II. Традиционный подход к золотому стандарту

II. Традиционный подход к золотому стандарту

Сущность традиционных аргументов в пользу золотого стандарта, или твердой валюты, весьма проста. Как указывал более 50 лет назад Людвиг фон Мизес, «принцип здоровых денег имеет два аспекта: позитивный – в смысле одобрения сделанного рынком выбора в отношении общепринятого средства обмена, и негативный – в том смысле, что он препятствует склонности государства к вмешательству в денежную систему»[822].

Изъятие контроля за предложением денег из рук частных игроков, реагирующих на рыночные сигналы и стимулы, и передача его в ведение политического монополиста порождает две неразрешимые проблемы. Первая связана с отсутствием знаний и именно она лежит в основе, по выражению Мизеса, «положительного» аспекта аргументов в пользу твердых денег. Вторая касается стимулов, определяющих принятие решений теми, кто обладает законной монополией на эмиссию денег, и соответствует «отрицательному» аспекту в определении Мизеса.

Первая проблема состоит в том, что у политических властей отсутствуют необходимые знания для того, чтобы заранее определить количество денег, «оптимальное» для экономики в любой конкретный момент времени. Этого невозможно сделать без информации обо всех факторах, определяющих совокупный спрос на деньги в экономике. Такая информация не хранится в каком-то определенном месте, а разбросана по всей экономике, среди отдельных участников рынка, каждый из которых осведомлен лишь об относительной силе своего собственного желания приобрести и хранить наличность.

Сделанная индивидуумом оценка его потребности в наличности в конкретных обстоятельствах по необходимости субъективна, и другие люди смогут узнать о ней лишь ex post числом, т.е. путем реального наблюдения за графиком продаж и покупок этого индивидуума на рынке и соответствующими колебаниями суммы его денежных остатков. Но даже если мы сможем получить такую информацию, она вряд ли поможет нам в попытках предсказать, какое количество денег индивидууму понадобится в какой-то момент в будущем, поскольку это количество не является жестко фиксированным, а подвержено вариациям в результате как реально происходящих, так и ожидаемых изменений рыночных условий, т.е. изменений цен, ставок процента, прибыльности, стоимости капитальных активов и т.д. Эти непрерывные изменения объективных экономических величин, так же как и постоянный пересмотр определяемых ими индивидуальных ожиданий, с научной точки зрения, естественно, непредсказуемы.

Общий спрос на деньги в экономике нельзя оценить и путем учета исключительно «объективных» факторов, от которых зависят решения индивидуумов о хранении денег. Уже давно показано, что былое представление о том, что совокупный спрос на деньги якобы непосредственно и механически определяется различными макропеременными (такими как общий реальный объем производства) в сочетании с факторами, влияющими на «скорость» обращения денег (в их число входят, например, платежные обычаи данного сообщества, степень интеграции производственных процессов, уровень развития кредитных и клиринговых институтов и т.д.), несовместимо с фундаментом современной экономической теории – теорией выбора.

В конце XIX в. Карл Менгер и Леон Вальрас разработали микроэкономический подход к определению спроса на деньги как спроса на остатки наличности, который объясняет совокупный спрос на деньги на основе сознательных и субъективных решений индивидуумов хранить часть своего богатства в форме наличных денег[823]. Как справедливо указывает Д. Робертсон, такая концепция спроса на деньги «заставляет нас присмотреться к работе человеческого разума, вместо того чтобы привязывать понятие спроса к потоку неодушевленных товаров»[824]. Усматривая субъективные корни спроса на деньги в том, что Менгер называл «потребностью [индивидуума] в деньгах», а Вальрас описывал как «encaisse d?sir?e» (желаемая кассовая наличность), предложенный ими подход справедливо ставит спрос на деньги на одну доску со спросом на любой другой товар в экономике.

Развивая идеи Менгера—Вальраса, Мизес впоследствии продемонстрировал серьезные недостатки их подхода, который не принимает во внимание индивидуальный выбор и субъективные оценки и предпочтения, на которых основывается спрос на деньги:

«Если мы хотим дать описание индивидуального спроса на деньги, следует начать с анализа того, что влияет на желание данного лица получать деньги и расставаться с ними.

