Глава VI. Организация производства при социализме

Глава VI. Организация производства при социализме

1. Обобществление средств производства

При социализме все средства производства являются собственностью коммуны. Только коммуна распоряжается, как их использовать в производстве. Коммуна производит, произведенное достается коммуне, и коммуна решает, как распорядиться произведенным.

Современные социалисты, особенно марксистского толка, многозначительно настаивают на обозначении социалистической коммуны как общества, из чего следует, что передача средств производства в исключительное распоряжение коммуны есть обобществление средств производства. Против самого выражения возразить нечего, но надо иметь в виду, что его используют для сокрытия одной из важнейших проблем социализма.

Слово «общество» и соответствующее прилагательное «общественный» имеют три различных значения. Это, во-первых, абстрактная сущность общественных взаимоотношений, во-вторых, конкретное объединение индивидуумов, а между этими резко различными значениями обыденная речь поместила третье: абстрактное общество предстает персонифицированным в таких выражениях, как «человеческое общество», «гражданское общество» и т. п.

Маркс использовал термин во всех трех значениях. Это было бы не важно, если бы он четко разграничивал их применение. Но он-то поступал как раз наоборот, для своих целей манипулируя ими с мастерством фокусника. Когда он говорит об общественном характере капиталистического производства, он использует слово «общественное» в его абстрактном смысле. Когда он говорит об обществе, страдающем от кризиса, он подразумевает персонифицированное человечество. Когда он говорит об обществе, которое должно экспроприировать экспроприаторов и обобществить средства производства, он имеет в виду конкретное объединение людей. В цепи его рассуждений все значения взаимозаменяемы — чтобы доказать недоказуемое. Причиной этих манипуляций было желание избежать употребления термина «государство» или его эквивалентов, поскольку это слово вызывало неприятные ассоциации у тех поклонников свободы и демократии, поддержки которых марксисты не хотели лишаться с самого начала. Программа, которая бы отдавала государству всю ответственность и все управление производством, не имела шансов на поддержку в этих кругах. Потому-то марксистам и приходилось постоянно изобретать фразеологию, которая бы маскировала сущность программы, успешно бы скрывала пропасть между демократией и социализмом. Можно без преувеличений утверждать, что люди, жившие в десятилетия перед первой мировой войной, не разобрались в этих хитросплетениях.

Современное учение о государстве понимает под государством авторитарное образование, аппарат принуждения, характеризуемый не своими целями, но формой. Марксизм произвольно ограничил значение слова «государство», так что оно не включает социалистическое государство. Только те государства и формы государственных образований называются государством, которые возбуждают неприязнь у социалистических авторов. По отношению к своей цели, будущему государству, они отбрасывают с негодованием этот термин как унижающий и оскорбительный. Будущее государство называют «общество». За счет этих трюков марксистская социал-демократия получает возможность, с одной стороны, призывать к разрушению существующей государственной машины и фантазировать об отмирании государства, а с другой — яростно бороться со всеми анархическими движениями и проводить политику, ведущую к созданию всемогущего государства [111*].

Совершенно все равно, как именно назвать аппарат принуждения в социалистическом обществе. Если мы используем слово «государство», у нас будет общепринятый термин, который понимается одинаково всеми, кроме крайне некритичных марксистских авторов, и который выражает именно то, что и должен выражать. Но можно в народнохозяйственных исследованиях обойтись без этого термина, поскольку он вызывает у многих смешанные чувства, и вместо этого говорить о коммуне, сообществе. Выбор терминологии есть дело вкуса и не имеет практического значения.

Но что имеет значение, — так это проблема организации социалистического государства или сообщества. Английский язык дает возможность более точно выразить идею государственной воли, используя вместо термина «государство» термин «правительство». Нет лучшего способа избежать мистицизма, взлелеянного до крайних пределов марксистским способом употребления слов. Марксисты крайне многоречивы в вопросе о воле общества, но при этом ни малейшим намеком не поясняют, каким это образом общество может желать и действовать. Естественно же, что общество может действовать только через специально созданные органы.

Из самой концепции социалистического сообщества следует, что в нем необходимо единство власти. В социалистическом сообществе может быть только один орган, объединяющий все правительственные функции, в том числе и экономические. Конечно, этот орган может иметь подразделения, могут существовать подчиненные ему учреждения, которым передаются определенные задания. Но единое выражение общей воли, что и является существенной целью обобществления средств производства, с необходимостью предполагает, что все учреждения, которым доверен надзор над какими-либо делами, должны быть подчинены одному органу. Этому органу должна принадлежать высшая власть, чтобы устранять все противоречия волевых построений и обеспечивать единство принятия решений и их реализации. Как формируется этот орган, как общая воля выражает себя в нем и через него — это все сравнительно малосущественно для нашего исследования. Неважно, выступает ли этот орган как абсолютный монарх или как собрание граждан — орган прямой или выборной демократии. Не имеет значения, как этот орган выявляет собственную волю и как проводит ее в жизнь. Для наших целей следует предположить все это уже данным и не стоит терять времени на выяснение того, как это все может быть достигнуто и достижимо ли вообще, следует ли социализм считать обреченным, если такой орган невозможен.

