Глава 10 Верный способ стать олигархом с помощью чиновников Биография крупного американского дельца в романе «Финансист» Теодора Драйзера

Глава 10

Верный способ стать олигархом с помощью чиновников

Биография крупного американского дельца в романе «Финансист» Теодора Драйзера

Одной из разновидностей экономического романа являются беллетризованные биографии крупных дельцов, и здесь мастера жанра – американские писатели Теодор Драйзер и Эптон Синклер. О Синклере речь пойдет ниже, а что касается Драйзера, то он оставил нам «Трилогию желания» – романы «Финансист», «Титан» и «Стоик», посвященные филадельфийско-чикагско-лондонскому олигарху XIX века Чарльзу Тайсону Йеркесу (Charles Tyson Yerkes). Первая книга рассказывает о филадельфийском периоде жизни Йеркеса, вторая – о чикагском, третья, соответственно, – о лондонском. Впервые «Финансист» был опубликован в 1912 году, «Титан» вышел спустя несколько лет, а вот «Стоик» на момент смерти Драйзера в 1945 году окончен не был: будучи при смерти, автор работал над последней главой.

Фигура Йеркеса крайне неоднозначная. Не случайно его недавняя документальная биография называется «Барон-разбойник»[36] [Franch 2006]. Он родился в 1837 году в Филадельфии. По окончании школы работал в брокерской конторе, а в 22 года открыл свою. Через семь лет начал размещать государственные и муниципальные облигации. Через Йеркеса пристраивал муниципальные средства казначей города, некто Джозеф Мерсер. Йеркес же муниципальными деньгами рисковал, вкладывал в спекулятивные бумаги и проекты. Погорел он на случайности – Великом чикагском пожаре (8–10 октября 1871 года), который вызвал банкротства страховых компаний и финансовую панику не только в Чикаго. Финансового воротилу обвинили в воровстве и приговорили к 33 месяцам тюрьмы, а он, чтобы избежать наказания, стал шантажировать влиятельных политиков Филадельфии. Кое-какой компромат просочился, и возникли опасения, что это повлияет на результаты президентских выборов. В результате Йеркеса выпустили через семь месяцев при условии, что он возьмет свои слова обратно. За 10 лет Йеркесу удалось восстановить состояние.

В 1881 году он развелся с женой, женился на молодой и подался в Чикаго, где открыл брокерскую контору, торгующую и акциями, и зерном. Параллельно скупал акции конных трамвайных линий города, чтобы получить над ними контроль. В 1899 году Йеркес продал свои акции чикагских конок и перебрался в Нью-Йорк, а оттуда – в Лондон, где собирался заняться инвестициями в строительство метро. Он консолидировал ряд разрозненных наземных линий и даже отбил атаку Джей Пи Моргана, который тоже заинтересовался лондонской подземкой. Умер Йеркес в 1905 году. После смерти выяснилось, что прижизненные оценки его состояния были крайне завышенными. Его оценивали в 22 млн долларов, а оказалось, что с учетом долгов его состояние не превышало одного миллиона.

Йеркес выведен Драйзером в трилогии под именем Фрэнка Каупервуда. Пожалуй, единственный момент, где Драйзер допускает отход от реальной биографии, связан с обстоятельствами выхода героя из тюрьмы. Каупервуд ведет себя несколько приличнее, чем Йеркес, находясь в тюрьме, никого не шантажирует. Что касается хронологии, то юные годы Каупервуда приходятся на период до гражданской войны в США, а основное действие охватывает несколько лет до и пару лет после пожара в Чикаго, следовательно, развивается в 1860-х–1870-х годах.

Роман «Финансист», наверное, – один из самых нашпигованных экономикой из всех известных произведений. Там есть биржевая паника, даже два эпизода – на одной Каупервуд прогорает, а на другой вновь обогащается. Есть махинации с целью манипуляции ценами акций. Есть тюрьма – правда, не долговая, а обычная. Мы об этом здесь говорить не будем. Панику мы видели у Золя и еще увидим у Эптона Синклера, у последнего речь пойдет и о манипуляциях ценами акций. На примере же Драйзера мы посмотрим на еще одну важную (и ой как актуальную) тему: коррупция в государственных и муниципальных органах власти и ее роль в сколачивании крупных состояний.

