9 Лекарство от инфляции

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

9 Лекарство от инфляции

Сравните два бумажных прямоугольника одинакового размера. Оборотная сторона одного из них в основном зеленая, а на лицевой стороне напечатано изображение Авраама Линкольна; в каждом углу напечатана цифра 5 и какие-то знаки. Вы можете обменять этот клочок бумаги на некоторое количество еды, одежды или других товаров. Люди охотно совершат с вами обмен.

На другом листке бумаги, возможно вырезанном из какого-нибудь иллюстрированного журнала, также могут быть изображения, цифры и знаки. Его оборотная сторона тоже может быть зеленого цвета. Однако он годится лишь на растопку.

Откуда различия? То, что напечатано на пятидолларовой банкноте, не дает ответа. Там значится: «Банкнота Федерального Резерва / Соединенные Штаты Америки / пять долларов» — и шрифтом помельче: «Эта банкнота является законным средством платежа по всем государственным и частным обязательствам». До недавнего времени между словами «Соединенные Штаты Америки» и «пять долларов» были слова «обязуются оплатить». Казалось, это объясняло различие между двумя нашими листочками бумаги. Но это означало лишь то, что, если бы вы пришли в Федеральный резервный банк и попросили кассира исполнить обязательство, он выдал бы вам пять точно таких же бумажек, с той лишь разницей, что вместо цифры 5 была бы цифра 1, а вместо Авраама Линкольна — Джордж Вашингтон. Если бы вы затем попросили кассира выплатить вам 1 доллар, обещанный на одной из этих бумажек, он бы вам выдал монеты. Если бы вы их расплавили, хотя это и незаконно, то смогли бы продать полученный металл меньше чем за 1 доллар. Нынешняя формулировка по крайней мере более честная, чем предыдущая, хотя и она вводит в заблуждение. Свойство законного средства платежа означает, что правительство примет эти бумажки в уплату за обязательства и налоги, причитающиеся ему, и что суды будут рассматривать их как возврат долга, выраженного в долларах. Почему они должны приниматься частными лицами в частных сделках в обмен на товары и услуги?

Краткий ответ заключается в том, что каждый человек принимает их потому, что уверен, что другие люди также примут их. Листочки зеленой бумаги имеют ценность потому, что все думают, что они имеют ценность. Каждый думает, что они имеют ценность, поскольку по опыту знает, что они имеют ценность. Не имея общепринятого и широко признанного средства обмена (хотя бы в небольшом количестве), США могли бы задействовать лишь незначительную часть нынешнего уровня производительности; тем не менее существование общепринятого средства обмена основано на соглашении, которое обязано своим существованием взаимному признанию того, что в определенной мере является фикцией.

Соглашение или фикция не являются эфемерными вещами. Напротив, ценность существования общепринятых денег настолько велика, что люди будут держаться за эту фикцию даже при крайней неудовлетворенности — отсюда, как мы это увидим, исходит часть выигрыша, которую эмитенты денег могут извлечь из инфляции, а значит, и само искушение вызвать инфляцию. Но неразрушимых фикций не существует: фраза «не стоит и континенталя» напоминает о том, как была разрушена фикция в случае с континентальной валютой, выпущенной в избыточном количестве Американским континентальным конгрессом для финансирования американской революции.

Хотя ценность денег зиждется на фикции, деньги выполняют исключительно полезную экономическую функцию. В то же время это своего рода завеса. «Реальными» силами, определяющими богатство нации, являются способности ее граждан, их усердие и изобретательность, ресурсы, находящиеся в их распоряжении, способ их экономической и политической организации и т. п. Как писал Джон Стюарт Милль более столетия назад, «в общественной экономике нет ничего более несущественного по своей природе, чем деньги, они важны лишь как хитроумное средство, служащее для экономии времени и труда. Это механизм, позволяющий совершать быстро и удобно то, что делалось бы и без него, хотя и не столь быстро и удобно, и, как у многих других механизмов, его очевидное и независимое влияние обнаруживается только тогда, когда он выходит из строя»{127}.

Очень точное описание роли денег, если мы при этом осознаем, что общество едва ли располагает каким-либо другим механизмом, способным нанести больше вреда, когда выходит из строя.

Мы уже рассмотрели один пример — Великую депрессию, когда деньги вышли из-под контроля в результате слишком резкого сокращения их количества. В этой главе рассматривается противоположный и более распространенный способ, каковым деньги выходят из строя, а именно — резкое увеличение их количества.

Разновидности денег

В качестве денег в то или иное время использовались поразительно разные вещи. Слово pecuniary [денежный] происходит от латинского pecus, означающего «скот», одну из многих вещей, которая использовалась в качестве денег. К другим относятся соль, шелк, меха, сушеная рыба, перья, а на тихоокеанском острове Яп — даже камушки. Раковины каури и бусы — наиболее популярные в прошлом формы примитивных денег. Металлы — золото, серебро, медь, железо, олово — широко использовались в самых развитых системах хозяйства, прежде чем победу одержали бумага и перо бухгалтера.

Все эти предметы, использовавшиеся в качестве денег, имели одно общее свойство — их принимали в определенном месте и в определенное время в обмен на другие товары и услуги с уверенностью, что другие точно так же их примут.

