6. Новые александрийцы

6. Новые александрийцы

Обмен информацией ради науки и наука обмена информацией

На создание Александрийской библиотеки греков вдохновила одна простая, но мощная идея: собрать все книги, всю историческую и великую художественную литературу, все драматические произведения, математические и научные труды прошедших веков и сложить их в одном здании. Другими словами, объединить все человеческие знания и начать обмениваться ими ради науки, искусства, благосостояния и экономики. Александрийцы подошли очень-очень близко к достижению этой цели. Предполагается, что в лучшие времена в Александрии хранилось более полумиллиона книжных томов.

Конечно, там можно было найти работы таких великих мыслителей, как Аристотель, Платон и Сократ. Это было место, где Архимед изобрёл бесконечный винт для вычерпывания воды, Эратосфен измерил диаметр Земли, а Евклид открыл правила геометрии. Птолемей написал в Александрии «Альмагест», и почти полторы тысячи лет это была самая влиятельная научная книга о природе Вселенной. Поэтому Александрийская библиотека считается многими первым в мире крупнейшим образовательным центром, возможно, даже первым университетом, а также местом рождения современной науки.

Когда в V веке н. э. библиотека была уничтожена, это стало громадным Шагом назад для искусства и науки. Через пять столетий крупнейшая библиотека насчитывала лишь одну тысячу томов. Сейчас Нью-Йоркская публичная библиотека, в которой содержится 42 миллионов единиц хранения, конечно, больше Александрийской, но до сих пор в мире найдется немного библиотек, которые можно сравнить с коллекцией в Александрии, существовавшей почти две тысячи лет назад. Это несмотря на то, что объём человеческих знаний сейчас безгранично богаче, чем в V веке.

На самом деле, нам повезло, что мы живём в период самого быстрого и масштабного объединения человеческих знаний и культуры, чем когда-либо. Один из основателей Wired, Кевин Келли недавно сообщил, что люди «опубликовали» не менее 32 миллионов книг; 750 млн статей и эссе; 25 миллионов песен; 500 миллионов изображений; полмиллиона фильмов; 3 миллиона видеозаписей, телешоу и короткометражных лент; 100 миллиардов веб-страниц — и большая часть этого взрыва знаний произошла в последние пятьдесят лет.[211] Теперь прибавьте постоянный поток новых знаний, создаваемых каждый день. Их так много, что объёмы удваиваются каждые пять лет.

Благодаря новому поколению александрийцев этот фонтан знаний, прошлый и существующий, скоро будет доступен способами, о которых наши предки могли только мечтать. Такие компании, как Google, а также библиотекари уважаемых институтов (например, Гарварда, Оксфорда и Стэнфорда) поспешно сканируют тысячи книг, переводя их в цифровой формат. Наряду с самыми разнообразными носителями информации, эти оцифрованные книги будут объединены в универсальной библиотеке знаний и человеческой культуры. Когда новая, виртуальная, Александрийская библиотека достигнет расцвета, она станет общей основой для сотрудничества, обучения и разработки новых решений, а современный Интернет будет выглядеть как букинистический магазин.

Цифровые библиотеки и геркулесовы усилия по их созданию впечатляющи и очень важны. Однако они являются лишь одним аспектом более глубоких изменений в науке и инновациях, которые мы описываем в этой главе. В действительности «александрийская революция» идёт намного дальше того, как мы архивируем знания, — она касается того, как мы их создаём и развиваем ради экономического и технологического прогресса.

Наступает новый век коллаборативной науки, и это ускорит научные открытия и образование. Появление изданий в открытом доступе и новые услуги в Сети передадут безразмерные объёмы знаний в руки людей и позволят создать глобальные пиринговые сообщества. Развитие масштабных совместных проектов в таких областях, как науки о земле и биология, в то же время позволят научным сообществам начать беспрецедентную атаку на такие проблемы, как глобальное потепление и СПИД. Если учесть всё это, ведущие научные обозреватели ожидают больших изменений в ближайшие пятьдесят лет, чем за последние четыре столетия.[212]

Пока новые формы массового сотрудничества пускают корни в научном сообществе, умные компании имеют возможность полностью пересмотреть то, как занимаются наукой, и даже то, как конкурируют друг с другом, фирмы могут сравнить и значительно ускорить свои начальные исследования и разработки, например, сотрудничая с научными сообществами для сбора и анализа доконкурентных знаний,[213] являющихся всеобщим достоянием. На деле, усилия, описанные в этой главе, включая SNP Consortium и открытую университетскую сеть Intel, показывают, что даже жесточайшие конкуренты находят выгоду в сотрудничестве, которое создаёт и расширяет рынок для новых продуктов и услуг. В зависимости от типа предприятия, компания может выявить новые решения и среагировать на них быстрее, сфокусироваться на области своей компетенции, облегчить взаимное обучение и разделить затраты и риски, связанные с исследованиями.

Если это «выстрелит» так, как мы предсказываем, новая научная парадигма будет содержать в себе гораздо больше, чем скромный потенциал для быстрого улучшения человеческого здоровья. Речь будет идти о переломе в решении экологических проблем, о развитии человеческой культуры, о разработке прорывных технологий и об изучении космоса, не говоря уже о росте компаний во благо своих акционеров. Это смелое утверждение. Но существует всё больше доказательств в его пользу. Компании и научные сообщества могут использовать массовое сотрудничество для того, чтобы фундаментально изменить наш мир. Далее в этой главе вы узнаете, как они это делают.

