Глава 4 Экономические аспекты чистого металлического стандарта

Глава 4 Экономические аспекты чистого металлического стандарта

Выступая в защиту позиции ультратвердых денег – металлической системы со 100%-ным резервированием, их сторонники стремятся добиться структуры денежного обращения, совместимой со свободным рынком и правами частной собственности, которая одновременно будет служить стабильной основой для экономической и банковской систем. Они прекрасно осведомлены о проблемах действующих стандартов и практики банковской деятельности и настроены в отношении них критически. Быть может, лучше всего их чаяния можно выразить словами Веры Смит: «Открытие такой банковской системы, которая бы не служила источником катастрофических отклонений от нормы и которая бы сама с наименьшей вероятностью порождала колебания, а с наибольшей – предпринимала бы верные шаги в ответ на действия публики, является на сегодняшний день самой важной нерешенной экономической проблемой»[584].

Преимущества чистого металлического стандарта

Сторонники твердых денег рассматривают свою программу как всеобъемлющее решение множества экономических проблем. Считается, эта система совместима с правами частной собственности граждан, относительно стабильна без значительных эффектов цикличности, неподвластна манипуляциям со стороны государства и свободна от инфляционных фидуциарных средств обращения, порчи денег, международных кризисов и долгосрочных дефицитов платежного баланса.

Права частной собственности и свобода

При чистом стандарте на основе товарных денег счетная денежная единица будет выбрана посредством добровольного обмена между людьми. С исторической точки зрения это означает драгоценные металлы, главным образом золото и серебро. В рамках программы полного невмешательства (laissez faire), предлагаемой Ротбардом и другими авторами, люди будут иметь право чеканить собственные золотые и серебряные монеты и конкурировать с остальными в удовлетворении нужд и желаний клиентов в финансовой сфере. В любом случае «деньги могут быть получены лишь путем приобретения их за свои товары и услуги», за исключением компаний, добывающих золото и серебро, которым придется инвестировать ресурсы в производство монеты.

Соответственно, система металлического стандарта со 100%-ным резервированием искореняет «неэкономическую и аморальную практику получения людьми денег в ущерб производителю», как это происходит, по мнению некоторых, в условиях банковской деятельности с частичным резервированием[585]. В нашем случае в банковской сфере соблюдаются все права частной собственности вкладчика и банкиры отвечают за сохранность его средств. Использование средств вкладчика для любых других целей, вроде выдачи их в долг, будет считаться формой мошенничества или даже растраты.

Независимые денежные власти

Металлический стандарт со 100%-ным резервированием покончит с дискреционной властью государства по прямому манипулированию денежной массой (косвенно они смогут манипулировать ею посредством субсидий, выдаваемых производителям монеты, но это может оказаться весьма накладным занятием). В этом и заключалась одна из главных целей принципа денежной школы и закона Пиля 1844 г. По утверждению Мизеса, «это делает определение покупательной способности счетной денежной единицы независимой от политики государств и политических партий»[586]. Ни государства, ни банки не смогут расширять или сжимать денежную массу посредством выдачи кредитов или операций на открытом рынке.

Согласно плану товарных денег со 100%-ным резервированием «количество товара, используемого в качестве денег, будет зависеть от издержек его производства по сравнению с другими товарами и от той части богатства, которую люди захотят держать в форме денег; денежная масса будет пополняться за счет производства частными предприятиями; изменения в темпах производства будут отражать изменения в относительной ценности денежного товара и остальных товаров или в отношении издержек их производства»[587].

Экономическая и банковская стабильность

Многие экономисты из числа сторонников свободного рынка особо указывают на стабильную природу золота и серебра, используемых в качестве реальных денег. Например, Адам Смит пишет, что: «…цена этих металлов не совсем свободна от колебаний, но они обычно медленны, постепенны и единообразны»[588].

Столетием позднее Ф. А. Уолкер пишет, что «драгоценные металлы обладают замечательной долговечностью, из которой проистекает то, что огромные изменения в объемах их текущего производства оказывают лишь незначительный эффект на их общее количество, находящееся в распоряжении человечества… Благодаря медленному расходу при использовании и абсолютной нетленности при хранении драгоценные металлы обладают стабильностью, которой не может похвастаться никакой другой из важных предметов торговли. Из года в год эти металлы непоколебимо идут своим путем, в то время как хлопок, кукуруза, уголь и большинство остальных товаров первой необходимости колеблются от месяца к месяцу, зачастую в широком диапазоне цен»[589].

Гаррисон Брэйс более подробно поясняет причину указанной долгосрочной стабильности: «Запас золота состоит главным образом из всей массы драгоценного металла, который был накоплен за весь предыдущий период всемирной истории. Приток нового металла из рудников лишь добавляется к древнему запасу, который постоянно пополнялся с незапамятных времен. Однако каждое добавление к запасу, оказав свое воздействие на цену, делает последнюю более стабильной, поскольку занимает свое место в постоянном запасе. И каждая из последующих добавок данного количества металла составляет все меньший и меньший процент, так что на последних стадиях большого притока золота эффекты от этих добавок становятся все менее и менее значимыми»[590].

