пережила во время этого путешествия, – сказала Комптон. – Тогда мир стал бы совсем другим, я гарантирую».

Разумеется, подобная самоотверженность требует рискованных ситуаций. Слишком многие из нас проводят всю свою карьеру в безопасности, хеджируя ставки, оставаясь на обочине, наблюдая за тем, кто в итоге выиграет схватку. Если мы действительно хотим посвятить себя работе, надо как-то рисковать в этой игре.

Романтики знают, что это нелегкий труд. По ходу карьеры я всячески избегал показывать свою уязвимость. Если я хотел превзойти кого-то в какой-то презентации или инициативе, моя цель состояла в том, чтобы предоставить пуленепробиваемые аргументы. Я приходил на встречи гиперподготовленным, обложенный текстами, вооруженный всеми данными и деталями, готовый возразить на любые малейшие опасения.

Со многих совещаний я выходил триумфатором, полагая, что добыл себе мощную поддержку. У меня ушло несколько лет на понимание своей ошибки. Есть огромная разница между «поднятым большим пальцем» и утверждением «мы в деле». Я получал кучу больших пальцев, но мне зачастую не удавалось получить настоящую, долгосрочную вовлеченность. Мои коллеги поддерживали мои идеи, но не вкладывались в них по-настоящему. Они становились последователями моих идей, вместо того чтобы проводить их как «наши».

Наконец у меня случилось прозрение: идеальной презентацией является «неидеальная презентация». Никто не хочет выполнять чей-то идеальный план. Никто не хочет добавлять чего-то своего к тому, что уже и так совершенно. Мы все ищем приглашения к со-творчеству, со-действию, со-владению; возможности сделать что-то новое, вне зависимости от того, насколько мелким и незначительным будет наш вклад в общий ход вещей. Мы не хотим отвечать на риторические вопросы или просто заполнять пустоты в идеальном рисунке, а стремимся интерпретировать, копаться или даже взламывать идею. Мы ищем возможность отклоняться от сценария и вовлекаемся только тогда, когда являемся соучастниками представления.

Сегодня я больше внимания уделяю тому, как оставить зазор между моей идеей и тем, как я ее представляю. Когда я делаю презентацию, то редко довожу ее до той стадии, в которой она проработана у меня в голове. Останавливаюсь несколькими шагами ранее. Редактирую, стираю, намеренно что-то упускаю. Я проектирую лакуны, которые могли бы заполнить другие. Удерживаю себя от искоренения всех недостатков. Представляемые мной планы неполны по содержанию и уязвимы. В них видны лазейки, шрамы, трещины, и другие видят возможность защитить их, усилить, сделать своими. В этот момент и начинается настоящая вовлеченность.

Возможно, это является императивом для бизнес-романтиков: мы не играем с нулевой суммой. В нашем уравнении всегда чего-то не хватает. Однажды композитор и музыкальный продюсер Брайан Ино сказал:

«Совершенство – это безликость»{218}. В несовершенстве мы формируем свой характер и находим романтику.

Мы, бизнес-романтики, не только развиваем себя, чтобы стать более уязвимыми, но и постоянно ищем слабые точки у тех, с кем мы работаем. Мы не заинтересованы в их «лайках», мы хотим знать, что они любят по-настоящему. Мы убеждены, что вкусы, эстетика, совместный «культурный капитал» в терминологии социолога Пьера Бурдье{219} – это важное требование при найме людей на работу. Именно поэтому с недавних пор я прошу соискателей заполнить опросник Пруста только для того, чтобы больше узнать о личности человека, выходящей за рамки выверенной биографии и отполированного резюме. Опросник Пруста получил свое название благодаря французскому писателю Марселю Прусту, который в молодости заполнил такую анкету в альбоме своего друга. В нее входят такие вопросы, как «ваши любимые литературные героини», «ваши любимые качества в мужчине / в женщине», «добродетели», «поэты», «ваше представление о счастье/несчастье» и другие личные вопросы, касающиеся эстетических предпочтений. В 1993 году журнал Vanity Fair стал публиковать этот опросник на последней странице.

Меня удивило, как много я узнавал о потенциальных коллегах после использования опросника Пруста. Некоторые соискатели пытались обмануть опросник, показаться слишком умными или хитрыми, но в большинстве случаев ты легко отличаешь фальшивый тон от настоящей страсти. Какова ваша личная версия опросника Пруста? Какова ваша библия хорошего вкуса? Что любят ваши коллеги? Сделайте это обязательным знанием и покажите им свои результаты.