Наука обмена информацией

Возможности человечества по созданию новых идей и знаний являются источником искусства, науки, инноваций и экономического развития. Без этого сами люди, производства, и сообщества впадут в стагнацию.

В прошлом компании сильно рассчитывали на закрытые иерархические подходы к производству и использованию знаний. Всё больше и больше, однако, знания становятся продуктом сетевого сотрудничества людей и организаций, находящихся в поиске новых решений нестандартных проблем. Для академического сообщества этот пиринговый подход к знаниям и обмену информацией привычен: веками учёные обменивались результатами исследований и строили на них новые открытия. Но для бизнеса это новая территория.

Сотрудничество, публикация информации, пиринговое рецензирование и обмен доконкурентной информацией сейчас, при экономике, основанной на знаниях, становятся средствами достижения успеха. Как мы уже объяснили в предыдущих главах, ведущей силой в этих изменениях являются коммуникации и оцифровка информации. Рассматриваем ли мы искусство, науку, торговлю или культуру, мы видим, что эти силы изменяются так, как в обществе создаётся ценность. Оцифровка означает, что информация может быть доступной другим людям, использоваться в перекрёстных ссылках и в самых разных целях, как никогда ранее. В рамках сетевого сотрудничества компаний и институтов, сферы деятельности которых пересекаются независимо от рамок конкретных дисциплин, знания создаются быстрее.

Традиционные правила экономики гласят, что компании должны охранять свои знания и технологии. Большинство компаний ощетинивается, когда люди извне начинают обмениваться информацией или использовать их интеллектуальную собственность. «Я не могу явиться к вам в сад и решить, что делать с его внешним видом, — говорит Карла Микелотти,[214] старший вице-президент и главный юрисконсульт фирмы Leo Burnett. -Это нарушение границ. Это вторжение в чужую собственность».[215]

Но в сегодняшней сетевой экономике находящиеся в чьей-то собственности знания создают вакуум. Компании, не обменивающиеся информацией, как никогда оказываются в изоляции, их обходят сети, готовые делиться знаниями, адаптировать и обновлять данные ради создания ценности. Наоборот, становится всё очевиднее, что обмен информацией и сотрудничество, если они делаются правильно, создают возможности для того, чтобы поймать волну на общественно полезных товарах и услугах и «поднять на волне прилива все лодки» в отрасли. Но сначала мы должны признать, что методы взаимодействия в науке (в частности, открытость, пиринг и обмен информацией) имеют коммерческую жизнеспособность, продуктивные возможности, а также могут быть движущим механизмом для частных компаний.

Для многих менеджеров, которые считают, что сфера науки и частный бизнес руководствуются разными принципами, это сильный поворот сознания. Но без особой натяжки можно признать, что, как и наука, креативность капитализма требует доступа к идеям, обучению и культуре других людей в прошлом и настоящем. На самом деле, история капитализма наполнена примерами того, что наш сегодняшний материальный успех напрямую связан с эволюцией открытости в науке и частном бизнесе и тем, насколько спущен с поводка технологический прогресс. Чтобы увидеть, как это работает на практике, стоит немного окунуться в книги по истории.[216]

Индустриальное просвещение

С XVII века, когда начали распространяться идеи Просвещения, мы создаём, собираем и используем знания новыми методами.[217] Инженеры, механики, химики, врачи и философы организовали сообщества, ставящие основной целью доступ к знаниям. Они обменивались письмами, встречались в масонских ложах, дискутировали в кафе и спорили в научных академиях. Некоторые из этих личных обменов ограничивались сферой науки. Но многие помогли облегчить поступление потока знаний от учёных и инженеров к тем, кто использует эту информацию для решения практических проблем и создания чего-то нового.

С повысившимся уровнем грамотности, универсальным образованием и изобретением запатентованных механизмов, а также с признанием факта того, что такая информация может стать базой для роста производительности и процветания, эти зарождающиеся информационные сети вскоре стали незаменимы для технологического прогресса. Впервые в истории знания о природе всё больше становятся общественным достоянием. Научные успехи раскрываются в среде неформальных образовательных сообществ и в обществе в целом. Наука оказалось в большей мере общественной собственностью, чем эксклюзивным достоянием узкого привилегированного круга людей.

Информационная революция продолжилась в XVIII и XIX столетиях, развивая не только новые знания и идеи, но и улучшенный и более дешёвый доступ к научным и образовательным инструментам. К примеру, улучшения, связанные с нашей возможностью публиковать и распространять информацию, значительно снизили стоимость доступа к ней, особенно для рядовых практикующих специалистов. Это повысило эффективность обучения и экономических изменений. Лучшие методы распространяются быстрее. Новые технологии стали применяться шире и совершенствоваться. Больше людей получают научные знания, больше опыта используется для решения практических проблем.[218]

Со временем взаимодействие открытой науки и частного предпринимательства привело к появлению добродетельного круга: знания создаются и внедряются, что приводит к постоянному росту, процветанию и техническому развитию. Обратная связь между знаниями и технологиями способствовала тому, что постоянная эволюция в науке и образовании всё больше становится нормой, а не исключением из правил.