Начнем исследование с предположения, что у социалистического общества нет внешних сношений. Оно охватывает весь мир и всех его жителей. Если же мы допускаем, что оно охватывает лишь часть мира, то будем считать, что оно не поддерживает экономических отношений с другими частями мира и их обитателями. Итак, мы сначала обсудим проблемы изолированного социалистического общества. К опыту нескольких одновременно существующих социалистических обществ мы обратимся только после рассмотрения проблемы в целом.

2. Экономический расчет в социалистическом обществе

Теория экономического расчета устанавливает, что в социалистическом обществе экономический расчет невозможен.

На каждом большом предприятии разные подразделения ведут до определенной степени независимое счетоводство. Подразделения учитывают стоимость труда и материалов и по каждой группе в любое время могут составить отдельный баланс и подсчитать результаты деятельности. Благодаря этому можно определить, насколько успешно работало каждое отдельное подразделение, и в результате принять решения о реорганизации, ограничении, расширении существующих подразделений или же о создании новых. Конечно, при таких расчетах неизбежны некоторые ошибки. Одни возникают из-за трудностей в распределении накладных расходов, другие — из-за необходимости использовать не вполне надежные данные (например, при расчете прибыльности некоего процесса износ оборудования определяется по сроку его эксплуатации). Но все такие ошибки могут быть введены в достаточно узкие границы, так чтобы они существенно не влияли на истинность общей калькуляции. Остающаяся и после этого неопределенность связана с неопределенностью будущих условий, что неизбежно сохранится при любой мыслимой организации дела.

Кажется естественным вопрос: почему бы аналогичным образом в социалистическом обществе отдельным производственным группировкам не ввести свои расчеты? Но это невозможно. Самостоятельные расчеты для подразделений одного предприятия базируются на том, что в рыночном обороте формируются цены на все виды применяемых материалов и труда. Где нет рынка, нет и ценообразования, а где нет ценообразования, не может быть никаких экономических расчетов.

Некоторые могут подумать, что стоит разрешить обмен между подразделениями единого хозяйства, как возникнет система отношений обмена (цены), а в результате и основа для экономического расчета в социалистическом обществе. Тогда бы в рамках единого хозяйства, не признающего частной собственности на средства производства, можно было бы обособить отдельные производственные группы с собственной администрацией, выполняющие, конечно, указания высшей экономической власти, но имеющие право обмениваться друг с другом товарами и трудовыми услугами и учитывающие результаты обмена в общих меновых единицах. Примерно так представляют себе организацию производства в социалистическом обществе сегодня, когда говорят о полном обобществлении и т. п. Но здесь опять не учтено главное. Обмен производительными благами возможен только на основе частной собственности на средства производства. Если «угольное общество» поставляет уголь «стальному обществу», цена возникает лишь в том случае, если оба общества выступают как собственники средств производства своих предприятий. Но это уже будет совсем не социализм, а синдикализм. [113]

Для тех социалистических авторов, которые признают трудовую теорию стоимости, проблема, естественно, очень проста.

«Когда общество, — пишет Энгельс, — вступает во владение средствами производства и применяет их для производства в непосредственно обобществленной форме, труд каждого отдельного лица, как бы различен ни был его специфически полезный характер, становится с самого начала и непосредственно общественным трудом. Чтобы определить при этих условиях количество общественного труда, заключающегося в продукте, нет надобности прибегать к окольному пути; повседневный опыт непосредственно указывает, какое количество этого труда необходимо в среднем... План будет определяться, в конечном счете, взвешиванием и сопоставлением полезных эффектов различных предметов потребления друг с другом и с необходимыми для их производства количествами труда. Люди сделают тогда все это очень просто, не прибегая к услугам прославленной стоимости» [112*].

Мы не станем здесь воспроизводить критику трудовой теории стоимости. Для нас она интересна здесь лишь постольку, поскольку позволяет судить о возможности сделать труд основой экономических расчетов в социалистическом обществе.