Каждый экономический агент вынужден хранить определенный запас общих средств обмена, достаточный для покрытия возможных потребностей делового и личного характера. Потребное для этого количество средств обмена зависит от конкретных обстоятельств. На это количество влияют как привычки и индивидуальные особенности данного лица, так и общие характеристики организации общественного производства и обмена.

Но все эти объективные факторы всегда оказывают свое воздействие только в форме мотивов, которыми руководствуется индивид. Объективные факторы не в состоянии оказывать непосредственного влияния на фактическую величину спроса на деньги. Здесь, как и во всех других разделах экономической теории, решающее значение имеют только индивидуальные субъективные оценки отдельных экономических агентов. Запас покупательной способности двух индивидов, находящихся в одинаковых объективных обстоятельствах, может быть совершенно различным, если они по-разному оценивают преимущества и издержки обладания этим запасом»[825].

Теперь, после выяснения субъективной основы спроса на деньги, становится очевидно, что проблема недостаточной информации, встающая перед государственными менеджерами, управляющими предложением денег, ничем не отличается от проблемы, связанной с попытками централизованного планирования производства любого товара в экономике. В обоих случаях плановики неспособны своевременно получить точные сведения о спросе на их продукцию и тем самым обеспечить ее поставки в необходимом количестве, потому что они не могут воспользоваться объективным рыночным тестом на прибыли и убытки, который руководит решениями и поступками частных производителей. В случае денег решения об их поставках на рынок основываются на прибыльности золотодобычи в сочетании с предельным денежным продуктом, или чистой отдачей, на единицу золота в неденежных направлениях использования. В распоряжении политических менеджеров, управляющих предложением денег, просто не имеется сравнимых нерыночных критериев, позволяющих им объективно и точно оценивать потребность общества в их продукции.

Короче говоря, любой проект политизации и централизации решений относительно предложения общественного средства обмена в сущности представляет собой частный случай централизованного планирования в любом секторе экономики и страдает тем же самым общепризнанным дефектом: невозможностью найти работоспособную замену системе цен, которая позволяла бы быстро и эффективно доводить до сведения плановых органов огромное количество информации, рассеянной по всей экономике.

Сторонники твердых денег на основе золотого стандарта уже давно идентифицировали наличие этой информационной проблемы, порождаемой попытками политических властей узурпировать рыночную функцию предложения денег. Возможно, первым эту проблему четко и во всей полноте сформулировал полузабытый ныне теоретик-буллионист лорд Кинг. В 1803 г. он писал: «Не существует метода, позволяющего априори вычислить количество средств обращения, требующееся обществу в данных обстоятельствах; …эта величина не определяется никакими правилами или критериями; и… ее истинные размеры задаются только фактическим спросом»[826].

Во второй половине XIX в. Уильям Стэнли Джевонс также демонстрировал ущербность политического контроля за предложением денег, решительно и резко отстаивая ключевую роль рынка в определении и обеспечении надлежащего количества денег[827]. Перечислив факторы, которые вызывают непредсказуемые колебания спроса на деньги, Джевонс делает вывод: «единственный способ регулирования денежного обращения заключается в предоставлении деньгам полной свободы. Уровень денежного обращения должен устанавливаться таким же образом, как уровень воды; деньги должны свободно передвигаться из страны в страну, смотря по колебаниям торговли, которых ни одно правительство не может ни предусмотреть, ни задержать»[828].

Джевонс резко возражал против любых бумажных денег, не обеспеченных на 100% золотым запасом: «Бумажное обращение должно расширяться и сжиматься в соответствии с количеством золота, помещенного на депозиты в обмен на бумажные деньги. В то же время не придется думать о количестве бумажных денег, выпущенных таким образом. Задача столь строгого регулирования – не управлять количеством, а позволять ему колебаться согласно естественным законам спроса и предложения. По моему мнению, именно выпуск бумажных представительных билетов, принимаемых вместо монеты, является произвольным вмешательством в естественные законы, управляющие колебаниями чисто металлической валюты…»[829]

Этот аспект аргументов в пользу золотого стандарта был лаконично резюмирован в недавнем заявлении Ф. Хайека о том, что «никакая власть не может заранее установить „оптимального количества денег“, выявить это может только рынок»[830].