Постепенно научная деятельность радикально улучшила наше понимание природы и позволила манипулировать ею ранее невероятными способами. Корпорации возникали как механизмы для инвестирования в структуры, способные к развитию этих новых знаний, превращая их в продукты и услуги, ожидаемые рынком. Дальнейшие улучшения в сфере информационных технологий означали, что знания становились доступны другим людям для последующего развития. В другое время мы оттачивали получение позитивной обратной связи между наукой и частным бизнесом для предоставления постоянной базы, способствующей экономическому развитию.

Век сотрудничества в сфере науки

Несмотря на то, что промышленное просвещение принесло заметные плоды, если честно, мы ещё ничего толком не видели. Наши успехи в создании и применении новых знаний в индустриальной эре бледнеют в сравнении с тем, что доступно сейчас. Резко падающая стоимость компьютерного оборудования и совместных проектов в целом расширяют распространение знаний и увеличивают нашу силу. В то же время наша способность к самоорганизации в масштабные сети усиливает возможности находить, доставать, сортировать, оценивать и отбирать богатства человеческих знаний и, конечно, продолжать увеличивать и развивать их.

Вот где мы находимся сейчас. Но, поговорив с коллегами и людьми, работающими «в поле», мы убедились в том, что стоим только в начале поразительной новой научной парадигмы, которую можно назвать веком сотрудничества в сфере науки (веком коллаборативной науки). Так же, как Просвещение возвестило о новой организационной модели создания знаний, новая Сеть помогает трансформировать сферу науки во всё более открытое совместное движение, которое можно охарактеризовать:

• быстрым распространением технологий и стандартов, лучше всего зарекомендовавших себя на практике;

• стимуляцией новых технологических гибридов и рекомбинаций;

• возможностью существования модели «точно в срок»,[219] а также всё более мощных механизмов для проведения исследований;

• ускоренным циклом обратной связи между общественными знаниями и частным бизнесом, что обеспечивается более лёгким взаимодействием производственно-образовательных сетей;

• более горизонтальными и распределёнными моделями исследований и инноваций, включая большую открытость научных знаний, механизмов и сетей.

Кроме того, новая научная парадигма будет по-настоящему глобальной, увеличиваясь за счёт участия миллионов подающих надежды учёных из Азии, Южной Америки и Восточной Европы.

Вот характеристики, определяющие коллаборативную науку. И эта новая научная парадигма является основной причиной, по которой мы верим, что уровень инноваций в ближайшие десятилетия затмит всё, с чем мы или предыдущие поколения когда-либо сталкивались. Это также объясняет, почему новые александрийцы, о которых мы говорим в этой главе, занимают центральное место в обеспечении здорового экономического будущего. Повторяем: новые александрийцы являются людьми, компаниями и организациями, признающие силу и важность открытости в современной экономике. Они не просто создают современный эквивалент самой большой библиотеки — они создают платформу для плодотворного сотрудничества и инфраструктуру для открытых знаний, включая открытые стандарты, проекты, связанные с открытым контентом, открытые научные сети и открытые консорциумы, занимающиеся исследованиями и развитием.

Это стены, на которых будут построены новые формы частного предпринимательства и новые отрасли XXI века. Так же, как и основа, на которой будет процветать общество с богатыми искусством, культурой и идеями.

Обмен научными данными

Это можно называть коллаборативной наукой или даже Наукой 2.0. Просвещение добилось настоящего чуда, превратив исследование в знания, породив практику публикации научных данных. Но столетнее движение в сторону открытости на этом не закончилось. Сегодня на грани запуска находится новая научная парадигма сопоставимой значимости, вдохновлённая теми же технологическими силами, которые превращают Сеть в пространство для массовой совместной работы.

Так же как механизмы и приёмы совместной деятельности изменяют предприятия, новая Сеть навсегда изменит то, как учёные публикуют данные и управляют ими, а также сотрудничают за рамками своих институтов. Стены, разделяющие различные учреждения, разрушатся, а их место займут открытые научные сети. Все научные и исследовательские данные мира станут, наконец, доступны каждому исследователю бесплатно, без предубеждений или ограничений.

Вы скажете — это утопия? Не совсем, если представить, что традиционный научный издательский процесс для пользователей является медленным и дорогим, а вопросы, которых он касается, наоборот, связаны со всё более серьёзными проблемами в науке. Зайдите на территорию любого университета — и услышите как никогда громкие крики о том, что старую парадигму нужно отмести в сторону. По мере появления новых форм пирингового сотрудничества и публикаций в открытом доступе, это становится всё больше похоже на правду. Но до того как описать эту новую парадигму, давайте коротко остановимся на проблемах.

Традиционные журналы собирают научные статьи по теме и используют высокоструктурированные системы для оценки и размещения собранных знаний научного сообщества. Каждая статья оценивается двумя или более экспертами и может неоднократно изменяться до того, как будет принята к печати. Расстроенные авторы могут обнаружить, что их новейшие открытия стареют в ходе сложнейшего процесса оценки, отдаляющего публикацию на год, а иногда и больше. Для той скорости, с которой развивается сейчас наука, это просто слишком медленно.

