Дискуссия между денежной и банковской школами

Дискуссия между денежной и банковской школами

В первой половине XIX в. благодаря усилиям представителей так называемой банковской школы популярные аргументы, выдвигаемые сторонниками банковского дела на началах частичного резервирования начиная с Саламанкской школы, были обобщены и систематизированы в Англии[648]. В этот период сформировалась значительная по количеству участников группа теоретиков (Парнелл, Уилсон, Маклеод, Тук, Фуллартон и др.), которые собрали воедино и систематизировали три главных положения банковской школы, а именно: (а) банковская деятельность на началах частичного резервирования оправдана с юридической и экономико-теоретической точек зрения и является чрезвычайно полезной для экономики; (б) идеальная денежная система — это система, допускающая увеличение предложения денег для удовлетворения «потребностей торговли», в частности, для того, чтобы соответствовать росту населения и развитию экономики; и (в) банковская система с частичным резервированием посредством кредитной экспансии и выпуска бумажных денег, не обеспеченных товарными деньгами, позволяет увеличивать предложение денег для удовлетворения «потребностей торговли» безо всяких инфляционных эффектов или нарушений производственной структуры.

Наиболее авторитетным представителем банковской школы был, без сомнения, Джон Фуллартон (ок. 1780–1849). Он был одним из наиболее популярных авторов этого направления и в 1844 г. издал книгу «О регулировании денежного обращения» (On regulation of Currencies)[649], получившую широкую известность. В этой книге Фуллартон сформулировал свою знаменитую доктрину возврата банкнот и кредита (известную как закон или принцип Фуллартона). Согласно Фуллартону кредитная экспансия в форме банкнот, выпускаемых банковской системой с частичным резервированием, не создает никакой угрозы инфляции, поскольку банкноты попадают в экономику в качестве ссуд, а не как платежные средства, непосредственно уплачиваемые за товары и услуги. В результате, доказывает Фуллартон, когда экономика «нуждается» в большем количестве средств обмена, она увеличивает спрос на ссуды, а когда эта нужда уменьшается, ссуды погашаются и деньги притекают обратно в банки. Таким образом, согласно Фуллартону, кредитная экспансия вообще не оказывает негативного воздействия на экономику. Эта доктрина стала довольно популярной, хотя она и представляла собой очевидный шаг назад по сравнению с тем вкладом в денежную теорию, который сделали Юм и другие авторы. Несмотря на это, доктрина Фуллартона получила неожиданную поддержку со стороны Джона Стюарта Милля, который в конце концов в общем и целом ее одобрил.

Выше мы подробнейшим образом разобрали причины, по которым базовые принципы банковской школы являются ложными. Лишь незнание элементарных основ денежной теории и теории капитала заставляет считать инфляционистские заблуждения сторонников этой школы чем-то заслуживающим доверия. Главная ошибка закона Фуллартона коренится в его непонимании природы фидуциарного кредита. Мы видели, что, когда банк учитывает векселя или предоставляет ссуды, он обменивает настоящие блага на будущие блага. Поскольку банки, расширяющие кредит, создают настоящие блага ex nihilo, единственный способ, которым может быть установлен естественный предел объему фидуциарных средств обращения, создаваемых банками, состоит в соблюдении одного условия: количество будущих благ, предлагаемых на рынке против банковских ссуд, должно быть каким-то образом ограничено. Однако, как указывает Мизес, в данном случае это условие не выполняется[650]. В действительности банки могут расширять кредит бесконечно — просто понижая процентную ставку по соответствующим ссудам. Более того, поскольку получатели ссуд обещают вернуть большее количество денежных единиц в конце определенного временного периода, пределов расширению кредита не существует. В самом деле — заемщики могут погашать свою задолженность новыми денежными единицами, которые банковская система создаст из ничего в будущем. Как пишет Мизес, «Фуллартон не учел, что для погашения ссуды должник может получить необходимое количество фидуциарных средств обращения в виде новой ссуды»[651].

