12. УНИВЕРСАЛИИ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА

12. УНИВЕРСАЛИИ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА

Как председатель ФРС я часто сталкивался с тем, что решение неотложных экономических проблем невозможно без учета взаимодействия человеческих страстей и рыночных сил во всем его многообразии. В предыдущих главах я рассказывал о том, как пришел к пониманию внутренних процессов экономического мира, о своем пути познания длиною в 60 лет. Теперь настало время поговорить о выводах. Попробую изложить мои представления о силах, связывающих мировую экономику в единое целое и заставляющих ее эволюционировать, а также о силах, грозящих разрушить ее.

Еще в начале моей профессиональной карьеры я пришел к заключению, что главным фактором экономического роста и фундаментом нашего уровня жизни является конкуренция. Эра глобализации, в которую мы вступили десятилетия спустя, не потребовала значительного пересмотра моих представлений. Когда в 1987 году президент Рейган назначил меня председателем ФРС, многих беспокоило то, что я не имею опыта работы в сфере международной экономики. У критиков, надо сказать, были основания для сомнений. Компания Townsend-Greenspan, которой я руководил_[ ориентировалась на внутренний рынок и практически не соприкасалась с международной экономикой, если не считать экономики международного нефтяного бизнеса. Работа в Экономическом совете в середине 1970-х годов позволила мне познакомиться с успехами и неудачами стран Европы и в какой-то мере стран Азии. Однако лишь оказавшись в кресле председателя ФРС в августе 1987 года, я напрямую столкнулся с проблемами остального мира и силами, которые им двигали. Периодические кризисы в странах Латинской Америки на протяжении 1980-х и 1990-х годов, развал Советского Союза и его экономической системы, преддефолтное состояние Мексики в 1995 году и ужасные финансовые кризисы на развивающихся рынках, завершившиеся российским дефолтом 1998 года, заставили меня кардинальным образом изменить приоритеты и сместить центр внимания. Моим первым наставником в ФРС стал руководитель Департамента международных финансов Тед Трумэн. Этот дальний родственник президента Гарри Трумэна получил степень доктора философии в Йельском университете, где преподавал несколько лет до прихода в ФРС. Я многому научился у Теда, пока мы работали вместе. В 1998 году его назначили помощником министра финансов по международным вопросам, а на смену ему пришла Карен Джонсон, получившая докторскую степень в Массачусетском технологическом институте.

Во время работы в ФРС я консультировался с экспертами практически по всем аспектам международной экономики: от непрозрачных правил учета наших взносов а МВФ до особенностей функционирования свободных экономических зон в дельте реки Сицзян в Китае. Мне также пришлось постоянно пересматривать свои представления об эффективности американской экономики в контексте углубляющейся глобализации. Помимо Дональда Кона моим образованием в области экономики США занимался Дэвид Стоктон, работавший в ФРС с 1981 года и ставший главным экономистом в 2000 году. Он не был такой же публичной фигурой, как управляющие ФРС. да и не стремился к этому, однако именно его прогнозы развития американской экономики озвучивали управляющие в своих выступлениях. Мы. управляющие ФРС, воспринимали его как незаменимого члена команды²⁸.

Споры о кратчайшем пути к процветанию начались задолго до 1776 года. когда увидел свет фундаментальный труд Адама Смита «Исследование о природе и причинах богатства народов». Хотя эти споры по своей сути бесконечны, все же можно выделить три главных фактора, от которых зависит глобальный рост: 1) уровень внутренней конкуренции и. что важно в первую очередь для развивающихся стран, открытости для торговли и интеграции с остальным миром: 2) качество внутренних институтов, составляющих основу экономики; 3) способность тех, кто определяет политику, обеспечивать макроэкономическую стабильность.

Несмотря на единодушное признание необходимости этих трех факторов для процветания, подозреваю, что специалисты по развитию экономики оценивают их значимость по-разному и. возможно, выдвигают на первый план разные аспекты каждого из факторов. Мой опыт говорит, что ключевым институтом, обеспечивающим рост, является защищаемое государством право собственности. Отсутствие защиты этого права на государственном уровне серьезно мешает открытой торговле и лишает страну относительного преимущества и всех выгод конкуренции.

Люди перестают накапливать капитал, необходимый для экономического роста, если у них нет права собственности на него. Конечно, привлекательность такого права может зависеть от многих обстоятельств. Стоит ли иметь участок земли в собственности, если предоставляются широкие права на пользование им? Или, что существеннее, если государство может по своему усмотрению конфисковать собственность, насколько велика ценность права собственности? Если существует опасность экспроприации, то сколько вкладывать в развитие собственности? Какую цену можно установить в случае продажи собственности?