Арсенал средств обогащения классический: передача подрядов дружественным компаниям и монополизация ими рынка на законных основаниях, размещение средств городской казны в банках на льготных условиях, предпочтительный выкуп облигаций у «дружественных» городу инвесторов.

С подрядами все очень просто и легально. Никаких конкурсных закупок не существовало. Да и антимонопольного законодательства тоже. Один из самых богатых людей в городе, Эдвард Батлер, начал делать состояние на вывозе мусора, а потом диверсифицировался и в другие подряды – строительство веток метро и т.п.

В давно прошедшие дни… Батлер на свой страх и риск брал подряды на вывоз мусора. Город в то время еще не знал систематизированной уборки улиц, тем более на окраинах и в некоторых старых, населенных беднотой районах. Эдвард Батлер... начал с того, что бесплатно сгребал и убирал отбросы, которые шли на корм его свиньям и скоту. Позднее он обнаружил, что есть люди, готовые кое-что платить за эти услуги. А еще позднее один местный деятель, член муниципалитета и приятель Батлера – оба они были католиками, – взглянул на все это дело с совсем новой точки зрения. Отчего бы не назначить Батлера официальным подрядчиком по уборке мусора? Муниципалитет может выделить для этой цели ежегодные ассигнования. Батлеру будет дана возможность нанять несколько дюжин мусорных фургонов. Более того, никаких других мусорщиков в городе не останется. Сейчас они, конечно, существуют, но официальный договор между Батлером и муниципалитетом положит конец всякой конкуренции. Частью прибыли от этого весьма выгодного дела придется поступиться, чтобы ублажить и успокоить тех, кого обошли подрядом. Во время выборов надо будет ссужать деньгами некоторые организации и отдельных лиц, но это не беда, речь идет о небольших суммах. <…> Вскоре Батлер стал зарабатывать от четырех до пяти тысяч в год – раньше он с трудом выгонял две тысячи, – переехал в кирпичный дом на южной окраине города и отдал детей в школу. Миссис Батлер бросила варить мыло и разводить свиней[37].

Муниципальные закупки ведутся через фирмы под контролем высокопоставленных чиновников, цель которых «при помощи подставных лиц из политического и коммерческого мира потихоньку, без скандала, выкачать все, что можно, из городской казны». Для этих целей председатель городского совета, мэр, судьи «организовали ряд фирм под самыми разнообразными фиктивными названиями, торговавших всем, что могло понадобиться для городского хозяйства, – досками, камнем, железом, сталью, цементом и прочее и прочее, – разумеется, с огромной выгодой для тех, кто скрывался за этими вымышленными названиями. Это избавляло город от заботы искать честных и добросовестных поставщиков».

Эти фирмы торговали мясом, строительными материалами, фонарными столбами, щебнем – всем, что могло потребоваться городскому хозяйству. <…> Фирма вовсе не обязана сама заниматься убоем скота или отливкой фонарных столбов. Она должна только организовать это дело, получить торговый патент, добиться от городского самоуправления подряда на поставку… а потом передоверить подряд владельцам бойни или литейного завода, которые будут поставлять требуемое, выделив посреднической фирме соответствующую долю прибыли... Владелец бойни или литейного завода не смел и мечтать о том, чтобы самому добиться подряда.

С размещением вкладов схема тоже проще простого. Все чиновники города и штата

...размещали городские или государственные средства у определенных банкиров или маклеров, которых правительство либо уполномочивало, либо даже назначало быть хранителями вкладов. Банки не платили процентов по этим вкладам никому, кроме представителей казначейства. По секретным указаниям этих лиц они ссужали казенными деньгами биржевиков, а те помещали их в “верные” бумаги. В Филадельфии действовала целая шайка: в долю входили мэр города, несколько членов муниципалитета, казначей, начальник полиции, уполномоченный по общественным работам и другие чиновники. Их девиз был “рука руку моет”.