Рассмотрим теперь второй, или «отрицательный», аспект аргументации в пользу твердых денег. В его основе лежит идея о том, что передача политическим властям законной монополии на эмиссию денег неизбежно влечет за собой инфляцию. Причина этого очевидна. Собственно, как уроки истории, так и здравый смысл говорят нам о том, что любая группа, обладающая законной монополией в какой-то сфере экономики, без колебаний поставит эту монополию на службу своим собственным интересам.

В случае монополизированной правительством эмиссии декретных денег создание дополнительного количества денег во всех смыслах ничего не стоит. В то же время политические власти, особенно в условиях современной демократии, имеют сильные стимулы и широкие возможности для того, чтобы воспользоваться этой монополией. Например, денежная инфляция обеспечивает правительство дополнительными средствами, необходимыми для финансирования программ государственных расходов, которые позволяют политикам, находящимся у власти, «завоевать голоса». Денежная инфляция, вызванная экспансией банковского кредита, дает «дешевые деньги», необходимые для кратковременного увеличения инвестиций, занятости и реального выпуска, что опять же способствует популярности политиков, находящихся у власти. Наконец, инфляционная монетарная политика приносит политическим властям дополнительный фискальный урожай, облегчая реальное долговое бремя и усугубляя феномен «bracket creep» [перехода налогоплательщиков в группу, облагаемую по более высоким ставкам], который позволяет увеличить налоговые поступления без прямого повышения налоговых ставок.

Более того, поскольку публика слабо разбирается в процессе инфлирования денежной массы через современные монетарные и финансовые институты, государство может избежать ответственности за нежелательные последствия инфляции, такие как снижение реальных доходов и богатство населения. В распоряжении политиков всегда имеются козлы отпущения – ОПЕК, корпорации-монополисты, алчные профсоюзы, расточительные потребители, а также неблагоприятные погодные условия. И напротив, финансирование дефицита путем повышения налогов гораздо менее популярно, потому что всем ясно, за чей счет оно производится.

В свете этого анализа у нас имеется достаточно оснований считать государство институтом, инфляционистским по своей природе. Поэтому сторонники твердых денег полагаются на золотой стандарт как на единственное надежное средство против инфляции, потому что он является единственным монетарным режимом, который полностью отделяет государство от денег. Упразднение государственной монополии на эмиссию денег эффективно избавляет экономику от мощного стимула к возрастанию денежной массы, который порождается естественными инфляционистскими наклонностями политиков. При наличии товарных денег, функционирующих в условиях свободного рынка, которые нам дает подлинный золотой стандарт, совокупное количество денег в экономике полностью определяется действиями децентрализованных, ориентированных на рынок компаний и индивидуумов, чьи решения о предложении денег сдерживаются необходимостью инвестировать редкие, а потому дорогостоящие ресурсы в добычу дополнительных объемов золота или в перевод существующих запасов золота из неденежных в денежные области использования. Когда производство денежного товара определяется исключительно рыночными силами спроса и издержек производства, ценность денежной единицы надежно ограждена от произвольных политических манипуляций объемом денежной массы.

Монополистическую и инфляционистскую эксплуатацию жителей страны, являющуюся неизбежным результатом дарования какому-либо институту исключительного права на эмиссию денег, подметил уже на первых шагах развития денжной теории все тот же лорд Кинг. Он указывал, что выдавать Банку Англии любую «исключительную привилегию» на выпуск банкнот «так же несправедливо и политически вредно, как даровать монополию в любой другой отрасли промышленности или ремесла какому-либо частному торговцу или компании»[831]. Далее он утверждает, что законная привилегия на отказ обменивать банкноты на звонкую монету, полученная Банками Англии и Ирландии по закону о приостановлении размена 1797 г., привела к инфляции банкнот, выпущенных этими учреждениями, и обогатила их владельцев за счет общества в целом.

