3.6 Выбор стратегии

3.6

Выбор стратегии

С начала 2003 года успехи развития российской экономики вроде подтверждали правоту тех, кто говорит о возможности и необходимости скорейшего наращивания темпов роста. Действительно, за первые пять месяцев — рост ВВП на 6,6 %. В целом за год прогнозы дают 5,5–5,7 %, что заметно выше показателя 2002 года, и возвращают нас к высотам 2000 года, которые уже не кажутся столь недосягаемыми. Тенденция снижения темпов роста прервана. Более того, в первом квартале счет капитальных операций в платежном балансе сведен с плюсом, что означает прекращение утечки капитала: направление капитала сменило знак. Факт не менее значимый, чем сокращение неплатежей и бартера: основные символы кризисного развития 1990-х годов ушли в прошлое. Казалось бы, самое время предпринимать шаги, чтобы еще поднять темпы роста, до 7–8 %. А приведенные прогнозы существенно ниже этих показателей, и ни один, даже самый лучший, не сулит удвоения ВВП за десять лет. В этой ситуации легче всего подвергнуть уничтожающей критике авторов менее амбициозных прогнозов, сторонников структурных реформ, перекрыв им, например, финансовый кислород под предлогом сокращения госрасходов.

Такое восприятие успехов текущего года, трактовка их как подтверждение правильности линии на новое ускорение просто опасны. Всем специалистам ясно, что новое оживление вызвано в основном повышением нефтяных цен в ожидании иракского кризиса и после него. Положительное сальдо торгового баланса в первом квартале 2003 года составило 15,2 млрд. долл., максимум за время наблюдений с 1994 года; рост против первого квартала 2002 года — 64 %[52]. Эксперты отмечают такую закономерность: повышение нефтяных цен вызывает вначале рост доходов от экспорта и рост внешнего спроса, дающий экономике первый импульс. Затем приток доходов от экспорта вызывает увеличение внутреннего спроса, который дает экономике второй импульс роста[53]. Но далее, если не появляются новые внешние стимулы, начинается затухание темпов. Обостряется «голландская болезнь»: за январь-май рубль укрепился по доллару на 10,4 % против 4,4 % год назад. Даже если взятый темп удержится до конца года вследствие роста инвестиционной активности и повышения производительности труда (факторов, придающих оживлению более длительный характер), все равно затухание будет происходить. Следует ожидать снижения мировых цен на нефть. С укреплением рубля, теперь не только против доллара, но и против евро, рост импорта будет опережать рост внутреннего спроса.

Так или иначе, мы имеем рост в рамках инерционного сценария, обусловленный характерными для него факторами. Роль экономической политики в его повышении минимальна. Стало быть, ее активизация по второму или третьему сценариям не стала менее необходимой.

Обратим теперь внимание на то, что по основным управляемым переменным различия между этими сценариями, а также реальной политикой, не так уж велики. Третий сценарий предполагает выход на уровень цен, близких к равновесным, за три года (в 2007 году), тогда как второй сценарий — на два года больше. На 2003 год правительство установило лимит роста цен на газ на 20 %, на электроэнергию — на 16 %. Это также означает выход на равновесный уровень примерно за пять лет.

Правда, сейчас уже ходят слухи, будто влиятельные силы настаивают на снижении этих показателей примерно на 2 процентных пункта ниже темпа инфляции. Это означало бы ужесточение логики второго сценария.

Практически происходит довольно быстрый темп роста заработной платы, в том числе осенью ожидается ее повышение в бюджетной сфере на 30 %. Повышаются и пенсии. Тем самым отчасти компенсируется рост цен на ЖКУ. Но, как отмечается[54],12-месячные темпы прироста цен на ЖКУ снизились с 61,6 % в январе 2002 года до 44,5 % в апреле 2003-го. Поскольку эти цены не связаны со спросом, можно констатировать ухудшение экономической ситуации в ЖКХ, где отложенная инфляция с 1998 года не компенсируется.

Возникает вопрос: если различия между вторым и третьим сценариями и реальной политикой не столь уж велики, то стоит ли говорить о необходимости структурного маневра? Да, стоит.

Во-первых, различия не так уж малы. Два года — немалый срок сегодня. К тому же 2007–2008 годы — это новый избирательный цикл, минимум за год до него будут остановлены все преобразования, так что реально это все отодвигается еще на один-два года. Все это время будет продолжаться упадок в нерыночном секторе.