Другая проблема состоит в том, что большинство опубликованных исследований доступно только на платных условиях. В то же время как никогда высокая стоимость подписки сокращает возможность доступа к этой информации. Что ещё хуже, эти препятствия упорно сохраняются, несмотря на доступность гораздо более дешёвых электронных методов публикации. Хотя к цифровым версиям может получить доступ неограниченное количество дополнительных читателей без дополнительной оплаты, издатели боятся создать феномен, аналогичный Napster.

Без сомнения, эти проблемы являются результатом действующего способа физического распространения информации и незначительного объёма публикаций. Существующий сегодня издательский процесс возник в Европе XVII века, когда скорость открытий была несоизмеримо более медленной по сравнению со стандартами XXI века. Научные издания предоставляли первичную инфраструктуру для общения и сотрудничества. Помимо ежегодных академических симпозиумов, журналы были местом, где учёные могли получить информацию, обмениваться ею и аккуратно критиковать работу друг друга. Издание журналов стоило дорого, требуя значительного капитала и операционных расходов.

Однако по мере того, как набирает скорость и размах научное разви тие, всё большее количество участников научной экосистемы задаётся вопросом, насколько адекватна их нуждам эта старомодная журнальная система. При новых коммуникационных технологиях бумажный издательский процесс стареет. Традиционная система пирингового рецензирования журналов дополняется, если не заменяется, возрастающими объёмами пирингового сотрудничества.

Новый масштаб науки

Организация поиска знаний в пиринговой манере, конечно, не является чем-то новым в науке. Однако последние исследования показывают, что рост сотрудничества имеет взрывной характер. Одно исследование, проведённое Институтом Санта-Фе,[220] показало, что средний исследователь в области физики высоких энергий имеет в своей лаборатории около ста семидесяти трёх сотрудников. По результатам того же исследования, среднее количество авторов научных статьи удвоилось и утроилось во многих областях. Всё большее количество статей цитируется от двухсот до пятисот раз, а самая высокорейтинговая публикация имеет индекс цитирования 1681.[221]

Агрегаторы знаний должны принять новые условия, например, рост использования баз данных в Интернете и всё большее развитие масштабных совместных проектов в Сети. Рассмотрим в качестве примера эксперимент с Большим адронным коллайдером (БАК), проводимый Европейским советом по ядерным исследованиям[222] Ожидалось, что с 2007 года[223] крупнейший в мире ускоритель частиц начнёт производить петабайты сырых данных в год, данных, которые будут предварительно обработаны, структурированы и проанализированы командами из тысяч физиков по всему миру (заметьте, что петабайт — это квадриллион[224] байтов, другими словами, очень много данных!). В ходе этого процесса данных будет создано ещё больше. Появится необходимость управлять сотнями миллионов файлов, что включает их размещение в сотнях институтов.

Помимо этого существует ещё Решетка земной системы[225] (ESG), опытная таблица данных, включающая возможности суперкомпьютера с масштабными серверами для сохранения и анализа данных, созданная для учёных, занимающихся совместными исследованиями климатических явлений. Будучи когда-то единственным в своём роде, данный проект создаёт виртуальное пространство для сотрудничества, которое объединяет распределённые центры, пользователей, модели и данные на территории США. Данные для этого проекта собираются из самых разных источников, включая наземные и спутниковые датчики, компьютерное моделирование, а также тысячи независимых исследователей, размещающих в системе свои файлы. Специальные программы позволят учёным выполнять долгосрочное моделирование высокого разрешения, используя распределённые системы данных сообщества. Основатели ESG предполагают, что проект приведёт к революции в нашем понимании глобальных изменений климата.

Такие проекты вдохновляют исследователей во многих областях знаний на генерирование изменений, уже сейчас замещающих такие дисциплины, как биоинформатика и физика высоких энергий (физика элементарных частиц). Возьмите, например, астрономию. Редакторы журнала Nature недавно заметили: «Десятилетие назад астрономия во многом касалась групп, хранящих результаты своих наблюдений в секрете и публикующих частные выводы. Сейчас данная наука организована вокруг больших объёмов данных, которыми обмениваются, которые кодируют и делают доступными общественности».[226]

По мере того как масштабные научные совместные проекты становятся нормой, учёные больше полагаются на распределённые методы сбора данных, проверяя точность открытий, тестируя гипотезы не только для ускорения работы, но и для повышения достоверности самих научных знаний. Быстрое, повторяющееся раскрытие информации привлечёт к пиринговому процессу ещё больше членов научного сообщества. Результаты будут проверены сотнями участников сообщества в один момент, а не пятёркой анонимных рецензентов чуть ли не через год. Это позволит новым знаниям быстрее поступать к практикам и предпринимателям.

В быстроразвивающихся дисциплинах, например, в физике высоких энергий и биоинформатике, этот совместный метод сбора и оценки публикаций уже становится реальностью. В 1991 году Пол Джинспарг[227] основал arXiv — общественный сервер, на котором физики могли размещать цифровые копии своих рукописей до публикации. Начав жизнь как механизм для обмена допечатными текстами в теоретической физике, ресурс быстро стал главной библиотекой для большой части исследовательской литературы по физике, компьютерным наукам, астрономии и многим математическим дисциплинам.