Просто удивительно, что может сделать даже очень ограниченное право собственности. Когда в Китае предоставили пусть эфемерное, но право собственности крестьянам, которые обрабатывали огромные общественные угодья, урожайность земель и уровень жизни сельского населения заметно выросли. В условиях системы централизованного планирования в Советском Союзе ка участки в личном пользовании приходилась значительная доля сельскохозяйственной продукции, хотя они составляли малую толику обрабатываемых земель.

Поскольку существование людей невозможно без физического имущества — продуктов питания, одежды, жилья, — людям необходимо законодательно закрепленное право на владение и распоряжение этим имуществом, защита от его конфискации государством или посягательств уличной толпы. Нет сомнений, люди способны выжить и в тоталитарном обществе, но жизнью это назвать нельзя. Джон Локк, английский философ эпохи Просвещения, чьи идеи нашли отражение 8 представлениях отцов-основателей США, еще в 1690 году писал, что естественным правом человека является защита «жизни, свободы и имущества от угроз и посягательств со стороны»²⁹.

К сожалению, понятие права собственности на капитал и другие приносящие доход активы остается противоречивым особенно в тех обществах, где экономическая деятельность с целью получения прибыли считается аморальной. Ключевая цель права собственности — защита активов с тем, чтобы использовать их для получения прибыли. Подобное право не находит поддержки в том обществе, где сильно марксистское представление о собственности как о «присвоении чужого». Такое представление проистекает из предположения, что богатство в условиях разделения труда создается сообща, а следовательно, принадлежит обществу. Иными словами, любая частная собственность должна рассматриваться как «украденная» у общества, Надо заметить, что такие взгляды возникли задолго до Маркса и прослеживаются во многих религиях.

Положение о частной собственности и законности ее передачи должно быть глубоко интегрировано в культуру общества, если мы хотим иметь эффективную рыночную экономику. На Западе практически все население принимает право собственности или по крайней мере молчаливо соглашается с моральной обоснованностью этого лрава. Отношение к праву собственности передается от поколения к поколению через семейное воспитание и систему образования. Оно коренится в базовых ценностях, на которых строится социальное взаимодействие людей. Из этого следует, что переход от так называемого коллективного права социалистической экономики к частному праву рыночной экономики не может быть быстрым. Изменение представлений, которые нация передает детям, процесс сложный, его невозможно осуществить за один день.

Понятно, что активность демократических стран а сфере защиты права частной собственности разная. Более того, она варьирует в очень широких пределах. Например, в Индии, крупнейшем демократическом государстве мира, сильное регулирование бизнеса значительно ограничивает право свободного использования и передачи частной собственности, которое является одним из показателей состояния защиты права собственности. Далеко не все общества, твердо стоящие на страже права собственности, прислушиваются к голосу большинства при решении вопросов общественной значимости. Поначалу в Гонконге не было демократического процесса, а существовал лишь перечень прав, защищенных британским общим правом. Сингапур, получивший примерно такое же наследие, обеспечивает защиту собственности и договорных прав. т.е. основ эффективной рыночной экономики, однако не может похвастаться другими достоинствами западных демократий, к которым мы привыкли. Вместе с тем именно демократия со свободой прессы и учетом интересов меньшинства обеспечивает наиболее эффективное правление и защиту права собственности, главным образом потому, что она редко позволяет недовольству достичь той точки, за которой следуют взрывные изменения экономического режима. Авторитарный капитализм внутренне неустойчив, поскольку заставляет граждан искать справедливость за пределами закона. Присущий ему риск выливается в повышение стоимости финансирования.

Хотя спорить по вопросам права собственности и демократии можно до бесконечности, приведу высказывание нобелевского лауреата в области экономики Амартии Сена: «В мировой истории неурожаев и голода нет примеров массового голода в независимых демократических странах со свободной прессой. Исключений из этого правила вы не найдете, как бы тщательно ни искали». Поскольку средства массовой информации в условиях авторитарного режима склонны к самоцензуре, вмешательство в рыночные процессы — наиболее распространенная причина дефицита продовольствия — остается незамеченным до тех пор, пока не зайдет слишком далеко.