При первом взгляде может показаться, что калькуляции, в основу которых заложен учет труда, отражают и природные условия производства, не зависящие от людей. Марксова концепция общественно необходимого рабочего времени учитывает закон убывающей отдачи в той степени, в какой он определяется различиями в естественных условиях производства. [114] Если спрос на товар растет и приходится вовлекать в производство менее производительные ресурсы, среднее общественно необходимое время производства единицы продукции также вырастает. Если будут обнаружены более благоприятные условия производства, тогда необходимое количество общественного труда уменьшится [113*]. Но этого недостаточно. Учет изменений предельной стоимости труда принимает во внимание естественные условия лишь постольку, поскольку они влияют на трудовые издержки. За пределами этого «трудовые» калькуляции бесполезны. Ими совершенно не учитывается, например, потребление материальных факторов производства. Предположим, что продолжительность общественно необходимого труда для производства товаров Р и Q составит по 10 ч и что на изготовление товаров Р и Q идет материал А, для производства одной единицы которого в свою очередь требуется 1 ч общественно необходимого труда. Допустим, что производство Р требует двух единиц А и 8 ч труда, а производство Q -- одной единицы A и 9 ч труда. В калькуляции, основанной на учете затрат труда, Р и Q равноценны, но в калькуляции, основанной на ценности, Р окажется дороже, чем Q. Первая калькуляция неверна. Только последняя соответствует существу и целям экономических расчетов. Бесспорно, конечно же, что превышение ценности Р над Q — это материальный субстрат, «который существует от природы, без всякого содействия человека» [114*], но если он используется в такой степени, что становится экономически значимым, то его следует в той или иной форме учесть в экономических расчетах.

Второй недостаток трудовой теории стоимости в том, что она игнорирует различия в качестве труда. Для Маркса весь труд экономически однороден, поскольку он всегда представляет собой «производительное расходование человеческого мозга, мускулов, нервов, рук, etc.» «Сравнительно сложный труд означает только возведенный в степень или скорее помноженный простой труд, так что меньшее количество сложного труда равняется большему количеству простого. Опыт показывает, что это сведение сложного труда к простому совершается постоянно. Товар может быть продуктом самого сложного труда, но его стоимость делается равной продукту простого труда и, следовательно, представляет лишь определенное количество простого труда» [115*]. Бем-Баверк справедливо оценил этот аргумент как образец потрясающей наивности [116*]. Критикуя этот аргумент, вполне допустимо не обращать даже внимания на вопрос: возможна ли единая физиологическая оценка напряженности всех видов труда, как физического, так и умственного. Достаточно того, что люди различны и по способностям, и по квалификации, что сказывается в различии качества производимых товаров и услуг. Чтобы судить о возможности использовать труд как основу экономических расчетов, решающую важность приобретает вопрос: можем ли мы найти общий знаменатель для всех форм и видов труда, не привлекая оценку продукта труда потребителями? Ясно, что аргументы Маркса по этому вопросу не выдерживают критики. Опыт показывает, что при обмене товаров не имеет значения, произведены ли они с участием простого или квалифицированного труда. Но это доказывало бы, что определенное количество простого труда равноценно определенному количеству квалифицированного труда, только если бы удалось доказать, что именно труд является источником меновой стоимости. Но мало того, что это не доказано; это именно то, что Маркс первоначально намеревался доказать. Из того факта, что при обмене между простым и квалифицированным трудом устанавливаются отношения взаимозаменяемости в форме денежной заработной платы, — на что Маркс даже не ссылается, — вовсе не следует вывод об однородности труда. Однородность в данном случае есть результат работы рынков, а не их предпосылка. Вычисления, основанные не на денежной ценности, а на стоимости труда, потребуют установления совершенно произвольных отношений между простым и квалифицированным трудом, а это сделает сами вычисления непригодными для экономического управления ресурсами.

Давно существует представление, что трудовая теория стоимости необходима, чтобы дать этическое обоснование требованию обобществить средства производства. Теперь мы знаем, что это представление было ошибочным. Хотя оно было принято большинством социалистов и хотя сам Маркс с его открыто внеморальным подходом не смог от него избавиться, совершенно ясно, что, с одной стороны, политические требования перехода к социалистической организации производства не требуют и не получают поддержки в трудовой теории ценности, а с другой стороны, те, кто иначе понимает природу и происхождение стоимости, могут также быть социалистами.

Правда, в ином смысле, чем обычно считают, трудовая теория стоимости является необходимой для защитников социалистического способа производства. Социалистическое производство в обществе, основанном на разделении труда, может быть рационально организованным только при существовании объективно устанавливаемой величины стоимости, что делает возможным экономический расчет в хозяйстве, не знающем ни обмена, ни денег. Труд представляется единственным, что может служить этой цели.

3. Последние социалистические доктрины и проблема экономического расчета

Проблема экономического расчета является основной проблемой учения о социализме. То, что люди десятилетиями могли писать и говорить о социализме, даже не затрагивая эту проблему, показывает только, сколь разрушительно было влияние запрета, наложенного Марксом на научное исследование природы и функционирования социалистической экономики. [117*]

Доказать, что хозяйственный расчет невозможен в социалистическом обществе, значит доказать невозможность социализма. Все аргументы в пользу социализма за последнее столетие, выдвинутые в тысячах статей и выступлений, вся кровь, пролитая сторонниками социализма, не в силах сделать социализм реализуемым. Массы могут стремиться к нему со всей страстью, могут разразиться бесчисленные войны и революции во имя его, и все-таки социализм не будет построен. Каждая попытка осуществления социализма ведет к синдикализму или к хаосу, который быстро раскалывает общество, основанное на разделении труда, на крошечные автаркические группы.

