Правило № 9 Будьте исключительным
Правило № 9
Будьте исключительным
К поколению беби-бума, как правило, относят людей, родившихся в период с 1943 по 1960 г. Их традиционно (и зачастую не без оснований) описывают как трудоголиков, потакающих всем своим желаниям. Представителей поколения X, к которому относят тех, кто появился на свет между 1961-м и 1981 г., характеризуют как беспечных бездельников и безнадежных циников. За этим поколением последовало поколение Y, родившееся в период 1982 г. – начала 1990-х гг., – оптимистичных, социально ответственных «многозадачников».
Ненавижу подобные стереотипы, но собираюсь пополнить их число. Нет поколения Z, зато есть трофейное поколение – те, кто родился с 1990 г. до настоящего времени. Они выросли, воспитанные на убеждении: что бы ни было, каждый получает свой трофей. Все мы одинаковы. Все мы победители и имеем право на добычу, положенную победителям.
Да, верно. Но Свободным радикалам не пристало подобное мышление.
В наследие от Французской революции нам достался лозунг «Libert?, ?galit?, fraternit?» – «Свобода, равенство, братство». Здорово цепляет, надо признать. Наверное, вы помните, что я видел эту фразу на тарелке в доме богатого француза. За два столетия эти три простых слова нанесли немалый урон сознанию и уничтожили несметное количество богатства. Трофейное поколение вдохнуло в них новую жизнь.
Давайте оставим пока в стороне fraternit? – братство. Немного сентиментально, но по мне братство означает, что все мы связаны друг с другом. Лозунги в духе «поступай с другими так…», которые, видимо, выкрикивались после того, как с плеч французских аристократов слетали головы.
Разве кто-то может выступать против свободы? Свободные рынки, свободные люди, свобода индивидуальности (ну, за исключением тех случаев, когда мы братство). Свобода – лишь еще одно обозначение вольности духа, стремления к поставленным целям, желания достать звезду с неба и сделать свою жизнь лучше, т. е. всего того, что свойственно Свободным радикалам.
Но вот что касается ?galit? (равенства), мне кажется, люди все неправильно понимают. Как мы можем быть свободными, если нас заставляют быть равными? Разве это не подразумевает, что мы хороши лишь настолько, насколько хороши худшие из нас? Может быть, французы имели в виду равные возможности. Надеюсь, так и было. В противном случае они заслужили свой европейский социализм, в котором давно увязли.
Равные возможности означают, что ничья свобода не ограничивается по расе, половой принадлежности, происхождению, сексуальной ориентации, физическим способностям, спортивным достижениям (слышал, один инвестиционный банк не брал на работу толстых людей, которые не умели кататься на лыжах) и бог знает чему еще.
Видите ли, мы не равны. Забудьте об этом. Подобный образ мышления вытравливает Свободных радикалов. Забудьте политкорректные заявления об опасности тестов на IQ и выявление способностей. Одни люди умнее других. Если вы учились в средней школе, то сами это знаете. Если вы работали в компании, то тоже знаете это. Так что перестаньте твердить о равенстве. У меня были женщины-начальницы в сто раз умнее меня. Вот это и есть наглядное тому подтверждение!
Равные возможности – да. Равенство – нет.
И забудьте все эти глупости, почерпнутые из прессы, про то, что мы, мол, все равны, просто у некоторых имеются преимущества.
Колумнист журнала New Yorker и автор ряда бестселлеров Малкольм Гладуэлл убедительно доказал, что успех есть не более чем случайность и каприз судьбы. В своей книге «Сила мгновенных решений»[16] (Blink) он убеждает нас в нашей предвзятости. В книге «Гении и аутсайдеры»[17] (Outliers) Гладуэлл пытается доказать, что успех связан не столько с природными способностями, сколько с тем, что человек оказывается в нужное время в нужном месте и имеет за плечами 10 000 часов практики. В книге «Ружья, микробы и сталь»[18] (Guns, Germs, and Steel) писатель Джаред Даймонд на 425 страницах (очень мелким шрифтом) приводит доказательства своей теории: европейцы опередили в развитии Южную Америку и Африку потому, что их континент протянулся с востока на запад и имеет однородный климат, тогда как два упомянутых континента узкие и длинные, протянулись с севера на юг и отличаются разнообразием климатических условий. Там еще было что-то о ламах, ну да ладно, о них вам читать необязательно!