Ротбард развивает эту тему с экономической точки зрения: «Поскольку спрос на золото и серебро был высоким и в силу того, что их предложение было низким по сравнению со спросом, ценность каждого из этих металлов, выраженная в других товарах, была высока, что является самым полезным атрибутом денег. Их редкость в сочетании с замечательной долговечностью означала, что годовые колебания запаса с необходимостью малы, и это еще одна полезная черта денежного товара»[591].

Комментируя производство золота и стабильность, Мизес пишет, что золотой стандарт «не позволяет происходить резким и внезапным изменениям цен на товары со стороны денег. Самые значительные колебания в ценности денег, которые мы наблюдали в течение последнего столетия, были вызваны не обстоятельствами производства золота, а экономической политикой государств и эмиссионных банков»[592]. В этом отношении Фридмен отмечает преимущества металлического стандарта со 100%-ным резервированием: «За короткие промежутки времени в денежной массе едва ли будут случатся значительные изменения, в силу чего такой стандарт обеспечит довольно стабильные монетарные рамки и сам не будет выступать источником краткосрочной нестабильности»[593].

Согласно сторонникам чистого товарного стандарта, важным его преимуществом также является стабильность банковской деятельности. В условиях 100%-ного резервирования «переход [вкладчиков] с депозитов на наличные деньги не будет оказывать воздействия на общую денежную массу, и у банков не будет меняться отношение депозитов к резервам. В результате будет устранена всякая нестабильность денежной массы, вызываемая этими факторами. Поскольку все деньги по существу станут обязательствами государства, отпадет нужда в федеральном страховании банковских депозитов»[594]. Поскольку главной причиной банковских банкротств является недостаток ликвидности, провоцируемый сочетанием долгосрочных ссуд и краткосрочных обязательств (а также обязательств до востребования), правило 100%-ного резервирования, возможно, снизит вероятность банковских крахов, и особенно набегов вкладчиков на банки[595].

В дополнение к практическому искоренению инфляции денег и банковских крахов некоторые из сторонников твердых денег указывают на способность такой системы противостоять колебаниям цикла деловой активности[596]. Как Хайек, так и Ротбард указывали, что хотя сдвиги в производстве золотой монеты и могут вызывать общие инфляционные или дефляционные эффекты, чистый товарный стандарт не генерирует неизбежных экономических циклов[597].

Международные эффекты стандарта со 100%-ным резервированием

Аргумент стабильности отечественной банковской системы в равной степени приложим и при обсуждении стабильности на международной арене. Противники исторического золотого стандарта указывают на его подверженность внезапным дефляциям и оттоку звонкой монеты, ставящей под угрозу сохранность резервов отечественных банков. Сторонники золотого стандарта со 100%-ным резервированием утверждают, что в рамках предлагаемой ими системы эта проблема отсутствует. Профессор Леланд Игер в своей диссертации, посвященной проблемам свободно плавающих валютных курсов, обсуждает, каким образом чистый металлический стандарт будет поддерживать стабильный международный порядок:

«В условиях международного золотого стандарта со 100%-ным резервированием денежное обращение каждой страны будет состоять исключительно из золота (или из золота и полностью обеспеченных складских квитанций на золото в форме бумажных денег и билонной монеты). Государству и его агентам не придется беспокоиться по поводу утечки своих резервов. Требования размена бумажных денег на золото не будут ставить склады золота в затруднительное положение, поскольку каждый доллар бумажных денег в обращении будет представлять доллар из золота, действительно лежащий на складе. Не будет такого понятия, как независимая национальная денежная политика; объем денег в каждой стране будет определяться рыночными силами. Общемировой запас золота будет распределен между различными странами в соответствии со спросом на остатки наличности жителей разных стран. Никакой стране не будет угрожать опасность ни полностью лишиться всего запаса золота, ни испытать нежелательного его наплыва, поскольку каждый человек будет заботиться о том, чтобы его остатки наличности сократились или расширились до такого размера, который он сочтет неприемлемым ввиду своих доходов и богатства.

В условиях золотого стандарта со 100%-ным резервированием… разные страны будут иметь общую денежную систему, подобно тому как отдельные штаты США имеют в настоящее время общую денежную систему. Причин для беспокойства насчет нарушения равновесия платежного баланса какой-либо конкретной страны будет не больше, чем причин в нынешних условиях беспокоиться о нарушении равновесия платежного баланса Нью-Йорка. Если каждый человек (и организация) станет прилагать усилия для того, чтобы избегать хронического нарушения равновесия в своем личном платежном балансе, этого будет достаточно… Действия отдельных людей в поддержании своих остатков наличности на приемлемом уровне „автоматически“ обеспечат адекватность денежной массы каждой страны»[598].

Обращаясь к проблемам дефляции, сжатия и кризисов платежного баланса, Игер высказывается так: «Национальные системы частичного резервирования – вот действительный источник тех затруднений, в которых обвиняют золотой стандарт… Затруднения возникают в силу того, что смешанные национальные валюты – валюты, которые представлены преимущественно бумагой и лишь частично золотом, – в недостаточной степени интернациональны. Главная проблема исторического золотого стандарта – необходимость „защищать“ национальные золотые резервы… Проще говоря, когда центральный банк усиливает эффект притока золота или „компенсирует“ его, поведение банка несовместимо с принципами полного золотого стандарта… В самом деле, любая разновидность управления денежным обращением противоречит принципам чистого золотого стандарта»[599].