Очевидно, что обнаружение этого факта крайне нежелательно для социалистических партий и социалисты всех видов отчаянно пытались опровергнуть мои аргументы и изобрести систему экономического расчета для социализма. Эти попытки успеха не имели. Не удалось выдвинуть ни одного нового аргумента, который бы не был уже мной проанализирован. [118*] Ничто не смогло поколебать доказательства того, что при социализме экономический расчет невозможен. [119*]

Попытка русских большевиков перенести социализм из партийной программы в реальную жизнь не столкнулась с проблемой экономического расчета при социализме потому, что Советская республика окружена миром, который формирует денежные цены на все средства производства. Правители Советской республики закладывают в калькуляции, которыми они пользуются при принятии решений, именно эти цены. Без помощи этих цен их действия были бы бесцельными и непланируемыми. Только постоянный учет существующей системы цен позволяет им калькулировать, вести счетоводство и разрабатывать планы. Они находятся в том же положении, что и государственный и муниципальный социализм в других странах: они еще не столкнулись с проблемой экономического расчета при социализме. Государственные и муниципальные предприятия пользуются теми ценами на средства производства и потребительские товары, которые формирует рынок. Поэтому из того факта, что муниципальные и государственные предприятия существуют, было бы опрометчиво делать вывод, что экономический расчет при социализме возможен.

Мы, наверное, знаем, что социалистические предприятия в отдельных отраслях промышленности выживают только за счет помощи, которую они черпают в несоциалистическом окружении. Государство и муниципалитеты могут содержать собственные предприятия только потому, что налоги, уплачиваемые капиталистической промышленностью, покрывают их убытки. Подобным образом Россия, которая, будучи предоставленной самой себе, давно бы коллапсировала, поддерживалась финансами капиталистических стран. Но несравненно важнее этой материальной помощи, которую получали от капиталистических экономик социалистические предприятия, интеллектуальная поддержка. Без той основы расчетов, которую капитализм предоставляет социализму в виде рыночных цен, социалистическими предприятиями не удалось бы управлять даже в рамках отдельных отраслей производства или отдельных районов.

Социалистические авторы могут продолжать публикацию книг об упадке капитализма и приходе социалистического миллениума [116]; они могут расписывать зловредность капитализма мрачными красками, противопоставляя ему соблазнительные картинки блаженства в социалистическом обществе; их тексты могут по прежнему производить впечатление на глупцов, — но все это не в силах изменить судьбу социалистической идеи. [120*] Попытка социалистического переустройства мира может разрушить цивилизацию. Но никогда такая попытка не приведет к существованию процветающего социалистического общества.

4. Искусственный рынок как решение проблемы экономического расчета

Некоторые молодые социалисты верят, что социалистическое общество может решить проблемы экономического расчета, создав искусственный рынок средств производства. Они признают ошибкой стремление старых социалистов прекратить функционирование рынка и устранить торговлю благами высшего порядка; они согласны, что неверно видеть социалистический идеал в подавлении рынка и ценового механизма. Они считают, что социализм должен создать рынок, на котором получат цену все блага и услуги, если он хочет избежать вырождения в бессмысленный хаос, который поглотит весь мир — как социалистический, так и капиталистический. Имея соответствующие механизмы, полагают они, социалистическое общество сможет вести учет с той же простотой, как и капиталистические предприятия.

К сожалению, сторонники такого подхода не видят (а может быть, не желают видеть), что нельзя отделить рынок и его функционирование в качестве механизма установления цен от жизнедеятельности общества, основанного на частной собственности на средства производства, в котором, подчиняясь законам этого общества, землевладельцы, капиталисты и предприниматели могут располагать своей собственностью как угодно. Ибо движущей силой всего процесса, который порождает рыночные цены на факторы производства, является неустанное стремление части капиталистов и предпринимателей к максимизации прибыли за счет удовлетворения желаний потребителей. Без стремления предпринимателей (в том числе держателей акций) к прибыли, землевладельцев к ренте, капиталистов к проценту и работников к заработной плате об успешном функционировании всего механизма не приходится и думать. Только перспективы получить прибыль направляют производство в те каналы, по которым потребительский спрос удовлетворяется наилучшим образом и с наименьшими затратами. Если исчезает надежда на прибыль, механизм рынка теряет главную пружину, ибо только эта надежда приводит его в движение и поддерживает его работу. Рынок, таким образом, является фокусом капиталистического общества; в нем сущность капитализма. Он возможен, таким образом, только при капитализме; его нельзя искусственно сымитировать при социализме.

Защитники искусственного рынка, однако, придерживаются того мнения, что искусственный рынок может быть создан, если руководители различных производственных единиц научатся действовать как если бы они были предпринимателями в капиталистическом обществе. Ведь и при капитализме управляющие акционерных компаний работают не на себя, а на компании, т. е. на акционеров. Значит, при социализме они смогут работать так же, как и прежде, с той же осмотрительностью и преданностью долгу. Единственным различием будет то, что при социализме результаты труда управляющих достанутся обществу, а не держателям акций. Вот так, вопреки всем ранее писавшим на эту тему социалистам, особенно марксистам, они рассчитывают осуществить программу децентрализованного (в противоположность централизованному) социализма.