Смышленый латиноамериканец из пригородов Лос-Анджелеса и лощеный выпускник частной школы из Коннектикута должны иметь одинаковые возможности для поступления в Гарвард, создания компании, продажи акций на торгах и назначения на должность директора. И даже больше того, если латиноамериканец умнее лощеного выпускника. Главное – равные возможности, а не ?galit? в виде уравниловки.
Прогресс последнего столетия двигали не только дети или правнуки успешных людей из предыдущих поколений. Как раз наоборот. По результатам исследования динамики доходов, проведенного Мичиганским университетом, доход 67 % белых детей, родившихся между 1967-м и 1971 г., превышает доход их родителей, потому что они сумели приспособиться к инфляции и создать настоящее богатство. Среди родившихся в этот период чернокожих детей 63 % зарабатывают больше своих родителей.
Очередная волна выдающихся людей, изобретателей и созидателей, Свободных радикалов может иметь скромное происхождение, подобно Эдисону и Эйнштейну. Они могут быть выходцами с Парк-авеню, Беркли-сквер или из Бель-Эр. Их родословная не имеет ровным счетом никакого значения, и мы должны поприветствовать их. Канадский экономист Рейвен Бреннер называет их «избранное меньшинство». Думаю, он попал в самую точку.
Это так просто – станьте исключительным.
Исключительные, избранное меньшинство, производители против потребителей – все они разрушают прошлое и создают будущее, повышая наше благосостояние и прокладывая путь следующей выдающейся команде.
Не полагаясь лишь на свою интуицию, в попытках найти научное обоснование своей теории исключительности я стал искать кого-нибудь, кому довелось поработать с умными и даже выдающимися людьми. Таким человеком оказался Билл Радучел, интересовавшийся миром технологий уже тогда, когда этого мира еще не было и в помине.
Профессор Гарвардского университета, доктор наук, Радучел обучал одних из самых умных студентов в мире. И ему самому хватило ума оставить научную деятельность ради реального мира – он занимал должности финансового директора и директора по информационным технологиям в Sun Microsystems в 1990-х гг., в период небывалого взлета компании. В 1999 г. Радучел перешел в America Online на должность технического директора и проработал там до слияния компании с Time Warner. С тех пор он сотрудничал с десятками технологических фирм, от стартапов до акционерных компаний. Другими словами, Радучел всю свою жизнь имел дело с умными людьми.
Я разговорился с ним на конференции, и он многое поведал мне об умных людях, о том полпроценте населения Земли, которое играет решающую роль в движении по пути прогресса. Все сказанное им подтверждало мои сведения об избранном меньшинстве, поэтому я встретился с ним еще раз и постарался выведать как можно больше.
– В предыдущую нашу встречу вы упомянули о том, что половина процента – наиумнейшие – наиболее важна для богатства, уровня жизни и прочего. Я много об этом размышлял и интуитивно согласен с вами, но не могли бы вы пояснить свою мысль?
– Есть чудесная книга покойного Мориса Холстеда, в которой подробно об этом рассказывается.
Речь шла о книге «Начало науки о программах» (Elements of Software Science), опубликованной в мае 1977 г.
– По моему мнению, – продолжил Радучел, – в интеллекте можно выделить четыре параметра…
– В смысле четыре степени, как в IQ? – уточнил я.
– Нет-нет, это скорее не степени, а характеристики человеческого интеллекта, помогающие осознать различия между нами.
– Ясно.
– Во-первых, число Страуда. Это что-то вроде тактовой частоты процессора. Оно показывает, как быстро работает наш мозг. Большинство исследований, которые я читал, установили относительно узкий диапазон способностей: самый высокий и самый низкий показатели соотносятся как три к одному. Это важно, однако мне доводилось встречать блестящие, но крайне медлительные умы.
Джон Страуд – психолог, работавший с таким понятием, как «скорость обработки информации человеческим мозгом». Результаты его работы изложены в книге 1967 г. «Тонкая структура психологического времени» (The Fine Structure of Psychological Time). Страуд определял «момент» как время, необходимое человеческому мозгу для выполнения определенной задачи, «элементарного различения». Число Страуда – это число таких моментов в секунду. По его приблизительным оценкам (подозреваю, в 1966 г. сканирование мозга было далеко не так развито, как сегодня!), их может быть от пяти до двадцати, т. е. максимальное соотношение – четыре к одному. Достаточно близко к трем к одному.