Возражения против чистого золотомонетного стандарта

Возражения против денежной системы чистого металлического стандарта могут выдвигаться с самых различных сторон. Оппоненты указывают на многочисленные недостатки, присущие звонкой монете, и оспаривают многие из ее (якобы мнимых) преимуществ, обсуждавшихся выше. Школа «свободного банковского дела» считает такой стандарт примером излишнего вмешательства государства в дела частных банкиров; чикагская школа и другие (Фридмен, Минтс, Симонс и Фишер) полагают, что при такой системе невозможно добиться совершенно стабильного уровня цен, причем ее функционирование сопряжено с чрезмерными издержками; традиционные неоклассические экономисты считают, что эта система слишком сильно ограничит функции банковской деятельности, сократит прибыли до отчаянно низкого уровня и иссушит источники кредита. Кроме того, последние считают, что она слишком инфляционна, недостаточно «эластична» и чересчур непрактична для того, чтобы когда-либо проверить ее в деле.

Сторонники 100%-ного резервирования зачастую признают справедливость некоторых из этих возражений, и их ответы приведены ниже.

Правило 100%-ного резервирования и «свободная банковская деятельность»

Школа «свободной банковской деятельности», которая частично охватывает банковскую школу в Англии в 1830—1840-е годы, а также Адама Смита, Уильяма Бро, Людвига фон Мизеса и Лоуренса Уайта, атакует банковскую деятельность со 100%-ным резервированием с двух сторон. Во-первых, данная школа считает, что такая деятельность ограничивает свободу личности, а во-вторых, не позволяет денежной массе приспособиться к «нуждам бизнеса и торговли».

Вопрос о свободе и мошенничестве

Что касается первого пункта, позиция свободной банковской школы заключается именно в том, что «право давать обещания относится к базовым правам человека, и каждому банкиру должно быть позволено эмитировать столько банкнот, сколько он может вручить своим клиентам, при этом сохраняя такой уровень резервов металлических денег, какой, по его разумению, достаточен для выполнения своих обещаний»[600].

Согласно этому рассуждению практика банковской деятельности с частичным резервированием вовсе не является мошеннической, что бы ни утверждали сторонники 100%-ного резервирования. Поддержание надлежащего уровня резервов – это вопрос разумной банковской практики. Нет ничего плохого в том, чтобы выпустить банкнот больше, чем имеется звонкой монеты, пока они по первому требованию размениваются на золото и серебро, а любые другие ограничения есть ограничения «естественной свободы»[601].

Мизес не видит мошенничества в становлении банковской деятельности с частичным резервированием. Он так сравнивает банковские депозиты с хлебом: «Лицо, в распоряжении которого находится тысяча буханок хлеба, не рискнет выдать более тысячи талонов на получение одной буханки, дающих право своему держателю в любой момент потребовать выдачи буханки хлеба. С деньгами дело обстоит иначе». Но поскольку деньги не являются потребительским благом и переходят из рук в руки без каких-либо попыток со стороны публики погасить требования на деньги, банкир «поэтому в состоянии принять на себя обязательства большего объема, чем он когда-либо будет в состоянии выполнить»[602].

Ф. А. Уолкер не обсуждает этику частичного резервирования – это чисто «банковский вопрос» – и сравнивает его с риском «столкновения или взрыва котла, связанного с использованием паровых машин и пароходов»[603]. А Чарльз Конант, защищая необеспеченные банкноты, сравнивает их с рынком товарных фьючерсов: они представляют собой «просто обязательство по поставке металлических денег… В этом отношении они ничем не отличаются от обязательств по поставке пшеницы, кроме того факта, что обещанный товар принимается более широким кругом лиц… В любом случае, не является необходимым, чтобы лицо, подписывающее соглашение, имело полное количество обещанного им товара; необходимо лишь, чтобы его репутация и иные формы имущества внушали уверенность в его способности обеспечить выполнение обещания»[604].

Уолтер Спар, сторонник действовавшего до 1933 г. золотого стандарта, при защите частичного резервирования нередко проводит аналогию с мостом. «Строитель моста приблизительно оценивает, сколько людей будет пользоваться им в течение дня. На этом основании он и строит мост, а вовсе не пытается приспособить его для размещения всех жителей города на тот случай, если все они одновременно решат пройти по мосту»[605]. Таким образом, банкир становится инженером-предпринимателем, который пытается предсказать, какой уровень резервов достаточен для удовлетворения текущего спроса на погашение банкнот.

Сторонник свободной банковской деятельности Лоренс Уайт пишет: «Сложно понять, по какой причине такой аналитик, как Ротбард, столь преданный этике суверенитета личности, желает запретить банкам и их клиентам заключать любые договоры, которые являются для них взаимоприемлемыми». Уайт ссылается на типичную старую британскую банкноту: «Банк XYZ „обещает по требованию выдать предъявителю один фунт стерлингов“. Здесь не содержится никакого обещания насчет политики резервирования. Ничто не указывает на то, что банкнота представляет собою складскую квитанцию или предлагает договор ответственного хранения»[606]. Уайт утверждает, что в действительности банкнота представляет собой «условный титул собственности» и что банк может «нанести на банкноту и включить в договор о депозите условие, оставляющее ему право отсрочить погашение, что совместимо с передачей титула собственности»[607]. Сегодня такая практика является обычной у коммерческих банков и депозитных учреждений в отношении сберегательных счетов.

