ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ СОВЕТЧИК

ТЕОЛОГИЧЕСКИЙ СОВЕТЧИК

На религиозность Силаса Шоу на Уолл-стрит смотрели косо. Все думали, что его глубокая вера, безусловно, была показной. Однако при этом никто не мог сказать, с какой целью старик вводил всех в заблуждение и в чем заключался его расчет. Биржевые остряки выдвигали массу оригинальных теорий. Некоторые из них даже наводили на мысль о покаянии. Впрочем, коллеги-брокеры, немногочисленные друзья и даже жертвы его махинаций были стопроцентно уверены в том, что каким-то неизвестным им способом старик Шоу извлекал практическую пользу из своего показного энтузиазма к церковным делам. Точно так же, как политики прибегают к подобным высокоморальным выкрутасам, чтобы «собрать немецкие голоса» или «ублажить ирландский элемент»[7].

В один прекрасный для Шоу день, когда после серии стычек он одержал окончательную победу над «медведями» в акциях South Shore и в результате прибавил к своему банковскому счету почти полмиллиона долларов, лучшие головы методистской епископальной церкви были созваны на совещание. Было ли совпадение этих событий во времени простой случайностью — судить не нам. Так или иначе церковь нуждалась в крупных пожертвованиях, и Силас Шоу стал объектом богословского красноречия. Он выслушал достаточно много бесполезных и совершенно неуместных проповедей. Его юристы, в свою очередь, прибегли к своей казуистике. Прения не утихали, речи лились рекой. Священники не сдавались, юристы не уступали. Эти разговоры, наверное, никогда бы не закончились, не сделай Шоу широкого жеста. Как всегда бывает в таких случаях, один чек быстро всех успокоил.

На следующий день в газетах появилось объявление. В нем говорилось о том, что мистер Силас Шоу основал и профинансировал Теологическую семинарию Шоу. Произвело ли это впечатление на Уолл-стрит? Вовсе нет.

Даже после того, как старик пожертвовал заработанную на поражении «медведей» прибыль на благие дела, биржа скептически оставалась при своем мнении.

И все же Уолл-стрит ошибалась. В отношении своих же лидеров она нередко оказывалась слепа. Силас Шоу действительно имел слабость к церковным делам в своем испытанном биржевым информатором сердце. По душе ему были не только силовые методы Уолл-стрит. На самом деле он предпочитал, чтобы о нем вспоминали, как об одном из столпов церкви. В рабочие дни Шоу с удовольствием внимал отрывистым сигналам информатора. Однако по воскресеньям наслаждался другими звуками — успокаивающими ритмами знакомых церковных гимнов. Так что одни его знакомые могли высказываться о нем крайне нелицеприятно, а другие — восторженно. В последнем случае обычно имело место какое-нибудь крупное пожертвование в ответ на горячий призыв к благочестию, в результате чего некий отдаленный регион обретал множество маленьких церквей.

Среди священнослужителей щедрость Шоу была притчей во языцех. Так что его преподобие доктор Рамсделл, пастор методистской епископальной церкви на «Энной»-стрит и распорядитель имущества Теологической семинарии Шоу, не стеснялся обращаться к нему за помощью. Конечно, у этого служителя церкви были на примете и другие дарители — один или два банкира, известных на Уолл-стрит, и несколько членов Нью-Йоркской фондовой биржи. Однако его преподобию казалось, что имя Силаса Шоу должно было возглавлять список пожертвователей. Доктор Рамсделл мечтал воздвигнуть протестантскую капеллу в Оруро, что в Боливии, — в этой самой нецивилизованной южноамериканской республике.

—  Доброе утро, брат Шоу. Надеюсь, что застал вас в добром здравии.

—  Не жалуюсь. Спасибо на добром слове, — ответил старый спекулянт. — Что же привело вас в наш грешный район? Не иначе, как миссионерская деятельность, а? Может, желаете пробудить сердца этих на... нарядных молодых «медведей»?

—  Да-да, — энергично произнес доктор Рамсделл. — В некотором роде речь идет именно о миссионерской деятельности.

И он поведал Силасу Шоу о своем плане распространения светлых идей в Боливии путем строительства единственной в Оруро протестантской капеллы.

Да, этот регион остро нуждался в поддержке. Здесь все было чрезвычайно мрачно — хуже, чем в самой мрачной части Африки. Преподобный доктор надеялся... нет, он знал, что брат Шоу захочет содействовать славному делу освобождения боливийских братьев из оков невежества. Он был уверен, что может на него рассчитывать. И его преподобие протянул Шоу список пожертвований.