Чтобы верно оценить такие проекты, необходимо осознать, что эти управляющие отдельных предприятий должны назначаться. При капитализме управляющий акционерной компании прямо или косвенно назначается держателями акций. В той степени, в какой акционеры предоставляют менеджеру возможность производить на средства компании (т. е. акционеров), они рискуют всей или частью своей собственности. Спекуляция (а это всегда спекуляция) может оказаться успешной и принести прибыль; она может, однако, оказаться и неудачной и повлечь за собой потерю всего капитала или части его. Вот это вкладывание капитала в дело, результат которого неопределенен, и в человека, о будущих способностях которого можно лишь догадываться по его поведению в прошлом, и есть сущность акционерной компании.

Совершенное заблуждение полагать, что проблема экономического расчета в социалистическом обществе сводится исключительно к вопросам, составляющим повседневную деловую рутину управляющих акционерных компаний. Несомненно, такое понимание может быть результатом исключительной концентрации на идее стационарной экономической системы — концепции, весьма полезной, конечно, для решения многих теоретических проблем, но не имеющей оснований в реальности и способной при одностороннем подходе прямо привести к заблуждениям. Когда мы думаем о стационарном обществе, мы представляем себе экономику, в которой все факторы производства уже используются так, что при данных условиях обеспечивают максимум требуемого потребителями. Иными словами, в стационарных условиях больше не существует проблем, которые требовали бы экономических расчетов. В соответствии с гипотезой основная функция экономических расчетов предполагается уже выполненной, и больше нет нужды в аппарате расчета. Используя популярную, хотя и не вполне удовлетворительную, терминологию, можно сказать, что проблема экономического расчета есть проблема экономической динамики, а не статики.

Проблема экономического расчета возникает в экономике, подверженной постоянным изменениям, которой каждый день приходится решать какие-либо новые вопросы. Для их решения бывает необходимо прежде всего изъять капитал из определенных производственных цепочек, из определенных начинаний и предприятий и направить его в другие производственные цепочки, в другие начинания и предприятия. Эти вопросы решают не менеджеры акционерных компаний, а капиталисты, которые продают и покупают акции и ценные бумаги, берут и выплачивают кредиты, делают вклады в банки и изымают их, спекулируют всевозможными товарами. Именно эти операции спекулирующих капиталистов определяют положение на денежном рынке, на фондовой бирже и на оптовых рынках, а уж созданную ими ситуацию вынужден учитывать управляющий акционерной компании, в коем, по мнению социалистических авторов, следует видеть надежного и сознательного слугу компании. Ситуацию, к которой ему приходится приноравливать свой бизнес и которая, таким образом, направляет его деятельность, создают именно спекулирующие капиталисты.

Отсюда следует, что фундаментальный порок всех этих социалистических построений, которые рассчитывают на искусственный рынок и искусственную конкуренцию как на способ разрешения проблемы экономических вычислений, заключается в убеждении, что на рынок факторов производства воздействуют только производители, покупающие и продающие товары. Но такой рынок нельзя оградить от влияния, оказываемого предложением капитала со стороны капиталистов и спросом на капитал со стороны предпринимателей, -- иначе он разрушится.

Столкнувшись с этой трудностью, социалист склонен предложить, чтобы социалистическое государство как владелец всего капитала и всех средств производства просто направляло капитал туда, где ожидается наибольшая прибыль. Наличный капитал, настаивает он, должен направляться в те предприятия, которые обещают наибольший уровень прибыли. Но такое положение дел просто означает, что наименее осторожные и наиболее оптимистичные управляющие получат капитал для расширения своих начинаний, а более осторожные, склонные к сомнениям управляющие останутся с пустыми руками. При капитализме капиталист принимает решение, кому доверить свой собственный капитал. Убежденность управляющих акционерных компаний в будущем своих начинаний, как и надежды прожектеров на прибыльность своих планов, никоим образом не играет решающей роли. Решает механизм денежного рынка и рынка капиталов. В этом, собственно, и состоит их основная задача: служить экономической системе в целом, судить о прибыльности открывающихся альтернатив, а не слепо следовать тому, что пытаются навязать управляющие определенных предприятий, ограниченные узкими горизонтами своего бизнеса или не увлеченные заманчивыми предположениями.

Чтобы вполне в этом разобраться, важно понять, что капиталист не инвестирует свой капитал в те предприятия, которые обещают самую высокую прибыль или процент; скорее он пытается найти баланс между своим стремлением к прибыли и своей же оценкой риска убытков. Он должен быть предусмотрительным. Если ему это не удается, он терпит убытки, и распоряжение факторами производства переходит в руки тех, кто лучше умеет взвешивать риск и перспективы деловых спекуляций.