В ответ на приведенные выше аргументы в пользу банковской деятельности с частичным резервированием сторонники твердых денег со 100%-ным резервированием утверждают, что указанные аналогии ложны и некорректны и что выдача банкнот, не обеспеченных звонкой монетой, – мошенническая практика. Фундаментальная основа для такого утверждения тесно связана с юридическими взаимоотношениями между банкирами и вкладчиками. Согласно мнению сторонников 100%-ного резервирования, банкиры в действительности являются ответственными хранителями, а не собственниками средств вкладчиков. Деньги, размещенные у банкира, по-прежнему находятся во владении вкладчиков и могут быть изъяты по первому требованию либо при предъявлении банкноты, либо путем выписки чека. Таким образом, согласно Элджину Гроусклоузу, практика использования этих средств банкирами (а такова и была практика ювелиров) «в сущности является нездоровой, если не сказать нечестной и мошеннической. Кладовщик, принимающий товары на хранение и употребляющий их для своей пользы либо пользуясь ими лично, либо отдавая в долг другому лицу, совершает гражданское правонарушение – передачу товаров другому лицу, за что должен отвечать по гражданскому, если не уголовному законодательству»[608].

В этой связи Ховард Катц отмечает: «Когда первоначальные вкладчики передавали свое золото ювелиру, морально-юридические их взаимоотношения были однозначны: золото принадлежало вкладчику, а ювелир-банкир лишь обеспечивал его сохранность и выдавал бумажные расписки, служившие доказательством владения. Если банкир использовал золото вкладчика для иных целей, это считалось воровством. Если он выпускал расписки, не обеспеченные золотом, он был виновен в мошенничестве»[609].

Для сравнения Катц проводит аналогию указанных морально-юридических взаимоотношений на примере шляп и гардеробщицы: «Предположим, что шляпы всех людей одинаковы, и в конкретном отеле имеется постоянный приток и отток посетителей, так что изо дня в день гардеробщице сдают шляпы на хранение (на шляпы она выдает маленькие билетики, чтобы клиенты могли получить сами шляпы когда захотят). Допустим, гардеробщица заметила, что очень редко возникает спрос более чем на 50% всех шляп, не компенсируемый притоком шляп от новых клиентов. Далее предположим, что «предприимчивая» гардеробщица решила продать 25% всех шляп и присвоить деньги, или – что эквивалентно первому – выдать билетики на шляпы, которых нет, и обменять эти билетики на деньги. Описанная ситуация – явное мошенничество: клиентов, имеющих право на свои шляпы, обманывают. Если бы гардеробщица стала утверждать, что она не сделала ничего плохого, потому что шляпы – это ее резервы, и она поддерживает достаточный уровень «резервов» для удовлетворения обычного спроса на шляпы, ее аргументация не имела бы силы. Точно так же она недействительна и в случае банкиров[610].

Катц весьма критично рассматривает термины «резервы» и «конвертируемость». «Бумажные банкноты, – пишет он, – не были неким видом денег, конвертируемым в золото. Они были расписками, которые погашались [т.е. не пускались в обращение повторно]. Когда вы даете гардеробщице билетик и требуете свою шляпу, вы не конвертируете этот билетик в шляпу; когда вы подаете в багажное отделение квитанцию, чтобы востребовать свой багаж, вы не конвертируете квитанцию в багаж. Билетик или квитанция – лишь символ обещания вам вернуть шляпу или багаж (находящихся в вашем владении), когда бы вы их не потребовали»[611].

Ротбард оспаривает сравнение, которое Спар проводит между банковской деятельностью с частичным резервированием и строительством мостов, при котором все люди не могут пересечь мост одновременно. Он отвечает так: «Ключевое заблуждение этой аналогии заключается в том, что жители города не могут юридически требовать возможности пересекать мост в любое время (это было бы еще более очевидно в том случае, если бы мост находился во владении частной компании). С другой стороны, держатели заместителей денег вне всяких сомнений имеют юридическое право потребовать свою собственность в любое время по своему желанию. Следовательно, их бумаги явно мошеннические, поскольку банк не имеет возможности выполнить все обязательства. Банк, который обанкротился, следовательно, не является просто предпринимателем, чей прогноз не оправдался. Это организация, чье злоупотребление доверием в конечном счете вскрылось»[612].

Ротбард сравнивает банкира, действующего на принципах частичного резервирования, с растратчиком, который «берет деньги из кассы компании, чтобы инвестировать их в те или иные личные проекты. Подобно банкиру, он видит возможность для того, чтобы получить прибыль на чужих активах. Допустим, растратчик знает, что первого июля придет аудитор для проверки счетов; и он всерьез намерен вернуть „займ“ до этого дня. Допустим, ему это удалось; верно ли, что никто ничего не потерял, и все выиграли? Я с этим не согласен; кража имела место, и виновный в краже должен быть наказан, а не прощен. Позвольте отметить, что защитники банков считают, что проблемы возникают лишь тогда, когда все решают вернуть свою собственность и вдруг обнаруживают, что ее нет. Но я настаиваю на том, что проблемы – кража – случаются в тот миг, когда растратчик берет деньги, а на позднее, когда его „займ“ обнаруживается»[613].