Право собственности играет еще более значимую роль, чем поощрение инвестиций и изобретателей, создающих чудеса высоких технологий в гаражах. В январе 2003 года ко мне в ФРС приезжал Эрнандо де Сото — перуанский экономист, который представил свои идеи повышения уровня жизни обездоленных людей в мире. В мои функции входит прием иностранных представителей, приезжающих в США. Встречи с ними — это возможность получить информацию из первых рук. Насколько я знал, у де Сото была репутация человека с благими намерениями и идеалистическими представлениями, своего рода Дон Кихота, воюющего с ветряными мельницами. По его убеждению, большинство бедняков, самовольно занимающих жилье или землю, способны эффективно распоряжаться оказавшимся у них имуществом, однако им мешает отсутствие права собственности, без которого невозможно продать имущество или использовать его в качестве обеспечения займов в банках или других финансовых организациях. Иными словами, предоставление правового титула может высвободить огромное богатство. На мой взгляд, эта идея заслуживала внимания, поскольку от других теорий развития было мало толка, несмотря на гигантские суммы иностранной помощи, выделенные после Второй мировой войны.

В любом случае мне было интересно встретиться с де Сото. По его расчетам, стоимость неиспользуемой недвижимости в мире превышает $9 трлн. Несмотря на условность оценки, это заметный довесок к стоимости законодательно защищенной недвижимости. Де Сото пытался убедить политиков многих развивающихся стран в необходимости передачи права собственности беднякам, фактически владеющим землей. Он не терял оптимизма, но я считал, что ему вряд ли удастся добиться многого.

После его ухода меня не покидала мысль: может быть, он действительно нашел нечто такое, что мы упустили? Было очевидно, что убедить политиков. зачастую коррумпированных, уступить право на государственную собственность очень трудно. На пути к целям де Сото стоят два непреодолимых барьера. Первый — вера значительной части политиков развивающихся стран в коллективную собственность, хотя они открыто не называют частную собственность кражей. Если говорить прямо,то предоставление законного права на продажу земли или ее использование в качестве обеспечения предполагает передачу власти значительной части населения и ослабление власти политиков. Легализация лишает скрытого права на конфискацию по чьему-либо усмотрению. Недавние события в Китае показывают, насколько это может быть политически дестабилизирующим. В попытке модернизировать экономику местные власти периодически конфискуют крестьянские земли с целью их застройки (китайский вариант созидательного разрушения). Крестьянские волнения там очень распространены. Предоставление крестьянам явного права собственности на обрабатываемую землю могло бы внести большой вклад в достижение общественного согласия³⁰. Так или иначе, цель Эрнандо де Сото выглядит очень привлекательно, хотя пути ее достижения пока туманны.

Законодательная защита собственности всегда отставала от экономических изменений. Даже в США, где право собственности защищается в полном объеме, иски собственников из Нью-Лондона, штат Коннектикут, по поводу передачи их земель городским правительством в 2005 году под коммерческую застройку дошли до Верховного суда. Решение суда в пользу городского правительства вызвало гневные протесты в конгрессе. Стоит ли удивляться тому, что а разных культурных средах существуют разные взгляды на то, в какой мере следует защищать собственность. Проблема осложняется по мере того, как собственность все больше становится интеллектуальной. Я обращаюсь к этой теме в главе 25.

Хотя верховенство закона и право собственности являются, на мой взгляд, главнейшими условиями экономического роста и процветания, не следует забывать и о других факторах.

Исторически общества, которые стремятся к высокому уровню удовлетворения текущих потребностей и склонны к заимствованиям под будущие доходы, сильнее подвержены инфляции и застоям. Для экономики таких обществ характерен более значительный дефицит бюджета, покрываемый за счет печатного станка. Возникающая в результате инфляция вызывает экономический спад или. что хуже, заставляет центральные банки ужесточать регулирование. Затем цикл повторяется. Страны Латинской Америки, как будет показано в главе 17, особенно страдают от этого популистского недуга. К сожалению, даже у США нет полного иммунитета к нему.

Редко обсуждаемым, но важным макроэкономическим фактором экономического успеха является гибкость экономики и, как следствие, ее устойчивость к потрясениям. Восстановление американской экономики после катастрофы 11 сентября наглядно демонстрирует значимость гибкости. Скажу больше, гибкость экономики и уровень развития права собственности взаимосвязаны. Для обретения гибкости конкурентному рынку необходима свобода, иными словами, участники рынка должны свободно перераспределять собственность в зависимости от ситуации. Ограничения на ценообразование, заимствование, объединение и рыночную практику приводят лишь к замедлению роста. Противоположность этому — дерегулирование — теперь воспринимается как реформирование. Надо отметить, что еще относительно недавно, в 1960-е годы, реформирование ассоциировалось с регулированием бизнеса.