Но этого мало, поэтому возникают все более сложные финансовые инструменты и схемы, например, размещение муниципальных облигацией. Оно и понятно. Во-первых, при таком ведении дел денег не будет хватать никогда, а, во-вторых, эти схемы тоже сулят немалый барыш их организаторам:

Финансы штата и города (Филадельфии – столицы штата Пенсильвания. – Е.Ч.) находились в весьма плачевном состоянии. И тот и другой были достаточно богаты, но поскольку казну обирали все, кому не лень, и любыми способами, то всякие новые начинания в штате требовали выпуска новых облигаций. Эти облигации, или “обязательства”, как их называли, гарантировали шесть процентов годовых, но, когда наступал срок уплаты процентов, казначей города или штата ставил на них штамп с датой предъявления, и проценты по “обязательству” начислялись с этого дня не только на номинал, но и на проценты. Иначе говоря, проценты исчислялись как сложные проценты. Однако людям, нуждавшимся в наличных деньгах, от этого толку было мало, ибо под залог таких “обязательств” банки выдавали не более семидесяти процентов их курсовой стоимости, котировались же они не по номиналу, а по девяносто процентов. <…> Окончательный выкуп этих “обязательств” опять-таки сопровождался жульническими махинациями. Зная, что те или иные “обязательства” находятся в руках “добрых знакомых”, казначей опубликовывал сообщение, что такие-то номера – именно те, которые были ему известны, – будут оплачены.

Чем же и кому выгодна эта схема? Драйзер поясняет:

...Еще задолго до Гражданской войны и во время ее в Филадельфии практиковался обычай при недостаточности наличных средств в казначействе выпускать так называемые городские обязательства... Это был обычный способ расплаты и с мелкими торговцами, и с крупными подрядчиками. Но первым – поставщикам городских учреждений – в случае нужды в наличных деньгах приходилось учитывать эти векселя обычно из расчета девяносто за сто, тогда как вторые имели возможность выждать и попридержать таковые до истечения срока. Подобная система была, конечно, явно убыточна для мелкого торгового люда, но зато очень выгодна для крупных подрядчиков и банкирских контор, ибо сомнений в том, что город в свое время уплатит по этим обязательствам, быть не могло, а при такой абсолютной их надежности шесть процентов годовых были отличной ставкой. Скупая обязательства у мелких торговцев по девяносто центов за доллар, банки и маклеры, если только они имели возможность выждать, в конечном итоге каждый раз загребали крупный куш.

Вскоре бумаги начинают размещать не в силу необходимости, а потому что выгоден сам процесс, – хвост начинает крутить собакой.

Первоначально городской казначей, вероятно, не намеревался вводить в убыток кого-либо из своих сограждан – возможно, что тогда в казначействе действительно не было наличных средств для выплаты. Однако впоследствии выпуск этих обязательств уже ничем не оправдывался, ибо городское хозяйство могло бы вестись экономнее. Но к тому времени эти обязательства ... уже сделались источником больших барышей для владельцев маклерских контор, банкиров и крупных спекулянтов, и посему выпуск их неизменно предусматривался финансовой политикой города.

Оборотная сторона дела состоит в следующем.

Чтобы использовать создавшееся положение с наибольшей для себя выгодой, крупный банкир, держатель обязательств, должен был быть еще и “своим человеком”, то есть находиться в добрых отношениях с политическими заправилами города; иначе, когда у него появлялась потребность в наличных деньгах и он приходил со своими обязательствами к городскому казначею, то оказывалось, что расчет по ним произведен быть не может. Но стоило ему передать их какому-нибудь банкиру или маклеру, близко стоящему к правящей клике, тогда дело другое! Городское казначейство немедленно изыскивало средства для их оплаты. Или же, если это устраивало маклера или банкира – разумеется, “своего”, – срок действия векселей, выданных на три месяца и уже подлежащих выкупу, пролонгировался еще на многие годы и по ним по-прежнему выплачивалось шесть процентов годовых, хотя бы город и располагал средствами для их погашения. Так шло тайное и преступное ограбление городской кассы. “Нет денег!” – эта формула покрывала все махинации. <…> За время войны общая сумма непогашенных городских обязательств с выплатой шести процентов годовых выросла до двух с лишним миллионов долларов, и дело стало принимать скандальный оборот. Кроме того, некоторые из вкладчиков вздумали требовать свои деньги обратно.