Ожерелье из раковин, которое ранние поселенцы в Америке использовали при обмене с индейцами, было аналогично раковинам каури, исполнявшим роль денег в Африке и Азии. Наиболее интересным и поучительным видом денег, использовавшихся в американских колониях, были табачные деньги Виргинии, Мэриленда и Северной Каролины. «Первый закон, принятый первой Генеральной Ассамблеей Виргинии 31 июля 1619 года [через двенадцать лет после того, как капитан Джон Смит высадился на берег и основал в Джеймстауне первое постоянное поселение в Новом Свете], касался табака. Он зафиксировал цену на этот основной предмет торговли в размере „три шиллинга за фунт наилучшего табака и 18 пенсов за фунт второго сорта“… Табак уже был местной валютой»{128}.

В различные периоды табак провозглашался единственными законными деньгами. Он оставался основной валютой в Виргинии и в соседних с ней колониях почти два столетия, в том числе и долгое время после американской революции. Эти деньги колонисты использовали для покупки еды, одежды, уплаты налогов и даже выкупа за невесту. «Виргинский писатель, преподобный м-р Вимс, пишет, что сердце радовалось при виде галантных молодых виргинцев, спешивших к пристани при появлении судна из Лондона. При этом каждый тащил тюк лучшего табака, а возвращался обратно с красивой и достойной молодой женой»{129}. А другой писатель, цитируя этот пассаж, делает примечание, что эти молодые люди «должны были быть не только галантными, но и силачами, чтобы спешить с тюком табака, весившим от 100 (лучший табак) до 150 фунтов (низкого качества)»{130}.

Деньги и сейчас в ходу, а табак ушел. Первоначальная цена, установленная за него в переводе на английскую валюту, была выше стоимости его выращивания, так что плантаторы охотно производили его все больше и больше. В этом случае предложение денег росло в буквальном и фигуральном смысле. Как это случается всегда, когда количество денег растет быстрее, чем количество товаров и услуг, предлагаемых на продажу, началась инфляция. Цены на другие товары в пересчете на табак сильно увеличились. Прежде чем инфляция остановилась спустя полвека, цены в табачном выражении выросли в сорок раз.

Больше всех инфляцией были недовольны производители табака. Повышение цен на другие товары в пересчете на табак означало, что все меньше этих других вещей можно было купить за табак. Цена денег в товарном выражении эквивалентна цене товаров в денежном выражении. Естественно, производители табака обратились к правительству за помощью. Принимались один за другим законы, запрещавшие определенным группам людей выращивать табак, предусматривавшие уничтожение части урожая, запрещавшие в течение года посадку табака. Но все было тщетно. В конце концов люди взяли дело в свои руки, собрались в группы и взялись за уничтожение посадок табака: «Зло приняло такие размеры, что в апреле 1684 года Ассамблея приняла закон, установивший, что эти преступления переросли в мятеж и что их целью является свержение правительства. Закон постановил, что любые лица, численностью более восьми человек, уничтожающие посадки табака, должны считаться изменниками и подлежат смертной казни»{131}.

Табачная валюта наглядно иллюстрирует один из старейших законов экономики, а именно закон Грэшема, который гласит: «Плохие деньги вытесняют из обращения хорошие». Вполне понятно, что производитель табака, который должен был платить налоги или расплачиваться по другим обязательствам, установленным в пересчете на табак, использовал для выполнения обязательств табак самого низшего качества и оставлял табак лучшего качества для экспорта в обмен на «твердую» валюту, т. е. английский стерлинг. Вследствие этого в качестве денег обращался, как правило, только низкосортный табак. Все ухищрения человеческой изобретательности использовались для того, чтобы придать табаку видимость более высокого качества, чем оно было на самом деле. «Штат Мэриленд в 1698 году признал необходимость принятия закона против мошенничества при упаковке табака в большие бочки, когда вниз насыпались отбросы, а хороший табак укладывался сверху. Штат Виргиния принял аналогичные меры в 1705 году, но они явно не улучшили ситуацию»{132}.

Проблема качества была несколько смягчена, когда «в 1727 году были узаконены табачные квитанции. Это были своего рода депозитные сертификаты, выдававшиеся контролерами оптовых табачных складов. Они были объявлены законными средствами обращения и платежа по всем табачным обязательствам в районе выпустившего их товарного склада»{133}. Несмотря на многочисленные злоупотребления, «такие квитанции выполняли функцию денег до самого начала XIX века»{134}.

Но это был не последний случай использования табачных денег. Во время Второй мировой войны сигареты широко использовались как средство обмена в немецких и японских лагерях военнопленных. После Второй мировой войны сигареты имели хождение в качестве денег в Германии, когда оккупационные власти установили потолки цен в законной валюте намного ниже их рыночной величины. В результате легальные деньги стали бесполезны. Люди прибегали к бартеру и использовали сигареты в качестве средства обмена при мелких сделках, а коньяк при крупных — это во всех смыслах самая ликвидная из известных истории валют. Денежная реформа Людвига Эрхарда положила конец этому поучительному — и разрушительному — эпизоду{135}.

Общие принципы, проиллюстрированные табачными деньгами в Виргинии, остаются в силе и в наше время, хотя бумажные деньги, выпускаемые правительством, и бухгалтерские записи, называемые депозитами, заменили товары или складские расписки в качестве денег.