Еще одним условием нормального функционирования рыночного капитализма, которое не часто увидишь в перечнях факторов экономического роста и повышения уровня жизни, является доверие к слову, данному другими. В условиях верховенства закона у каждого есть право на судебное исполнение договоренностей, однако, если судебного решения потребует значительная часть заключенных договоров, судебная система захлебнется, а общество не сможет следовать принципу верховенства закона.

Таким образом, в свободном обществе, управляемом на основе соблюдения прав и обязанностей граждан, подавляющее большинство сделок должно быть добровольным, что предполагает доверие к слову тех. с кем вы ведете дела (чаще всего это незнакомые люди). Примечательно, что, как я уже отмечал, большая часть договоров, особенно на финансовых рынках, исходно существует в устной форме и подтверждается письменно лишь впоследствии даже в условиях значительного движения цен. Только вдумайтесь. насколько мы доверяем фармацевту, который готовит лекарство по рецепту врача. А наша уверенность в слове производителя автомобиля, обещающего определенные характеристики своего изделия? Мы вовсе не доверчивые простачки. Мы рассчитываем на заинтересованность контрагента в сделке. Вряд ли нам удалось бы успешно вести дела в отсутствие той культурной среды, в которой мы живем. Без нее разделение труда, принципиально необходимое для поддержания нашего уровня жизни, было бы невозможным.

Как н уже говорил, материальное процветание, т.е. создание богатства, требует принятия риска. Ни у кого нет гарантии, что его деятельность, связанная, например, с получением средств для приобретения пищи, одежды и жилья, принесет ожидаемый результат. Однако чем больше мы доверяем людям, с которыми ведем дела, тем масштабнее процесс накопления богатства. В рыночной системе, построенной на доверии, значительную экономическую стоимость приобретает репутация. На репутацию, формально отражаемую в балансе как гудвилл, приходится значительная доля рыночной стоимости компании.

Репутация и связанное с нею доверие всегда были в моих глазах ключевыми атрибутами рыночного капитализма. Законы регулируют лишь малую толику повседневной рыночной деятельности. Потеря доверия ощутимо подрывает способность нации к ведению бизнеса. На рынке неопределенность, создаваемая не вполне честными компаниями, повышает кредитный риск и приводит к увеличению реальной процентной ставки.

Как человек, занимавшийся регулированием банковской деятельности на протяжении 18 лет, я убежден, что государственное регулирование не может заменить честность. На деле любая форма государственного гарантирования кредитов снижает потребность финансовых контрагентов в формировании репутации честного партнера. Понятно, что правительственные гарантии выше индивидуальной репутации. Однако гарантии, даже те, что заслуживают самой высокой похвалы (например, страхование депозитов), обходятся очень дорого. На мой взгляд (думаю, что с этим согласится большинство регуляторов), главным и самым эффективным средством защиты от мошенничества и неплатежеспособности является контроль со стороны контрагентов. JPMorgan, например, тщательно анализирует баланс Merrill Lynch, прежде чем предоставить кредит, а не просит Комиссию по ценным бумагам и биржам подтвердить платежеспособность Merrill,

Хотя банковская сфера и медицина — самые яркие примеры областей, в которых репутация имеет высокую рыночную стоимость, сказанное справедливо для всех сфер деятельности. Во времена моего детства в ходу были шуточки относительно нечистоплотности продавцов подержанных автомобилей, однако, если быть честным, откровенно нечистоплотные продавцы очень быстро вылетали из бизнеса. В наши дни практически все профессиональные области регулируются в той или иной мере, поэтому выделить эффект репутации в чистом виде довольно трудно. Один сектор, где такое возможно, все же существует — это электронная коммерция. Взять хотя бы Alibris, веб-сайт, который выполняет роль посредника между продавцами и покупателями подержанных книг. Если вы хотите приобрести одно из первых изданий «Исследования о природе и причинах богатства народов» Адама Смита, то можете обратиться к этому сайту и получить список всех продавцов в стране, которые предлагают эту книгу. Покупателям предоставлена возможность оценить надежность продавцов, у которых они купили хотя бы одну книгу, и покупательские рейтинги, без сомнения, играют важную роль при принятии решения о том, с кем лучше иметь дело. Подобная форма представления мнения покупателей заставляет продавцов честно характеризовать состояние их товара, выполнять заказы в полном объеме и без задержек. Однако никто не застрахован от недоверия клиентов: ко мне, как к председателю ФРС, не раз обращались мои коллеги, ру-ководители центральных банков, имеющих крупные резервы в долларах, с вопросом о том, насколько надежен доллар.