—  Но мой дорогой доктор Рамсделл, — перебил его благочестивый спекулянт, — я никогда не подписываю списки пожертвований. Если я даю, то даю. Но я не хочу, чтобы все знали, сколько я дал.

—  Что ж, брат Шоу. Вам не нужно вписывать свое имя. Я впишу вас просто как X. Y. Z., — с пониманием улыбнулся его собеседник.

—   Нет, нет. Не вписывайте меня вообще.

Добрый доктор выглядел удивленным и печальным. Шоу даже рассмеялся.

—   Веселее, доктор. Я поступлю немного иначе. Просто куплю для вас определенное количество акций Erie. Да-да, сэр, — это лучшее, что я могу для вас сделать. Что вы на это скажете? — И он торжествующе посмотрел на святого отца.

—  Э-э... я не... Вы уверены, что это окажется... э-э... превосходной инвестицией? Видите ли, я совсем ничего не знаю об Уолл-стрит.

—   Да я тоже не знаю. И поверьте: чем старше становлюсь, тем меньше знаю.

Преподобный доктор отважился на любезную, но все еще недоверчивую улыбку.

—   Ничего страшного, доктор. Я просто сделаю это для вас. То есть для цветущих богемцев.

—  Э-э... боливийцев, брат Шоу.

—  Да-да, боливийцев. Их-то я и имел в виду. Что ж, они имеют право обрести свои души. Джон, — сказал он клерку, — купите 500 акций Erie по рынку.

—  Да, сэр, — отвечал Джон, исчезая в телефонной будке.

Выражение «купить по рынку» означало, что акции будут куплены по господствующей на рынке цене.

—  Брат Шоу, я бесконечно вам благодарен. Уверяю вас, вы поступаете правильно. Это важное дело, и оно принесет свои плоды. Но когда... э-э... когда я буду знать, станет ли вложение прибыльным?

—  О, на этот счет не беспокойтесь. Я приложу усилия к тому, чтобы фондовый рынок сделал вклад в ваш миссионерский фонд. Все, что от вас требуется, — это просматривать финансовые страницы газет и вести счет.

—  Боюсь, брат Шоу, — с сомнением в голосе произнес Рамсделл, — что в ведении счета у меня могут возникнуть небольшие сложности...

—  Вовсе нет. Вот, взгляните. — Шоу взял газету и открыл на странице с биржевыми таблицами. — Подвиньте свое кресло ближе, доктор. Видите: вот Erie. Вчера при операциях с 18 230 акциями Erie Railroad продавались максимум за 64,75 и минимум за 63,25. Последняя цена (то есть цена закрытия) установилась на 64,5. Эти цифры всего лишь означают количество долларов за акцию. Как видите, они очень сильны. Есть ли отчет о тех 500 акциях Erie, Джон?

—  Да, сэр, — отвечал тот, — шестьдесят пять и одна восьмая.

—  Как видите, доктор, акции по-прежнему растут. Итак, ежедневно по таблице вы сможете оценить, по какой цене они продаются. Если они стоят больше, чем 65,125, — значит, вы зарабатываете деньги. С каждым пунктом подъема ваш фонд станет богаче на 500 долларов.

—   Но брат Шоу... А если они будут... кхе-кхе... опускаться?

—  Стоит ли думать о таких вещах, доктор Рамсделл? Все, что вам нужно помнить, — это то, что я собираюсь заработать для вас немного денег. А также то, что я заплатил за каждую акцию 65,125.

—  Вы и вправду полагаете...

—  Ни о чем не беспокойтесь, дорогой доктор. Но вы, конечно, понимаете, что о таких вещах лучше никому не говорить.

—   Конечно, конечно. Я понимаю, — подтвердил святой отец, хотя совсем не понимал.

—  Что-то еще, доктор?

—  Ну что вы... Огромное вам спасибо, брат Шоу. Я... искренне надеюсь, что мои, то есть ваши — а лучше сказать наши — инвестиции принесут лишь благо нашему Боливийскому миссионерскому фонду. Еще раз благодарю вас.

—   Забудьте об этом, доктор. И не волнуйтесь. Все будет хорошо. Я подтвержу это через неделю или две. Всего доброго.

Выйдя от Шоу, преподобный доктор направился в офис одного из своих прихожан — Уолтера X. Кренстона, биржевого брокера.