«Изначально я ожидал около ста поступлений в год от двух сотен человек в одной узкой области, на которую первоначально ориентировался, — объясняет Джинспарг. — Но с первого дня ежедневно поступало множество рукописей, и к концу года подключилось уже несколько тысяч человек».[228]

Сегодня более половины всех исследовательских публикаций по физике размещается на этом ресурсе. Они продолжают поступать со скоростью около 4,5 тысячи в месяц. Пользователи могут даже получать RSS-потоки, сообщающие им о новых публикациях в их области.

Доктор Пол Кемп[229] из Спелман-колледжа, активный пользователь сайта, говорит, что «[arXiv] намного быстрее традиционного издательского цикла». Однако самоорганизующееся вокруг arXiv сообщество справляется с сохранением важных элементов пиринговой оценки публикаций. «Мы хотим получить ценную, прошедшую пиринговое рецензирование информацию, — заявляет Кемп. — Какая разница, получили мы её от издателя, который организовал стороннее рецензирование публикации, или с помощью прямой обратной связи от сообщества людей, заинтересованных в предмете, по электронной почте в ответ на предпечатный текст на arXiv? Результат один».[230]

Недавние попытки, такие как Google Book Search, Public Library of Science и World Digital Library, сейчас строятся на концепции открытого доступа. Эти проекты собирают огромные объёмы научных исследований и достижений человеческой культуры в легкодоступных формах. Результаты новых исследований, которыми могли бы пользоваться только богатые подписчики, сейчас широко доступны на бесплатной основе для изучения и исследований. Более старые источники, которые при другом сценарии валялись бы в пыльных архивах, сейчас, в цифровом формате, получат новую жизнь и новых читателей.

Полностью укомплектованные открытые библиотеки смогут предоставить беспрецедентный доступ к человеческим знаниям. Улучшенный доступ к знаниям поможет углубить и расширить научный прогресс, дав каждому — от школьника до предпринимателя — возможность использовать его результаты.

Коллаборативная наука на практике

Цифровые библиотеки являются лишь первым шагом к модернизации научных исследований и издательского процесса. Более значимые прорывы ещё будут происходить по мере того, как исследователи будут меньше надеяться на «бумагу» как на основной механизм для научного сотрудничества, и больше на такие инструменты, как блоги, вики, доступные в Сети базы данных. Такие блоги, как Bioethics, CancerDynamics, NodalPoint, Pharyngula и RealClimate, предполагают, что как минимум небольшая группа учёных, особенно молодых, уже использует новые формы коммуникаций.

Исследователи, включённые в OpenWetWare, проект Массачусетс ского технологического института, разработанный для обмена экспертными оценками, информацией и идеями по биологии, возвещают приход Науки 2.0. Двадцать лабораторий в различных институтах по всему миру уже используют сайт, выстроенный по типу Википедии, для обмена данными, стандартизации исследовательских протоколов и даже обмена материалами и оборудованием. Исследователи предполагают, что этот сайт станет полигоном для экспериментирования с более динамичными методами раскрытия и оценки научной работы. Лаборатории планируют генерировать RSS-потоки, которые поставляют результаты, как только они опубликованы, и используют методику вики для создания и изменения отчётов. Другие предлагают адаптировать функцию читательской оценки публикаций, аналогичную используемой на Amazon, что сделает пиринговое рецензирование быстрее и прозрачнее.

В то же время учёные Европейского института биоинформатики[231] используют услуги Сети, чтобы в корне изменить методы, которыми они извлекают и интерпретируют данные из различных источников, и создать абсолютно новые услуги, основанные на информации. Представьте, например, что вы хотели найти все данные, которые существуют о животном, от его систематики и генетической последовательности до ареала обитания. Теперь представьте, что у вас есть возможность собрать вместе последнюю информацию об этом животном из всех биологических баз данных мира просто одним кликом мыши. Это не преувеличение. Такая возможность существует уже сейчас.

В последних публикациях по вопросам научных данных, редакторы журнала Nature (одного из ведущих научных изданий мира) предполагают, что для использования эффективности сетевых услуг научные институты должны пересмотреть методы сбора и управления данными.[232] Сетевые сервисы работают, только если компьютеры подключены к данным в реальном времени. Многие крупные общественные базы данных, такие как GenBank, уже дают возможность беспрепятственного доступа к своей информации. Но, как утверждает Nature, многие исследовательские организации всё ещё цепляются за устаревшую, ручную политику предоставления доступа к данным, что мешает развитию сетевых услуг.

Как пишет Nature, учёные немало инвестируют в сбор данных, поэтому понятно, что многие считают справедливым сохранение привилегированного доступа к результатам. Но существует большой объём данных, которые не нужно хранить за забором. Лишь немногие организации понимают, что, раскрывая свои данные по лицензии Creative Commons, они могут особо оговаривать и права, и выгоды от повторного использования данных, с помощью машин предоставляя непрерывный доступ.