Еще более поразительно, чем перечень ключевых факторов роста и повышения уровня жизни, выглядит список того, что не входит в этот перечень. Возможно ли. чтобы крупные запасы полезных ископаемых — нефти, газа, медной и железной руды — не способствовали росту национального продукта и повышению богатства? Как ни парадоксально, но большинство аналитиков считают, что богатые запасы полезных ископаемых не повышают, а понижают уровень жизни, особенно в развивающихся странах. Опасность принимает форму экономического недуга, получившего на* звание «голландской болезни». Этот термин ввел журнал Economist в 1 970-е годы для описания трудностей, с которыми столкнулись голландские производители после открытия в стране месторождения природного газа. Голландская болезнь случается, когда высокий спрос на какой-либо экспортный продукт приводит к росту курса валюты экспортирующей страны.

Укрепление национальной валюты снижает конкурентоспособность других видов экспортной продукции. Аналитики нередко ссылаются на это явление при ответе на вопрос, почему Гонконг, Япония и страны Западной Европы, обладающие довольно скудными сырьевыми ресурсами, процветают, а богатая нефтью Нигерия и подобные ей страны нет³¹.

«Через десять лет или через двадцать, но это обязательно случится: нефть погубит нас» — так в 1970-х годах обрисовал перспективу бывший министр нефти Венесуэлы и один из учредителей ОПЕК, Хуан Пабло Перес Альфонсо. Он видел неспособность практически всех стран ОПЕК использовать свое богатство на что-либо иное, кроме производства нефти и нефтепродуктов. Помимо искажения реальной стоимости валюты сырьевое богатство имеет отрицательный социальный эффект. Легкое богатство, как оказывается, снижает производительность. Некоторые страны Персидского залива представляют своим гражданам столько благ, что те. у кого нет врожденной потребности работать, просто не работают. Земные задачи перекладываются на плечи иммигрантов и иностранных рабочих, которые с радостью соглашаются на хорошую, по их представлениям, заработную плату. Есть и политический эффект: правители могут направлять часть доходов на умиротворение населения и предотвращение выступлений против режима.

Стоит ли удивляться тому, что в крошечной республике Сан-Томе и Принсипи у западного побережья Африки реакция на обнаружение в территориальных водах крупного месторождения нефти была неоднозначной. Президент республики Фрадике де Менезеш заявил в 2003 году: «Я обещал своему народу, что мы не допустим недуга, который называют "голландской болезнью", "нефтяным крахом" и "нефтяным проклятием”. Статистика показывает, что рост ВВП в богатых сырьевыми ресурсами развивающихся странах заметно ниже, чем в странах, лишенных такого богатства. Их социальные показатели также ниже средних. Мы. в Сан-Томе и Принсипи, твердо намерены не допустить подобного парадокса изобилия».

Голландская болезнь поражает главным образом развивающиеся страны потому, что они не готовы противостоять ей. Природа распределила свои богатства без учета масштаба и уровня развития национальной экономики. а избыток ресурсов в большей мере сдерживает рост ВВП развивающихся стран, чем развитых. Обычно если страна является «развитой» в момент обнаружения богатых месторождений полезных ископаемых, то она обладает устойчивостью к долговременным вредным эффектам. Вместе с тем голландская болезнь может проявиться в любом месте. В начале 1980-х годов она наблюдалась в Великобритании после освоения нефтяных месторождений в Северном море. По мере ее превращения из чистого импортера нефти в чистого экспортера курс фунта стерлингов по отношению к доллару повышался, а цены на британскую экспортную продукцию теряли конкурентоспособность. Норвегии с ее населением пять миллионов человек потребовались титанические усилия, чтобы оградить небольшую по масштабам национальную экономику от влияния нефтяного изобилия Северного моря. В стране был создан крупный стабилизационный фонд, который снизил давление на курс кроны после его взлета в конце 1970-х годов. После распада коммунистической системы с голландской болезнью в мягкой форме столкнулась и Россия, которая борется с нею и по сегодняшний день.

В последние 35 лет по мере либерализации экономики и повышения качества политики во многих странах глобальный подушный доход постоянно возрастал. Это было особенно заметно в тех странах, где после падения Берлинской стены на смену централизованному планированию пришел рыночный капитализм. Я понимаю, что уровень бедности крайне трудно охарактеризовать количественно, однако, по данным Всемирного банка, число людей, у которых уровень дохода составляет менее $1 вдень (общепринятый порог крайней бедности), сократилось с 1,247 млрд (1990 год) до 986 млн (2004 год). Помимо этого, с 1 970 года детская смертность снизилась более чем в два раза, а доля учащихся детей и доля грамотного населения постоянно росли³².