В сноске Ротбард достаточно осторожен, чтобы не обвинять сегодняшних банкиров в сознательном мошенничестве или растрате: «…институт банковской деятельности стал столь почитаем и свят, что мы можем лишь сказать – он дозволяет узаконенное мошенничество, вероятно, почти всем банкирам неизвестное. В отношении же первых ювелиров, которые положили начало данной практике, считаю, наше мнение должно быть куда более резким»[614]. Ирвинг Фишер делает сходную оговорку[615].

Оказывает ли «свободная банковская деятельность» дестабилизирующий эффект?

Кроме вопроса о мошенническом поведении банкиров велись споры о том, стремится ли «свободная банковская деятельность», при которой банки вольны определять собственный уровень резервов звонкой монеты, к равновесию или со временем идет в разнос (дестабилизируется). Этот вопрос поднимается очень часто, главным образом потому, что многие из сторонников 100%-ного резервирования считают «свободную банковскую деятельность» вторым наилучшим решением после введения правила о 100%-ном резервировании.

Школа свободной банковской деятельности отстаивает мысль о том, что условие о погашении по первому требованию, в сочетании с конкуренцией, никогда не позволит резервам упасть до опасного уровня. Адам Смит, убежденный сторонник «свободной банковской деятельности», полагает, что экспансия бумажных денег ограничена «нуждами внутренних торговых операций» и что если объем денежного обращения превысит означенные «нужды», банки столкнутся с паникой вкладчиков и зарубежным спросом на золото и серебро. Таким образом, устанавливается равновесие. Однако Смит никогда не пояснял, что он имеет в виду под «той частью банкнот, которая не могла быть поглощена обращением страны»[616].

Представитель банковской школы сэр Генри Парнелл защищает свободную банковскую деятельность («совершенно свободную от всякого вмешательства со стороны законодателей») и в качестве главного примера приводит банковскую систему Шотландии. Согласно Парнеллу, шотланские банки регулярно проводили чеки других банков через клиринговые дома, и данная система частого погашения действовала в качестве эффективного сдерживающего фактора против чрезмерного выпуска банкнот.

В рамках данной системы, «если банк А получит таким образом банкнот банка В больше, чем банк В банкнот банка А, получится положительный клиринговый баланс в пользу банка А, который может требовать погашения этого баланса из золотых резервов банка В. Следовательно, если какой-либо банк выпустит в обращение чрезмерное количество банкнот, у остальных банков баланс по отношению к нему окажется положительным, и возникший отток резервов положит конец его экспансии. Такой контроль через механизм клиринга основывается не на предъявлении банкнот населением для их погашения, а на взаимообмене банкнотами между самими банками. Вероятно, этот механизм работал бы гораздо быстрее, чем механизм, основанный на оттоке за границу драгоценных металлов в результате падения курса национальной валюты»[617]. Парнелл делает вывод: «Именно непрерывный спрос на монету со стороны банков обеспечивает эффективность принципа конвертируемости, и по причине достаточно раннего и активного спроса на золото ни чрезмерный выпуск бумажных денег, ни их обесценивание не могут иметь места»[618].

В США сторонник твердых денег Конди Рогэ утверждал, что частое погашение банкнот звонкой монетой держало бы выпуск банкнот под контролем[619].

Уильям Стэнли Джевонс, Роберт Гиффен, Чарльз Конант и другие выражали противоположную точку зрения и выступали против свободной банковской деятельности, указывая на ее саморазрушительный потенциал и утверждая, что конвертируемость сдерживает чрезмерный выпуск банкнот в недостаточной степени. Джевонс писал: «Однако если некоторые банки будут действовать более осторожно и ограничивать себя, в то время как другим будет позволено напрягать свои ресурсы до максимально возможного уровня и превзойти более благоразумные банки в размерах выплачиваемых дивидендов, первым это не принесет особенной пользы»[620]. Остальные с ним соглашаются. Маунтифорт Лонгфилд пишет об отсутствии сдерживающих факторов на пути чрезмерного выпуска банкнот и о том, что консервативные банки отдаются на милость расширяющихся, спекулятивных банков[621].

Чарльз Конант приводит аргументы в пользу этой точки зрения: «Когда мы включаем в рассмотрение фактор конкуренции между банками, тот банк, который в отношении размера своих металлических резервов ближе всего подходит к опасной грани, но не теряет при этом доверия публики, при прочих равных будет работать с наибольшей прибылью». Таким образом, у банков имеется сильная мотивация для того, чтобы последовать примеру последних[622].

Людвиг фон Мизес, возможно самый заметный из сторонников «свободной банковской деятельности» нынешнего столетия, утверждает, что в чрезмерном выпуске банкнот, в провоцировании «паник вкладчиков» и экономических катаклизмов виноваты главным образом привелигированные банки-монополисты, действующие на основе государственных лицензий. Таким образом, «вопрос об установлении режима свободной банковской деятельности никогда не рассматривался всерьез именно потому, что он слишком эффективно ограничит кредитную экспансию»[623].