Редакторы Nature закономерно отмечают, что, по мере того как веб-сервисы будут предоставлять всё больше возможностей учёным, самым значительным препятствием для воплощения этих идей станет культура.[233]«Конкуренция в науке никуда не исчезла, — говорят они, — но создание значимой выгоды для тех, кто обменивается информацией, важно для поощрения разнообразия механизмов, с помощью которых исследователи могут внести своей вклад в сферу человеческих знаний».[234]

Эти проблемы являются переходными. В своё время косность культуры уступит место новым улучшенным механизмам работы и сотрудничества. Институциональная замкнутость, близорукая информационная политика и статичная, скрупулёзная работа по созданию научных публикаций станут представлять собой огромные камни преткновения на пути сетевых научных сообществ, которые расцветают на основе открытого и быстрого общения. Как речной поток смывает продукты разложения, наводнение пиринговых проектов в науке снесёт старые политику и практику.

Крупные открытые совместные проекты, такие как проект «Геном человека», если быть точными, при сегодняшних условиях были бы невозможны, если бы не Интернет и не возникновение всё более распределённых систем сбора, оценки и распространения знаний. Правда, всегда останется место для медленных, трудоёмких, методичных аспектов научных исследований. Однако с увеличением скорости исследований будет всё меньше смысла в накоплении новых научных идей, методов и результатов в доступных только по подписке журналах и больше смысла в платформах для широко доступного совместного изучения, которые обновляются с каждым новым открытием.

Сословие доконкурентного знания

Говоря о проекте «Геном человека», стоит отметить, что это, безусловно, одна из важнейших научных инициатив нашего времени. Когда в 1986 году появились попытки составить карту генома человека, учёные имели лишь слабое представление, как действует эта фундаментальная часть нашего бытия, и, в большой степени, они до сих пор этого не понимают! Но благодаря масштабным, распределённым в пространстве совместным проектам между институтами, странами и научными дисциплинами, потребовалось более пятнадцати лет для решения вопроса, и сейчас мы продвинулись намного дальше, чем были в 1986 году.

Учёные давно подозревали, что наши гены определяют то, как мы выглядим, насколько умны, насколько мы способны сопротивляться инфекциям и даже как мы себя ведём. Но вооружённые полностью описанным геномом учёные сейчас убеждены, что эти микроскопические спирали ДНК составляют что-то вроде операционной системы человека. Изучение того, как «программировать» эту операционную систему, может содержать ключ к лечению страшных болезней, например болезни Альцгеймера, диабета и рака. Применение этих исследований в таких областях, как сельское хозяйство и экология, может помочь нам избавиться от мирового голода и лучше заботиться о планете.

Но для нас проект «Геном человека» важен ещё по одной причине: он иллюстрирует ключевой тезис данной главы. Проект представляет собой водораздел, когда несколько фармацевтических фирм отставили в сторону свои частные программы по изучению генома человека и решили поддержать открытые совместные проекты. Обмениваясь базовой информацией и сотрудничая за пределами отдельных институтов, эти смелые компании поставили под вопрос уверенность в том, что ранние исследования и разработки лучше вести отдельно и в рамках секретных лабораторий. В результате они смогли уменьшить расходы, ускорить новые разработки, обогатить акционеров и, конечном итоге, помочь обществу быстрее получить результаты генных исследований.

Так к чему же стремились эти компании? Мы называем их «сословием доконкурентного знания»,[235] и хотя это несколько трудно произносимый термин, мы говорим о чём-то большем — о новом коллаборативном подходе к исследованиям и разработкам, при котором схожие в своих убеждениях компании (иногда являющиеся конкурентами) создают общие пулы отраслевых знаний и процессов, на которых строятся новые разработки и отрасли.

Перспективы генных исследований

Благодаря этим усилиям, гонка за описанием генома человека оставит потомкам впечатляющее наследие. GenBank, хранилище генных последовательностей Национального института здоровья США,[236] и другой связанной с этим информации, сейчас является крупнейшей в мире общественной базой генетических данных. Это кульминация бесчисленных общественных и частных усилий, которые сделали генетическую информацию общедоступной.

Этот публичный ресурс обещает быть невероятно важным. Он предоставляет инфраструктуру для бесплатной научной информации миллионам биомедицинских исследователей и на десятилетия подталкивает дальнейшие разработки. Недавняя статистика GenBank уже демонстрирует его растущую ценность. В августе 2005 года исследователи собрали и распространили более 100Гб данных о последовательностях генов. Это 100 миллиардов «писем» с генетическим кодом более 165 тысяч организмов. Для сравнения, 100Гб — это база из юо миллиардов пар ДНК, что чуть меньше количества звёзд в Млечном Пути.

Поразительная статистика роста и использования информации, в результате, заставляет верить тем, кто считает, что сильное научное сословие — лучший способ для реализации полного потенциала геномной революции. Дэвид Липман,[237] директор Национального центра биотехнологической информации,[238] предполагает, что эти процветающие сообщества скоро дадут исследователям возможность составить карту и понять генетический состав целых экосистем, а не только генома человека.[239]

Однако правда состоит в том, что усилия по описанию последовательности генома могли легко пойти по другому пути. На волне противоречивых судебных решений начала 1980-х годов, связанных с предоставлением патентных прав на генетическую информацию, коммерческие и некоммерческие организации стали увлечёнными участниками патентной системы. К середине или концу 1990-х исследователи и игроки отрасли начали опасаться, что патенты на большое количество данных о последовательностях ДНК могут потенциально посягнуть на очень широкие права других игроков, исключив их из работы над научными и терапевтическими программами. Пока десятки тысяч патентных заявок наполняли патентные бюро США и Евросоюза, начались споры о том, насколько возможна выдача патента на отдельные фрагменты генов и будущее биометрических исследований.