Предвосхищая доводы современных монетарных теоретиков, Кинг называет инфляцию налогом на остатки наличности. Он отмечает, что во время обесценивания бумажных денег, вызванного инфляцией, общество облагается «косвенным налогом… не на благо всего народа, а на благо отдельных лиц. Он взимается самым пагубным образом и наименее продуктивен из всех налогов в смысле относительного бремени и причиняемых им неудобств»[832].

Последующие монетарные теоретики классической школы в большинстве своем хорошо усвоили уроки лорда Кинга. Одним из его видных сторонников был Нассау Сениор, называвший произведения Кинга locus classicus[833] в области защиты твердых металлических денег. По словам Сениора, «Сочинение лорда Кинга… содержит настолько полное, и по большей части настолько верное изложение теории бумажных денег, что после сорока лет обсуждений к нему почти нечего добавить и почти нечего исправлять»[834]. Сениор следующим образом формулирует, как он выражается, «принцип лорда Кинга»: «Бумажные деньги могут сохранять ценность, равную ценности представляемых ими металлических денег, лишь в том случае, если они „подлежат немедленному размену на звонкую монету по желанию владельца“… Право на выпуск неразменных денег, кем бы оно ни было получено или приобретено, в конце концов неизменно приводило к злоупотреблениям»[835]. Позже Генри Маклеод ссылался на «закон бумажных денег лорда Кинга»[836], а Фрэнсис Уолкер говорил об «учении лорда Кинга»[837].

В начале XX в. Мизес таким образом резюмировал классический антиинфляционистский аргумент в пользу золотого стандарта: «Причина для использования товарных денег состоит как раз в том, чтобы вывести ценность денежной единицы из-под прямого влияния политических факторов. Золото является стандартными деньгами не только из-за его блеска или физических и химических характеристик. Оно является стандартными деньгами главным образом потому, что рост или уменьшение его количества в обращении не зависят от воли политических властей. Отличительная черта золотого стандарта состоит в том, что изменения в количестве денег зависят от прибыльности добычи золота»[838].

Почти 50 лет спустя, когда манипулируемый государством псевдозолотой стандарт Бреттон-Вудской системы бился в предсмертных судорогах, Мизес вновь решительно повторил аргументы в пользу золота, в первую очередь исходя из того, что «только золотой стандарт делает определение покупательной способности денежной единицы независимым от амбиций и действий диктаторов, политических партий и групп давления»[839].

С аргументацией в пользу золота соглашались даже те, кто полагал, что в теории идеальная монетарная система должна состоять исключительно из бумажных денег, количество которых находится под полным дискреционным контролем политических властей. Таких взглядов, например, придерживался выдающийся немецкий специалист в области теории денег Карл Гельфферих. В своей классической работе «Деньги», впервые изданной в 1903 г., Гельфферих писал, что при металлическом стандарте «ценность денег подвержена неустранимым влияниям, которые невозможно регулировать никаким планом». Напротив, бумажные деньги, по его мнению, представляют собой «такую денежную систему… при которой контроль над ценностью денег находится в руках государства. При подобной организации денежная масса не зависит от явлений, более или менее от нас независимых… Сама природа такой денежной системы позволит в любой момент добиваться абсолютного равновесия между спросом на деньги и их предложением, тем самым обеспечивая стабильность ценности при полной независимости денег от любых экономических явлений». Таким образом, согласно Гельффериху, «соображения справедливости и общественный интерес, как и историческое развитие денег, явно указывают на бумажную валюту в чистом виде [т.е. декретные деньги. – Дж. С.] как на идеальную организацию денежной системы»[840].