Согласно Мизесу, две естественные силы ограничивают увеличение фидуциарных средств обращения: во-первых, недоверие публики, которое может привести к росту объема погашений и к возможному набегу на банк, а во-вторых, слишком быстрый рост цен, вызывающий бегство в «реальные ценности». Кроме того, при наличии множества независимых банков, если один банк чрезмерно расширяет выпуск фидуциарных денег, в конце концов этому будет положен конец, когда его же клиенты станут погашать его банкноты настоящими деньгами для оплаты товаров и услуг. Более того, «для множества независимо сосуществующих банков границы ?же, чем для одного банка с неограниченной клиентурой»[624].

Уайт пишет, что «наличие множества эмитентов минимизирует вероятность масштабных ошибок в предложении денег… Банки, чрезмерно расширившие свои операции, столкнутся с истощением своих резервов звонкой монеты»[625].

Ротбард занимает схожую позицию, рассматривая «свободную банковскую деятельность» в качестве своего рода второго наилучшего решения проблем денежных систем. Он пишет: «Для сторонника свободного предпринимательства система „свободной банковской деятельности“, бесспорно, привлекательна во множестве аспектов. Она не только лучше соответствует общим институтам свободного предпринимательства, но и, как показали Мизес и другие, свободная банковская деятельность приведет не к бесконечному предложению денег, о чем мечтали ее утопически настроенные сторонники – Прудон, Спунер, Грин и Мойлен, а, скорее, к куда более „твердым“ и здоровым деньгам, чем существующие сейчас, когда банки находятся под контролем центрального банка. Поэтому по сравнению с ныне существующей системой свободная банковская деятельность на практике подошла бы гораздо ближе к идеалу со 100%-ным резервированием. И все же, если «свобода торговли в банковском деле означает свободу надувательства (swindling)», тогда, разумеется, самым разумным образом действий оказалось бы полное исключение надувательства из банковской деятельности. Единственный аргумент Мизеса против банковской деятельности со 100%-ным резервированием состоит в том, что это создало бы нежелательный прецедент государственного регулирования в банковской системе. Но если банковское дело с частичным резервированием представляет собой мошенничество, тогда ее можно объявить незаконной не в форме административного государственного вмешательства в денежную систему, а как часть общего юридического запрета мошенничества и применения силы»[626].

И все же Мизес, Ротбард и другие согласны в том, что даже в условиях частого предъявления банкнот к погашению со стороны как вкладчиков, так и конкурирующих банков «совершенной» системы 100%-ного резервирования достичь не удастся. Сам Мизес признает, что «свободная банковская деятельность «не помешает медленному расширению кредита», она лишь не позволит ему превратиться в стремительную кредитную экспансию, что поможет избежать последствий кризисов и депрессий[627].

Эластичность валюты и потребности бизнеса

Многие члены школы «свободного банковского дела» утверждают, что национальная валюта должна приспосабливаться к «нуждам торговли». Например, Уильям Бро высказывает мнение о том, что для экономики полезно иметь систему частичного резервирования, которая колеблется вслед за спросом на кредиты, обеспечивая «эластичность» денежного обращения, способного легко расширяться или сжиматься в соответствии с нуждами бизнеса. Согласно Бро, как чистый металлический стандарт, так и государственный стандарт декретных денег не могут похвастаться такой эластичностью[628]. Похожих представлений придерживался Адам Смит[629].

Позднее в критическом ключе о «неэластичности» металлического стандарта писали Ф. Хайек и Дж. М. Кейнс. Интересно, что первый считал жесткую неэластичность денежной массы большим преимуществом, а второй – существенным недостатком!

Согласно Кейнсу, неэластичность металлических денег – большой недостаток, особенно в условиях безработицы и «ликвидной ловушки»: «Интересно отметить, что как раз то свойство, благодаря которому золото традиционно считалось особенно удобным для выполнения функции стандарта ценности, а именно неэластичность его предложения, оказалось лежащим в основе всех затруднений»[630].

Кейнс так аргументирует нужду в эластичности денежной массы: «Таким образом, та особенность денег, что они не могут быть легко произведены с помощью труда, сразу же придает основание prima facie тому взгляду, что собственной норме процента на деньги будет свойственна относительно высокая сопротивляемость падению. Напротив, если бы деньги можно было бы выращивать как зерно или изготавливать как автомобили, тогда было бы возможно избегать депрессий или смягчать их, потому что если цена других активов в переводе на деньги имеет тенденцию падать, то больше труда будет направлено на производство денег»[631].

Кейнс считал, что в условиях золотого стандарта, существовавшего в 1930-х годах, где лишь небольшая часть резервов держалась в форме золотых слитков, падение уровня цен будет стимулировать производство и занятость только «в стране, добыча золота в которой – одна из главных отраслей». Однако в условиях системы золотомонетного стандарта со 100%-ным резервированием ситуация могла бы разительно отличаться. Так, Фридмен делает важное допущение о том, что «при таком стандарте увеличение спроса на деньги будет спросом на товар, а следовательно и косвенным спросом на факторы производства, используемые в производстве данного товара, а следовательно, безработица, проистекающая из „ликвидной ловушки“ кейнсианского типа, будет невозможна»[632]. Здесь, конечно, предполагается отсутствие барьеров при сдвиге занятости и производства в пользу отраслей, относящихся к производству драгоценных металов и звонкой монеты[633].