Сегодня, как и тогда, более быстрый рост количества денег по сравнению с количеством товаров и услуг ведет к инфляции, к росту цен, выраженных в этих деньгах. При этом причина увеличения количества денег не имеет значения. В Виргинии увеличение количества табачных денег вызвало инфляцию цен в табачном выражении, поскольку затраты на производство табака, выраженные в труде и других ресурсах, сильно уменьшились. В средневековой Европе золото и серебро были преобладающей формой денег, и, когда Испания наводнила Европу драгоценными металлами из Мексики и Южной Америки, произошла инфляция цен, выраженных в золоте и серебре. В середине XIX века по всему миру произошла инфляция цен в золотом выражении в результате открытия золотых приисков в Калифорнии и Австралии и позже, в 1890–1914 годах, вследствие успешного коммерческого использования цианидов для извлечения золота из низкосортной руды, главным образом в Южной Африке.

Сегодня, когда всеми признанные средства обмена не имеют никакого отношения к товарам, количество денег определяется в каждой крупной стране правительством. Правительство, и только оно несет ответственность за любое резкое увеличение количества денег. Именно этот факт являлся главным источником путаницы с причинами инфляции и средствами излечения от нее.

Непосредственная причина инфляции

Инфляция — это опасная, а иногда и роковая болезнь; болезнь, которая, не будучи остановлена вовремя, может разрушить общество. Примеров тому множество. Гиперинфляция в России и Германии после Первой мировой войны, когда за день цены иногда повышались в два и более раза, подготовила почву для коммунизма в одной стране и нацизма в другой. Гиперинфляция в Китае после Второй мировой войны облегчила председателю Мао победу над Чан Кайши. Когда инфляция в Бразилии достигла в 1954 году 100%, она привела к власти военных. Гораздо более высокая инфляция способствовала свержению Альенде в Чили в 1973 году и Изабеллы Перон в Аргентине в 1976 году и подготовила в этих странах почву для прихода к власти военной хунты.

Ни одно правительство не желает брать на себя ответственность за возникновение инфляции, даже в наименее опасной ее форме. Правительственные чиновники всегда находят какие-то извинения: алчные бизнесмены, требовательные профсоюзы, расточительные потребители, арабские шейхи, плохая погода и любые другие причины, имеющие хотя бы видимость правдоподобия. Без сомнения, бизнесмены алчны, тред-юнионы требовательны, потребители расточительны, арабские шейхи вздули цены на нефть, а погода часто бывает плохой. Все это может привести к росту цен на отдельные товары, но не может стать причиной повышения уровня цен. Это может привести к временным скачкам инфляции вверх или вниз, но не может вызвать постоянную инфляцию по одной очень простой причине: ни один из подразумеваемых виновников не имеет в своем распоряжении печатного станка для производства этих листочков бумаги, которые мы носим в своих карманах; ни один из них не может законно уполномочить бухгалтера делать записи в гроссбухах, которые эквивалентны этим листочкам бумаги.

Инфляция не является капиталистическим феноменом. В Югославии, стране коммунистической, темпы инфляции были одними из самых высоких в Европе, а в Швейцарии — бастионе капитализма — самыми низкими. Инфляция не является и коммунистическим феноменом. В Китае при Мао была низкая инфляция; в Италии, Великобритании, Японии, США, являющихся развитыми капиталистическими странами, в последнее десятилетие имела место значительная инфляция. В современном мире инфляция является феноменом печатного станка.

Признание того, что значительная инфляция всегда и везде является денежным феноменом, — это только первый шаг к пониманию причин инфляции и поиску лекарства от нее. Более фундаментален вопрос: почему современные правительства увеличивают количество денег столь быстро? Зачем они вызывают инфляцию, понимая всю ее опасность?

Прежде чем обратиться к этому вопросу, стоит более подробно остановиться на предположении, что инфляция является денежным феноменом. Несмотря на важность этого предположения, а также подтверждающие его исторические свидетельства, оно все еще широко оспаривается, по большей части из-за того, что правительства пытаются замаскировать свою ответственность за инфляцию.

Если бы количество предназначенных для продажи товаров и услуг — если попросту, объем производства — возрастало бы так же быстро, как и количество денег, цены были бы стабильны. Цены могли бы даже постепенно снижаться в силу того, что по мере роста доходов люди предпочли бы держать все большую часть своего богатства в денежной форме. Инфляция возникает, если количество денег возрастает существенно быстрее, чем производство, и чем быстрее увеличивается количество денег на единицу продукции, тем выше уровень инфляции. Пожалуй, в экономической науке не существует другого столь же хорошо обоснованного утверждения.

Производство ограничивается наличными природными и человеческими ресурсами, а также совершенствованием знаний и умения их использовать. Даже в лучшем случае производство возрастает довольно медленно. В последние сто лет объем производства в США увеличивался в среднем примерно на 3% в год. Даже в разгар экономического роста в Японии после Второй мировой войны объем производства увеличивался примерно на 10% в год. Количество денег, имеющих форму товара (commodity money), подчиняется тем же физическим ограничениям, хотя примеры с табаком, драгоценными металлами из Нового Света и золотом в XIX веке показывают, что и объем товарных денег временами растет гораздо быстрее, чем объем производства. Современные формы денег — бумага и бухгалтерские записи — не имеют физических ограничений. Номинальное количество — количество долларов, фунтов, марок или других денежных единиц — может расти любыми, порой просто фантастическими темпами.