Чтобы социалистическому государству не утратить своей социалистичности, ему следует сохранять в своих руках господство над капиталом, необходимое для расширения одних существующих предприятий, сокращения других и учреждения совершенно новых. Трудно себе представить, что социалисты любого толка всерьез предлагают, чтобы эта функция была передана некоторой группе людей, которые будут просто заниматься тем же, что делают капиталисты и спекулянты в условиях капитализма, с той единственной разницей, что результат их предвидения будет принадлежать не им, но обществу. Предложения такого рода вполне могут делаться управляющим акционерных компаний, причем легко сделать так, чтобы у них никогда не возникло возможности превратиться в капиталистов и спекулянтов. Но ведь ни один социалист не станет оспаривать, что свою функцию -- употребление капитала так, чтобы он наилучшим образом служил требованиям потребителей, — капиталисты и спекулянты при капитализме выполняют только ради сохранения своей собственности и получения прибыли, которая бы увеличивала собственность или по крайней мере позволяла жить, не сокращая капитала.

Отсюда следует, что социалистическое общество не может не передать распоряжение капиталом в руки государства или, точнее говоря, в руки человека, который в качестве верховного властителя ведет дела государства. А это означает устранение рынка, что, собственно, и является основной целью социализма, поскольку господство рынка предполагает, что и производство, и распределение подчинены давлению платежеспособного спроса граждан, действующего через рынок; иными словами, предполагается то самое, что социализм намеревается изничтожить.

Когда социалисты пытаются умалить значимость проблемы экономического расчета в социалистическом обществе на том основании, что рыночные силы не ведут к этически оправданным условиям жизни, они просто демонстрируют непонимание реальной природы этой проблемы. Вопрос не в том, что производить: пушки или одежду, жилые дома или церкви, предметы роскоши или предметы первой необходимости. При любом общественном устройстве, даже при социализме, легко решить, какого рода и в каком количестве следует производить потребительские блага. Никто и не отрицал этого. Но после того как решение принято, еще остается проблема: как добиться, чтобы существующие средства производства использовались с наибольшей эффективностью при производстве намеченного. Для решения этой проблемы необходима возможность экономических расчетов. А экономические расчеты можно вести только в денежных ценах, устанавливающихся на рынках производительных благ в обществе, основанном на частной собственности на средства производства. Иными словами, должны существовать денежные цены земли, сырья, полуфабрикатов, а значит, должны существовать и денежная заработная плата, и процентные ставки.

Поэтому-то альтернатива и остается: либо социализм, либо рыночная экономика.

5. Прибыльность и производительность

Экономическая деятельность социалистического общества подчиняется тем же внешним условиям, которые направляют и систему, основанную на частной собственности на средства производства, да, пожалуй, и любую мыслимую экономическую систему. Принцип экономичности приложим к ней, как и к любой другой экономической системе. Она также знает иерархию целей и должна в первую очередь стремиться к достижению наиболее важных из них. В этом сущность экономической деятельности.

Очевидно, что в производственную деятельность социалистического общества будут вовлечены не только труд, но и материальные орудия производства. В соответствии с общепринятым обычаем эти материальные орудия производства называют капиталом или реальным капиталом. Капиталистическое производство как раз идет к цели разумными опосредованными путями — в противоположность производству без капитала, жмущему напрямик, голой силой [121*]. Если придерживаться этой терминологии, следует признать, что социалистическое общество также должно применять капитал и, значит, производить капиталистически. Капитал, понимаемый как промежуточный продукт, возникающий на различных стадиях опосредованного производства, не исчезнет при социализме, во всяком случае не в первую очередь. [122*] Он будет просто передан из распоряжения частных лиц в распоряжение общества.

Но если мы, как делали ранее, будем называть капиталистическим производством такую экономическую систему, которая использует денежные расчеты, так что сможем термином «капитал» охватить все используемые для нужд производства блага, имеющие денежную оценку, и сможем тесно связать результаты экономической деятельности с изменениями капитала, тогда, конечно, социалистические методы производства не могут быть названы капиталистическими. Мы можем различать социалистические и капиталистические методы производства, капитализм и социализм иначе, чем это делают марксисты.

Социалистам представляется, что характерной чертой капиталистических методов производства является погоня производителей за прибылью. Капиталистическое производство есть производство для прибыли, а социалистическое — для удовлетворения потребностей. Что капиталистическое производство стремится к прибыли, это несомненно. Но получение прибыли, т. е. избытка стоимости результата над издержками, должно быть целью и социалистического общества. Если экономическая деятельность ведется разумно, т. е. если сначала удовлетворяются наиболее настоятельные нужды, то прибыль уже достигнута, ибо издержки, т. е. ценность самых важных из неудовлетворенных нужд, меньше, чем полученные результаты. В капиталистической системе прибыль может быть получена только в случае, когда производство удовлетворяет сравнительно самые насущные нужды. Кто производит без учета условий спроса и предложения, не достигает желанного результата. Ориентация производства на прибыль означает не что иное, как установку на удовлетворение потребностей других людей: в этом смысле капиталистического производителя можно противопоставить Робинзону, который производит для удовлетворения собственных потребностей. Но в нашем смысле он также работает для прибыли. Нет противоположности между работой для прибыли и производством для удовлетворения потребностей [123*].