Разумеется, такая схема не может существовать долго без внешней подпитки.

И вот для покрытия этой просроченной задолженности и для того, чтобы все снова было “шито-крыто”, городские власти решили выпустить заем примерно на два миллиона долларов… в виде процентных сертификатов номиналом по сто долларов, подлежавших выкупу частями, через шесть, двенадцать и восемнадцать месяцев. …На вырученные за них деньги предполагалось выкупить давно просроченные обязательства, в последнее время вызывавшие столько нежелательных толков. Совершенно очевидно, что вся эта комбинация сводилась к тому, чтобы отнять у одного и уплатить другому. <…> Весь замысел сводился к тому, чтобы финансисты из той же клики по-прежнему могли потрошить городскую казну: сертификаты продавались “кому следует” по девяносто процентов от номинала и даже ниже под тем предлогом, что на открытом рынке их сбыть невозможно из-за плохой кредитоспособности города. Отчасти так оно и было. Война только что кончилась. Деньги были в цене.

Фрэнк Каупервуд решает как раз «присоседиться» к выпуску муниципальных облигаций. Он разрабатывает следующий план. Во-первых, городской казначей Стинер размещает городские средства в конторе Каупервуда. Во-вторых, он открывает Каупервуду кредитную линию с правом получения средств в виде сертификатов городского займа, для начала на 200 тыс. долларов. Каупервуд размещает данные сертификаты на рынке по возможной цене и предпринимает все усилия, чтобы довести рыночную цену сертификатов до номинала. А дальше просто:

Городской казначей немедленно обратится в комитет фондовой биржи с ходатайством о включении их в список котируемых бумаг, Каупервуд же употребит все свое влияние, чтобы ускорить рассмотрение этого ходатайства. После того как соответствующее разрешение будет получено, Стинер реализует через него, и только через него, все сертификаты городского займа. Далее Стинер позволит ему покупать для амортизационного фонда столько сертификатов, сколько Каупервуд сочтет необходимым скупить, дабы повысить их цену до номинала. Чтобы добиться этого – после того как значительное количество сертификатов займа уже будет пущено в обращение, – может оказаться необходимым вновь скупить их значительными партиями и затем спустя некоторое время опять пустить в продажу. Законом, предписывающим продажу сертификатов только по номиналу, придется в известной мере пренебречь.

Каупервуд старается отблагодарить Стинера не прямой взяткой, а через создание схемы, на который казначей может озолотиться, ничего не вкладывая. Вот как она выглядит:

Ввиду того, что сертификаты в конечном итоге так или иначе поднимутся до номинала, ничто не мешает Стинеру… закупить их по дешевке в самом начале размещения займа и придержать, пока они не начнут повышаться в цене. Каупервуд с удовольствием откроет Стинеру кредит на любую сумму с тем, чтобы тот рассчитывался с ним в конце каждого месяца. При этом никто не потребует от него, чтобы он действительно покупал сертификаты. Эти бумаги можно будет просто записывать на его счет, маржа составит 10% (здесь имеется в виду предоплата. – Е.Ч.), таким образом, Стинер может считать, что деньги уже у него в кармане. И это не говоря уже о том, что сертификаты для амортизационного фонда можно будет закупить очень дешево, ибо Каупервуд… будет выбрасывать их на рынок в нужном ему количестве как раз в такие моменты, когда решит покупать, и тем самым окажет давление на биржу. А позднее цены уж наверняка начнут подниматься. Если держать в своих руках выпуск всего займа, что дает возможность произвольно вызывать на бирже повышение и понижение, то можно не сомневаться, что в конечном итоге котировки достигнут номинала, причем благодаря искусственным колебаниям удастся еще и неплохо подработать. Каупервуд в смысле выгоды главные свои надежды возлагал именно на эту схему. <…> Если Стинеру угодно войти с ним в долю в его биржевых махинациях – он будет очень рад.

Казначей, разумеется, соглашается на этот план. Ничье одобрение не требуется.