– А я знаю много наркотиков, стимулирующих быстроту мышления, – вставил я, пытаясь с ним согласиться.
Пропустив мою реплику мимо ушей, Билл продолжил:
– Во-вторых, организация человеческой памяти напоминает связанные списки, или блоки данных, или участки с информацией. Когда блок открыт, вы знаете все, что в нем содержится. В каждый конкретный момент времени у человека открыто примерно семь таких блоков, вот почему американские телефонные номера состоят из семи цифр. Это число, конечно, варьируется, правда, в узком диапазоне – примерно от трех до двенадцати, как мне кажется.
Я мог только вспомнить, как в детстве мне говорили, что я не могу одновременно жевать жевательную резинку и ехать на велосипеде.
– Хотите сказать, мы можем мечтать или размышлять только о семи вещах одновременно? – спросил я.
О-хо-хо! И зачем я придумал 12 правил плюс одно дополнительное вместо всего лишь семи!
– Именно так, но у некоторых из нас это число больше в два раза, что имеет немалое значение при выполнении сложных задач: написании программ, манипулировании генами и все в таком духе.
Надеюсь, при чтении книг тоже.
– В-третьих, – продолжал Билл, – новая, оригинальная мысль эволюционирует таким образом: мозгу хорошо удается оценка, поэтому при генерировании мысли вы используете шаблон – вот почему так важны якоря, – а затем производите изменения и отправляете ее «оценщику», который решает «да» или «нет».
– Вы имеете в виду, шаблон какой-то готовой мысли?
– Точно. Вот почему вы слышите свою мысль впервые, когда озвучиваете ее. С помощью сканирования мозга можно определить количество участков, отвечающих за генерирование мыслей, и опять-таки их число ограничено: от двух до десяти, а среднее равняется пяти. И, разумеется, эти данные не были получены на основании большой выборки населения.
– Итак, у нас есть тактовая частота, количество блоков с информацией и участков, отвечающих за генерирование мыслей, и этого достаточно, чтобы объяснить различия в уровне интеллекта?
– Почти. Очень сильно разнится размер блока памяти. Холстед скромно обозначил этот показатель как «длина Холстеда». Он вывел некоторые произвольные показатели, но обнаружил среднее число двести пятьдесят, примерно пятьдесят строк программного кода, в те времена на Fortran. Однако показатель этот у разных людей заметно различается, и у лучших программистов длина Холстеда составляет шестьдесят тысяч и больше.
– Шестьдесят тысяч против средних двухсот пятидесяти?
– Именно так. Вот качество, которое разнится примерно на несколько порядков, вместо трех к одному или четырех к одному. Чем больше длина Холстеда, тем более сложные проблемы вы можете решать, тем обширнее структура данных, которыми вы в состоянии оперировать.
– Получается, дело не в том, как быстро ты думаешь или сколько мыслей можешь пропускать, все дело в глубине этих мыслей…
– Однажды мне довелось лететь вместе с писателем Моррисом Уэстом, и он сравнивал романистов с талантливыми программистами, мол, они в чем-то похожи. Все дело как раз в длине Холстеда. Чтобы что-то постичь, нужно разложить это на несколько блоков, длина каждого из которых должна быть меньше длины Холстеда. А затем добавлять напластования, пока не получится один блок. Если сложность чего-то составляет, скажем, пятьдесят тысяч по длине Холстеда, некоторым людям потребуется один блок. Однако среднестатистический человек начинает с двухсот, а потом добавляет еще пятьдесят в напластованиях. Это впечатляющая разница в понимании сложной проблемы и в эффективности ее разрешения. Одни на это способны, в зависимости от длины Холстеда, а другие нет.
Я задумался, не имел ли он в виду не только романистов, но и авторов научных книг, но Билл еще не закончил.
– Вот почему производительность этой половины процента настолько важна. Полпроцента разрабатывают проект, а остальные получают возможность работать над составляющими элементами. Именно проект – замысел – имеет решающее значение.
Вот что получается. Продуктивность обеспечивают выдающиеся умы и те, кто работает с ними или на них. Съешь-ка, Гладуэлл!
По пути домой меня охватило смятение. Для меня это не ново, смущение и смятение – мои давние спутники. Но в этот раз оно было вызвано словами, брошенными мимоходом. Якоря – «вот почему так важны якоря» – шаблоны, которые мы меняем, прежде чем отправлять на оценку.