Мистер Кренстон пребывал в кризисе. Он оплакивал ужасную ситуацию, сложившуюся в его бизнесе. И размышлял о том, как повлиять на своих робких клиентов, чтобы заставить их «торговать». Только в этом случае комиссии нашли бы дорогу в его офис. В эту тяжелую годину к нему и явился святой проситель.

«Черт бы его побрал... Зачем, интересно, пожаловал? Все бы этим святошам беспокоить занятых людей», — мелькнуло в его голове. Однако вслух он произнес:

—  Проведите его, Уильям.

—  Доброе утро, брат Кренстон.

—   Здравствуйте, доктор Рамсделл. Чем обязан? Вы так неожиданно порадовали меня своим визитом...

—  Я к вам по поводу нашего миссионерского фонда. Дело это безотлагательное. Как вы, наверное, слышали, мы хотим построить капеллу в Боливии. Этот регион взыскует просвещения, брат Кренстон, не менее чем Китай. Могу вас в этом заверить. Причем он намного ближе к нашему дому...

— Доктор, в самом деле я... — начал было Кренстон.

—   Я хотел бы получить ваш ценный автограф во главе списка пожертвований, — произнес священник глубоким и проникновенным голосом, в котором в то же время слышались лукавые интонации. — Не откажите мне.

—   Почему бы вам не обратиться к более известным персонам? — потупившись, предложил Кренстон.

—  По правде говоря, брат Кренстон, я уже обращался к Силасу Шоу. — И он поспешно добавил: — Но для меня вы — не менее значимая личность.

—  И что сказал старый мош... старик?

—  Увы, он сказал, что никогда не подписывает списки пожертвований.

—  Но он хоть что-нибудь дал?

—   О да... э-э... он кое-что для меня сделал, — отвечал доктор уклончиво.

Глаза Кренстона загорелись.

—  И что же это было? — поинтересовался он.

—  Ну-у, — промямлил священник, пребывая в сомнениях, — он сказал, что все у нас будет хорошо. Это его слова, брат Кренстон.

—  Да? — На лице Кренстона все еще не было написано, что он встал на путь просвещения Боливии.

—   Да. Он... э-э... сказал мне, что мы заставим фондовую биржу сделать вклад в фонд.

—  Правда?! — проявил живой интерес его собеседник.

—  Именно так. Полагаю, раз уж вы в одном бизнесе, не будет вреда, если я скажу вам, что он купил для меня акции. Пятьсот акций. Как вы думаете, брат Кренстон, это много? Видите ли, фонд очень дорог моему сердцу...

—  Все зависит, — беспечно ответил Кренстон, — от того, какие акции он купил для вас.

—  Это были акции Erie Railroad.

—  А кроме того, доктор Рамсделл, важно, по какой цене вы купили акции. — Это было сказано с видом полного безразличия.

—   Заплатил, конечно, брат Шоу. А цена была 65,125.

—  Ага! — проговорил Кренстон. — Иными словами, старик Шоу настроен относительно Erie «по-бычьи», так ведь?

—    Не совсем понимаю, что вы имеете в виду. Он лишь сказал, что мне следует каждый день читать газету и смотреть, насколько цена ушла вверх от границы в 65,125.

—   Я искренне надеюсь, что так оно и будет, доктор. Устроит ли вас 100 долларов? Очень хорошо, я выпишу чек. Вот он. А сейчас, доктор, вы меня извините?.. Мы действительно очень заняты. Всего доброго, доктор Рамсделл. Заходите снова, как только будете рядом.

И он практически вытолкал доброго человека за дверь.

Но раньше, чем потертая дверь захлопнулась перед носом преподобного доктора Рамсделла, Кренстон уже бежал к телефону. Он сделал заказ на покупку тысячи акций Erie по как можно более выгодной цене. Прежде чем оповестить своих друзей, он еще раз удостоверился в позиции Erie на рынке. Теперь, когда он совершил покупку, можно было и предупредить остальных.

Кренстон бросился в комнату для клиентов и закричал:

— Эй, там! Все покупайте Erie! Силас Шоу взялся за них, словно дьявол. Он ведет себя как «бык». Я получил эти новости из первых рук. Я подозревал, что старый мошенник собирает их. Теперь мои подозрения подтвердились! Они вырастут на десять пунктов, если вы купите их сейчас.

Фирма Cranston & Melville выкупила все — для себя и своих клиентов. Ей досталось 6200 акций Erie. Больше, чем кто-либо, она сделала для того, чтобы цены достигли уровня 66,5.