Вскоре после соглашения между казначеем Стинером и Каупервудом сложная политико-финансовая машина заработала с целью осуществления их замыслов. Двести тысяч долларов в шестипроцентных сертификатах, подлежащих погашению за десять лет, были записаны по книгам городского самоуправления на счет банкирской конторы “Каупервуд и K°”. Каупервуд начал предлагать заем небольшими партиями по цене, превышающей девяносто долларов, при этом он всеми способами внушал людям, что такое помещение капитала сулит большие выгоды. Курс сертификатов постепенно повышался, и Фрэнк сбывал их все в большем количестве, пока наконец они не поднялись до ста долларов и весь выпуск на сумму в двести тысяч долларов… не разошелся мелкими партиями. Стинер был доволен. Двести сертификатов, числившиеся за ним и проданные по сто долларов за штуку, принесли ему две тысячи долларов барыша. Это был барыш незаконный, нажитый нечестным путем, но совесть не слишком мучила Стинера. Да вряд ли она и была у него. Стинеру грезилась счастливая будущность.

Стинер создает Каупервуду, с которым он в доле, самые выгодные условия. Как говорится, рука руку моет. В такой ситуации грех не заработать.

Правила фондовой биржи требовали, чтобы все сделки подытоживались к концу дня… но договоренность с новым казначеем избавляла Каупервуда от соблюдения этого правила, и в его распоряжении всегда было время до первого числа следующего месяца, то есть иногда целых тридцать дней, для того чтобы отчитаться по всем сделкам, связанным с выпуском займа.

Более того... все бумаги оставались у него на руках. Поскольку размер займа был очень значителен, то значительны были и суммы, находившиеся в распоряжении Каупервуда, а трансферты и балансовые сводки к концу месяца оставались простой формальностью. Фрэнк имел полную возможность пользоваться сертификатами городского займа для спекулятивных целей, депонировать их как собственные в любом банке в обеспечение ссуд и таким образом получать под них наличными до семидесяти процентов их номинальной стоимости, что он и проделывал без зазрения совести. Добытые таким путем деньги, в которых он отчитывался лишь в конце месяца, Каупервуд мог употреблять на другие биржевые операции, кроме того, они давали ему возможность занимать все новые суммы. Ресурсы его расширились теперь безгранично, – пределом им служили только время да его собственные энергия и находчивость. <…> Когда Стинер, предварительно переговорив с мэром города Стробиком и другими, сказал Каупервуду, что в течение года переведет на его имя по книгам городского самоуправления все два миллиона займа, Каупервуд не отвечал ни слова – восторг сомкнул его уста. Два миллиона! И он будет распоряжаться ими по своему усмотрению! <…> Каупервуд не принадлежал к людям, склонным терзаться угрызениями совести.

Как понятно, финансовые операции Каупервуда строятся на использовании долга в больших масштабах. И он догадывается создать пирамидальную схему, когда покупаются активы, закладываются в банке, на кредитные средства покупаются другие активы, опять закладываются и т.д. Схема очень популярна у нас в России и сейчас. Именно так, как правило, создаются крупные промышленные группы.

В голове Каупервуда уже зародилась теория “бесконечной цепи”, или “приемлемой формулы”, как это было названо впоследствии, заключавшейся в следующем: скупив то или иное имущество с большой рассрочкой платежа, выпустить акции или облигации на сумму, достаточную не только для того, чтобы рассчитаться с продавцом, но и для того, чтобы вознаградить себя за труды, не говоря уже о приобретении таким путем избытка средств, которые можно будет вложить в другие подобные же предприятия, затем, базируясь на них, выпустить новые акции, и так далее до бесконечности! Позднее это стало обычным деловым приемом, но в ту пору было новинкой.

По этой схеме и с использованием денег городской казны начинается скупка привлекательных инвестиционных активов в городе, в первую очередь – конных трамвайных линий.

