V. Деньги: инструмент экономической политики или общественный институт?
V. Деньги: инструмент экономической политики или общественный институт?
Из этого краткого обзора правила цены золота становится очевидно, что его сторонники разделяют доминирующий в наше время взгляд на деньги как на «инструмент» государственной политики. Согласно этому взгляду, монетарная система сознательно и рационально строится или должна строиться таким образом, чтобы как можно эффективнее содействовать достижению различных макроэкономических целей, которые ставит перед собой правительство. Цели экономической политики формулируются и ранжируются в соответствии с критериями, которые вырабатываются независимо от оценок и предпочтений рыночных игроков, выражаемых в структуре количеств и цен, стихийно складывающейся в экономике свободного рынка, а зачастую и вопреки этим оценкам. Исходя из этой точки зрения, та степень, в которой данная монетарная политика оценивается как «оптимальная», зависит от того, насколько ей удается изменить ход стихийных микроэкономических процессов в экономике, чтобы привести к макростатистическим результатам, совпадающим с поставленными целями экономической политики.
Таким образом, аргументация тех, кто выступает за золотой стандарт по причине его превосходства или оптимальности как инструмента монетарной политики, мало отличается от аргументации сторонников декретных денег. Все аргументы обеих сторон посвящены почти исключительно вопросу о том, какие средства, т.е. какая монетарная политика, более всего подходят для достижения определенных выявляемых и поддающихся количественной оценке целей макроэкономической политики, чья желательность – за исключением возможных разногласий, касающихся методов присвоения весов и статистического выражения результатов, – никем не оспаривается.
В число тех целей, к которым должна приводить успешная монетарная политика, обычно входят: поддержание стабильной стоимости денежной единицы или, точнее говоря, стабильности того или иного индекса цен, например индекса потребительских цен, дефлятора ВВП или индекса цен на биржевые товары; подавление циклических колебаний посредством стабилизации различных статистических агрегатов и средних, таких как уровень безработицы, индекс ВВП, индекс промышленного производства и т.д.; поддержание высокого уровня реального экономического роста, опять же оцениваемого по поведению различных статистических индикаторов; стабильность «реальных» процентных ставок.
Вопрос о том, должны ли процессы, протекающие на свободном рынке, модифицироваться в интересах достижения этих внерыночных целей макроэкономической политики путем манипуляций государства с предложением денег – т.е. должно ли государство вообще проводить какую-либо монетарную политику, – очевидно, даже не ставится теми, кто открыто рассматривает деньги как политический инструмент, специально приспособленный именно для такого конкретного употребления.
Короче говоря, аргументы сторонников золота как инструмента экономической политики основаны на специфическом отношении к феномену денег, которое они разделяют с противниками золота и которое, как будет показано ниже, решительно отвергается сторонниками твердых денег. Это отношение состоит в том, что деньги представляют собой механизм, сознательно спроектированный и реализованный на практике ради выполнения известных целей. Эти задачи ставит перед собой небольшая группа согласованно действующих лиц, а именно государственных плановиков, и поэтому задачи эти немногочисленны, поддаются единообразному и последовательному ранжированию и могут быть легко доведены до сведения тех, кто определяет устройство монетарной системы. Вслед за Хайеком отношение к монетарным институтам, возникающее из такой предпосылки, можно назвать «конструктивизмом»[866].
Конструктивистский подход к природе и функциям денег логически связан с определенным представлением о возникновении денег. Согласно этому взгляду деньги появились на свет вследствие внерыночного общественного соглашения или были созданы юридическим декретом как полезная условность для борьбы с неэффективностью и проблемами прямого обмена товарами.
Одним из ранних сторонников представления о конвенционалистском возникновении денег был представитель классической монетарной теории Давид Юм. Ему принадлежит следующее известное высказывание: «Деньги не составляют предмета торговли в собственном смысле слова; они суть только орудие, которое люди, по общему соглашению, употребляют для того, чтобы облегчить обмен одного товара на другой. Это не одно из колес торговли, а масло, благодаря которому движение колес становится более плавным и свободным»[867]. В другом месте Юм пишет, что деньги имеют «преимущественно фиктивную ценность, возникающую в результате установлений и соглашений между людьми…»[868]
Современные монетарные конструктивисты как про-, так и антизолотой направленности вполне согласны с юмовско-конвенционалистским представлением о происхождении денег, поскольку оно служит обоснованием для их веры в то, что монетарные институты могут и должны целенаправленно модифицироваться в соответствии с теми политическими целями, на службу которым они поставлены. В конце концов, если деньги некогда были «изобретены» как инструмент, пригодный для решения определенных задач, то мы без всяких колебаний можем перепроектировать его, с тем чтобы повысить его эффективность или приспособить для выполнения других, новых, задач.