Хотя глобально богатство и общее качество жизни выросли, вклад разных стран и регионов в это улучшение очень неоднороден. Страны Восточной Азии нередко приводят в качестве примера успешного развития. Некоторые из них. включая Китай. Малайзию, Южную Корею и Таиланд, демонстрируют не только быстрый рост, но и выдающееся снижение уровня бедности. Азия в этом отношении не одинока. Подушный доход в Латинской Америке также повысился, хотя и в меньшей степени. А вот во многих странах Африки, расположенных к югу от Сахары, этот показатель, увы, снизился.

Меня всегда поражало, как мало изменились наши представления об эффективности рыночной конкуренции с XVIII века, когда они были сформулированы Адамом Смитом. С кончиной системы централизованного планирования на исходе XX века капитализм, поддерживаемый расширяющейся глобализацией, стал господствовать в мире. Без сомнения, взгляды экономистов на то. что в большей мере способствует росту материального благополучия, меняются и будут меняться, однако история развития рыночной конкуренции и капитализма повторяет, в известном смысле, историю развития идей Адама Смита. Таким образом, история его работы и формирования восприятия действительности заслуживает особого внимания. Она, помимо прочего, служит переходом к следующей главе, которая посвящена внутренней «проблеме» капитализма: проблеме восприятия созидательного разрушения, которое слишком многим кажется простым разрушением. История развития идей Адама Смита — это история изменения отношения к нарушениям социального равновесия, вызываемым капитализмом, и путям их преодоления.

Адам Смит, родившийся в городе Керколди. Шотландия, в 1723 году, жил в период сильного влияния духа Реформации. Впервые в истории западной цивилизации люди начали смотреть на себя как на субъектов, свободных от церковных и государственных ограничений. Появились современные представления о политической и экономической свободе. Именно эти идеи в совокупности дали начало эпохе Просвещения, в первую очередь во Франции, Шотландии и Англии. Неожиданно появился образ общества, в котором люди, движимые необходимостью, вольны выбирать свою судьбу. То. что мы сегодня называем верховенством закона, в частности защита прав и собственности частных лиц. приобрело четкие формы и создало условия для того, чтобы люди производили, торговали и изобретали. Рыночные силы постепенно разрушали жесткие правила и обычаи, сформировавшиеся еще в Средние века.

В это время первыми проявлениями промышленной революции стали беспорядки и потрясения. Фабрики и железные дороги меняли английский ландшафт, пахотные земли превращались в пастбища для овец, которые обеспечивали шерстью новую бурно развивающуюся текстильную промышленность, массам крестьян пришлось расстаться с привычным образом жизни. Новый класс промышленников вступил в конфликт с аристократией. в основе богатства которой лежала наследуемая недвижимость. Протекционистское мышление, известное как меркантилизм, которое служило интересам землевладельцев и колониалистов, начало сдавать свои позиции в сфере коммерции и торговли.

В гуще этих сложных и неоднозначных процессов Адам Смит выделил набор принципов, которые внесли концептуальную ясность в экономическую деятельность, казавшуюся хаосом. Смит сформировал глобальное представление о том, как работает рыночная экономика (тогда только нарождавшаяся). Он представил первое всеобъемлющее исследование, отвечающее на вопрос, почему одним странам удается обеспечить высокий уровень жизни, а другим нет.

Свою научную деятельность Смит начал в качестве лектора в Эдинбурге, а затем перебрался в Глазго, где занял должность профессора в местном университете. Одной из областей его специализации был предмет, который он называл «достижение богатства обществом» (у экономики как сферы профессиональной деятельности тогда еще не было названия). С годами интерес Смита к исследованию поведения рынков усилился, и, проработав два года во Франции высокооплачиваемым наставником молодого шотландского лорда, он в 1766 году возвращается в свой родной город Керколди, чтобы заняться созданием задуманной им книги.

Книга, которая появилась на свет 10 лет спустя, получила название «Исследование о природе и причинах богатства народов». Ее по праву можно считать одним из величайших достижений научной мысли в истории. Фактически Смит попытался дать ответ на самый важный в макроэкономике вопрос: «Что обеспечивает рост экономики?» В его «Исследовании» накопление капитала и свободная торговля прямо названы ключевыми факторами национального процветания, а роль государства и верховенство закона отнесены к этим факторам косвенно. Но главное, он впервые указал на роль индивидуальной инициативы: «Естественное стремление каждого человека к улучшению условий жизни, которое может свободно проявляться, настолько могущественно, что оно одно без всякой помощи... способно привести общество к богатству и процветанию». По его мнению, для преумножения богатства нации каждый человек должен в рамках закона «свободно преследовать собственную выгоду по своему разумению». Конкуренция является ключевым фактором потому, что она заставляет людей повышать свою производительность чаще всего через специализацию и разделение труда. А чем выше производительность, тем выше благосостояние.