Хайек также отвергает чистый золотой стандарт в том числе из-за неспособности производства золота быстро откликаться на «подлинные» изменения в спросе на деньги: «Значительные приросты предложения золота в прошлом фактически происходили тогда, когда затянувшаяся нехватка создавала реальную потребность в них. Действительно, серьезное возражение состоит скорее в медленном приспособлении предложения золота к реальным изменениям в спросе. Временное повышение общего спроса на высоколиквидные активы или принятие золотого стандарта новой страной неизбежно вызывали значительные изменения в ценности золота, тогда как предложение приспосабливалось к этому медленно. В силу своеобразного механизма запаздывания возросшие объемы предложения золота часто появлялись только тогда, когда нужда в них уже миновала».

Сторонники металлических денег предлагали несколько вариантов ответа на такого рода критику. Например, Ф. А. Уолкер оспаривает идею о том, что фидуциарная эмиссия лучше отвечает нуждам торговли. Наоборот, Уолкер высказывается за то, что металлическая валюта более «эластична». Так, «если где-нибудь возникает чрезвычайно высокий спрос, золото или серебро реагируют на него с величайшей готовностью, в отличие от любого другого предмета, не обладающего столь же высокой ценностью за тот же объем и в то же время не являющегося таким предметом, в котором для целей обмена выражается ценность всех других товаров. Но хотя, подчиняясь сколь угодно слабым экономическим импульсам, в одни моменты времени в каком-либо месте может находиться больше таких денег, чем в другие моменты времени, общее их количество за счет этого не увеличивается… Однако в отношении размениваемых [на звонкую монету] бумажных денег такой гарантии быть не может. Возросший местный спрос удовлетворяется не предложением, черпаемым из общего резервуара и вновь возвращаемым в общее обращение после того, как нужда спадет, но эмиссиями местного происхождения и местного хождения»[634].

Аналогичным образом происходит автоматическая подстройка при сезонных изменениях в спросе на деньги. Уолкер утверждает, что «скорость обращения стихийно возрастет в ответ на увеличение спроса на деньги, и объясняет эту точку зрения очень убедительно»[635]. Минтс по этому поводу пишет: «По мере приближения к сезонному пику сделок процентные ставки будут расти, что может привести к тому, что бизнесмены начнут экономить наличность. Однако более важным фактором будет наращивание остатков наличности теми, кто ожидает роста потребности в наличных позднее в данном году, а это всего лишь другой способ сказать, что скорость обращения будет относительно низкой в то время, когда спрос на деньги не самый высокий»[636].

Чарльз Кэррол полностью отвергает идею эластичности. Он развенчивает концепцию о том, что «увеличение объемов торговли с необходимостью требует увеличения [количества] денег». Напротив, считает Кэррол, приспособление будет происходить в виде изменения цен. Увеличение производства золота будет компенсироваться ростом цен и наоборот, а «общее предложение золота не является важной добавкой к богатству»[637].

Не только Кэррол, но и многие сторонники твердых денег также пропагандировали идею о том, что общий запас металлических денег не имеет значения. Например, Мизес утверждал, что увеличение предложения денег не увеличивает общего благосостояния, а лишь изменяет распределение богатства посредством изменения цен: «…поскольку оно приносит пользу части общества за счет соответственной потери у другой его части»[638]. На эту тему пишет и Ротбард: «Увеличение предложения денег означает лишь, что большее количество денежных единиц обслуживают общественную функцию обмена, вследствие чего покупательная способность каждой единицы снизится. В силу указанного изменения покупательной способности увеличение предложения денег, в отличие от всех прочих полезных товаров, используемых в производстве или потреблении, не приносит обществу пользы. Единственная причина, по которой добыча золота приносит пользу, фактически заключается в том, что б?льшие запасы золота способны удовлетворить больше видов неденежного использования золота как товара»[639].

Обременительные ограничения на банковскую деятельность

Некоторые критики утверждают, что в условиях 100%-ного резервирования банковская деятельность столкнется с такими ненужными трудностями, что практически будет вычеркнута из жизни. Например, Артур Нуссбаум утверждает, что «лишь в широком и нетехническом смысле отношение депозитного банка к вкладчику может считаться опекунством. Оно не включает ни доверительную собственность (trust), ни ответственное хранение (bailment). Обратное наложило бы на банковское дело невыносимое бремя»[640].

Мизес делает аналогичное замечание относительно издержек системы со 100%-ным резервированием: «Эмиссия денежных сертификатов – занятие дорогостоящее. Необходимо напечатать банкноты, отчеканить монету, организовать сложную систему учета вкладов, безопасное хранение резервов, существует риск подделки банкнот и чеков. Всем этим издержкам противостоит незначительная вероятность того, что некоторые эмитированные банкноты будут испорчены, а некоторые владельцы депозитов могут забыть про них. Выпуск денежных сертификатов является разорительным занятием, если не связан с эмиссией инструментов, не имеющих покрытия. На заре банковского дела существовали банки, единственными операциями которых был выпуск денежных сертификатов. Однако клиенты компенсировали банку понесенные издержки»[641].