Не бывает любви без уязвимости. Начиная свою речь в Кеньон-колледже, писатель Джонатан Франзен указал, что современная жизнь приспособлена в первую очередь для «лайкабельности», что он считает «масскультурной подменой любви»{220}. Ставить «лайки» гораздо легче, чем любить. Для «лайка» надо нажать всего лишь одну кнопку в фейсбуке. Осталось только добежать до торгового центра, купить там что-нибудь красивое, и мы получим очередную порцию «лайков». Если «лайк» – это система контроля, то любовь – это полная потеря контроля. Мы подвергаем себя риску, страдаем, открываем наши самые глубокие раны и мечты окружающему миру и стремимся сделать из этого нечто прекрасное.

Роберт Керби, литературный агент, живущий в Лондоне, рассказал мне, что хотя он легко пользуется словом «любовь» у себя в офисе, но ощущает, что оно является запретным на деловых встречах.

«Для того чтобы меня воспринимали в бизнесе, я должен структурировать свои мысли таким образом, чтобы они звучали серьезно. Это подразумевает статистику и точность. Меньше вдохновения, больше двухмерности».

Как могут подтвердить многие из нас, попробуйте показать или задеть чувства на совещании, и ваши коллеги поймут это как слабость, которой можно воспользоваться. Признайтесь в неведении или ошибке, представьте дурацкую идею, рожденную под воздействием минутного импульса, и вы рискуете быть высмеянным за то, что «не думаете головой». В углу кабинета, у кулера с водой, на совете директоров, в общем зале собраний: смущение ждет тех, кто попробует романтически решать проблемы бизнеса. Но почему мы все так запуганы этим смущением? «Смущение иногда хороший признак», – заметил автор-исполнитель Эндрю Берд, говоря о сочинении песен о любви. «Оно может означать, что вы раскрыли нечто подлинное»{221}. Бизнес-романтики покрываются мурашками, краснеют.

«Мы должны уйти от образа бизнесмена или главы компании, который накаляет атмосферу, вносит в нее соревновательный элемент и от него исходит постоянная психологическая угроза, основанная на страхе», – утверждает Керби.

Иногда в самые тупые моменты глупых совещаний, когда кто-то из участников выпаливает список проблем или начинает серию нападений, в голове у романтика могут крутиться клипы из миллиона разных фильмов: «А что, если я вдруг заплачу? Разрыдаюсь в голос? Расскажу им о своей тайной любви? Это разрушит меня? Или обезоружит их?» В такие моменты у нас есть два варианта: мы можем отключиться или, наоборот, включиться со всей душой. Если мы отключаемся, то запираем все свои личные желания и медленно убиваем надежду на возникновение радости от работы. Каждый раз, когда мы отключаемся, небольшая часть нашей любви умирает. А если мы делаем себя уязвимыми, то мы, конечно, рискуем всем. Мы привносим всю палитру своих эмоций и выплескиваем их прямо здесь и сейчас.

Когда в следующий раз кто-то отпустит неподобающую реплику на совещании, покажите, как затронуты ваши чувства (да, используйте именно такие слова). Когда вы узнаете, что кто-то сказал о вас что-то неприятное у вас за спиной, задайте вопрос. Признайте вашу собственную уязвимость, вместо того чтобы ворчать.

Будучи романтиками, мы должны следить за нашей вовлеченностью в работу на середине пути. Мы можем представить себя матросами, пересекающими океан, или членами команды, рискующими своей шкурой. Романтики знают, что прелести жизни доступны только тогда, когда мы творим историю вместе с кем-то, кто крупнее нас. Это легко, если работа или карьера приносят нам полное удовлетворение. Но это может быть чертовски сложно, когда середина пути превращается в засасывающее болото. Романтик встречает эту проблему с избытком внимания, уязвимости, вовлеченности. Авангардный композитор Джон Кейдж когда-то сказал:

«Если что-то скучно в течение двух минут, попробуй делать это четыре. Если по-прежнему скучно – попробуй восемь. Затем шестнадцать. Затем тридцать две. Постепенно ты обнаружишь, что это совсем не скучно»{222}.

Вовлеченность в скучное дело, в службу, в обживание пространства между автономностью и преданностью и, прежде всего, вовлеченность в работу. На две минуты, на четыре, на восемь, шестнадцать, тридцать две… На всю жизнь.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.