Проявив себя в теоретической сфере протомонетаристом, Гельфферих тем не менее утверждал, что «зависимость ценности денег от ценности драгоценных металлов будет оставаться и впредь наиболее желательным и нормальным состоянием дел»[841]. Свое мнение он обосновывает двумя причинами. Во-первых, «нам не хватает знаний» для того, чтобы судить о том, какой критерий должны применять денежные власти, пытаясь определить направление и степень колебаний спроса на деньги. (Проанализировав раннее правило индекса цен и предкейнсианское правило процентных ставок в качестве принципов, определяющих монетарную политику, Гельфферих их отвергает.) Во-вторых, «по меньшей мере столь же важными», как и проблема знаний, Гельффериху казались нежелательные, однако неизбежные последствия передачи какому-либо институту монопольного контроля над ценностью денежной единицы. Согласно Гельффериху, эта проблема заключается в том факте, что изменения предложения декретных денег диктуются не только «требованиями денежной системы»: в этом отношении часто дает о себе знать «денежный голод государства»[842].

Поэтому Гельфферих подчеркивает, что «деморализацию экономической и социальной жизни», вызываемую нестабильностью денег, можно свести к минимуму лишь в том случае, если «поставить ценность денег в зависимость от ценности одного из драгоценных металлов, ценность которого не подвержена влиянию ни одной из экономических партий и свойства которого дают наибольшую гарантию относительной стабильности его ценности, чем для любого другого товара»[843]. Ричард Вагнер недавно ссылался на этот аргумент в пользу золотого стандарта в контексте теории общественного выбора[844].

Противники золота также признают, что подлинный золотой стандарт может послужить надежной защитой от склонности политиков к инфляции. Можно упомянуть самого Милтона Фридмена, который давно говорит:

«Если бы деньги представляли собой исключительно физический товар… то в принципе у государства не возникало бы нужды их контролировать…

Если бы имелась возможность создать автоматический товарный стандарт, он представлял бы собой превосходное решение либеральной дилеммы о том, как создать стабильные монетарные рамки, не подверженные угрозе безответственного распоряжения монетарными полномочиями. Абсолютный товарный стандарт (например, кристально честный [honest-to-goodness] золотой стандарт, при котором 100% денег состояло бы буквально из золота), пользовавшийся бы широкой поддержкой публики, пропитанной мифологией золотого стандарта и верой в то, что вмешательство государства в его функционирование аморально и предосудительно, представлял бы собой эффективное средство удержать правительство от махинаций с деньгами и от безответственных шагов в денежной сфере. При наличии такого стандарта государство обладало бы самыми минимальными монетарными полномочиями»[845].

В последнее время ряд признанных авторитетов в сфере монетарной теории и политики поднимали тему антиинфляционных последствий золотого стандарта, известных из теории и из истории. Например, Роберт Барро в недавнем исследовании делает вывод о том, что «по сравнению с режимом декретных денег ключевым элементом товарного стандарта является его потенциал автоматического саморегулирования и соответствующее отсутствие политического контроля за денежной массой и абсолютным уровнем цен…» Барро также отмечает, что «в реальности золотой стандарт действовал в течение долгого времени… в то время как мир еще не видел ни одной системы декретных денег, которой была бы присуща очевидная „стабильность“»[846].

Уильям Феллнер утверждает о наличии «значительной доли истины в заявлении о том, что декретные деньги в течение всей своей истории становились предметом злоупотреблений… что всегда вело к порче денег». Более того, согласно Феллнеру, «в качестве элемента пакета, включавшего в себя фактически неинфляционное управление спросом, размен на золото играл важную роль в прошлом… [и] когда состояние экономики при неразменных валютах достаточно сильно ухудшалось, возврат к более здоровому монетарному состоянию обычно сопровождался возвратом к бумажным деньгам, размениваемым на звонкую монету»[847].

Наконец, Герберт Стейн недавно отмечал, что «едва ли можно вообразить себе гиперинфляцию и всю сопутствующую ей неопределенность в условиях, когда государство соблюдает обязательство продавать золото по фиксированной цене. Поэтому некоторые разновидности золотого стандарта могут быть полезными… служа гарантией того, что существует барьер, ограничивающий пределы инфляции»[848].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.