Природные ресурсы. лес

Природные ресурсы. лес

ИКЕА отнюдь не гангстерская компания, она делает много хороших дел и в области охраны окружающей среды, и в социальной сфере. С другой стороны, компании не обязательно быть криминальной, чтобы покупать колоссальное количество древесины из девственных лесов. Первыми совершают преступления те, кто вырубает лес и вывозит древесину. Вторыми – те, кто обрабатывает и продает ее. В этой криминальной стоимостной цепочке вина должна быть поделена поровну, поскольку ИКЕА торгует изделиями из древесины, происхождение которой не всегда законно.

По мнению общественности, нелегальной вырубкой леса, этой деструктивной деятельностью, занимаются только боящиеся огласки компании. Через поколение в мире не останется девственных лесов, то есть областей, которые никогда не подвергались воздействию человека (читай – опустошению). Вместе с этими лесами навсегда исчезнет уникальный растительно-животный мир, а также жизненно важная способность этих лесов превращать углекислый газ в кислород. Наши внуки когда-нибудь посмотрят нам в глаза и спросят: «А зачем вы делали это? Разве в этом была такая уж необходимость?»

Сказать по правде, вырубать леса в большом количестве и бесконтрольно никакой необходимости нет. В тропиках за 10–20 лет вырастает достаточно деревьев, имеющих промышленное значение. В той же Швеции прирост леса значительно превышает его вырубку. Опустошение происходит скорее из жадности. «Нелегальная» древесина гораздо дешевле, чем, например, шведский лес.

Если бросить взгляд на Китай, то китайцы со времен своей «культурной революции» разбазаривали свои лесные ресурсы, совершенно не заботясь о последствиях. А они оказались более чем печальными: оползни и прочие природные катастрофы, лишившие крова людей и поставившие на грань исчезновения многие виды флоры и фауны. В кильватере природных катастроф, спровоцированных неконтролируемой деятельностью, постепенно возникло жесткое законодательство, целью которого была посадка леса на критических участках и упорядочивание темпов вырубки. В конце концов, лес нужен самим китайцам, а не многонациональным корпорациям вроде ИКЕА с их неутолимой жаждой дешевого сырья.

Когда я был начальником бизнес-единицы, дела обстояли несколько иначе. Мы наладили сотрудничество с рядом комбинатов в районе Харбина, на самом севере Китая. Мы покупали сучковатые верхушки березовых бревен, чтобы потом распиливать их на подходящие части и склеивать. В результате у нас получились привлекательные столешницы

с бледным перламутровым мерцанием березового дерева и красивым сучковатым узором. Благодаря дешевой китайской березе мы смогли прибыльно продавать столы НОРДЕН за 1995 крон.

У ИКЕА в Китае был свой лесничий, который летом объезжал на лошади районы вырубки, чтобы убедиться, все ли в порядке. В эти районы можно было добраться только верхом, поскольку расстояния были большие, а дорог не было вовсе. Зимой вырубалось то количество, которое мы заказывали, и его везли на лесопилки по замерзшим рекам.

Сегодня, как я уже сказал, все изменилось. Поскольку в Китае возник большой дефицит дешевого леса, со стороны закупочного руководства ИКЕА было бы логично уйти из страны (по крайней мере, из ее северной части). Но Йоран Старк, возглавлявший закупочное руководство, этого не сделал.

На мой взгляд, снабдить ИКЕА по-настоящему дешевым лесом могла бы Россия с окружающими ее соседями. Но наш русский сосед для ИКЕА словно большая черная дыра: вкачиваются миллиарды, а отдачи никакой. Неудачи с Россией возведены в ИКЕА в ранг естественного закона – в этой стране нельзя заработать, в ней можно только потерять.