Это привело Смита к формулированию его наиболее известного высказывания: люди, которые конкурируют в стремлении к личной выгоде, действуют, словно «повинуясь невидимой руке», на общее благо. Фраза о невидимой руке захватила воображение многих, возможно, потому, что она придавала своего рода божественную благосклонность и всеведение рынку, который на деле беспристрастен, как естественный отбор, описанный Дарвином больше чем полвека спустя. Сам Смит, похоже, не придавал слишком большого значения словам «невидимая рука», они встречаются в его работах всего три раза. Однако эффект, который эти слова описывают, он прослеживает на всех уровнях общества — от обмена товарами между странами до повседневного взаимодействия между соседями: «Мы рассчитываем на то. что мясник, пивовар и булочник поставят продукты к нашему столу не из благосклонности, а исходя из собственной выгоды».

Понимание Смитом важности личного интереса было тем более революционным. что на протяжении истории многих культур преследование собственной выгоды. т.е. стремление к богатству, считалось недостойным и даже противозаконным. И все же, с точки зрения Адама Смита, правительству достаточно обеспечить лишь стабильность и предоставить свободу гражданам, а общее благо будет создано индивидуальной инициативой. В своей лекции в 1755 году он сформулировал это следующим образом: «Чтобы государство превратилось из крайне примитивного в предельно богатое, нужно совсем немного — мир, необременительные налоги и сносное отправление правосудия, все остальное появится в результате естественного хода вещей».

Смиту удалось сделать далеко идущие выводы о природе коммерческой организации, опираясь на крайне скудные данные. В отличие от сегодняшних экономистов у него не было правительственной и отраслевой информации. Тем не менее с течением времени факты лишь подтверждали его выводы, В цивилизованном мире свободный рынок сначала обеспечил население средствами к существованию, а потом, намного позже, привел к процветанию, позволившему повысить общий уровень жизни, равно как и продолжительность жизни. Как следствие граждане развитых стран получили возможность оперировать долгосрочными личными целями, В прошлых поколениях мало кто мог позволить себе такую роскошь.

Капитализм изменил также и образ жизни. На протяжении большей части истории, отраженной в письменных источниках, люди жили в статическом и предсказуемом обществе. В XII веке молодой крестьянин мог рассчитывать на то, что он будет обрабатывать один и тот же участок хозяйской земли до тех пор, пока болезнь, голод, стихийное бедствие или насильственное действие не лишат его жизни. А из жизни он уходил обычно очень быстро. Средняя продолжительность жизни не превышала 25 лет, примерно столько отводилось человеку в прошлом тысячелетии. Более того, этот крестьянин мог рассчитывать, что его дети и внуки будут обрабатывать все тот же участок. Не исключено, что в условиях такой жестко запрограммированной жизни чувство защищенности связывалось с полной предсказуемостью, в которой не было места для индивидуальной инициативы.

Конечно, в XVI-XVII веках совершенствование методов землепользования и развитие торговли за пределами самодостаточных феодальных хозяйств углубляли разделение труда повышали уровень жизни и создавали условия для роста населения. Однако темп роста был ничтожным. 8 XVII веке большинство людей практиковало те же подходы к производству, что и многие поколения до них.

Смит утверждал, что для создания богатства нужна изобретательность, а не простое усердие. В начале «Исследования о природе и причинах богатства народов» он подчеркнул критически важную роль повышения производительности труда. По его словам, определяющими для уровня жизни нации являются «мастерство, проворство и рассудительность, с которыми выполняется работа». Это противоречило более ранним теориям, например меркантилистской заповеди о том, что богатство нации измеряется количеством слитков золота в сокровищницах, и догмату физиократов о тон, что стоимость происходит от земли. «Какой бы ни была земля, климат или территория той или иной нации, — писал Смит, — избыток или недостаток продукции [должен зависеть] от производительности труда». За прошедшие с тех пор два столетия экономическая мысль мало что добавила к этому утверждению.

Под влиянием Смита и его прямых последователей меркантилизм постепенно сдавал позиции и уступал место экономической свободе. В Великобритании этот процесс подошел к своему логическому концу в 1846 году. когда были отменены хлебные законы — система пошлин, которые на протяжении многих лет блокировали импорт зерна, поддерживая необоснованно высокие цены, а вместе с ними и ренту землевладельцев, и заставляя промышленных рабочих очень дорого платить за хлеб. Переход на смитовскую экономику преобразил коммерческую жизнь в «цивилизованном» мире.