Традиционные сторонники золотого стандарта отвергают, по крайней мере неявно, такое конструктивистское отношение к деньгам как к политическому инструменту, взамен предлагая концепцию денег как стихийно возникшего и развивающегося общественного института, ни в коем случае ни «спроектированного» (designed) – какой бы смысл ни вкладывался в это слово, – ни служащего для решения какой-либо конкретной задачи или набора политических целей. С этой точки зрения деньги являются интегральным элементом рыночной экономики, чья функция состоит в том, чтобы содействовать координации и достижению множества не связанных друг с другом и несформулированных целей, одновременно преследуемых отдельными участниками процесса денежного обмена. В этом контексте важны не различные макростатистические результаты процесса, а та степень, в которой любые участвующие в нем лица добиваются успеха в достижении намеченных ими целей, известных только им самим. Процесс денежного обмена содействует успеху этого множества индивидуальных и децентрализованных, но в то же время взаимно обусловленных усилий, заключая в текущих (и ожидаемых) ценах гигантское количество информации, необходимое каждому отдельному рыночному игроку для реализации своих намерений путем адаптации своих планов и поступков к планам и поступкам всех остальных рыночных игроков.
Хайек четкое противопоставляет эту концепцию денег как института социальной координации концепции денег как инструмента государственной политики: «Единственное монополистическое правительственное агентство не может, во-первых, владеть информацией, из которой должно было бы исходить предложение денег, а во-вторых, даже если бы оно знало, что необходимо делать в общих интересах, оно, как правило, оказалось бы не в состоянии действовать соответствующим образом. В самом деле, если, как я убежден, главное преимущество рыночного порядка состоит в том, что цены сообщают деятельным людям всю необходимую информацию, только постоянное наблюдение за текущими ценами конкретных товаров может информировать нас о том, на что следует тратить больше или меньше денег. Деньги не являются инструментом политики, которая может достичь точных предсказуемых результатов путем контроля за их количеством. Они должны быть частью саморегулирующегося механизма, который побуждает людей постоянно приспосабливать свою деятельность к обстоятельствам, информацию о которых они получают только через абстрактные ценовые сигналы. Цены должны быть рабочим звеном в процессе, сообщающем о результатах событий, никогда и никому полностью не известных, звеном, необходимым для поддержания такого порядка, при котором достигается взаимосогласование планов его участников»[869].
Сразу же возникает вопрос: если мы перестанем относиться к деньгам как к политическому инструменту и начнем рассматривать их как стихийно возникший общественный институт, чья основная функция – координация децентрализованных планов рыночных агентов, то как отличить «хорошие» деньги от «плохих» денег? Полный ответ на этот вопрос требует понимания того, каким образом деньги стихийно возникли в рамках рыночной экономики.
Карл Менгер в своем новаторском исследовании демонстрирует, что деньги являются «органическим» или «непреднамеренно созданным» общественным институтом, представляя собой «непреднамеренный результат бесчисленных стремлений хозяйствующих субъектов к индивидуальным интересам»[870]. Как заключает Менгер, «деньги не установлены государством, они не продукт законодательного акта, и санкционирование их государственной властью вообще чуждо поэтому понятию денег. Функционирование определенных товаров в роли денег образовалось естественно на почве экономических отношений, без государственного вмешательства»[871].
Более того, как отмечает Менгер, точно таким же образом на свет появилось вообще множество институтов, приносящих пользу обществу[872]. Но такие сложные «органические» социальные институты, включая деньги, в силу своего стихийного возникновения и развития очень сильно напоминают другое порождение рыночных процессов – более простые экономические явления, объяснение которых представляет собой общепризнанную задачу экономической теории. По словам Менгера, «право, язык, государство, деньги, рынки, все эти социальные явления в их различных формах проявления и в их постоянном движении в весьма значительной степени суть несознательные результаты социального развития: цены вещей, проценты, земельные ренты, рабочие платы и тысяча других явлений социальной жизни вообще и народного хозяйства в частности представляют точно такую же особенность… их выяснение… должно быть аналогичным выяснению социальных институтов, возникающих несознательным путем»[873].
Таким образом, в резком противоречии с юмовско-конвенционалистскими взглядами представления Менгера о происхождении денег основываются на ключевой идее о том, что деньги возникли в ходе многовековых процессов в рамках рыночной экономики как результат бесчисленных решений участников рынка, желающих найти самое эффективное средство для достижения своих личных целей. Денежный обмен развился как непреднамеренный, но необходимый побочный продукт действий, предпринимавшихся индивидуумами при преследовании своих непосредственных целей, и тем не менее со временем сформировал связную и устойчивую систему благодаря тому, что эти действия сулили каждому индивидууму больший успех в достижении его целей. Тем самым институт денег не был сознательно придуман для решения конкретной задачи, так же как и механизм денежного обмена не создавался с целью достижения конкретных макростатистических агрегатов.