Так, во время гиперинфляции в Германии после Первой мировой войны объем наличных денег более года увеличивался в среднем более чем на 300% в месяц, и точно так же росли и цены. Во время гиперинфляции в Венгрии после Второй мировой войны объем денег в обращении увеличивался в течение года в среднем более чем на 12 000% в месяц, цены росли еще более быстрыми темпами — приблизительно на 20 000% в месяц{136}.

В условиях значительно более умеренной инфляции в США в 1969–1979 годах количество денег увеличивалось в среднем на 9% в год, а цены на 7% в год. Различие в два процентных пункта отражает средний рост производства на 2,8% в год.

Как показывают эти примеры, то, что происходит с количеством денег, затмевает происходящее с производством; поэтому мы рассматриваем инфляцию как денежный феномен, без дополнительного учета каких-либо характеристик производства. Эти примеры также показывают, что не существует четкой однозначной зависимости между темпами роста количества денег и темпами инфляции. Однако истории не известны примеры значительной инфляции, которая продолжалась бы длительное время и не сопровождалась примерно столь же быстрым ростом количества денег; также отсутствуют примеры быстрого увеличения количества денег, которое не сопровождалось бы примерно столь же значительной инфляцией.

Несколько графиков (рис. 1–5) показывают постоянство этого соотношения в последние годы. Сплошная линия на всех диаграммах соответствует количеству денег на единицу производства в данной стране в 1964–1977 годах. Другая линия представляет индекс потребительских цен. Для сопоставимости этих двух показателей обе кривые выражаются в процентах от средних величин за весь период в целом (1964–1977 = 100 для обеих кривых). Обе кривые по необходимости имеют одинаковый средний уровень, но совсем не обязательно, чтобы в каждом году их изменения были одинаковыми.

В случае США обе кривые почти не различаются (рис. 1). Как показывают остальные рисунки, это характерно не только для США. Хотя в некоторых странах различие между этими кривыми больше, чем в Соединенных Штатах, но в каждой стране эти линии удивительно близки. В каждой стране был свой уровень инфляции. В Бразилии она была самой значительной (рис. 5). Там наблюдался самый быстрый рост денежной массы и, соответственно, самая сильная инфляция.

Что здесь причина, а что — следствие? Был ли быстрый рост количества денег причиной резкого роста цен, или наоборот? Ключом к разгадке является тот факт, что на большинстве графиков показатель количества денег относится к году, заканчивающемуся на шесть месяцев раньше, чем год, к которому относится соответствующий индекс цен. Более убедительное свидетельство может дать анализ институциональных механизмов, определяющих количество денег в этих странах, и большого числа исторических эпизодов, делающих совершенно ясным, что является причиной, а что — следствием.

Рисунок 1. ДЕНЬГИ И ЦЕНЫ В СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ, 1964–1977

Яркий пример дает Гражданская война в Америке. Юг финансировал войну большей частью за счет печатного станка, что вызвало инфляцию, которая составляла в период с октября 1861 по март 1864 года в среднем 10 % в месяц. В целях сдерживания инфляции Конфедерация провела денежную реформу. «В мае 1864 года была проведена денежная реформа, и денежная масса сократилась. Поразительно, что общий индекс цен упал… несмотря на вторжение армий союзников, неминуемое военное поражение, сокращение внешней торговли, дезорганизацию правительства и разложение армии конфедератов. Сокращение денежной массы оказало более значительное воздействие на цены, чем все эти мощные факторы»{137}.

Рисунок 2. ДЕНЬГИ И ЦЕНЫ В ГЕРМАНИИ, 1964–1977

Эти графики опровергают многие широко распространенные объяснения инфляции. Профсоюзы являются излюбленными мальчиками для битья. Они обвиняются в использовании своей монопольной власти для взвинчивания зарплаты, что ведет к росту затрат, а следовательно, и к росту цен. Но тогда почему графики для Японии, где профсоюзы не играют существенной роли, и Бразилии, где они существуют только с молчаливого согласия и под пристальным контролем правительства, показывают те же самые зависимости, что и для Великобритании, где профсоюзы сильнее, чем в любой другой стране, а также США и Германии, где профсоюзы имеют значительное влияние? Профсоюзы могут предоставлять своим членам полезные услуги. Они могут также нанести значительный вред, ограничивая возможности занятости других работников, но они не могут вызвать инфляцию. Рост зарплаты, обгоняющий рост производительности, является результатом инфляции, а не причиной.

Точно так же не могут вызвать инфляцию и бизнесмены. Повышение отпускных цен является результатом или отражением действия других сил. Бизнесмены, без сомнения, отличаются не большей алчностью в странах, испытавших значительную инфляцию, чем в других, где инфляция была меньше, и они не бывают более алчными в один период и менее алчными — в другой. Почему же тогда инфляция настолько сильнее в определенных странах и в определенное время, чем в других странах и в другое время?

Рисунок 3. ДЕНЬГИ И ЦЕНЫ В ЯПОНИИ, 1964–1977

Другое излюбленное объяснение инфляции, особенно среди правительственных чиновников, стремящихся отвести обвинения от себя, заключается в том, что она импортируется из-за границы. Это объяснение бывало справедливым, когда валюты основных стран были связаны между собой золотым стандартом. Тогда инфляция была международным феноменом, потому что многие страны использовали в качестве денег один и тот же товар, и все, что вело к более быстрому росту количества этого товара, оказывало воздействие на все страны. Но совершенно ясно, что это утверждение неверно для нашего времени. Если бы это было так, как могли бы уровни инфляции в разных странах столь сильно различаться?