В эпоху индустриализации отношение к Адаму Смиту изменилось. Он уже не был героем для тех, кто боролся в XIX-XX веках против того, что называлось варварством и несправедливостью, присущими ничем не ограниченной рыночной экономике. Роберт Оуэн, успешный британский фабрикант, считал, что капитализм, основанный на свободной конкуренции, по своей природе способен привести только к бедности и болезням. Он стал родоначальником утопического движения, которое пропагандировало, по словам самого Оуэна, «поселки сотрудничества». В 1826 году его последователи создали коммуну под названием «Новая гармония» в штате Индиана, США. По иронии судьбы соперничество между членами коммуны привело к ее развалу через два года. Тем не менее Оуэн продолжал находить многочисленных последователей среди тех, кто зарабатывал на хлеб тяжелым трудом.

Карл Маркс совершенно не принимал Оуэна и его учение, однако и сторонником Смита он не был. Хотя строгость доводов Смита привлекала Маркса (он считал, что Смит и другие так называемые классические экономисты правильно описывали истоки капитализма и механизмы его функционирования). по его мнению, Смит упустил главное, а именно то. что капитализм всего лишь промежуточный этап. Сам Маркс рассматривал его кап один из исторических этапов на пути к пролетарской революции и торжеству коммунизма. Его последователям удалось свернуть значительную часть населения Земли с капиталистического пути на некоторое время.

В отличие от Маркса, сторонники фабианского социализма в конце XIX века не ожидали революции. Название этого движения произошло от имени римского полководца Фабия, который одержал верх над армией Ганнибала, применяя тактику изматывания и уклонения от решительного сражения. Целью фабианцев было не свержение, а сдерживание капитализма. Государство, по их мнению, должно активно ограждать общественное бытие от грубого воздействия рыночных сил. Они проповедовали протекционизм в торговле и идею национализации земли. В их рядах были такие личности, как Бернард Шоу, Герберт Уэллс и Бертран Расселл.

Фабианцы заложили фундамент современной социал-демократии, их влияние на мир не менее значимо, чем влияние марксизма. Хотя капитализм стабильно обеспечивал более высокий уровень жизни рабочих на протяжении XIX-XX веков, именно смягчающий эффект фабианского социализма. по мнению многих, сделал рыночную экономику политически привлекательной и предотвратил распространение коммунизма. Фабианцы участвовали в создании британской лейбористской партии. Они также оказали глубокое влияние на британские колонии после обретения независимости: в 1 947 году Джавахарлал Неру положил фабианские принципы в основу экономической политики Индии, в которой проживала пятая часть населения Земли.

Я познакомился с работами Адама Смита после Второй мировой войны, когда его теория практически была предана забвению. На протяжении холодной войны экономика по одну сторону железного занавеса существовала а условиях жесткого регулирования, а по другую — в условиях централизованного планирования. Понятие «свободная конкуренция» воспринималось как оскорбление* Идею рыночного капитализма отстаивали лишь такие бунтари, как Айн Рэнд и Милтон Фридман. Маятник экономической мысли качнулся в сторону Смита в конце 1960-х годов, когда я начинал карьеру публичного деятеля. Возвращение было медленным, особенно на его родине. Когда в 2000 году один американский экономист посетил могилу Адама Смита в Эдинбурге, ему, как рассказывают, пришлось разгрести гору пивных банок и прочего мусора, чтобы прочитать полустертую надпись на камне:

«Здесь покоятся останки Адама Смита, автора "Теории нравственных чувств" и "Исследования о природе и причинах богатства народов"».

Шотландия все же воздала должное Адаму Смиту. На его могиле сегодня красуется новый камень с цитатами из «Исследования о природе и причинах богатства народов», а колледж неподалеку от Керколди носит имя Смита. На Ройял-Майл в Эдинбурге планируется установить его бронзовую скульптуру высотой 10 футов. Создание этого памятника финансируется из частных средств. Что касается меня, то я с радостью принял в 2004 году приглашение моего друга Гордона Брауна, тогда министра финансов, а ныне премьер-министра, прочитать первую в Керколди лекцию, посвященную памяти Адама Смита. То. что лидер британской лейбористской партии, чьи фабианские корни так далеки от принципов, проповедуемых Смитом, становится организатором такого мероприятия, наглядно демонстрирует масштаб произошедших перемен. Далее я еще вернусь к подходу Великобритании, которая стремится совместить определенные принципы фабианства и рыночного капитализма, — подходу, довольно широко распространенному в мире.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.