Хотя как теоретики адепты банковской школы оказались несостоятельными, в одном отношении они все же были правы. Авторы этой школы были первыми, кто заново сформулировал денежную доктрину «банковского» крыла Саламанкской школы. Они совершенно верно указывали, что остатки банковских депозитов выполняют точно такие же экономические функции, что и банкноты. Как будет показано ниже, в ходе дискуссии между банковской и денежной школами представители последней концентрировали свое внимание исключительно на негативных эффектах необеспеченных банкнот, в то время как сторонники банковской школы совершенно справедливо указывали, что, если выводы денежной школы верны (а они были верны), их следует в равной мере применять и к банковским депозитам, поскольку по своей экономической роли они являются точно такими же банковскими деньгами, как и необеспеченные банкноты. Признавая в этой трактовке банковских вкладов как части денежного предложения приоритет тех ученых Саламанкской школы, которые являлись наиболее активными защитниками банковского дела (Луис де Молина, Хуан де Луго и др.), необходимо отметить, что в Англии к началу XIX в. эта школа была прочно забыта. Банковская школа совершила это открытие заново. Приоритет, пожалуй, следует отдать Генри Торнтону, который, выступая 17 ноября 1797 г. перед парламентским комитетом по приостановлению платежей наличными Банком Англии (Committee on the Restriction of Payments in Cash by the Bank), показал:

«Остатки на счетах в банке в весьма значительной степени должны рассматриваться аналогично тому, как рассматриваются находящиеся в обращении бумажные банкноты»[652].

Кроме того, в 1826 г. Джеймс Пеннингтон сделал недвусмысленное заявление на этот счет:

«Безналичные кредиты, создаваемые лондонским банкиром посредством записей в своих книгах, и простые векселя провинциального банкира по сути являются одним и тем же, представляя собой разные формы кредита, призванные выполнять одну и ту же функцию… и те, и другие являются заместителями металлических денег, что позволяет им значительно расширяться и сжиматься вне связи с увеличением или уменьшением базиса, на котором они покоятся»[653]

(курсив мой. — У. де С.).

В 1831 г. в США Алберт Галлатин выявил экономическую эквивалентность банкнот и депозитов, сформулировав это даже более явным образом, чем Конди Раге, а именно:

«Кредиты в виде текущих счетов или депозитов в наших банках по своему происхождению также совершенно подобны банкнотам. Таким образом, мы не можем не трактовать суммарный объем кредитов, уплачиваемых по требованию, числящийся в книгах нескольких банков, как часть денежного обращения Соединенных Штатов»[654].

Однако, несмотря на ценный вклад банковской школы, заново открывшей, что банковские депозиты и бумажные банкноты выполняют одну и ту же экономическую функцию, замещая металлические деньги и порождая одни и те же проблемы, остальные элементы банковской школы, как показал Мизес, были глубоко ошибочными. Теоретики этого направления были не в состоянии последовательно отстаивать идеи, противоречащие одна другой. Они безуспешно пытались опровергнуть количественную теорию денег и потерпели неудачу в своих попытках разработать внятную теорию ставки процента[655].

Банковская школа подверглась резкой критике со стороны представителей денежной школы, продолжавших старинную традицию, которая восходила не только к группе саламанкских схоластиков, придерживавшихся наиболее бескомпромиссных взглядов на банковское дело (Саравия-де-ла-Калье, Мартин де Аспилькуэта и в меньшей степени Томас де Меркадо), но и, как было показано выше, к Юму и Рикардо. Ведущими теоретиками английской денежной школы XIX в. были Роберт Торренс, С. Дж. Ллойд (впоследствии — лорд Оверстоун), Дж. Р. Мак-Куллох и Джордж Норманн[656]. Теоретики денежной школы дали адекватное объяснение чередующимся волнам бумов и спадов, которые накатывали на британскую экономику в 1830–1840-х годах, а именно: они установили, что источником бума является кредитная экспансия, которую инициирует Банк Англии, и продолжают остальные британские банки. Золото систематически утекало из Соединенного Королевства всякий раз, когда его торговые партнеры не были вовлечены в свою национальную кредитную экспансию или ее темпы были ниже, чем в Британии, где банковская система с частичным резервированием была развита в наибольшей мере. Все аргументы, выдвигавшиеся теоретиками банковской школы для опровержения центрального утверждения денежной школы, согласно которому отток золота и металлических денег из Великобритании является неизбежным следствием внутренней кредитной экспансии, оказывались несостоятельными. Однако сторонники денежной школы допустили три серьезные ошибки, в долгосрочном аспекте оказавшиеся фатальными. Во-первых, они не поняли, что банковские депозиты играют ту же роль, что и банкноты, не обеспеченные металлическими деньгами. Во-вторых, они не смогли дополнить свою верную денежную теорию исчерпывающим объяснением экономического цикла. Они лишь скользнули по поверхности этой проблемы, но, не имея адекватной теории капитала, оказались не в состоянии понять, что экспансия банковского кредита оказывает негативное воздействие на разные стадии производства капитальных благ, образующие производственную структуру экономики. Они не провели детального анализа взаимосвязей между изменениями предложения денег и рыночной ставкой процента, тем самым неявно полагаясь на наивное ошибочное допущение о нейтральности денег (идея, которую сегодня разделяют монетаристы). В итоге денежная теория этой школы была полностью интегрирована с теорией капитала в рамках общей теории экономического цикла лишь в 1912 г., когда Людвиг фон Мизес реформировал учение денежной школы. Третья фатальная ошибка денежной школы связана с идеей, восходящей еще к Рикардо. Согласно этой идее лучшим способом нейтрализовать опасность инфляции, вызванной принятием рекомендаций банковской школы, является наделение официального центрального банка монополией на эмиссию бумажных денег[657]. Теоретики денежной школы не сумели понять, что в долгосрочном периоде такой институт будет использован теми же сторонниками банковской школы для активизации кредитной экспансии посредством эмиссии банкнот и создания депозитов.