Рисунок 4. ДЕНЬГИ И ЦЕНЫ В ВЕЛИКОБРИТАНИИ, 1964–1977

В Японии и Великобритании в начале 1970-х годов темпы инфляции составляли тридцать и более процентов в год, в то время как в США — около 10 %, а в Германии — ниже 5 %. Инфляция — это глобальный феномен в том смысле, что она происходит во многих странах в одно и то же время, и точно так же глобальными феноменами являются высокие правительственные расходы и большой дефицит государственного бюджета. Однако инфляция не является международным явлением в том смысле, что каждая отдельно взятая страна не способна контролировать собственную инфляцию, равно как и высокие правительственные расходы и большой дефицит бюджета не создаются силами извне, неподвластными контролю этих стран.

Низкая производительность является еще одним распространенным объяснением инфляции. Однако давайте рассмотрим Бразилию. Она продемонстрировала самые высокие темпы роста производства во всем мире и в то же время самые высокие темпы инфляции. Верно то, что для инфляции имеет значение количество денег на единицу производства, но, как мы уже заметили, на практике изменения объема производства незначительны в сравнении с изменениями количества денег. Нет ничего важнее для долгосрочного экономического процветания страны, чем повышение производительности. Если производительность растет на 3, 5 % в год, выпуск удваивается каждые двадцать лет; при росте в 5 % в год — за четырнадцать лет — большая разница. Однако в процессе инфляции производительность является второстепенным игроком; центральное место занимают деньги.

Рисунок 5. ДЕНЬГИ И ЦЕНЫ В БРАЗИЛИИ, 1964–1977

Примечание: при построении графиков на рисунках 1–5 использована логарифмическая шкала.

Что можно сказать об арабских шейхах и ОПЕК? Они налагают на нас большие затраты. Резкий скачок цен на нефть сократил объем доступных нам товаров и услуг, поскольку нам пришлось экспортировать больше товаров, чтобы уплатить за нефть. Уменьшение производства привело к повышению уровня цен. Но это было одноразовое воздействие. Цены возросли, и оно далее не оказывало долговременного воздействия на рост инфляции. Через пять лет после нефтяного шока 1973 года инфляция в Германии и Японии снизилась: в Германии с 7 % в год до менее чем 5 %; в Японии с более чем 30 % до менее чем 5 %. В США инфляция подскочила до 12 % через год после нефтяного шока, затем сократилась до 5 % в 1976 году и снова возросла до 13 % в 1979 году. Можно ли объяснить эту совершенно разную динамику только нефтяным шоком, равно затронувшим все эти страны? Германия и Япония на 100 % зависят от импорта нефти, однако им удалось лучше справиться с инфляцией, чем Соединенным Штатам, которые зависят от импорта только на 50 %, или Великобритании, которая превратилась в крупного производителя нефти.

Мы возвращаемся к нашему базовому утверждению. Инфляция является главным образом денежным явлением и создается опережающим ростом количества денег по сравнению с объемом производства. Поведение количества денег является первичным фактором, а динамика производства вторичным. Многие явления могут вызывать временные флуктуации темпов инфляции, но они могут иметь длительное воздействие только в той мере, в какой они влияют на рост количества денег в обращении.

В чем причина чрезмерного роста количества денег?

Инфляция действительно является денежным феноменом, но это только часть ответа на вопрос о причинах и лекарствах от инфляции. Знать это нужно, поскольку дает направление поиску фундаментальных причин и ограничивает круг возможных лекарств. Но это только часть ответа, потому что более глубинным является вопрос о причинах чрезмерного роста денежной массы.

В США ускоренный рост количества денег в обращении на протяжении последних пятнадцати лет происходил по трем взаимосвязанным причинам: во-первых, в силу быстрого роста правительственных расходов; во-вторых, из-за проводимой правительством политики полной занятости; в-третьих, из-за ошибочной политики Федеральной резервной системы.

Повышение правительственных расходов не привело бы к ускорению роста денежной массы и инфляции, если бы дополнительные расходы финансировались за счет налогов или займов у населения. В этом случае правительство тратило бы больше, а население — меньше. Повышение правительственных расходов уравновешивалось бы сокращением частных расходов на потребление и инвестирование. Однако дополнительное налогообложение и займы у населения — это политически непривлекательные способы финансирования дополнительных правительственных расходов. Многие из нас выступают за дополнительные правительственные расходы, но мало кто приветствует дополнительные налоги. Правительственные займы у населения повышают ставку процента и отвлекают средства от личного потребления, поскольку делают более дорогостоящим и более трудным получение кредитов на развитие бизнеса и на покупку нового жилья.

Остается еще один путь финансирования правительственных расходов — увеличение количества денег. Как отмечалось в главе 3, правительство США может делать это, поручая Министерству финансов, т. е. одной ветви правительства, продавать облигации Федеральной резервной системе, т. е. другой ветви правительства. Федеральный резерв расплачивается за облигации либо свеженапечатанными банкнотами Федерального резерва, либо проводя в своих книгах кредит для Министерства финансов. Министерство финансов может затем оплачивать свои счета либо наличными деньгами, либо чеком, выписанным на его счет в Федеральном резерве. Затем дополнительные деньги повышенной эффективности вносятся их первоначальными получателями в коммерческие банки в качестве резервов и базиса для намного большего наращивания количества денег.