Во-вторых, сценарные условия могут быть «раздвинуты». Уже сейчас раздаются требования снизить тарифы естественных монополий, чтобы заставить их активнее снижать издержки. Они дополняются предложениями проводить ясно выраженную промышленную политику с приоритетами, льготами и государственным финансированием инвестиций в приоритетных отраслях. При этом темпы в первые два-три года могут еще более возрасти, чтобы потом сильнее упасть, но тогда авторы подобных предложений уже не будут нести ответственности, однако успеют получить свою долю выгод. Надо что-то противопоставить такому сценарию.

В-третьих, реализация второго сценария в чистом виде означает не просто замораживание нерыночных отношений в значительном секторе экономики, но и дальнейшее обострение социальных отношений, усиление неравенства, формирование накоплений в коммерческой сфере за счет населения. И сейчас, хотя официальная статистика, суммируя данные по регионам, показывает некоторое сокращение социальной дифференциации, на самом деле она возрастает. Растут межрегиональные различия, растут и общие показатели дифференциации, если брать в качестве исходных первичные данные по регионам.

Это не только социальная, но и экономическая проблема, поскольку без реального сокращения дифференциации не будет повышения радиуса доверия, не будет ожиданий роста справедливости и солидарности, которые являются необходимыми предпосылками роста массовых сбережений и инвестиций, а без них немыслимо процветание.

Если даже пенсии и заработки в бюджетной сфере будут подтягиваться за ростом цен, все равно не будет ясно продекларированной и реализованной связи между ними: часть повышения доходов специально предназначена для компенсации увеличения расходов на ЖКУ, как это предполагает третий сценарий.

В-четвертых, и это главное: надо ясно заявить, что структурные реформы на данном этапе важнее повышения темпов роста. Важнее с точки зрения решения стратегических целей страны. Это значит, что нельзя задерживать реформы, если они мешают повышению темпов роста; нельзя осуществлять меры, способствующие росту в краткосрочной перспективе, если они останавливают структурные реформы или обращают их вспять.

Мои друзья-либералы могут сказать: помилуйте, ваши предложения противны либеральным принципам и во многом похожи на предложения коммунистов и их академических союзников: взять ренту и отдать трудящимся! Кроме того, это пахнет популизмом. Наконец, реализация ваших предложений приведет к росту доли государства в ВВП, поскольку значительная часть ренты будет взята в бюджет.

Я долго размышлял над этими соображениями, и вот мой ответ.

Во-первых, выбор решений не должен подчиняться раз и навсегда принятой теоретической схеме. Главное — соответствие требованиям реальности. А уж потом можно констатировать, соответствует это схеме или нет.

Во-вторых, наши предложения не являются популистскими: речь идет только о компенсации повышения расходов населения и большей степени монетизации его доходов. Это шаг в развитии нормальных рыночно-денежных отношений.

В-третьих, тот факт, что в силу наших природных богатств рента является одним из важнейших источников создания ВВП — не изобретение левых, оно давно известно. Известно также и то, что до сих пор рента присваивалась в основном компаниями первого сектора и лишь меньшая ее часть попадала в бюджет. Главный же аргумент в пользу сохранения подобного положения — создание благоприятных условий для отечественного товаропроизводителя во втором секторе, чтобы поддержать его в переходный период. Этот довод как раз и выдвигался левыми. Предлагая изъять ренту в бюджет, они не говорили о повышении до уровня равновесия и либерализации цен на газ, энергию и ЖКУ, но лишь об изъятии прибылей сильных компаний с целью перераспределения ресурсов слабым.

В-четвертых, формальный рост доли государственных расходов при реализации третьего сценария обусловлен отнюдь не усилением вмешательства государства в экономику, но лишь изменением относительных цен с приближением их к свободным рыночным ценам, а также связанным с этим перераспределением доходов. При этом номинально вырастет и ВВП, так что изменение доли госрасходов наделе будет составлять не более 1–1,5 процентных пункта. Речь идет просто о восстановлении нормальных пропорций и об устранении деформаций в финансовых потоках, вызывавшихся неоправданным государственным регулированием.