Пришлось покопаться в справочниках. Якоря – это один из терминов поведенческой психологии, который описывает процесс принятия решений. В качестве якоря выступает намек или подсказка к тому, как начать думать о чем-то, якорь можно модифицировать для соответствия той или иной ситуации, и он влияет на поведение. Гипнотезеры используют якоря, чтобы заставить вас совершать определенные действия. Но так же поступают ваши родители, священник, раввин и, вне всяких сомнений, ваш начальник. В этом есть смысл. Кто бы знал, как вести себя в различных ситуациях, не будь якорей честности, моральных принципов, личной заинтересованности или просто доброты, которые обусловливают наши действия? Изучением этого явления занимаются целые области психологии. И так же поступает бизнес и общество. Ричард Талер и Кэсс Санстейн написали книгу «Толчок к правильному выбору» (Nudge) о том, как правительства используют «либертарный патернализм», чтобы воздействовать на поведение людей и уводить их в сторону от неверных решений. Ну а кто решает, что верно или неверно, хорошо или плохо?
В апреле 2010 г. в Weekly Standard была опубликована статья Эндрю Фергюсона, в которой он писал, что многие известные исследования по бихевиористской экономике проводились аспирантами, которые попросту платили студентам-волонтерам за выполнение простейших заданий. Автор статьи утверждал, что подобные исследования едва ли могут служить основанием для серьезных политических рекомендаций по улучшению жизни общества.
То же самое относится и ко многому из того, о чем говорится в «популярной экономике». Процитируйте исследование в подтверждение какой-нибудь эксцентричной идеи и игнорируйте все прочие исследования или контрпримеры, которые с легкостью опровергнут ее. При этом на спорщиков, не знакомых с «литературой», нужно смотреть сверху вниз.
Никто не хочет, чтобы вы были исключительным, никто не хочет верить в то, что исключительные люди вообще существуют. Не обращайте на них внимания. Пока вы создаете будущее, они так и будут делить пирог среди равных.
Как оказалось, Санстейн занял пост главного советника по информации в администрации Барака Обамы, чтобы подталкивать в нужном направлении всех нас, как будто правительство может решать, что хорошо, а что плохо. Возможно, мысль заключается в том, что правительство является исключительным, а остальная часть общества – немытое стадо. Тьфу!
Кстати сказать, пришедший к власти Наполеон убрал из национального девиза ?galit? и fraternit?, заменив их на libert? и ordre public. Свобода и общественный порядок. Ничего хорошего из этого не вышло.
Так как же найти исключительных людей? Или доказать компаниям собственную исключительность? Сделать это становится все труднее и труднее. Нравится вам это или нет, но начинать поиски нужно с колледжей.
В Северной Каролине у самой границы с Вирджинией находится округ Рокингем. Единственный колледж в этом районе – Рокингемский общественный. Тем не менее борьбой за места в лучших колледжах и университетах страны и тем, что школы взимают по $50 000 в год за обучение, мы обязаны событиям, произошедшим именно в этих краях.
Раньше всю электроэнергию для Северной Каролины поставляла компания Duke Power. В 1948 г., в разгар послевоенной индустриализации, чтобы удовлетворить возросшие потребности в электричестве, Duke выстроила две электростанции на твердом топливе на реке Дэн, возле города Дрейпер. Обошедшиеся в $15 млн, эти электростанции стали крупнейшими в системе Duke Power.
Благодаря их постройке были созданы новые рабочие места, многие из которых предполагали тяжелый, изнурительный физический труд. Действие разворачивалось на Юге до эпохи равных гражданских прав, поэтому чернокожих направляли на физическую работу, в то время как в четырех так называемых операционных отделах – транспортировки угля, управления, технического обеспечения и в лаборатории – работали одни только белые. Повышение по службе почти всегда происходило в рамках одного отдела и только по старшинству. Самые высокооплачиваемые работники, занимавшиеся физическим трудом, получали меньше, чем самые низкооплачиваемые сотрудники всей остальной станции.
В 1964 г. седьмой раздел нового закона «О гражданских правах» положил конец расовой дискриминации. Но Duke Power не торопилась что-либо менять. В день вступления в силу седьмого раздела, 2 июля 1965 г., компания установила требование, согласно которому для работы в высокооплачиваемых операционных отделах от кандидатов требовались не только аттестаты о среднем образовании, но и высокие баллы при прохождении двух тестов: теста Вандерлика для оценки уровня интеллекта и теста технических способностей Беннетта.