Финансирование правительственных расходов путем увеличения количества денег, как правило, чрезвычайно привлекательно для президента и Конгресса. Это дает им возможность увеличивать правительственные расходы — раздавать конфетки избирателям — без законодательного оформления дополнительных налогов и займов у населения.

Второй причиной ускоренного увеличения количества денег в США в последние годы была политика полной занятости. Сама идея, как и цели многих правительственных программ, достойна восхищения, чего не скажешь о результатах. «Полная занятость» является значительно более сложным и неоднозначным понятием, чем может показаться. В динамичном мире, где появляются новые товары, а старые исчезают, спрос сдвигается от одного товара к другому, где нововведения изменяют методы производства и так далее до бесконечности, желательна высокая степень трудовой мобильности. Люди переходят с одной работы на другую и часто остаются незанятыми в течение определенного промежутка времени. Некоторые люди оставляют не нравящуюся им работу прежде, чем нашли другую. Молодым людям, вступающим в ряды рабочей силы, нужно время, чтобы найти работу и поэкспериментировать с различными видами работ. Вдобавок барьеры для свободного функционирования рынка труда — ограничения со стороны профсоюзов, минимальная заработная плата и т. п. — затрудняют как трудоустройство, так и заполнение трудовых вакансий. В этих условиях трудно ответить на вопрос о том, какая средняя численность занятых соответствует полной занятости.

Как и в случае с расходами и налогами, здесь имеет место асимметрия. Меры, которые можно представить как путь к увеличению занятости, политически привлекательны. Меры, которые можно представить как путь к увеличению безработицы, политически непривлекательны. В результате правительство склонно к принятию чрезмерно амбициозных целей в области полной занятости.

Соотношение с инфляцией двойственно. Во-первых, правительственные расходы можно представить как способ увеличения занятости, а налоги — как способ увеличения безработицы, поскольку они ведут к уменьшению частных расходов. Поэтому политике полной занятости чаще сопутствует стремление правительства увеличивать расходы, снижать налоги и финансировать возникающий дефицит посредством увеличения количества денег, а не налогов или займов у населения. Во-вторых, Федеральная резервная система может увеличивать количество денег иными путями, нежели финансирование правительственных расходов. Она может делать это, приобретая на открытом рынке правительственные облигации, и оплачивать их вновь выпущенными деньгами повышенной эффективности. Это позволяет банкам увеличивать кредитование частного сектора, что также можно представить как способ увеличения занятости. Под давлением политики полной занятости денежная политика Федеральной резервной системы оказывается столь же инфляционной, как и фискальная политика правительства.

Эта политика нигде не обеспечила полную занятость, но всегда вызывала инфляцию. Как отмечал британский премьер-министр Джеймс Кэллаген в своем смелом выступлении на конференции партии лейбористов в сентябре 1976 года, «мы привыкли думать, что можем выбраться из рецессии и увеличить занятость, сокращая налоги и увеличивая правительственные расходы. Говорю вам со всей прямотой, что подобного выбора больше не существует; а если он когда-либо и существовал, то это было результатом вспрыскивания в экономику все больших доз инфляции, что вело к повышению уровня безработицы на следующем витке. Такова история на протяжении последних двадцати лет».

Третьим источником быстрого роста количества денег в последние годы являлась ошибочная политика Федеральной резервной системы. Эта политика имела инфляционный уклон не только вследствие давления в пользу обеспечения полной занятости, но и в силу попытки преследовать две несовместимые цели. ФРС имеет полномочия контролировать количество денег и на словах признает эту цель. Но, подобно Деметрию из шекспировского «Сна в летнюю ночь», который избегал влюбленной в него Елены, чтобы преследовать Гермию, влюбленную в другого, ФРС отдала свое сердце контролю не за количеством денег, а за ставками процента, хотя и не имела на это полномочий. Результатом этого явилось поражение на обоих фронтах, т. е. большие колебания как количества денег, так и ставок процента. Эти колебания также имели инфляционный уклон. Памятуя о своей пагубной ошибке в 1929–1933 годах, ФРС намного проворнее корректировала слишком низкие темпы роста денежной массы, чем слишком высокие.

Конечным результатом повышения правительственных расходов, политики полной занятости и одержимости Федеральной резервной системы ставками процента стали своего рода американские горки, становившиеся все круче. Каждый подъем увлекал за собой инфляцию на более высокий уровень, чем предыдущий пик. Каждое падение оставляло инфляцию выше уровня предыдущего спада. Все это время доля федеральных расходов в национальном доходе возрастала; доля федеральных налогов в национальном доходе также возрастала, хотя не столь быстрыми темпами, и, таким образом, доля дефицита в национальном доходе также возрастала.

Во всем этом нет ничего уникального для США или для последних десятилетий. С незапамятных времен правители — будь то короли, императоры или парламенты — подвергались искушению прибегнуть к увеличению количества денег, чтобы получить средства для ведения войн, строительства монументов или других целей. Они часто поддавались этому соблазну. Когда бы это ни происходило, инфляция следовала по пятам.