Если же учесть, что в результате из нерыночного сектора уйдет большая часть электроэнергетики, газовой промышленности, ЖКХ, что возрастет сфера конкурентных рыночных отношений, то

о возрастании роли государства в экономике вообще не может быть речи. Напротив, мы сделаем следующий важный шаг в либерализации экономики. Просто при нынешней структуре доля государства занижается, данные о ней несопоставимы с показателями стран с нормальной рыночной экономикой. Как несопоставимы эти данные с советской экономикой. Так что структурный маневр полностью соответствует принципам либеральной политики.

И последнее. Настоящий доклад начинался с характеристики крупных деформаций в структуре российской экономики, с констатации ее сырьевой направленности и необходимости преодоления этих деформаций.

Диверсификация сегодня у всех на устах. Что сделает структурный маневр для решения этой проблемы?

Ведь второй сценарий как бы прямо нацелен на то, чтобы взять ресурсы у первого сектора и передать их во второй в надежде на то, что тем самым будут созданы условия для повышения конкурентоспособности продуктов второго сектора, с более высокой степенью обработки. Третий сценарий, напротив, отдает изъятые из первого сектора средства населению, ставя производственные сектора перед ростом издержек и сокращением собственных инвестиционных ресурсов. Выходит, он не способствует прогрессивным изменениям в структуре российской экономики?

Ответить далеко не просто. Тем не менее я попробую изложить свои доводы.

1. Ликвидация нерыночного сектора означает, что входящие в него отрасли по крайней мере вольются во второй сектор и выровняются по условиям развития с отраслями, входящими в него сейчас. Одна диспропорция будет ликвидирована.

2. Электроэнергетика и жилищно-коммунальное хозяйство при этом могут стать важным фактором инвестиционного спроса. Сегодня компания «Силовые машины» до трех четвертей производимого энергетического оборудования поставляет на экспорт, при том что РАО «ЕЭС России» не в состоянии оплачивать приобретение нового оборудования электростанций. В результате структурных реформ должен начать рост инвестиций, ориентированный в основном на отечественных производителей.

3. Как мы отмечали, в других отраслях повышение цен на газ и электроэнергию, рост заработной платы будут стимулировать инвестиции в энергосбережение и рост производительности труда. Уменьшение собственных накоплений может быть замещено привлечением заемных средств и внешних инвестиций. Это, в свою очередь, подтолкнет развитие финансового посредничества. Все вместе будет способствовать росту спроса на продукцию второго сектора, хотя ему придется более напряженно конкурировать за заказы с зарубежными поставщиками.

Только время покажет, окажутся ли эти стимулы более сильными для повышения конкурентоспособности и роста, чем увеличение накоплений частного сектора, предполагаемых вторым сценарием.

4. Вместе с тем следует признать, что сам по себе структурный маневр не нацелен непосредственно на повышение конкурентоспособности второго сектора. Он призван создать предпосылки, равные условия конкуренции во всех секторах экономики, улучшить социальную обстановку в стране. Но есть задачи диверсификации, которые он решить не в состоянии. Равно как это не может сделать и ускоренный рост по второму сценарию.

Конкурентоспособность должен обеспечивать частный сектор. Для этого ему нужны: 1) равно благоприятные институциональные условия: свобода, законный порядок, доверие,2) разумеется, капитал и квалифицированные кадры; 3) стимулы, активизирующие частную инициативу, изобретательность, желание идти на риск.

Отбор осуществляет рынок. Он проставляет оценки продуктам и услугам в той мере, в какой они притягивают спрос. Заранее ничего сказать нельзя, особенно в нынешней переменчивой экономике. Казалось бы, очевидно, что нужно помочь нашей авиапромышленности и автостроению. Но будет ли помощь во благо? Может быть, больше проку от вложений в образование и информационные технологии, полнее соответствующие постиндустриальной экономике? А может, стоит углублять переработку энергоносителей, леса, химического сырья, оставаясь в уже занятой нише?

Государство может многое, особенно в перечисленных выше пунктах 1 и 3. Если говорить о финансовой поддержке, то, кроме обычных методов поддержки экспорта, я бы сегодня говорил только о программе развития инновационного бизнеса типа американской программы SBIP. Она поддерживает начало производства инноваций, в том числе посредством коммерциализации научных результатов, и становление (выращивание) компаний, доказавших способность добиваться успеха на рынках, неважно на каких.

Это уже другая тема. Я упомянул о ней только для того, чтобы показать: структурный маневр не берется решить все задачи. Но этим не умаляется его необходимость и важность. Все равно объективно требуемые перемены произойдут. Вопрос в том, когда, как, с какими последствиями для страны и ее граждан.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.