Учёные, ведущие биометрические исследования, опасались (и всё ещё опасаются), что проблемы доступа могут разрушить культуру открытой науки и затруднить научный прогресс. Около 20% генома человека уже являются частной собственностью, включая гены гепатита С и диабета. Владельцы этих патентов сейчас влияют на то, кто проводит исследования и сколько это стоит, играя несоразмерную роль в определении общего Уровня и направления исследований в этих областях.

Пока учёные беспокоятся о научной свободе, фармацевтические компании волнуются об оплате дорогих лицензий конкурентам нового класса — биотехнологическим компаниям, которые стали интерфейсом между академическими и коммерческими исследованиями. К концу 1990-х годов лишь несколько фирм владели технологиями синтеза, анализа и аннотирования увеличивающихся объёмов данных, создаваемых общественными и частными проектами, посвященными описанию генов. Крупнейшие международные фармацевтические и биофармацевтические компании мира «Большая фарма»[240] хотели добывать эту информацию для потенциальных «блокбастеров», но им не хватило возможностей. При наличии нескольких поставщиков и при высокой скорости окружающих в гонке за будущим генома биотехнологические фирмы могут диктовать повышенные цены на новейшую информацию и инструменты. Многие фирмы использовали это выигрышное положение для получения так называемых сквозных прав,[241] что позволило им претендовать на будущие открытия.

И академические, и коммерческие сообщества обеспокоились тем, что ограничение значительной части знаний областью молекулярной биологии в рамках отдельных компаний поднимало цены и снижало эффективность разработки лекарств. По мере того как быстро увеличивалось количество патентов, бюджеты на исследования и разработки вырастали до неэффективного уровня, биотехнологические компании, фармацевтические фирмы, университеты, правительственные структуры, а также пользователи системы здравоохранения и юридическая система были втянуты в дорогостоящую и вредоносную борьбу, связанную с экономической выгодой.

Короче говоря, индустрия была в кризисе, а каждый отдельный игрок только и мог, что включиться в эту геномную золотую лихорадку.

«Большая фарма» отвечает на удар

Одна компания, однако, видела другой путь, позволявший полностью переписать правила игры. В 1995 году Merck Pharmaceuticals и Центр описания последовательности генов[242] в Медицинской школе Вашингтонского университета[243] объявили о создании Merck Gene Index, публичной базы данных генных последовательностей. Merck сразу же сделала общедоступными 15 тысяч человеческих генных последовательностей и объявила, что будет описывать и предоставлять в бесплатный доступ как можно больше генных последовательностей. По условиям соглашения, никто не мог получать особый доступ или даже оттянуть или запретить раскрытие каких-либо данных о последовательностях из Merck и Вашингтонского университета, в том числе исследователи Merck, которые могли пользоваться теми же публичными базами данных, что и все заинтересованные учёные.

К 1998 году Merck и Вашингтонский университет опубликовали более 800 тысяч генных последовательностей. Пока генные последовательности были общественными, ни одна компания не могла предъявить на них права. Как видно, эта стратегия сработала: недавние оценки угрозы патентов на генные последовательности биометрическим исследованиям показывают, что генный индекс (наряду с другими общественными усилиями) значительно облегчил динамику золотой лихорадки. Но почему Merck пошла на эти инвестиции, которые, по некоторым оценкам, стоили компании несколько миллионов долларов?

Доктор Алан Уильямсон,[244] бывший вице-президент по исследовательской стратегии Merck, объясняет это в филантропических терминах: «Подход Merck — наиболее эффективный способ для стимулирования геномных исследований и их коммерческого применения. С предоставлением всем исследователям открытого доступа к Merck Gene Index вероятность новых открытий увеличивается. Базовые знания, которые получаем мы и другие учёные, в конечном счёте приведут к новым подходам в лечении широкого круга заболеваний, предоставляя возможности — и сохраняя стимулы — для инвестиций в будущее производство основанных на генах продуктов».[245]

Приятный настрой, однако в основе этой на первый взгляд очевидно мягкой стратегии лежит неуловимый дух конкурентного саботажа. Как и многие фармацевтические фирмы, Merck видит генные последовательности скорее в качестве исходных данных, а не конечных продуктов. Её бизнес состоит в разработке и маркетинге лекарств, а не в торговле генетическими данными и инструментами для исследований. Сделав генетические последовательности общедоступными, Merck ограничила возможности биотехнологических компаний обременять одни из ключевых исходных данных лицензионными платежами и операционными издержками.

К счастью для Merck, другие фармацевтические фирмы разделили её озабоченность патентами на генетическую информацию для конечных продуктов. Подобные совместные проекты, основанные на подходе Merck, вскоре были запущены на более масштабном уровне.

В 1999 году был основан SNP Consortium — плод сотрудничества одиннадцати фармацевтических фирм, некоммерческого института и двух IT-компаний. Это уникальное совместное предприятие объединило высококонкурентные компании, которые редко делятся информацией, не говоря уже о данных, связанных с потенциальными прорывами в науке. Организация была создана для производства того, что основатели называют «общественной биологической светокопией всей человеческой жизни»[246]. Общая цель — ускорить приход новой эры «персональной медицины», в которой лечение ведётся точно в соответствии с уникальным генетическим профилем каждого человека.