Почти два тысячелетия назад римский император Диоклетиан вызвал инфляцию, «снизив курс» металлических денег, т. е. заменив полноценные серебряные монеты их подобиями, которые содержали все меньше и меньше серебра и все больше дешевых сплавов, пока они не превратились в «нечто иное, как простой металл, покрытый тонким слоем серебра»{138}. Современные правительства поступают точно так же, печатая бумажные деньги и делая записи в бухгалтерских книгах, но древний способ не исчез окончательно. Некогда полновесные серебряные монеты США превратились в медные монеты, покрытые тонким слоем даже не серебра, а никеля. А небольшая никелевая монетка заменила то, что некогда было полновесным серебряным долларом.

Инфляционный доход

Финансирование правительственных расходов путем увеличения количества денег кажется волшебством, чем-то вроде получения вещества из пустоты. Возьмем простой пример: правительство строит дорогу, оплачивая расходы свеженапечатанными банкнотами ФРС. Создается видимость, что всем стало лучше. Строители дороги получают зарплату и могут купить еду, одежду и заплатить за жилье. Никто не платит более высоких налогов. В то же время появилась новая дорога там, где ее раньше не было. Кто заплатил за это?

Ответ заключается в том, что за дорогу заплатили все собственники денег. Дополнительное количество денег ведет к росту цен, если они используются, чтобы побудить рабочих строить дорогу, а не заниматься какой-либо другой производительной деятельностью. Это повышение цен сохраняется по мере того, как лишние деньги циркулируют в потоке расходов, который движется от рабочих к продавцам товаров, от этих продавцов к другим и так далее. Повышение цен означает, что на деньги, которые прежде были у людей, теперь можно купить меньше, чем раньше. Чтобы иметь на руках сумму денег, на которую можно купить столько же, сколько раньше, им придется воздержаться от потребления всего своего дохода и пустить часть его на пополнение своей денежной наличности.

Дополнительно напечатанные деньги эквивалентны налогу на наличные деньги. Если дополнительные деньги ведут к росту цен на 1 %, то каждый держатель денег в конечном счете уплачивает налог в размере 1 % своих денежных остатков. Дополнительные бумажки, которые теперь он должен хранить (или бухгалтерские записи, которые должен делать), чтобы иметь такую же, как и раньше, покупательную способность в денежной форме, ничем не отличаются от других бумажек в его кармане или в ячейке депозитария (или записей в бухгалтерских книгах), но на самом деле они являются квитанциями об уплате налогов.

Физическим эквивалентом этих налогов являются товары и услуги, которые могли быть произведены при помощи ресурсов, израсходованных на строительство дороги. Люди, уменьшающие расходы, чтобы сохранить покупательную способность своих денежных запасов, отказались от этих товаров и услуг, чтобы правительство могло направить ресурсы на строительство дороги.

Джон Мейнард Кейнс писал об инфляции после Первой мировой войны: «Не существует ни более хитроумных, ни более верных способов ниспровержения существующих основ общества, чем порча валюты. Этот процесс привлекает все скрытые силы экономических законов на сторону разрушения и делает это таким образом, что ни один человек из миллиона не способен поставить диагноз»{139}.

Дополнительно напечатанные деньги и дополнительные депозиты, зарегистрированные в книгах Федерального резервного банка, составляют только часть доходов, которые правительство получает от инфляции.

Инфляция также приносит косвенные доходы, автоматически повышая действующие ставки налогов. По мере того как в результате инфляции растут доходы людей в долларовом выражении, доход каждого человека выталкивается на более высокий уровень и налоги взимаются по более высоким ставкам. Корпоративный доход искусственно завышается, поскольку нормы амортизации и других затрат оказываются искусственно заниженными. В среднем, если для компенсации 10-процентных темпов инфляции доход поднимается только на 10 %, федеральные налоговые сборы обычно увеличиваются на 15 %. Таким образом, налогоплательщик должен бежать все быстрее и быстрее, чтобы оставаться на прежнем месте. Этот процесс позволяет президенту, Конгрессу, губернаторам штатов и их законодательным органам выступать в роли людей, снижающих налоги, в то время как на самом деле они лишь удерживают налоги примерно на прежнем уровне. Каждый год идут разговоры об «уменьшении налогов». Тем не менее снижения налогов не происходит. Напротив, доля налогов (при корректном их измерении) возросла на федеральном уровне с 22 % национального дохода в 1964 году до 25 % в 1978-м; на уровне штатов и муниципалитетов с 11 % в 1964 году до 15 % в 1978-м.

Третий способ получения правительством доходов от инфляции заключается в выплате — или отказе от уплаты — части государственного долга. Правительство берет займы в долларах и отдает их в долларах. Однако, благодаря инфляции, на доллары, которые оно возвращает, можно купить меньше, чем на те доллары, которые оно брало взаймы. Это не являлось бы чистым выигрышем для правительства, если бы в этот промежуток оно выплачивало достаточно высокие проценты по долгу, чтобы компенсировать заимодавцам потери от инфляции. Но обычно оно этого не делает. Сберегательные облигации являются наиболее наглядным тому примером. Предположим, вы купили сберегательную облигацию в декабре 1968 года и держали ее до декабря 1978 года, а затем продали. Вы бы заплатили 37,50 доллара в 1968 году за облигацию со сроком погашения в 10 лет и номинальной стоимостью 50 долларов; когда вы продали ее в 1978 году, получили бы 64,74 доллара (поскольку правительство поднимало ставки процента в этот период, чтобы сделать некоторую поправку на инфляцию). В 1978 году потребуется 70 долларов, чтобы купить столько же товаров, сколько можно было купить в 1968-м на 37,50 доллара. Однако вы получите назад только 67,74 доллара. К тому же вам еще придется заплатить подоходный налог за разницу в 27,24 доллара между тем, что вы получили, и что вы заплатили. Вы отдадите свои деньги за сомнительную привилегию давать взаймы своему правительству.