Всю неделю преподобный доктор был занят сбором пожертвований для Боливийского миссионерского фонда. Он был доброй душой и энтузиастом, когда дело касалось конкретного списка пожертвований. Он рассказал своим прихожанам, что брат Кренстон дал ему 100 долларов, а брат Бейкер, другой человек с Уолл-стрит, — 250. «А брат Шоу пообещал, — разглагольствовал его преподобие с веселой улыбкой, будто подчеркивая ее несоответствие сказанному, — что заставит биржу сделать вклад в наш фонд! Брат Шоу купил акции и уверил меня в своей непередаваемой манере, что все будет хорошо через неделю или две».

Все, кому он рассказывал об этом, сгорали от любопытства. Всех мучил один вопрос — что за акции это были? Одни спрашивали об этом прямо, другие — завуалированно, исподтишка. Поскольку он уже рассказал об этом многим, было бы несправедливо скрывать это от остальных. Так что он спокойно оповестил всех о назывании акций. «Это не повредит брату Шоу», — предполагал он. И предполагал правильно. К тому же это было так просто и приятно — дать хороший совет хорошим людям. Он чувствовал по отношению к Уолл-стрит даже некоторую признательность.

И Боливийский миссионерский фонд превзошел самые оптимистичные ожидания этого доброго человека.

Но случилась странная, очень странная вещь. Согласно финансовым сводкам газет, сначала акции Erie колебались в пределах от 65 до 67. Но в следующий вторник, к глубокому удивлению преподобного отца, таблица котировок показала: «Максимум 65,75, минимум 62,5, закрытие 62,625». В среду таблица сообщила: «Максимум 62,5, минимум 58, закрытие 58». В четверг забрезжил лучик надежды: акции продавались по максимуму в 60 и закрылись на отметке 59,5. Но в пятницу случился ужасный спад. Erie достигли уровня в 54,125. Это было на 11,125 ниже, чем та цена, по которой акции достались Боливийскому миссионерскому фонду. А в субботу они упали до 50, закрывшись на отметке 51,25.

В то воскресенье преподобный доктор Генри В. Рамсделл проповедовал перед своими опечаленными прихожанами в Готэме. Куда бы ни устремлял он свой пристальный взор, везде он натыкался на укоризненные взгляды. Отовсюду на него смотрели глаза, полные горечи, злобы или печали. Исключение составлял мистер Силас Шоу. Как всегда в воскресенье, он пришел послушать проповедь своего друга доктора Рамсделла. На протяжении всей долгой церемонии его глаза по-доброму следили за пастором. Он выглядел так, подумал святой отец, будто был абсолютно удовлетворен. Не забыл ли он своего обещания — обещания, от которого зависела ситуация в дикой Боливии?

Мужчины встретились после службы. Доктор Рамсделл держался скованно, мистер Шоу — вежливо.

— Доброе утро, доктор, — произнес седеющий биржевой оператор. — Вот уже несколько дней я ношу в кармане маленький клочок бумаги, надеясь вас встретить.

И он вручил священнику чек на 5 тысяч долларов.

—  Как?! Разве акции... э-э... не упали?

—  Ну, конечно.

—  Тогда как получилось, что...

—  О, все в порядке. Вышло так, как я ожидал. Вот почему вы и получили чек.

—    Но... разве вы не купили для меня 500 акций?

—  Да, но когда вы ушли, я продал 10 тысяч акций по цене от 65 до 67. Ваши прихожане, доктор, развили вокруг акций Erie кипучую деятельность. — Он не смог удержаться от смеха. — Именно им я и продал акции!

—  Но, кажется, вы сказали мне, что акции пойдут вверх?!

—   Вовсе нет. Я никогда этого не говорил. Я просто сказал, что все у нас получится. И, думаю, получилось.

Он довольно рассмеялся.

—   Все правильно, доктор. Просвещение коснется ваших боливийцев, можете не сомневаться.

—   Но... — лицо доктора стало красным, — я не знаю, могу ли я принять чек...

—  Меня вы не ограбите, — довольно заверил его старый биржевой оператор, — я неплохо преуспел. Уверяю вас, совсем неплохо, спасибо вам.

—   Я имею в виду, — все еще переживал священник, — будет ли это правильным...

Шоу нахмурился.

—   Положите чек себе в карман, — решительно сказал он, — вы его заработали.

КОНЕЦ

Данный текст является ознакомительным фрагментом.