Из 96 рабочих электростанций на реке Дэн 14 были чернокожими, и все они, как нетрудно догадаться, работали в отделе физического труда. В марте 1966 г. 13 из них подали жалобу в Комиссию по соблюдению равноправия при трудоустройстве. Дело «Григгс против Duke Power» прошло немало судебных инстанций – окружной суд, апелляционный суд и наконец, в декабре 1970 г., Верховный суд США. Справедливость, может, и слепа, но, боже мой, до чего же она медлительна!
Комиссия по соблюдению равноправия при трудоустройстве установила, что в 1966 г. тесты Вандерлика и Беннетта успешно прошли 58 % белых и только 6 % чернокожих.
В марте 1971 г. председатель Верховного суда Уоррен Бергер вынес единогласное решение. Приведенные ниже слова подводят итог всему делу:
«Судя по имеющимся у нас материалам, ни требования о законченном среднем школьном образовании, ни тестирование общего уровня интеллектуального развития не имеют доказуемой связи с успешным выполнением работы, при приеме на которую они применялись. Оба требования были введены, как отметил апелляционный суд, без глубокого изучения их взаимосвязи с возможностью успешно справляться с работой. По свидетельству вице-президента компании, введение данных требований было обусловлено предположениями компании о том, что это повысит качество рабочей силы.
Как, однако, явствует из доказательств, сотрудники, не окончившие среднюю школу или не прошедшие тесты, удовлетворительно справлялись с назначенными обязанностями и демонстрировали успехи в отделах, где теперь требуются тесты и аттестат.
Сведения о продвижении сотрудников, которые не соответствуют новым критериям, указывают на то, что в данных требованиях нет необходимости даже ради сохранения существующей в компании политики продвижения. В контексте данного дела излишне обсуждать вопрос, могут ли применяться тесты, оценивающие способность занимать более высокую должность, при условии того, что выдвигаемые требования отвечают деловым интересам. Компания не сумела этого доказать».
Далее Бергер продолжает:
«Закон не запрещает использование тестов или оценочных процедур, очевидно, что они приносят пользу. Но Конгресс запрещает превращать эти механизмы и приемы в определяющий фактор при принятии решения, если только они со всей очевидностью не являются разумным критерием оценки качества работы. Конгресс не требует отдавать предпочтение менее квалифицированным перед более квалифицированными сотрудниками только в силу их принадлежности к тому или иному меньшинству. Отнюдь не пренебрегая квалификационными соответствиями работе как таковыми, Конгресс устанавливает их как определяющий фактор, с тем чтобы раса, религия, национальность и половая принадлежность не принимались во внимание. Конгресс предписывает, чтобы используемые тесты определяли способность испытуемого к выполнению конкретной работы, а не оценивали человека в целом».
Какое отношение вышесказанное имеет к колледжам? Самое непосредственное.
После дела «Григгс против Duke Power» корпоративная Америка, опасаясь судебных исков, отказалась от любых тестов на определение способностей или интеллекта кандидатов при приеме на работу. Сумасшествие, не правда ли?
Но Джеймс Таранто из Wall Street Journal не оставил это без внимания. Джеймс редактировал статьи, которые я писал для журнала много лет назад. В одной из них упоминалось о том, что у тех, кто работает в Кремниевой долине, оценки по математике при сдаче экзаменов SAT (на выявление академических способностей) выше, чем у работников Уолл-стрит. Эта мимолетная фраза вылилась не в один жаркий спор с Джеймсом о пользе высших учебных заведений. Споры происходили в нью-йоркских барах под превосходные сигары. Помимо всего прочего, выяснилось, что у Джеймса баллы по отборочным тестам гораздо выше моих, черт возьми, но колледж он не окончил. В 2007 г. он написал потрясающую статью под названием «Несравнимые, но не серьезные», в которой указывал на то, что в отличие от компаний, у которых руки связаны трудовым законодательством и разделом семь, высшие учебные заведения имеют полное право тестировать все, что захотят.
Экзамены SAT, в конце концов, выявляют академические СПОСОБНОСТИ. Вот так вот.
В отличие от компаний, высшие учебные заведения вправе проводить сколь угодно строгий отбор абитуриентов, учитывая результаты экзаменов SAT, школьные отметки, спортивные достижения, внеклассную деятельность, результаты собеседования, финансовые возможности. И им даже не нужно объяснять, почему они отказали и почему вам лучше остаться в Рокингемском общественном колледже.