Погашение долгов с помощью инфляции означает, что, хотя федеральное правительство год за годом сводит бюджет с дефицитом, а его долг растет в долларовом выражении, сам долг увеличивается значительно медленнее с точки зрения покупательной способности и фактически сокращается в процентах к национальному доходу. В 1968–1978 годах федеральное правительство имело совокупный дефицит более 260 миллиардов долларов, но при этом в 1968 году его долг составлял 30 % национального дохода, а в 1978-м — 28 %.

Лекарство от инфляции

Лечение от инфляции легко прописать, но трудно применить. Точно так же, как чрезмерный рост количества денег является единственной важной причиной инфляции, так и снижение темпов роста денежной массы является единственным лекарством от инфляции. Проблема заключается не в знании того, что делать. Это достаточно просто. Правительство должно сокращать темпы увеличения количества денег. Проблема заключается в наличии политической воли для принятия необходимых мер. Коль скоро инфляционная болезнь находится в острой форме, лечение требует длительного времени и сопровождается болезненными побочными эффектами. Можно привести две медицинские аналогии. Одна связана с молодым человеком, страдающим болезнью Бергера, при которой нарушается кровоснабжение конечностей, что может привести к гангрене. Молодой человек уже потерял пальцы на руках и ногах. Лечение очень простое: бросить курить. У молодого человека не хватает для этого воли; его пагубная привычка к табаку слишком велика. Его болезнь в одном смысле излечима, а в другом — нет.

Более поучительна аналогия между инфляцией и алкоголизмом. Когда алкоголик пьет, сперва наступает положительный эффект; отрицательные последствия приходят на следующее утро, когда он просыпается с похмелья и, как правило, не может справиться с искушением облегчить свои страдания при помощи «шерсти собаки, которая укусила его».

Здесь имеется точная параллель с инфляцией. Когда страна ввергается в инфляцию, первоначальный эффект кажется положительным. Увеличение количества денег позволяет тем, кто имеет доступ к ним — в наши дни это в первую очередь правительство, — расходовать больше, не заставляя при этом никого тратить меньше. Число рабочих мест увеличивается, деловая активность оживляется, почти все довольны — вначале. Это положительное следствие. Затем увеличение расходов приводит к повышению цен: рабочие обнаруживают, что их заработки, даже если они возросли в долларовом выражении, имеют меньшую покупательную способность; бизнесмены обнаруживают, что их затраты настолько возросли, что дополнительные продажи не будут столь прибыльными, как ожидалось, если не удастся еще больше повысить цены. Начинают проявляться отрицательные последствия: рост цен, сокращение спроса, инфляция в сочетании со стагнацией. Как в случае с алкоголизмом, возникает соблазн быстрее наращивать количество денег, что вызывает эффект американских горок. В обоих случаях требуется все большее и большее количество алкоголя и денег, чтобы дать «толчок» алкоголику или экономике.

Параллель между алкоголизмом и инфляцией можно провести дальше — к лечению. Лечение от алкоголизма легко назначить: прекратить пить. Но его трудно выполнить, поскольку на этот раз отрицательные последствия наступают раньше, чем положительные. Алкоголик, бросающий пить, испытывает жестокие муки, пока не дождется счастливого состояния, когда исчезает непреодолимое желание выпить. С инфляцией дело обстоит точно так же. Первоначальный побочный эффект снижения темпов роста количества денег мучителен: замедление экономического роста и временное повышение безработицы, которые сперва не сопровождаются снижением инфляции. Полезный эффект проявляется примерно через год или два в форме снижения инфляции, оздоровления экономики, создания потенциала для быстрого неинфляционного роста.

Болезненные побочные явления — одна из причин того, почему алкоголику или инфляционной экономике так трудно покончить с пагубной привычкой. Но существует, по крайней мере на ранней стадии заболевания, еще более важная причина — отсутствие настоящего желания покончить с пагубной привычкой. Пьяница наслаждается выпивкой; ему трудно принять тот факт, что он действительно алкоголик; он не уверен в том, что хочет излечиться. Охваченная инфляцией страна находится в таком же положении. Она испытывает соблазн поверить в то, что инфляция является временной и умеренной проблемой, вызванной необычными внешними обстоятельствами, и что она пройдет сама собой, чего никогда не случается.

Более того, многие из нас извлекают пользу из инфляции. Естественно, мы бы хотели, чтобы цены на те вещи, которые мы покупаем, снизились или, по крайней мере, не росли. Но мы довольны, когда цены на вещи, которые мы продаем, растут — будь то товары, которые мы производим, наши трудовые услуги, дома или другие виды товаров, которыми мы владеем. Фермеры жалуются на инфляцию, но толпятся в Вашингтоне, чтобы лоббировать повышение цен на свою продукцию. Большинство из нас делает то же самое тем или иным способом.