В другой работе Мизес использует более сильные выражения: «Запрет эмиссии каких бы то ни было банкнот, кроме полностью обеспеченных, а также запрет выдавать в виде ссуд средства с депозитов (каковая выдача является основой чековых и клиринговых операций), означал бы почти полное прекращение эмиссии банкнот и почти полное удушение чекового и клирингового бизнеса». Мизес, однако, признает, что запрет декретных денег не означает «смертный приговор» банковской деятельности. Банки продолжали бы выдавать кредиты и брать займы с целью выдачи ссуд[642].

Джевонс также пишет о банковской прибыли: «Банкир не мог бы получить ни гроша прибыли, если бы должен был хранить у себя уплаченные ему каким-либо клиентом соверены до тех пор, пока этот последний не предъявит ему чека на них, да банкиру и надобности нет обязываться хранить у себя данные, врученные ему соверены»[643].

Однако сторонники правила о 100%-ном резервировании не считают, что произойдет столь резкое снижение банковской активности. Естественно, будет взиматься более высокая плата за услуги, чем привычная нам, хотя можно представить, что депозитарные сборы могли бы частично компенсироваться иными прибыльными операциями банков в их усилиях захватить б?льшую рыночную долю. Касаясь вопроса обременительности, Ротбард утверждает: «Этот аргумент указывает на предполагаемую огромную пользу банковского дела; будь польза действительно столь велика, тогда клиенты наверняка согласились бы платить за оказываемые им услуги, как они сегодня соглашаются платить за дорожные чеки. Если бы они не выражали желания оплачивать расходы банковского бизнеса, как они оплачивают расходы иных полезных для них отраслей, данный факт продемонстрировал бы, что преимущества банковского дела существенно преувеличены»[644].

В другой работе Ротбард развивает эту тему: «Для складского бизнеса считается само собой разумеющимся требование постоянно иметь на складе все товары, оставленные на хранение владельцами (хранить 100%-ный резерв). По сути дела, иное поведение рассматривалось бы как мошенничество или кража. Доход складов образован платой, которую они взимают со своих клиентов за оказываемые услуги по хранению ценностей. Банки могут взимать плату за оказываемые услуги совершенно таким же образом. Если кто-то возразит, что потребители не будут платить за эти услуги, то это лишь означает, что услуги банков не пользуются большим спросом. В этом случае использование банков просто-напросто сократится до такого уровня, который потребители посчитают оправданным»[645].

Ценовая стабильность и инфляция золота

Многие из оппонентов чистого металлического стандарта оспаривают заявление о том, что производство золота и серебра обеспечивает относительно стабильный уровень цен. Выше мы отмечали, каким образом в рамках этой системы предложение реальных денег зависит от спроса и предложения звонкой монеты, и хотя «спрос высок, а предложение низко», нет никакой гарантии, что производство драгоценных металлов каким-то образом совпадет с совершенно стабильным уровнем цен, будь то в краткосрочном или долгосрочном периодах.

Ф. А. Уолкер ссылается на нестабильность золота в долгосрочном периоде. «Не следует ожидать, – говорит Уолкер, – что ценность денег будет оставаться неизменной в течение долгого времени. Одна из двух сторон „длинных“ контрактов, по всей вероятности, теряет, а вторая выигрывает в результате изменения ценности. Получаемые таким образом убытки могут быть как незначительными, так и серьезными, даже фатальными»[646]. Насколько серьезными могут быть указанные эффекты, Уолкер иллюстрирует на примере периода истории, непосредственно следующего за открытием золота в Калифорнии и Австралии, цитируя профессора Дж. Кэрнса: «Рассматривая происходящее под любым углом, мы видим неудобства, трудности и несправедливость, видим, как в торговые сделки вводится элемент неопределенности, как нарушаются задуманные фиксированными контракты, как стимулируется дух коммерческих спекуляций, и без того слишком сильный. На те классы, которые вызывают у нас наибольшую симпатию и которые желательнее всего поддерживать по социальным причинам, падают незаслуженные убытки!»[647]

Впрочем, Кэрнс и другие могли преувеличивать степень нестабильности, вызванную открытиями новых месторождений золота: в то время действовал золотой стандарт с частичным резервированием, и воздействие последнего на денежную массу и цены во много раз превышало влияние собственно самих открытий.

Гаррисон Брэйс оспаривает выводы Кэрнса: «Очевидно, что алармистские пророчества Шевалье и его школы не сбылись. Мы не наблюдали тех внезапных рывков или всплесков цен, которые, как известно, происходили в прошлом из-за мощного потока драгоценных металлов из Америки. Условия бизнеса в XIX и XVI столетиях были различными: масштабы самого бизнеса стали гораздо больше, коммуникации лучше, а мир, на который могли повлиять новые запасы, заметно расширился»[648].

Спекулятивная лихорадка, последовавшая за открытием месторождений золота, обострялась «спекулятивной банковской деятельностью»: «Аномальная спекуляция и аномальный кредит идут рука об руку… Но с течением времени приходит понимание того, что данный спрос ложен – и банковские кредиты, которые привели к появлению определенных депозитов, не имеют под собой здоровой основы»[649].

Как указывает Фридмен, для достижения стабильности цен «в стационарной экономике производство [золота] необходимо лишь для покрытия потерь от износа и истирания; в растущей же экономике – также для увеличения денежной массы»[650]. Согласно Фридмену, «для того чтобы товарные цены оставались примерно постоянными, [предложение денег] должно расти примерно на 4% в год»[651].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.