Многие руководители фармацевтических фирм убеждены в том, что благодаря успехам в генной технологии, определение того, какие лекарства лучше всего подходят конкретному пациенту станет ключевой и популярнейшей терапией в будущем. Учёные уверены: минимальные генетические различия объясняют особенности здоровья людей, а также то, почему лекарство эффективно для одного и неэффективно — или даже вредно — для другого человека.

В середине 90-х годов XX века учёные открыли, что наряду с молекулой ДНК внутри или рядом с геном с регулярными интервалами размещены мельчайшие химические «знаки», как километровые столбы на шоссе. Эти «знаки» называются «единые нуклеотидные полиморфизмы» (SNP)[247] и могут использоваться для создания каталога мелких генетических вариаций, результатом которых становится восприимчивость некоторых людей к болезни. Как объяснил Фрэнсис Коллинз,[248] директор Национального исследовательского института генома человека,[249] «SNP служат маяком для последовательностей ДНК, показывая, что здесь есть что-то интересное, например, что-то связанное с диабетом».[250]

SNP Consortium создан для определения сотен тысяч химических «знаков» рядом с человеческой ДНК. Алан Уильямсон, в то время ушедший из Merck на пенсию, помог согласовать с партнёрами консорциума его первоочередные задачи. Он вспоминает, насколько это было интересно: «Вдруг появилась возможность создать генетическую карту, позволившую определять, какие пациенты реагируют на лекарство, а какие нет. Это дало бы врачам возможность определять лечение пациентам точнее, чем когда-либо».[251]

Первой задачей было создать карту 300 общих SNP. По завершении проекта в 2001 году на карту было нанесено 1,8 миллиона «знаков». Чтобы достичь этой цели, консорциум инвестировал около 50 миллионов долларов на оплату труда университетских исследователей, которые обнаруживали SNP и размещали их в открытых базах данных. Консорциум также подал заявки на патенты для установки приоритета и получения легального статуса при оспаривании других заявок. Эти заявки были отменены, как только SNP стали общественными.

Сейчас, когда SNP нанесены на карту, начинается более сложная работа по толкованию этой информации, ведущей к новым подходам в диагностике и лечении болезней. В качестве подтверждения его эффективности на волне данного проекта развивается богатый поток последующих инноваций.

Коммерческие и академические учёные сейчас используют карту для того, чтобы быстро отсеять генетические профили тысяч пациентов. Это делается для того, чтобы определить, какой из сотни тысяч генов, составляющих человеческую ДНК, предрасполагает людей к таким распространённым, но трудно излечимым болезням, как диабет, депрессия, рак, артрит, болезнь Альцгеймера и болезни сердца. Лежащие в основе их основе биологические причины остаются в большой степени загадкой, но, если её раскрыть, такое знание приведёт к новому лечению этих заболеваний.

Ценность совместных открытий

Но почему нужно сотрудничать, когда в конкурентной борьбе выгоду извлекает победитель? Почему эту ценную информацию делают общественной? Почему не предоставить доступ только членам консорциума? Как и в случае с Merck Gene Index, существует блокирующая стоимость[252] в создании важной для общества, но не ключевой информации. Инициатива консорциума напрямую конкурировала с биотехнологическими компаниями (включая Incyte, Millennium Pharmaceuticals и французскую Genset), создавшие свои отдельные каталоги генетических знаков. Члены консорциума с настороженностью открывали свои ценные данные конкурентам, но их ещё больше беспокоили проекты биотехнологических компаний. Даниэль Коэн,[253] бывший ведущий исследователь Genset, признался в то время, что план компании запатентовать SNP и продать их тому, кто предложит больше, предполагал от 50 до 100 миллионов долларов за патент.

Члены SNP отрицают какую-либо согласованную попытку подорвать деятельность биотехнологических конкурентов. «Идея не в том, чтобы не позволить биотехнологическим фирмам или кому бы то ни было ещё патентовать гены — говорит Уильямсон, — а в том, чтобы необходимая нам всем Для нахождения генов базовая карта была доступна тем, кто хочет ею воспользоваться».[254]

Но в интересах «Большой фармы» выровнять игровое поле для охотящихся за генами биотехнологических компаний, крупных производителей лекарств и академических учёных. Компетенция членов консорциума во многом лежит в разработке, одобрении и маркетинге лекарств. Вместе, перестав конкурировать, они лучше справятся с задачей создания ценных конечных продуктов для рынка, чем если продолжат конкурировать с биотехнологическими фирмами в необходимых для этого исследованиях. Юристы не раз предупреждали членов консорциума, что открытие карты для общества поможет им избежать антимонопольных проблем. В конце концов, однако, наибольший приз за сотрудничество члены консорциума получили, не заблокировав конкурентов, а ускорив движение отрасли к персональной медицине. До того как согласиться на такое сотрудничество, многие члены консорциума уже создавали свои частные карты SNP. Под руководством Алана Уильямсона они поняли, что общая карта невероятно важна для успеха персональной медицины.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.