Противопоставление производства для прибыли производству для потребления тесно связано с обычным противопоставлением производительности и прибыльности, или подходом к экономике с «народнохозяйственной» и «частнохозяйственной» точек зрения. В капиталистической системе экономическую деятельность называют прибыльной, если она приносит избыток доходов над расходами. В гипотетическом социалистическом обществе экономическую деятельность называют производительной, когда результат превышает издержки. Во многих случаях производительность и прибыльность не совпадают. Порой прибыльные экономические действия непроизводительны, а порой наоборот. Для тех, кто наивно предрасположен к социализму, что свойственно большинству экономистов, этого факта достаточно для осуждения капиталистического общественного порядка. Чтобы ни делало социалистическое общество, это кажется им бесспорно благим и разумным; все, что может случиться в капиталистическом обществе, кажется им неполадками, на которые нельзя закрыть глаза. Но анализ случаев, когда производительность и прибыльность расходятся, показывает, что это суждение насквозь субъективно и что покров научности на всем этом — простая видимость [124*].

Для большинства случаев, когда принято предполагать противоположность между прибыльностью и производительностью, такой противоположности на деле не существует. Это относится, например, к спекулятивной прибыли. Спекуляция при капитализме выполняет функцию, которая должна выполняться в любой экономической системе, как бы она ни была организована: она обеспечивает уравновешивание спроса и предложения во времени и пространстве. Источником спекулятивной прибыли служит возрастание ценности, не зависящей от какой-либо определенной формы экономической организации. Если спекулянт продукт, поступивший на рынок в относительно больших количествах, приобретает задешево и продает его дороже, когда спрос снова увеличивается, это означает не только обогащение нашего дельца, но и — с народнохозяйственной точки зрения — возрастание ценности. Мы не отрицаем, что при социализме общество, а не индивидуум, будет получать эту сильно презираемую и осуждаемую прибыль. Но мы сейчас интересуемся не этим. Нас занимает в данном случае то, что предполагаемый контраст между прибыльностью и производительностью в данном случае не существует. Спекуляция оказывает экономические услуги, которых нельзя устранить ни из какой экономической системы. Если это сделать, как настаивают некоторые социалисты, тогда какой-либо организации придется взять на себя эти функции: само общество должно начать спекулировать. Без спекуляции экономическая деятельность не может выйти за пределы сиюминутности.

Противоположность между прибыльностью и производительностью иногда предполагают обнаружить на отдельных стадиях производства, рассматривая их изолированно. Непроизводительным порой называют нечто, связанное с капиталистической организацией промышленности, например торговые расходы, расходы на рекламу и т. п. Это некорректный подход. Мы должны сравнивать результаты всего процесса, а не его отдельных этапов. Не следует рассматривать накладные расходы, не сопоставляя их с воздействием этих же расходов на конечный результат [125*].

6. Валовой и чистый продукт

Наиболее амбициозная попытка противопоставления производительности и прибыльности отталкивалась от анализа отношений между валовым и чистым продуктом. Ясно, что каждый предприниматель в капиталистической системе стремится к получению наибольшего чистого продукта. Но доказывают нередко, что при правильном подходе целью экономической деятельности должно быть получение не наибольшего чистого, а наибольшего валового продукта.

Это, однако, заблуждение, порожденное примитивным пониманием процесса оценки. Правда, судя по популярности, это очень широко распространенное заблуждение. Очевидна ошибочность утверждений, что какой-то производственный процесс следует предпочесть, так как он использует большее количество рабочих, либо что какое-то усовершенствование следует отвергнуть, потому что при этом люди остаются без средств к существованию.

Если бы защитники этих взглядов были последовательны, им пришлось бы признать, что с точки зрения увеличения валового продукта следует рассматривать не только потребление труда, но и потребление материальных ресурсов. Предприниматель прекращает производство в тот момент, когда перестает получать чистый продукт. Давайте предположим, что для расширения такого производства он нуждается не в дополнительном труде, а только в дополнительных материальных ресурсах. Заинтересовано ли общество в том, чтобы этот предприниматель расширял свое производство для получения большего валового продукта? Поступило бы общество так же и в том случае, если бы оно само управляло производством? На оба вопроса следует ответить решительным нет. Тот факт, что дальнейшее производство не окупает себя, свидетельствует, что производственные ресурсы могут быть использованы для удовлетворения более насущных нужд. Если же они, тем не менее, заняты в бесприбыльном производстве, значит, их недостает там, где они крайне необходимы. Это верно и при социализме, и при капитализме. Социалистическое общество, если оно ведется рационально, не будет до бесконечности развивать отдельные направления производства в ущерб всем остальным. И оно прекратит производство, если результаты не перекроют издержек, иначе говоря, если продолжение данного производства будет означать отказ от удовлетворения более насущных нужд.