Решение остаться в Китае имело разрушительные последствия, о которых ИКЕА предпочитает не говорить. Во всяком случае, вслух, поскольку в Китае леса много. Китайцы чрезвычайно энергичные бизнесмены, но этика никогда не была их сильной стороной. Вот почему им ничего не стоит переправиться через границу в Сибирь и незаконно вырубать там девственный лес, одним из наиболее важных покупателей которого является ИКЕА. Известный мне чиновник из Группы компаний некоторое время назад высказал свое беспокойство по поводу того, что проследить происхождение древесного сырья в Китае можно только на 10–20 %. Однако долг компании – проследить путь сырья, как говорится, от и до. Если доля прослеженного сырья ниже 80–90 %, такой показатель считается крайне низким.

Отследить лесное сырье в Китае – само по себе не проблема, но это будет стоить больших денег. Кроме того, «легальная» древесина стоит гораздо дороже. Для получения «легальной» древесины ИКЕА потребовалось бы взять в штат большое количество лесничих и нанимать независимых консультантов по лесу. Пришлось бы также поискать поставщиков, которых было бы удобно контролировать на месте, в лесу. Но в Китае древесина редко покупается напрямую, все проходит через целую серию посредников. Так что если занимающаяся расследованием съемочная группа шведского ТВ застанет ИКЕА с поличным, представитель компании на автомате ответит: «У нашего мебельного поставщика так много субпоставщиков древесины, что мы не в состоянии проконтролировать происхождение каждого бревна», – та же отговорка, что во время скандала с пухом и детским трудом в Индии более пятнадцати лет назад.

Принимая во внимание «любовь» китайцев к легальности, Сибирь должна быть приятным местом для совершения экологических преступлений, и разумно предположить, что почти все сырье происходит из российской тайги. На долю Китая приходится примерно 25 % всех закупок ИКЕА, и 60 % этих закупок – дерево в различных видах. С попустительства ИКЕА вырубаются пять миллионов деревьев. Каждый год. Это безусловно делает компанию «самым большим розничным торговцем девственных лесов» (World’s Largets Retailer of Virgin Forests, англ.). Этот титул экологическое движение США когда-то присвоило компании Home Depot, что заставило ее полностью изменить свою политику в области экологии.

В этой связи становится очень интересной «тефлоновая» стратегия ИКЕА. Поскольку ИКЕА очень крепко привязала к себе Всемирный фонд дикой природы (как посредством сотрудничества, так и материально), представляется в высшей степени сомнительным, что указанная организация осмелится кусать кормящую ее руку. То же самое и с Гринписом, который, конечно, более независим, но с некоторых пор также благосклонно относится к ИКЕА. Взаимодействие с Гринписом началось по моей инициативе свыше пятнадцати лет назад, и с тех пор сотрудничество углубилось. Годами на повестке дня этой организации остро стоял вопрос о лесе. Гринпис наверняка знал или, по всяком случае, предполагал, что ИКЕА совершает серьезные экологические преступления в Китае и Сибири. И тем не менее царила гробовая тишина, а экологические преступления стали эффективной стратегией снабжения обеих сторон. Гринпис, пожалуй, исключение в отношении наличных, потому что они не берут деньги напрямую, а вот ЮНИСЕФ и Всемирный фонд дикой природы, без сомнения, зависят от денег ИКЕА. Money talks![7]

Окружающий ИКЕА «тефлон» и есть тот щит из купленных, а потому держащих рот на замке неправительственных организаций. К этому же щиту относятся купленные благотворительные проекты, на которые ИКЕА может гордо сослаться, если грянет буря. Для руководства ИКЕА на самом деле всегда важнее пристойный внешний вид, чем повседневность за сине-желтым фасадом. Иными словами, ИКЕА вряд ли лучше «диких» капиталистов, как охотно утверждает Инг-вар. Скорее хуже, поскольку мало у кого из многонациональных корпораций есть такая колоссальная (и постоянно растущая) потребность в древесине, как у ИКЕА.

(В скобках замечу, что до недавнего времени было запрещено обнародовать тираж каталога ИКЕА за пределами компании. Ингвара очень волновало, что кто-нибудь переведет этот тираж в количество поваленных деревьев и гектаров вырубленного леса.)