В свете предложенного Менгером объяснения происхождения денег ответ на вопрос о том, как придумать и внедрить хорошие деньги, становится очевидным. Деньги, которыми начинает пользоваться рынок, это именно те деньги, которые наилучшим образом выполняют социально-координирующую функцию всеобщего средства обмена. Они представляют собой продукт совершаемого рынком естественного отбора – процесса, учитывающего опыт и знания буквально миллионов людей. Утверждать, что деньги, выбранные рынком, можно и нужно усовершенствовать, означает героически предполагать, что бесчисленное количество участников сделок последовательно и раз за разом ошибались в оценке относительных выгод и издержек, присущих альтернативным средствам обмена. Более того, как отмечает Менгер, постоянно повторяющееся формирование рыночных цен аналогично возникновению денег в том отношении, что и то и другое является результатом анонимных усилий бесчисленных индивидуумов, из которых и складывается рыночный процесс. Следовательно, если на рыночный процесс можно положиться в смысле определения «правильных», всеми признаваемых цен на почти бесконечный ассортимент товаров, то, безусловно, мы можем быть уверены, что тот же процесс поможет нам найти и внедрить «правильное» средство обмена, а затем непрерывно и разумно корректировать этот институт в соответствии с изменением экономических условий.
Здесь следует подчеркнуть, что основной момент, являющийся причиной разногласий между монетарными конструктивистами и сторонниками менгеровского подхода, носит не нормативный, а экзистенциальный характер, т.е. сводится к вопросу не о том, должны ли быть деньги политическим инструментом или составным элементом рыночных процессов, а о том, являются ли они первым или вторым. Утверждая, что деньги – это рыночный институт, сторонники твердых денег не собираются отрицать того, что деньги могут быть объектом политического контроля, так же как они не отрицают, что рыночные цены и процентные ставки могут контролироваться политическими властями. Собственно говоря, сам Менгер отмечал, что «на этот „органический“ процесс образования [денег] законодательная власть нередко воздействует и таким образом ускоряет или изменяет результаты этого процесса»[874]. Однако именно в этом состоит суть борьбы за твердые деньги.
Как регулирование цен изменяет «качество» этих цен, так и монетарная политика правительства посягает на «качество» института денег. С точки зрения участников рынка цена, подлежащая изменению только посредством бюрократических приказов, перестает эффективно функционировать в качестве носителя относительно свежей и точной информации о текущих и будущих изменениях экономических условий, а также стимула к тому, чтобы действовать в соответствии с этой информацией. Тем самым в рыночную экономику вносится элемент несогласованности – его самым очевидным (но не единственным) проявлением служит несоответствие планов продавцов и покупателей, что отражается в создании избытка или дефицита регулируемого товара.
Вполне может быть так, что состояние вещей, возникшее как результат регулирования цен, по крайней мере временно совпадает с целями государственной политики, как было, например, в США во время топливного кризиса 1970-х годов. Тем не менее вполне ясно, что с точки зрения функции денег как средства социального координирования в противоположность их функции как политического инструмента регулируемая цена по определению ущербна по сравнению с ценой, определяемой свободным рынком. Или, иными словами, целенаправленно пытаясь превратить стихийные рыночные цены в инструмент реализации своих собственных внерыночных целей, государственные плановики делают их менее пригодными для решения многочисленных задач, которые ставят перед собой участники рынка.
Аналогичным образом, когда политические власти присваивают себе законодательную монополию на выпуск денег, характер процесса предложения денег претерпевает радикальную трансформацию. Государственные менеджеры, управляющие декретными деньгами, не в состоянии получить ту же информацию об изменении условий, влияющих на спрос денежного товара и его производство, которую получают поставщики денег на свободном рынке. Кроме того, будучи де-факто монополистами, они не имеют стимулов к тому, чтобы должным образом реагировать на такую информацию, даже если каким-то чудом они ее получат. В результате участники рынка имеют в своем распоряжении низкокачественное средство обмена, неизбежно подверженное инфляции и сильно ухудшающее их координацию, а следовательно, и достижение индивидуальных целей. Так произойдет даже в том случае, если, вопреки урокам теории и истории, мы предположим, что государственные менеджеры, управляющие денежным обращением, ведут борьбу с инфляцией и преуспели в достижении заявленных ими макростатистических политических целей, таких как стабильный уровень цен, относительно высокий и постоянный уровень роста реального производства и т.д. Причина этого в том, что деньги и монетарная политика не «нейтральны» по отношению к микроэкономическим процессам и величинам, из которых и складывается экономика в целом. Поэтому манипулирование денежной массой с целью обеспечения конкретных агрегированных статистических результатов неизбежно сказывается на этих процессах и величинах, препятствуя тому, чтобы они соответствовали предпочтениям рыночных потребителей-сберегателей.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.