План Стинера заключался в том, чтобы открыть Каупервуду кредит в городской кассе из расчета двух процентов годовых или, если он откажется от комиссионных, даже безвозмездно (осторожность требовала, чтобы Стинер действовал через посредника). На эти деньги Каупервуд должен был перекупить у Северной Пенсильванской компании линию конки, проходившую по Фронт-стрит, которая не приносила большого дохода и не очень высоко котировалась из-за ее небольшого протяжения – полторы мили, – а также краткосрочности разрешения, выданного на ее эксплуатацию. В качестве компенсации за искусно проведенное дело Каупервуд получал весьма недурной куш – двадцать процентов всех акций. <…> В дальнейшем этот план предусматривал следующее: взятые из городской кассы деньги используются для продления лицензии и для продолжения самой линии; затем выпускается большой пакет акций, которые закладываются в одном из “своих” банков: таким образом, через некоторое время город получает обратно занятый у него капитал, а они начинают класть в карман прибыль, приносимую линией. <…> Каупервуд никогда не упускал своей выгоды. А к этому времени у него выработалась особая деловая мораль, мораль финансиста. Он считал недопустимым красть лишь в том случае, если подобный акт стяжания или наживы так и назывался кражей.

В итоге Каупервуд оперирует примерно полумиллионом казенных денег и умудряется скупить контрольный пакет на свое имя, кому любопытны детали – оставляю для самостоятельного изучения. А мне интересен момент банкротства Каупервуда. Поскольку его активы были заложены и перезаложены, то биржевой паники он не перенес. Его спасли бы живые деньги – 300 тыс. из городской казны в дополнение к уже используемым 500 тыс. Но Стинер ему помочь не может. Другие городские воротилы узнают про то, какие первоклассные активы Каупервуд и Стинер аккумулировали для себя, не взяв их в дело. Им выгоднее свалить Каупервуда и Стинера, чтобы по дешевке завладеть их бумагами. Они запрещают Стинеру давать очередной кредит Каупервуду под благовидным предлогом – чтобы купировать убытки казны.

Каупервуд при всех своих проказах до последнего дня был юридически чист, но в критический момент он поскальзывается на банановой кожуре. Когда еще есть надежда избежать банкротства, он скупает на рынке городские сертификаты на 60 тыс., получает за них деньги в казне, а сами сертификаты там не депонирует – он их закладывает в частном банке и выручает еще денег. Это трактуют как финансовое преступление и засаживают его в тюрьму. Стинера тоже – не потому что воровал, а потому что не делился.

Кульминация финансовой аферы была для меня совершенно неожиданной. Я не могла себе представить масштабы стихийного бедствия. Когда Драйзер в начале романа говорил о том, что чиновники пытались украсть весь бюджет, я не восприняла это дословно. Оказывается, весь буквально:

Окончательный крах всех финансовых дел Каупервуда наступил в марте, когда его официально объявили банкротом и все его имущество было конфисковано в пользу кредиторов. Только на покрытие задолженности городскому казначейству – пятьсот тысяч долларов – потребовалось бы больше денег, чем можно было реализовать, если бы не установили расчет по тридцать центов за доллар. Но и после этого городу все равно ничего не досталось, так как путем различных махинаций у него оттягали права на получение этой суммы. Город якобы опоздал с предъявлением претензий. Это, конечно, послужило к выгоде других кредиторов, поделивших между собой сумму, в которой было отказано городскому казначейству.

А теперь немного о личном. В подростковом возрасте я читала Драйзера – в частности, его романы «Сестра Керри», «Дженни Герхард» и «Американская трагедия» – запоем. Не могла оторваться, слезы душили. Сейчас же к художественным достоинствам «Финансиста» отнеслась более чем спокойно. Некоторые западные критики называют эту книгу одним из лучших американских исторических романов. Не могу с этим согласиться. Как писатель Драйзер в подметки не годится ни Лондону, ни Дос Пассосу, ни Синклеру Льюису, ни Стейнбеку. Язык суховатый, характеры простенькие, действие развивается вяло, интрига не цепляет, многословие утомляет, очень много повторов. Я уже давным-давно поняла, в чем Каупервуда обвинили, а Драйзер в 25-й раз мне это объясняет, и так длинно!.. О переводе вообще молчу[38]. Так что если вы способны наступить на горло своему эстетическому чувству, читайте произведение ради начинки, а если не готовы, то лучше смириться с пробелом в образовании.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.