Эти три ошибки денежной школы оказались поистине роковыми: именно из-за них знаменитый Банковский акт, или Закон о чартере Банка Англии (Bank Charter Act) сэра Роберта Пиля, утвержденный 19 июля 1844 г., несмотря на все благие намерения своих составителей, не смог предотвратить создание фидуциарных средств обращения (депозитов, не обеспеченных металлическими деньгами), хотя и запретил эмиссию необеспеченных банкнот. В итоге, несмотря на то что Закон Пиля ознаменовал начало монополии центрального банка на эмиссию банкнот, причем последний теоретически выпускал только банкноты, полностью обеспеченные металлическими деньгами (100 %-ное резервирование), частные банки могли свободно расширять предложение денег, предлагая кредиты и открывая соответствующие депозиты из ничего. Поэтому чередование кредитных бумов и следующих за ними крахов и депрессий продолжилось, и Банк Англии был вынужден время от времени приостанавливать действие Закона Пиля и эмитировать бумажные деньги для удовлетворения спроса частных банков на ликвидность, тем самым спасая их от возможного банкротства. Ирония состоит в том, что денежная школа поддержала идею создания центрального банка, который постепенно, в основном вследствие политического давления и под влиянием теоретиков банковской школы, в конце концов стал оправдывать и проводить безрассудную денежную политику и заниматься финансовыми безобразиями, существенно более масштабными и опасными, чем те, для предотвращения которых он создавался[658].

Итак, потерпев полное поражение в качестве теории, на практике банковская школа одержала триумфальную победу. Цели, которые ставили перед собой авторы закона Пиля, не были достигнуты, поскольку этот закон не запретил выдачу новых кредитов и создание депозитов без наличия 100 %-ного резерва. В итоге период повторяющихся бумов и спадов продолжился, что сильнейшим образом подорвало престиж практических предложений и теоретических положений денежной школы. Таким образом, требования инфляционистской политики, которая предполагает кредитную экспансию, требования, основанные на всех имеющихся под рукой меркантилистских теориях банковской школы, обрели благодатную почву в системе с центральным банком, которая в конце концов превратилась в инструмент интервенционизма, планового кредита и денежной политики, так или иначе имеющей своей целью ничем не сдерживаемую эмиссию и кредитную экспансию.

Только Модесте, Чернуски, Хюбнер, Михаэлис и позже Мизес с его намного более мощным аналитическим аппаратом сумели понять, что рекомендации денежной школы в области системы центрального банка были ошибочными. Они поняли, что лучшим и единственным способом воплотить представления этой школы о здоровой денежной системе является свободная банковская деятельность, подчиненная частному праву (т. е. требованию 100 %-ного резервирования), без всяких привилегий и исключений. Более детально мы рассмотрим этот вопрос в следующем разделе, при изучении дебатов между сторонниками свободной банковской деятельности и сторонниками банковской системы с центральным банком.