Но что верно в отношении растущего потребления материальных ресурсов, верно точно так же и для растущего потребления труда. Если труд продолжают вкладывать в какое-либо определенное производство при том, что чистый продукт сокращается и только валовое производство растет, значит, его отвлекают от других производств, где он может оказывать более ценные услуги. И здесь единственным результатом отказа от учета чистого продукта становится то, что более насущные нужды оказываются неудовлетворенными, а менее насущные насыщаются. Только это, и ничто другое, находит свое выражение в механизме капиталистического хозяйства, когда чистый продукт сокращается. В социалистическом обществе задача управления хозяйством состоит в том, чтобы не допустить такого расточения труда, — здесь, следовательно, о противоречии между производительностью и прибыльностью не может быть и речи. Даже с социалистической точки зрения целью экономической деятельности должен быть наибольший возможный чистый продукт, а не наибольший возможный валовой продукт.

Тем не менее, люди продолжают утверждать обратное, иногда по отношению к производству в целом, иногда по отношению к использованию труда, иногда по отношению к сельскохозяйственному производству. Направленность капиталистических предприятий исключительно на получение наибольшего чистого продукта яростно критикуют и требуют государственного вмешательства для устранения предполагаемых злоупотреблений.

У этого спора долгая история. Адам Смит утверждал, что производительность различных предприятий следует оценивать в зависимости от того, больше или меньше труда они приводят в движение [126*]. Его резко критиковал Рикардо, который указывал, что благосостояние людей увеличивается только в результате роста чистого, а не валового продукта [127*]. За это Рикардо подвергся жестокой атаке. Даже Ж. Б. Сэй неверно понял его и обвинил в невнимании к благосостоянию столь большого числа людей [128*]. А Сисмонди, который обожал отвечать на экономические аргументы чувствительными декларациями, был убежден, что способен разделаться с проблемой остротой: он заявил, что согласно Рикардо, король, который сможет производить чистый продукт простым нажатием кнопки, сделает тем самым свой народ излишним [129*]. Бернгарди в этом вопросе последовал за Сисмонди [130*]. [118] Прудон зашел столь далеко, что просто устранил различие между социалистическими и частными предприятиями в следующей формуле: хотя общество должно стремиться к наибольшему валовому продукту, целью предпринимателя является наибольший чистый продукт. [131*] [119] Маркс избегал высказываться по этому вопросу, однако он заполнил две главы первого тома «Капитала» сентиментальным рассказом, в котором переход от интенсивного сельского хозяйства к экстенсивному, когда, по выражению Томаса Мора, «овцы съели людей», изображен в мрачнейших тонах. [120] При этом Марксом воедино сведены осуществленные знатью, располагавшей политической властью, «раскрестьянивание», «огораживание», словом, насильственные экспроприации, характерные для аграрной истории Европы в первые столетия Нового времени, и изменения в методах обработки земли, которые были проведены позднее землевладельцами. [132*] [122] С тех пор декламации на эту тему вошли в железный фонд агитационных речей и статей социалистов.

Немецкий сельскохозяйственный экономист Т. фон дер Гольц [123] пытался доказать, что получение наибольшего возможного валового продукта не только выгодно с социальной точки зрения, но и прибыльно с индивидуальной точки зрения. Он был убежден, что получение большого валового продукта естественно предполагает и получение большого чистого продукта, а в силу этого интересы индивидуума, стремящегося к получению большого чистого продукта, совпадают с заинтересованностью государства в большом валовом продукте [133*]. Но он не приводил тому никаких доказательств.

Гольц противоречит сам себе, когда прибавляет к цитированному выше следующее: «Тем не менее, объем чистой прибыли, остающейся после учета всех расходов, очень изменчив. В среднем он выше при экстенсивной, чем при интенсивной, обработке земли».

Много более логичной, чем эти попытки обойти очевидную противоположность общественных и частных интересов за счет игнорирования несомненных данных сельскохозяйственного учета, была позиция последователей романтической школы в экономике, особенно германских этатистов: аграрий является слугой общества, а значит, и работать должен в интересах общества. Поскольку это сказано в поддержку идеи наибольшего валового продукта, отсюда следует, что аграрий, не затронутый коммерческим духом, идеями или интересами, должен, не обращая внимания на возможные убытки, посвятить себя достижению этой цели. [134*] Все эти авторы исходят из доказанности того, что получение наибольшего валового продукта в интересах общества. Потому-то они и не пытаются даже аргументировать свой подход. Если же все-таки они решают как-то аргументировать, то всегда подходят с точки зрения Machtpolitik или Nationalpolitik [125]: государство нуждается в сильном сельскохозяйственном населении, поскольку деревенские жители консервативны; деревня поставляет много солдат; необходимо предусмотреть решение проблемы питания на случай войны и т. п.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.