В своей статье Таранто писал: «Сферу высшего образования и работодателей объединяют симбиотические отношения, в которых первые наживаются в качестве привратников последних, защищая тех от обвинений в нарушении гражданских прав». Компании, лишенные законных оснований для того, чтобы оценивать ваш интеллект, доверили отсев университетам и колледжам.
Тем не менее есть хитрые лазейки, которые позволяют и компаниям отыскивать настоящих Свободных радикалов. Многих моих друзей вынуждали перед устройством на работу проходить собеседование с психиатром. Похоже на мошенничество, но что-то мне подсказывает, что раздел семь не запрещает выявлять раздвоение личности или клаустрофобию.
Многие компании, отчаянно нуждающиеся в умных людях, но не имеющие возможности оценить ум кандидатов, включают в собеседования самые что ни на есть эксцентричные вопросы. Их цель не столько получить правильный ответ, сколько, исходя из рассуждений кандидата, составить хотя бы малейшее представление об уровне его интеллекта. Вот пример вопроса, который задают в компании Microsoft: сколько шаров для гольфа может поместиться в школьный автобус? Мне не совсем ясно, какое отношение он имеет к разработке программ, но его тем не менее задают.
Ответ, кстати сказать, 3 000 000, и, вероятно, это правильный ответ на большинство вопросов. Автобус имеет примерно 50 футов в длину, 10 футов в ширину и 6 футов в высоту, таким образом, его объем равняется примерно 3000 кубических футов. Мяч для гольфа имеет 1 дюйм в диаметре, пусть будет 1,2 дюйма или 1/10 фута, т. е. его объем равняется 1/1000 кубического фута. Разделить на 3000 и получим 3 000 000 мячей. Довольно точно и по крайней мере позволяет объяснить, почему в программном обеспечении Microsoft столько ошибок. Вместо того чтобы задавать тупые вопросы, им бы стоило отбирать тех, кто умеет писать программы.
А вот еще парочка примеров: как изготавливаются M&M’s? Какую кофе-машину вы бы придумали для автомобиля? Сколько крышек канализационных люков насчитывается в США?
Google пошел еще дальше. По всей области залива Сан-Франциско он наставил щитов со странными задачами, решить которые под силу только доктору наук по неевклидовой алгебраической топологии или еще какой-нибудь невразумительной науке. Решивших предложенную задачу отсылают на страницу Google с инструкциями по приему на работу. По крайней мере, я слышал, так это объясняется. Но думаю, истинная цель – заставить местных жителей чувствовать себя идиотами, потому что они не могут работать в Google.
Однако по крайней мере это хоть что-то. Работодатели не занимаются благотворительностью. В условиях нашей экономики компании работают ради получения прибыли за счет ваших мозгов, платя вам зарплату и как-либо еще поощряя за возможность использовать именно ваши мозги, а не любые другие.
Однако Джеймс Таранто утверждает, что высшие учебные заведения выступают привратниками и защитниками компаний в том смысле, что они стали требованием, а не факультативным параметром. Еще один сногсшибательный вопрос от Microsoft: объясните суть закона непреднамеренных последствий[19].
В любом случае исключительных людей гораздо больше, чем тех, кто набрал 2400 баллов на экзаменах SAT или пишет во сне программы, позволяющие превратить ваш браузер в портал по продаже акций. Они везде и повсюду, и может, вы – один из них!
Но если у вас длина Холстеда равняется 220, задействуйте все свои блоки, чтобы оказаться рядом с выдающимися людьми – нанимайте их на работу, устраивайтесь на работу к ним, учитесь у них, следуйте за ними в гору. Нет нужды изобретать Google, Genentech или Goldman Sachs, достаточно оценить величие этих компаний и перспективы многих других, которые в скором времени ожидает успех.
Поскольку вас вынуждают поступать в колледж, а правительства и корпорации подталкивают вас в том направлении, какое выгодно им, мой вам совет: не обращайте на них внимания. Станьте исключительным человеком или найдите исключительных людей, которые стремятся к великим свершениям. Правительству не по душе идея о выталкивании кабельных операторов из бизнеса, несмотря на колоссальную пользу для общества в целом. Так что держитесь правил, а не правителей.
Действуя как Свободный радикал, во всем проявляйте свою исключительность.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.